Промозглый ноябрь

День не задался с самого утра. Во-первых, Эджворт проспал. Сонный и довольный выходным днем Феникс утягивал его в свои объятия так соблазнительно, что Майлз не смог отказать, и прилег «всего на несколько минуточек». Несколько минуточек незаметно, словно сладкая нуга, для них обоих растянулись в час с лишним. Когда Эджворт разлепил глаза и посмотрел на часы, его охватила паника. Сонливость как рукой сняло. Он молча поднялся с кровати, поправил одеяло, чтобы Феникс тоже ненароком не проснулся или не замерз. Однако это не помогло — упрямый Феникс Райт, очаровательно растрепанный после сна, сам поднялся и ушел на кухню. Плелся он сонно, долго и медленно — сам чувствовал вину за опоздание Эджворта, но сил прогнать дрему все равно не нашлось. Феникс смотрел на Эджворта, снующего туда-сюда. Внутри вскипели нежные чувства, однако сам Райт понимал, что они проявляют свое существование совсем не кстати. Ужасно захотелось заключить Майлза в теплые объятия, снова стать его ужасным соблазнителем и утянуть под одеяло. К великому огорчению, как бы ни хотелось, все это должно было остаться мечтами. Феникс отказался от изнеженных фантазий и вернулся к приготовлению завтрака. — Иди досыпай, — твердил Майлз, впопыхах застегивая пуговицы на рукавах рубашки. — Пойду, когда ты уйдешь, — упрямо отвечал ему Феникс, перехватывая нежно руки Эджворта, чтобы самому застегнуть злосчастные пуговицы. Они выскальзывали из нервных пальцев, и на это было больно смотреть. Майлз все делал в спешке, беспрерывно поглядывая на часы, словно эта пара секунд, которую он не желал упускать из виду, помогла бы ему быстрее добраться до работы. Феникс зевал, тер глаза, но упорно сидел с ним за столом и быстро подавал все, что требовалось. Соль, чай, еще немного яичницы — Райт расторопно выполнял приказания и совсем не жалел о пропущенном утреннем сновидении. Эджворт коснулся его руки, касание мягкое задержалось на мгновении на его запястье, и он влюбленно заулыбался. Раннее пробуждение полностью себя оправдало. Феникс понял, что сейчас он — самый счастливый человек на свете, и ничто не могло его в этом разубедить. — До вечера, — у двери он помог Эджворту надеть пальто и поцеловал его в щеку. — До вечера, — ответил быстро Майлз, ответил одним теплым взглядом на поцелуй и умчался. Стоял промозглый ноябрь, след от поцелуя Феникса быстро остывал, и Майлзу пришлось немного поправить воротник. На ходу вышло неловко, спросонья и в спешке он чуть не выронил портфель. Он ступал по лужам, раз через раз выходило обходить их. Слякоть, мерзлота, серое небо давили на сонного Майлза. Ветер упрямо заползал под полы пальто, Эджворт мелко дрожал с непривычки. Мысли против воли все время возвращались к домашнему теплу, а демоненок на плече подговаривал вернуться домой, накинуть халат и под мягким одеялом притянуть к себе поближе Феникса. Конечно, Эджворту пришлось лишь отмахнуться от навязчивых приятных идей и прибавить шагу, чтобы успеть в офис. — Доброе утро, мистер Эджворт! — звучало чуть ли не в унисон со всего офиса, ото всех его сотрудников. Майлз вежливо и сдержанно кивал в ответ, отвечал кратко, как-то даже скупо. Он быстро прошел к своему кабинету, отделавшись от приветствий, снял мокрое от холода пальто и обмяк от тепла, которое его окутало и обдало расслабляющей волной, как только он вошел в здание. День только начинался, однако солнце, казалось, и не собиралось показываться из-за серого густого марева туч. Мутные темные пятна на небе нагоняли на Майлза нехарактерную тоску, тусклую меланхолию и скуку. Садиться за работу ему расхотелось от слова совсем. Хотелось если не домой, то солнца — чтобы медового цвета