Мое весеннее чудо

      Сегодня рабочий день прошёл относительно спокойно – всего полтора десятка вызовов за смену, но я всё равно устал как собака. Когда подъехал к дому, на часах было уже начало десятого вечера. Припарковавшись на «любимом» месте, прямо около мусорных баков, так как все нормальные парковочные места в это время были давно заняты, я неспешно побрел к подъезду. Весна только набирала обороты, поэтому вечером на улице еще царствовала темнота, а двор моей старой пятиэтажки освещал лишь одинокий фонарный столб, тускло отбрасывающий неровную полоску света. Еле волоча ноги от усталости, я в полутьме чуть не прошел мимо своего подъезда. Почти поднявшись по ступенькам, сделал последнюю затяжку и, стрельнув бычком в урну, заметил за лавочкой в кустах чьё-то тело, лежащее в позе эмбриона.       За день пациенты встали мне поперёк горла, и пройти бы мимо сейчас (я же уже не на работе!), но мой долбаный альтруизм опять бежал впереди планеты всей, сверкая перед носом пятками. Я спустился обратно и, нагнувшись к неподвижному телу, чуть отстранил чужую тонкую руку, открывая лицо и шею. На земле валялась юная леди. Приложил два пальца к сонной артерии… Пульс есть. Уже хорошо.       — Эй, барышня, — я легонько потряс её за плечо. — Слышишь меня?       Никакой реакции… Тогда я бережно похлопал её по щеке – наморщившись, она пошевелилась.       — Что-то употребляла? — аккуратно раздвинув веки, я попытался рассмотреть её глаза – ни хрена не было видно! Только то, что грязное лицо де́вицы, помимо потекшей туши и размазанной помады, украшали ссадины и цветущий синяк на скуле. — Ладно, я сейчас вызову скорую, — полез в карман куртки за телефоном.       — Нет, — оживилась она, — не надо, — уже шёпотом.       — Тогда попробуй подняться. Не могу же я тебя здесь вот так вот оставить.       В это время я положил руки на область висков и скользящими движениями пропальпировал её голову до шейного отдела позвоночника.       — Щас, — прохрипело чудо. — П-помогите только.       Я осторожно потянул её за одну руку, ладонью другой она уперлась в сырую холодную землю и смогла подняться.       — С-спасибо, — промямлила она, — я… я пойду, — и, оторвавшись от моей руки, тут же потеряла равновесие, стала заваливаться, но я вовремя её ухватил, предотвращая падение.       Девушка была молоденькой, лет восемнадцати от силы, и одета очень легко, совсем по-весеннему: в тоненький серебристый короткий пуховичок чуть ниже талии, чёрные джинсы скинни, обнажавшие лодыжки, и черные же низкие кеды. «Ведь замерзла бы здесь в такой одёжке – ночи еще совсем холодные», — почти жалостливо подумал я, разглядывая её взлохмаченные темные пушистые локоны до плеч.       — Давай не будем геройствовать. Пойдём-ка, барышня, поднимемся ко мне. Я тебя осмотрю хотя бы.       Глаза в ужасе распахнулись, и она застыла.       — Я фельдшер. Работаю на скорой. Не бойся. Или давай всё же бригаду вызову? — попытался её успокоить.       — Н-нет! Лучше вы.       — Идти-то сможешь? — вздохнул я. В ответ это чудо кивнуло. — Всё-таки держись за меня, — предложил ей свой локоть, направляясь домой.       Она живо отряхнула ладошки и вцепилась в меня мертвой хваткой.       Зайдя в квартиру, я сгрузил тело на пуфик, пока снимал куртку и разувался.       — Сама сможешь раздеться? Или помочь?       — Не надо. Я справлюсь, — ответила болезная. В доказательство своих слов она потянула вниз молнию на пуховичке.       — Ладно, я пока в ванную, руки помою. А ты – на кухню, это сразу направо, — и не дождавшись ответной реплики, скрылся за дверями.       Через пару минут я вошёл в темную кухню и щёлкнул выключателем.       — А свет почему не врубила? — Она ничего не ответила, так и осталась сидеть опустив голову. — Рассказывай, что случилось!       — Ничего, — буркнуло чудо.       Настроение у меня было не ахти: хотелось в душ, жрать и позалипать за компом, прежде чем вырубиться, а не вот это вот всё.       — Либо ты выключаешь дуру и начинаешь сотрудничать, чтобы я смог оказать тебе помощь, либо вставай и проваливай. На твои игры у меня нет ни желания, ни времени.       — Избили, — сухим голосом ответила барышня.       — Где болит? — Молчание. — Куда наносились удары?       — Пару раз в лицо прилетело, но в основном бока и живот.       — Подними подбородок.       Я взял фонарик и подошёл к ней. Осторожно развёл пальцами веки и осветил вначале левый, затем правый зрачок. Глаза у неё оказались светло-карими, как дымчатый кварц.       — Прямая реакция сохранена. Голова кружится? Тошнит? — Она отрицательно помотала головой. — Теперь встань. Я тебя осмотрю. Задери кофту.       Она медленно поднялась и, прежде чем выполнить мою команду, с минуту где-то настороженно на меня смотрела.       — Бо-оже, — простонал я. — Я грудь двадцать раз на дню вижу, причём какую только не повидал. Меня ничем уже не удивить – иммунитет выработался.       Длинными пальцами она подцепила край бордовой мешковатой толстовки и потянула его вверх… Беру свои слова назад. Такую грудь у женского пола я ещё не видел. Я поднял выжидающий взгляд на…       — Ага, я парень, — прохрипело чудо. — Не было подходящего момента, чтобы вас поправить.       — А вот и он, да? — и тряхнув головой, приложил фонендоскоп к телу: — В грудной клетке есть острая боль?       — Нет.       — Глубокий вдох. Повернись. — Парень был худым и каким-то угловатым. — Ещё. Не больно?       — Нет.       — На теле гематомы. Сотрясения вроде нет, рёбра, по-моему, тоже целы, но я бы рекомендовал всё-таки обследоваться, чтобы заодно проверить целостность внутренних органов. Полагаться лишь на физикальное обследование не стоит. Точно в больницу не поедешь?       — Точно. Кофту можно опустить или ещё щупать будете? — с вызовом.       — Щупать тебя знаешь кто будет? Хотя, хуй знает, кто́ таких щупает вообще. — И отошёл от него к раковине, чтобы сполоснуть руки. — В общем, можешь быть свободен.       — А ссадины обработать? — донеслось сбоку.       Я даже прихуел от такой наглости.       — Иди умойся для начала, краля! А то смотреть на твой фейс страшно.       Спустя минут десять он появился на кухне уже без своего боевого раскраса, но всё равно его можно было спутать с девчонкой: чистая ровная кожа; красиво очерченные, прямые припухлые губы; высокие тонкие скулы; точёный, чуть в курносинку нос; широкие черные брови вразлет; темные, с шоколадным отливом, пышные густые волосы, спадающие на плечи. Это чудо стояло передо мной и требовательно смотрело на меня огромными оленьими глазами в обрамлении длинных пушистых ресниц. Обреченно вздохнув, я указал на стул возле окна.       — Тебя, помимо того что били, ещё и царапали, что ли? — спросил я, смачивая ватный диск антисептиком и прикладывая к лицу.       — Нет, — поморщился он. — Это всё ветки кустов, когда падал.       — Расскажешь, что случилось-то?       Он молчал, а я подумал, что мне, собственно, и не интересно, что у него произошло. Я спросил скорее по привычке или чтобы молчание скрасить. Не успел решить для себя, какой вариант мне больше подходит, как он заговорил:       — Тимур и его команда, — ухмыльнулся. — Решили меня научить жизни. Я в общаге живу. Соседа моего обычно не бывает в комнате, только отсыпаться приходит. Тут, как назло, он решил заявиться средь бела дня, а я… — он тяжело вздохнул, — в общем, он застал меня при полном параде. Растрепал всем. Мне так-то похуй, но нашёлся один, которому, видимо, нет. Одно время просто доставал со своими дружками, мог зажать где-нибудь, а сегодня я столкнулся с ними на улице… в таком образе. Они ещё и выпившие были. Не успел убежать. Растерялся.       — Ты приезжий? — я закрутил крышку флакона и собрал ватные диски, чтобы выкинуть.       — Нет. Здешний.       — Почему тогда в общаге, а не дома?       — Так детдомовские мы.       Я уже говорил, что во мне сидит гребаный альтруист, вечно подзуживая и не давая покоя? В это мгновение он снова дернул меня за язык, а прикусить его я не успел.       — Жрать будешь? — поинтересовался я и с умным видом полез в холодильник, извлекая оттуда сковородку с жареной картошкой.       — Буду, — не стушевался паренек. — А ты всех незнакомых тебе людей подкармливаешь?       — Ага, хобби у меня такое. Занимаюсь благотворительностью в свободное от работы время. Тебя звать-то как?       — Родион, — ответил он.       — А я Саня. Вот и познакомились. Держи, разогревай еду, а я в душ! — хмыкнув, передал ему сковороду. — Еще чай свежий сделай. Заварку найдёшь на верхней полке слева, — и с этими словами отправился в ванную.       