-------------------------------------------------------------------------------------------------------
Кэтрин сидела в удобном кресле, на борту самолёта, и смотрела в иллюминатор. Скоро произойдёт огромное изменение. Она это знала. Поняла ещё там, у Кэрри, когда увидела её живой и здоровой. Сейчас же решалась её жизнь. Её и Элайджи. Пора заканчивать прятки длиною в века. Кэролайн дала ей адрес и билет на рейс в Париж. Иронично. Когда они виделись последний раз, то были именно в этом городе. Даже адрес тот же, хотя прошло больше трёх веков. Это был до сих пор любимый дом старшего из первородных. Элайджа. Сейчас вспоминая черты его лица, глубокие глаза и бледные губы, Кэт чувствовала непонятное. Сердце билось, как живое. Рвалось к этому вампиру. За окном показались очертание города. Города, в котором всё решится. Уже ничего не будет как прежде. Самолёт начал снижаться, а вот сердечко одной вампирши начало вскакивать всё выше и выше. Посадка завершилась, и пассажиры начали выходить из самолёта. На улице стояла тёплая весенняя погода, солнце светило, даря призрачную надежду на будущее. Кэтрин Пирс сглотнула ком в горле и поймала такси. Спустя тридцать минут, это были самые долгие и мучительные тридцать минут за её жизнь. Такси остановилось у роскошного особняка тёмно-зелёного цвета. Он испускал ауру элегантности и шика. Водитель выгрузил вещи из багажника, получил оплату за труд и уехал, зачем-то пожелав удачи. Теперь предстояло сделать самый сложный шаг. Сделать то, за чем вообще приехала в этот город. С трясущимся сердцем и на негнущихся ногах она медленно вошла в особняк. Гостиная осталась такой же. Она оставила вещи у входа, а сама села в кресло, обтянутое дорогой кожей, и стала ждать хозяина. Того, кто сейчас поможет ей решить вопрос, истерзавший её за столетние бега.------------------------------------------
Плохо. Пусто. Страшно. Скажи, что Элайджа Майклсон так себя чувствует, сам себе не поверишь. Но это правда. Он уже четыреста лет так себя ощущает, словно сердце вырвали из грудины. Рана была невыносима. Медленно убивала, лишала смысла. Заставляла хлебать море крепкого алкоголя в надежде забыться. Он ведь никогда не позволял себе таких вольностей. Считал, что всегда будет оставаться в холодном рассудке и ледяном спокойствии. Одна встреча перечеркнула всё. Все планы и убеждения. Он просто потерял их в один момент. За несколько мгновений стал одержим шоколадными глазами. Потерял свою голову и сердце отдал в руки женщины, которую сам же предал, выбрав сторону брата и отдав её в жертву. Чёрт! Он хотел бы вернуться назад и всё исправить. Он бы защитил её. Не отпустил бы от себя и на шаг. Не предал бы её доверие. Он ведь помнит. Помнит глаза, в которых плескалась такая нежность к нему и абсолютное доверие, словно он единственный, кто может быть прав. Счастье от одного её присутствия рядом. Мечта о светлом будущем. А потом тот роковой день. Он чётко помнит, как тогда в её глазах что-то разбилось на осколки, умерло и пропало. Он сам это сотворил. В её глазах была боль. Дикая, яростная и страшная боль. Больше не было любви или нежности. Это было похоронено его же предательством. Он тогда тоже умер, умер вместе с её верой в него, с её любовью. Элайджа пил. Он пытался напиться до чёртиков. Чтобы ничего не чувствовать, вообще ничего. Вдруг он уловил чьи-то шаги в этом пустом доме. Подумал, что это домработница и не стал обращать внимание на это. Через секунду он подскочил, как ошпаренный, с дивана. Этот запах. Он ему знаком. Слишком сильно знаком. Мёд и цветы: ромашки или незабудки, он точно не знал. Он вообще плохо соображал. Так пах только один человек на всей планете. Только она источала такой сладкий до умопомрачения аромат, сводивший его с ума. Он взялся руками за голову и потряс ею. Открыл глаза. Аромат сладости до сих пор витал в воздухе красной тряпкой для его