луч разрезал бесконечную серость, разорвал кучные колючие облака. Но этого спасительного луча нет и не ожидается. Майлз отвернулся от окна, к столу подъехал на стуле и глубоко вздохнул. Кажется, будто на плечи давило что-то невыносимое и при этом невидимое. Эджворт не мог стряхнуть это с себя, мог только поддаться. Он разложил нужные документы перед собой, проверил время, чтобы убедиться, что перед заседанием времени на заполнение бумажек хватит, и начал работать. Сонливость понемногу исчезала. Веки Майлза перестало тянуть вниз, глаза прекратили болеть. Голова все больше заполнялась мыслями рабочего характера. Прокурор Эджворт полностью погрузился в документы и морально готовился к приближающемуся заседанию. Это дело вовсе не беспокоило Эджворта, просто со стороны защиты, как он узнал заранее, должен будет выступать новичок. Майлзу были чрезвычайно интересны такие слушания — там он знакомился с юными дарованиями и оценивал их ораторские способности. Конечно, его привычка умалять про себя таланты адвокатов откликалась в нем уже не так сильно, но знать о себе все же давала. Он искоренял это в себе. Он действительно старался. Ведь у него имелся идеал, на который должен был ровняться хороший адвокат — этот идеал приходился ему мужем. За непринужденным и совсем не срочным заполнением рабочих документов время начало идти быстрее, разгоняясь понемногу. Небо, затянутое сплошной серостью, вдруг неожиданно почернело, и пошел дождик. Он неприятно моросил и заставлял дрожать людей, одетых не по погоде. Однако Эджворт, сидящий в своем теплом офисе, лишь с сожалением и неким упреком смотрел на этих несчастных, а затем снова возвращался к своим делам. Тиканье часов напоминало, что выйти в этот промозглый, дрожащий мир все же придется, чтобы доехать до здания суда. Майлз долго-долго отказывался даже думать об этом, но вдруг, дописав далеко не последний листок отчетности, убрал все со стола, поднялся и надел пальто. Ветер оказался свежим, даже слишком — ударил по щекам, стоило Эджворту с опаской выйти из дверей прокуратуры. Дорога же показалась ему унылой, в утешение — хотя бы теплой. Наблюдая за бесконечным серым полотном на небе из окна машины, Майлз мысленно рисовал себе в мечтах летний пейзаж на море. Казалось, от золотого песка исходило вполне реальное тепло, а волны шумели будто наяву. Однако, ничего этого не было бы, если бы в этом воображаемом море не плескался Феникс. Только он вокруг себя собрал весь этот фантазийный мир, и только ради Феникса он был создан… — Мы приехали, — одной фразой шофер рассек мечту острым ножом. Майлз поблагодарил его, подхватил портфель и быстро, чтобы не промокнуть, шмыгнул в здание суда. Перед носом Эджворта шныряло множество людей, готовящихся к судебным процессам. Помощники адвокатов едва поспевали за своими начальниками со стопками бумаг в руках, а адвокаты перебирали документы. Их сосредоточенные лица напомнили Эджворту о том, что он сам до сих пор хмурится от холода, и он немного расслабил лицо. В здании было тепло, даже душно. Казалось, ничего не удовлетворит Эджворта, кроме собственного дома. Процесс тоже оказался скучным, нудным, неинтересным, но Майлз не пожалел усилий, чтобы доказать блестяще очевидную вину. Все прошло быстро, да настолько, что только выйдя из зала суда, Эджворт вздохнул и напрочь забыл детали прошедшего дела. Теперь ему нужно было возвращаться в прокуратуру, снова ехать под серым, тяжелым небом… Однако он не успел сделать и шагу к лестнице на первый этаж, как ему позвонили: — Да? — Дорогой, ты можешь сейчас говорить? — Да-да, только что вышел с процесса. Что-то случилось? — Ничего такого, я хотел спросить, как все