Принимать душ после смены было для меня вроде ритуала, что ли. Я кайфовал, когда обжигающие струи воды били тело, расслабляя усталые мышцы. Смывая запах пота и медикаментов, я вновь чувствовал себя человеком. После ванной я переоделся и пошёл на кухню. Родион сидел за столом и уплетал картошку за обе щеки. При виде меня он было дёрнулся, но тут же успокоился и продолжил трапезу.       — Приятного, — присев на стул, я сделал глоток чая.       — Я не знал, долго ли ты будешь в ванной, но еда вроде не остыла.       — Спасибо, — немного помолчал, наблюдая, как он орудует вилкой. — А ты всегда приключения на свою пятую точку ищешь?       — В смысле? — удивилось чудо и даже перестало жевать.       — Ты в таком виде и занятия посещаешь, или сегодня был особенный день, что решил приукраситься? — ухмыльнувшись.       — Я сегодня к Юльке заходил, а она та ещё шмоточница, и косметики у неё всегда навалом. Хотел побыть в образе. Да и не думал, что наткнусь на знакомых…       — И часто ты так? Ну… экспериментируешь?       — А что? — с вызовом. — Противно?       — Да мне как-то похуй. Просто решил беседу поддержать, — я решил заткнуться и взялся за ужин.       — Да, я парень, — вдруг начал он. — Знаю. — Я выгнул бровь от удивления. Знает он. Что ж, хотя б не клинический случай… — Мне просто нравится, как я выгляжу в женских вещах. Чувствую себя самим собой. Уверенно. Мне комфортно. Как будто я – это точно я.       — А так кто?       — Всего лишь половина меня. Причём серая и невзрачная часть.       — Ясно, — резюмировал я, глядя в его оленьи глаза цвета payхтoпaза. Невзрачный он. Ага. А взгляда не оторвать…       Дальше мы ели молча.       Насытившись, он не спеша встал, убрал за собой посуду со стола, вымыл. Я же, ничего не говоря, тупо следил за совершенно незнакомым мне человеком, который шарился на моей кухне, и это почему-то не вызывало у меня раздражения.       — Спасибо ещё раз. Я пойду, — парень снова требовательно смотрел на меня, будто ждал одобрения.       — Ну окей. Если поплохеет, то советую всё-таки обратиться в больничку.       Гость кивнул и пошёл в прихожую. Пока он одевался, я наблюдал, как он завязывает шнурки на изрядно потрепавшихся кедах, как надевает испачканную в земле куртку, как приглаживает густую шевелюру. Столько какой-то беззащитности было в этих его простейших действиях, что мне стало его жаль. Странное чувство. За годы работы я стал чёрствым. Помогать людям – да, этого у меня не отнять, а вот убиваться по каждому, кому не смог помочь, – нет, иначе вскоре я бы сам стал пациентом больницы, надеюсь, не психиатрической. А тут… Хм…       — Ещё раз спасибо, — поднял на меня взгляд и захлопал своими густющими изогнутыми ресницами.       Я онемел под волшебством этих опахал…       — Бывай, — еле выдавил из себя. Открыл дверь, и он вышел из квартиры.       Вернувшись на кухню, я убрал за собой и, налив себе ещё одну кружку горячего чая, поперся в комнату. Включил комп и, врубив отложенный фильм, который давно хотел посмотреть, плюхнулся на кровать. Когда прошло больше получаса, а глаза уже начали слипаться (фильм поспособствовал: я ж не знал, что это тягучая драма, так как не страдаю привычкой читать рецензии перед просмотром, выбирая кино только по понравившемуся названию), решил перекурить. Накинул толстовку, вышел на балкон. Затягиваясь, открыл створки окна и высунулся на улицу.       …Я чуть дымом не поперхнулся, когда увидел знакомый силуэт, ссутулившийся на лавочке возле моего подъезда. Он что, всё время тут сидел и жопу морозил? И надо было его из кустов вынимать, если у человека, видимо, отсутствует инстинкт самосохранения? Чертыхнувшись, затушил сигарету, так и не докурив, и пошёл спасать это чудо во второй раз.       — Совсем больной? — сразу же рявкнул я, открывая подъездную дверь.       Паренек вздрогнул, испуганным оленёнком посмотрел на меня и, узнав, опустил голову, ссутулившись еще больше.       — Хули в общагу не идёшь? — Опять молчание в ответ. Меня начало это потихоньку высаживать. — Пошли!       — К-куда? — прошелестел замерзшими губами.       У него уже зуб на зуб не попадал от холода!       — Спать! Куда ж ещё? — припечатал я. — Я сегодня пиздец как устал.