воспалённого мозга. Он не сдержится, если это галлюцинация, и попросит братца убить его. Навсегда. С страхом в сердце он медленно вышел из комнаты и спустился в гостиную. Он шёл на этот сладчайший аромат. В тёмно-красном кресле сидела она. Всё такая же идеальная. Волнистые волосы шоколадного оттенка, коньячные глаза, опьяняющие лучше любого алкоголя, маленький носик, тёмные брови и пухлые розовые губки. Его божество. Личный дьявол. Теперь он чётко осознавал весь риск. Скажи она ему сейчас сделать что-либо, он сделает сразу же. Лишь бы она была его. Была с ним всю чёртову вечность. Согласилась стать его воздухом. Разрешила бы любить себя. Приняла бы его мёртвое сердце. Дала бы ему смысл ля вечной жизни Только бы…-----------------------------------------------
Кэтрин поняла одно. Ей смертельно необходим этот мужчина. Кэрри права. Она умирает вдали от него, медленно разлагается на части. А он одним своим присутствием дарит ей силы на жизнь. Она так хотела ненавидеть его после предательства тогда, но не смогла. Она злилась на Никлауса, Ребекку, Коула и саму себя. Но не на него. Просто не смогла это сделать. Её мозг не мог принять, как и сердце, что это он сделал. Он ведь не мог, просто не мог и всё. Даже если и мог, то плевать. Сейчас она лишь хочет, чтобы он сказал хоть слово. Не понимает, что убивает её таким молчанием? Душит её волю, буквально заставляя плюнуть на гордость. Ооо! Гордость у Кэтрин Пирс огромная. И всё летит в тартары при одном взгляде на этого вампира. Голова идёт кругом, мысли в кашу, а сердце в фарш от страха отказа. Что если он откажется от их? Кроме гордости, у Кэтрин Пирс было ещё одно известное качество-нетерпеливость. Она не могла терзать себя ожиданиями. Она медленно встала с кресла и стала подходить в Элайдже, который стоял в десяти шагах от него. Она неотрывно смотрит тому в глаза и приближается. Первый шаг. Она смотрит на его лицо, вновь изучает каждую чёрточку и родинку. Второй шаг. Она оглядывает его с ног до головы, отмечая, что он сложен, как Апполон Бельведерский. Руки, плечи, грудь и остальное. Всё как у божества. Третий шаг. Она вспоминает, что почувствовала, когда он её предал, отдал брату на растерзание. Боль, адское отчаянье и неверие в реальность. Это всё неправда. Даже когда это всё оказалось действительностью, её мысли были о том, что если он сейчас попросит прощения за свой поступок, то она простит его. Он единственный, у кого безлимитный тариф на её доверие. Чёрт! Он вообще единственный, кому принадлежит её чёрное сердце. Четвёртый шаг. Кэт всматривается в любимые глаза и тонет. Она это сразу поняла, её тянет на дно его охренительных глаз. Пятый шаг. Она почти умоляет его сделать к ней шаг. Сделать шаг навстречу к их будущему. Она приехала сюда, к нему, ради него. Не может без него, горит в агонии собственного сердца. Ну, же! Элайджа! Сделай хоть шаг ей навстречу! ----------------------------------------------------------- Элайджа всё ещё не верил тому, что видит. Перед ним сидит его мечта. Он грезил ей и во сне, и наяву. Молил об их встречи, чтобы хоть раз увидеть её. Катерина Петрова. Кэтрин Пирс. Каждая её личность отхватила ровно половину сердца, оставив совсем чуть-чуть для семьи. Он помешался на ней. Элайджа смотрел на Кэтрин и не понимал. Он подонок. Последний ублюдок. Предал её, бросил тогда. Выбрал сторону Клауса, своего младшего брата. Она же должна ненавидеть его. Должна? Тогда почему в её глазах нет и намёка на это? Почему её глаза опять смотрят на него так? Почему они снова светятся той нежностью и любовью? И тут его громом поражает догадка. А переставали ли вообще эти глаза так светится? Что если это он такой кретин, раз решил за двоих? Он, кретин, решил за Катерину. Решил, что не достоин её любви. Но ведь, даже не дал ей ничего сказать. Что она думает? Какого чёрта, он решил за них? Сейчас было видно как никогда, он