прошло. Блестяще, как и всегда, угадал? — Конечно, угадал. Майлз немного улыбнулся, и Феникс услышал это в его тоне. Сердца обоих вдруг наполнились теплом. Они говорили о первой половине дня, пока Эджворт нарочито медленным шагом шел к выходу. Голос Феникса подарил ему второе дыхание, и Майлзу захотелось жить и работать дальше, чтобы со спокойной душой прийти под вечер домой и уткнуться в своего теплого мужа. Перед самыми дверьми он тихо сказал «я люблю тебя» и, дождавшись заветного «я тебя тоже», положил трубку. Промозглая погода перестала быть ему такой противной. Он вышел к машине очень даже довольно и бодро, уселся и снова уставился в окно. Перед глазами опять встало желанное море. Эджворт предавался мечтам всю дорогу, его сердце до краев было полно любви и тепла, думалось только о муже и лете, которое они впервые должны были провести вместе. Эджворт хотел все сделать идеально и рассчитывать начал уже сейчас, в ноябре. И эти мысли придавали ему сил каждый день тащиться в непогоду на работу, так что ничего такого Майлз в этом не находил. — Мы приехали, — снова сказал шофер, только на этот раз Эджворт отреагировал не так остро. Пусть это снова вырвало его из морских волн и объятий Феникса, он поблагодарил водителя и бодро, даже задорно дошел до кабинета. В кабинете его ждала недописанная документация, но даже ее немеренное количество не испугало Эджворта. Теперь он был воодушевлен до предела. Он чувствовал себя влюбленным школьником, который не мог избавиться от мыслей о любимом человеке. Он натурально витал в облаках, выводя свою подпись на очередном листке бумаги. Ну и пусть, думал он. Так время шло быстрее. Часы текли медленно, дразнясь и издеваясь. Темнота медленно покрыла улицы. Эджворту показалось, будто это то самое небесное полотно опустилось на землю. Однако и дома, и кабинет оставались целыми, плотное полотно осталось висеть над крышами. Перерывами покрапывало. Однако у Эджворта ликовала душа. Он расписал последнюю строчку, надел пальто и очень даже терпеливо закрыл офис на ключ. Майлз мигом спустился и снова очутился в машине, которая на этот раз везла его домой. Ему хотелось поскорее поцеловать Феникса, обнять его и задремать в его сильных руках, только что-то заставило его остановиться у кондитерской и взять самый обычный торт со сливочным кремом. Эджворт устроил его на коленях и все раздумывал, придется ли он к месту. Может, Феникс уже давно спит, и торт окажется забытым… Но Майлз все равно не стал отказываться от навязчивой, наивной идеи привезти что-то сладкое домой. Удерживая и портфель, и коробку с тортом, Майлз выудил ключи и открыл дверь: — Я дома, — осторожно сказал он, проверяя, спит ли Феникс. Было уже поздно, но навстречу ему все равно вышел его улыбающийся идеал. У Эджворта снова потеплело на сердце, на этот раз так, что чуть не обожгло. Райт помог ему снять пальто, поцеловал быстро и отправил мыть руки. Майлз даже и не заметил, как из его рук пропали портфель и коробка. Дома было тепло, свежо, и пахло чем-то вкусным. Эджворт весь извелся и истек слюной, пока мыл руки и переодевался в домашнюю одежду. Он чуть ли не бегом помчался на кухню, наконец вытерши руки, и обомлел. На столе стояли горячие блюда, только-только с пылу с жару. Он разглядел только запеченного цыпленка из всего многообразного множества и почувствовал, как Феникс обнимает его со спины. — Давай ужинать, — сказал Райт, игриво чмокнул мужа куда-то в ухо. — Давай, — кратко ответил Майлз и вдруг подумал, что до лета просто не дотерпит. — Я люблю тебя. — И я тебя, очень-очень. Что ты хочешь съесть первым? Ответ «тебя» не принимаю. Майлз мягко улыбнулся. Ему и вправду хотелось так сказать.