Вдребезги

Акихико никогда не мог точно вспомнить, с чего начинались все их перепалки с Угэцу, и кто именно был их зачинщиком. Сегодняшняя ссора не стала исключением. Утро было чудесным: они позавтракали под новости по телевизору, выкурили по сигарете, болтая обо всем и ни о чем одновременно, потом решили порепетировать. Сначала все складывалось удачно. Довольный результатом Акихико улыбался, и Угэцу улыбался ему ответ. А затем они внезапно стали звучать по отдельности. И с каждым новым взмахом смычка отдалялись друг от друга все дальше и дальше. Тонкие губы Угэцу были плотно сжаты, он закрыл глаза, глубже погружаясь в музыку. Казалось, еще момент, и он без остатка в ней растворится, и для Акихико в этой мелодии не останется места. — Это никуда не годится, — Акихико остановился. – Так душно… Гнаться за Угэцу бессмысленно. Ты делаешь шаг, он – два. Думаешь, играешь с ним в паре, но на самом деле ты будто бы все это время просто стоял в стороне, и божественная мелодия, лелеющая твой слух, это дело рук одного человека. — Пойду приму душ, — еще одна попытка Акихико обратить на себя внимание Угэцу. Но Угэцу в комнате нет. Он целиком уже там, в музыке, он его не слышит. Что бы сейчас не сказал Акихико, информация не достигнет ушей Угэцу. Это так сильно раздражает, но в тот же момент Акихико не может не любоваться любимым. И самое главное: он его понимает. Угэцу любит музыку, так же сильно, как Акихико любит Угэцу. Пропадает в ней, сливается в единое целое. В подобные моменты Угэцу и есть сама музыка. — Я ведь делаю то же самое, — аккуратно убрав скрипку в футляр, Акихико сел на пол и снова посмотрел на Угэцу. Каждый раз, когда они близки, Акихико тоже будто перестает существовать. Целует до сбившегося дыхания, ласкает так, что кажется, от жара их тел могут воспламениться простыни. А когда он входит в Угэцу, ему окончательно срывает тормоза. С первых секунд, задавая быстрый темп, он с упоением слушает срывающиеся с влажных губ Угэцу стоны и хочет только одного: чтобы эта музыка никогда не заканчивалась. Хмыкнув, Акихико встает и все-таки идет принять душ. Холодный. Ему нужно охладить гнев, который вперемешку со страстью имеет опасные свойства. Сейчас он выйдет, и их день продолжит быть таким же замечательным, каким был с самого начала. Однако выйдя из душа, Акихико увидел картину, которая не сулила ничего хорошего. Угэцу стоял у окна и курил. (Акихико про себя отметил, что делал он это, как и всегда, красиво). Скрипка лежала рядом на стуле. Репетиция не окончена. — А сегодня солнечно, — сделав глубокую затяжку, сказал Угэцу. Акихико молчал. По напряженным плечам Угэцу было видно, что тот злится. И этот разговор про погоду… — Ты меня оставил, — еще одна затяжка и взгляд в небо. — Ты первый это сделал, — хихикнул Акихико, но в следующую секунду пожалел о сделанном. — Ты не должен вот так без предупреждения прерывать репетицию, — Угэцу обернулся, ища глазами обо что затушить сигарету. Сейчас Акихико мог бы поспорить на все деньги мира, что Угэцу хочет затушить ее ему о лицо. — У меня внутри такое чувство неудовлетворенности. И в этом виноват ты… Акихико вспомнил, как на прошлой неделе, поздно вернувшись домой, он набросился на сонного Угэцу, желая получить от него все и сразу. Угэцу начал его отталкивать, ссылаясь на усталость, но Акихико принял все его слова за игру. И лишь когда Угэцу резко пнул его ногой в живот, понял, что тот не шутил. Не привыкший получать отказ, Акихико взбесился. Наорал на Угэцу, а затем, громко хлопнув дверью, скрылся в ванной. Смахнул с раковины стаканчики с зубными щетками, впечатался кулаком в зеркало, и только после этого лег спать. — Один один, — улыбнувшись, подмигнул Акихико. Конечно же он не собирался мстить Угэцу таким способом, просто так совпало. Он