ошибся. Опростоволосился, решив, что предав эту девушку, сможет стать её личным врагом номер один. Катерина медленно встала с кресла и стала приближаться к нему. Девочка, остановись! Ты разве не видишь? Он еле держит себя. Ты его провоцируешь, остановись пока не поздно. Уйди, пока можешь. Пока он не задохнулся тобой окончательно. Не обрекай его на подобное. Элайджа вперился взглядом в лицо брюнетки. Всё такое же совершенное. Он пытался найти в глазах, хоть каплю злости или обиды на него. Ему было страшно. Страшно от тех чувств, которые вызывала в нём Катерина. Они были слишком сильные, сносящие всё на своём пути. Теперь он понимал, почему любовь Клаус считал слабостью. Проблема именно в том, что считал. Встретив одну блондинку, он буквально сошёл с ума. Он живёт ею и постоянно рисует её портреты. А недавно пришёл весь разбитый, что было впервые, и попросил убить его. После чего напился и отключился. И теперь был безжизненной тряпичной куклой. Исчез тот огонёк жизни, потух. Словно его лишили жизни. Вот чем чревато любить в их семье. Они однолюбы. Могут пытаться быть с другими, но не смогут. Они, Майклсоны, не умеют просто любить. Они становятся зависимыми от своих возлюбленных. И любят лишь однажды. Их любовь опасна, она стирает все грани, лишает здравого смысла и оставляет наедине с этой дикой жаждой в другом человеке. Он понимал, что если не найдёт какой-нибудь негатив в глазах Петровой, то всё. Он не отпустит её. Просто не сможет. Сойдёт с ума без неё. И вот она начала двигаться к нему навстречу. Первый шаг. Между ними девять метров и сотни лет разлуки. Второй шаг. Между ними восемь метров и жуткий поступок Элайджи. Третий шаг. Между ними семь метров и старший Майклсон думает, что она рискует. Четвёртый шаг. Между ними шесть метров и он почти просит её уйти. Не надо давать ему шанс. Он ведь законченный эгоист, ни разу не добрый. Он не отпустит Кэтрин. Пятый шаг. Между ними пять метров. Океан света и океан шоколада. Глаза в глаза. В этих божественных карих глазах нет и капли злости. Они всегда напоминали ему одновременно две вещи-шоколад и коньяк. Она вся напоминала ему их. Была такой запредельно опьяняющей и сладкой. Сводила с ума. Сейчас в её глазах лишь просьба. Он сразу всё понял. Она пришла к нему, говорить о них. С ним. Молила сделать шаг. Чёрт возьми, она понимает, что обратно дороги нет?! Он не позволит ей уйти. Если надо будет, то поубивает всех к чёрту. Майклсон не выдерживает. На вампирской скорости врезается в Кэтрин и прижимает её к стене. Холодная поверхность отзывается мурашками по телу брюнетки. Он смотрит на неё и ждёт. Ждёт, что она его толкнёт и разрушит его до основания. Что он наконец-то заплатит за предательство. Потому что он не сможет долго стоять так. Им надо поговорить. Иначе он не справиться с собой. Слишком непозволительно близко она была сейчас. Слишком близко были её губы и глаза. -------------------------------------------------- Кэтрин не ожидала, что её буквально впечатают в мраморную стену. Она смотрит в глаза напротив. Чёрт, он в запрещённой зоне. Он близко к ней. Он не понимает, что делает с ней? Не видит? Она еле унимает дрожь в теле, пытается скинуть это наваждение. Пытается успокоиться, но всё к чёрту, когда он тут, рядом. Она зависима. Ей необходимо поговорить с ним, иначе она набросится на него. Не устоит перед ним, таким потрясающим и соблазнительным. Он был центром её мира, самой яркой звездой. Одним присутствием будил в ней невероятные ощущения и желания. Она громко сглотнула и начала их судьбоносный разговор: — Ну, здравствуй, Элайджа. — Кэтрин улыбнулась вампиру, обнажая ряд белоснежных зубов и облизнув верхнюю губу. ---------------------------------------------------- Он чуть не задохнулся, когда услышал этот голос вновь. Уверенный, с хрипотцой, голос. Он ясно понял, её он не оставит больше. Она его. Была, есть и