надеялся, что Угэцу сейчас тоже ему улыбнется, и они возобновят репетицию. — Ты никогда не станешь лучше, — Угэцу подошел к кружке, на дне которой были остатки утреннего кофе, и утопил в ней докуренную сигарету. А вот это не шутки. Когда Угэцу хотел сделать Акихико максимально больно, он всегда заводил именно такой разговор. Он— Угэцу – лучший. А Акихико всегда будет на подпевках. — Мне очень хочется подпортить твою миленькую физиономию. И если бы ты не уезжал на гастроли через два дня, то уже плевался бы кровью, — Акихико натянуто улыбнулся. В следующую секунду жуткий грохот заставил Акихико вздрогнуть. Угэцу со всей силы швырнул на пол кружку, в которой минуту назад утопил сигарету. Черные глаза с ненавистью смотрели на Акихико, а тот в свою очередь смотрел на Угэцу с ненаигранным равнодушием. Это уже третья разбитая кружка. Первой Угэцу не успел даже воспользоваться. Акихико подарил ее ему, как только они стали жить вместе. Обычный, можно сказать банальный подарок, почему-то вызвал у Угэцу столько негатива, что Акихико даже опешил. Он просто стоял и молча смотрел на белые черепки, беспорядочно разбросанные по кафельной плитке. Угэцу потом плакал, ползал на коленях, собирая их в ладонь, шептал «прости». Он тогда еще порезал палец, и Акихико вместо того, чтобы приложить к ране вату с перекисью водорода, взял палец в рот, и как вампир жадно сглатывал чужую кровь. На следующий день Акихико купил новую кружку. Она «прожила» три месяца. Причиной ее гибели стало «осквернение» скрипки Угэцу. Акихико и подумать не мог, что Угэцу никому не позволяет прикасаться к своему инструменту. Футляр был открыт, Акихико просто взял скрипку в руки. Ругань, разбитая скула у Угэцу, расцарапанное лицо Акихико, разбитая кружка. Безмолвная ночь, на утро плачущий Угэцу, собирающий осколки по всей кухне. Тихое «прости», новый поход в магазин за еще одной кружкой. Она продержалась полгода. — Я… Я не хотел, — на этот раз гнев Угэцу как-то слишком быстро сошел на нет. Еще пару минут назад его мечущие молнии глаза медленно наполнялись слезами. Угэцу упал на колени и начал нервно перебирать осколки. Акихико отвернулся, не в силах в очередной раз видеть эту сцену. Слишком больно. — Ты не кружку сейчас разбил, — еле слышно произнес Акихико. – Ты разбил мне сердце. Взяв со стола ключи и пачку сигарет, Акихико вышел из квартиры. День действительно был теплым и солнечным. Если бы не ссора после репетиции можно было бы сходить в парк, съесть по мороженому, украдкой целоваться на лавке в парке, вечером сходить в кино. Сколько всего интересного в жизни, а они тратят ее на бессмысленные выяснения отношений. Они отравляют друг друга, вместо того, чтобы просто радоваться, любить, жить. Так странно… По возвращении домой Акихико заметил, что Угэцу, который не особо любит убираться, навел в доме идеальный порядок. Ну, или почти идеальный. Угэцу встретил Акихико грустной улыбкой и взволнованным взглядом. — Держи, — Акихико хотел как можно скорее забыть ссору. – Это тебе… подарок… Угэцу несмело взял в руки протянутый ему пакет. Его улыбка стала более веселой. Он опустился на пол и с любопытством стал разглядывать содержимое пакета. — Новая кружка, — голос Угэцу дрогнул. – А это… Еще одна? – его глаза вопросительно посмотрели на Акихико. — Просто пусть будет, — многозначительно вздохнул Акихико. Потом сел рядом с Угэцу и, притянув его к себе, поцеловал у губы. — Жаль я не могу вот так сходить в магазин и купить тебе новое сердце, — из глаз Угэцу брызнули слезы. Он обвил руки вокруг шеи Акихико и стал так отчаянно его целовать, что у последнего моментально сбилось дыхание. — Ты можешь его склеить, — тихо шепнул Акихико, запуская ладони под футболку Угэцу. «Еще раз. А потом снова и снова. Я готов терпеть эту муку вечно».