будет. А когда она облизнула губы он еле сдержался, чтобы не впиться в этих соблазнительные уста. Чёрт, она играет с огнём. Он и так ею дышит, а она такое вытворяет. Элайджа выцедил из себя уверенным тоном: — Здравствуй, Катерина. Рад, что ты в порядке. Кэт это задело. Спокойный тон, словно ему всё равно. Это только она одна тут скоро воспламенится. Она не сдержалась из-за него. Он просто дышит рядом, а уже провоцирует её. — Элайджа, серьёзно? — Он смотрел на неё и знал о чём она. Серьёзно? Это всё, что ты сказал мне? Он взглянул на паркет и поднял взгляд опять на Кэт. Она не сдержалась. Её шкала терпения и стойкости взорвалась красным. Как только вампир вновь посмотрел на неё, она грубо схватила его за воротник и притянула к себе. Кэтрин никогда никого не целовала с такой всепоглощающей нежностью. Нежностью и любовью. Её губы мягко скользили по его, даря ощущение долгожданного счастья. Они были сладкими до безумия. Сводили с ума, сметая остатки самоконтроля. Долго он не смог терпеть, спустя столько лет разлуки. После того предательства. Она пришла к нему и дарит этот крышесносный поцелуй. Она хотела отстраниться, но ей этого не позволили. Крепкие, мускулистые руки сжали её, притягивая к себе как можно ближе. Губы Элайджи накрыли её собственный и она растаяла, как снежинка на ладони. Ноги почти не держали. Он целовал её нежно, горячо и так сладко. Он дарил ей ощущение нереального блаженства. Его губы, сухие и тёплые, имели запах корицы и лайма. Странное сочетание, сводившее с ума знаменитую беглянку. Поцелуй стал перерастать во что-то опасное и неконтролируемое. Огненное, взрывное и долгожданное…? К сожалению, воздуха не хватило и им пришлось отстраниться друг от друга. Тяжело дыша они смотрели друг другу в глаза. — Элайджа… -Позволь сказать одну вещь. Я зависим. Я умирал без тебя, думал, что не достоин. Что ты меня ненавидишь и презираешь. Я мечтал умереть, лишь бы не помнить тот ужас. Я бился в постоянных судорогах, мечтая хоть раз услышать твой голос. Молил об этом. Грезил и дышал тобой, как одержимый фанатик. Я пойму, если ты меня покинешь. Но молю, убей тогда. Я не смогу без тебя. Просто не смогу отпустить тебя. — Он сказал это. Спустя четыре века он сказал это! Кэт затаила дыхание, слушая его монолог. Она тоже. Также себя ощущала. Пустышкой, без личного воздуха. Подыхала и разлагалась без него. Горела в огне, но не жила. Умирала без него. Элайджа посмотрел на неё, выжидая её реакцию. Готовил себя к худшему. — Элайджа Майклсон, ты редкостный паганец! — его сердце глухо ухнуло вниз, разбиваясь о шипы. Мгновенно начало кровоточить. Мужчина сжал ладонь в кулак, надеясь притупить боль. Сердце разрывалось от дикой, животной боли. Элайджа стиснул зубы, мечтая, чтобы Катерина закончила эту пытку. Высказала всё, убив его. Вырвала сердце из груди, которое билось только ради неё одной. Кэтрин тяжело вздохнула. Для неё это очень сложно-после стольких лет молчания, наконец-то высказать всю боль. Всю ту тоску и ужас одиночества. Она так скучала по нему. Вдо-ох, Кэтрин. Дыши, не забывай дышать. Стоит сказать всё, что хочется. Иначе она и правда взорвётся. -Элайджа, знаешь тогда, в тот день, я думала, что умру. — Она взглянула в глаза Элайджи, передавая ту боль предательства. Давай, Кэтрин Пирс! Поступи, как обычно, разбей его, как хрусталь. Добей предателя, выбей кислород из лёгких. Отомсти за свою боль. Смотри как он вздрагивает от твоих слов. Как зависит от тебя! Ну, же! Элайджа почувствовал, как падает. Падает в бездну боли и отчаянья. Внутри всё похолодело, покрылось корочкой адского льда. Стало безумно страшно слышать что-либо. Да, что там. Боязно даже дышать. -Знаешь, я пряталась и ненавидела.- О-о, дорогая Катерина, ты не представляешь, как он сам себя ненавидел, проклинал себя и желал себе сдохнуть. — Я помню тот день, ты обрёк меня на смерть и бросил в лапы Клауса.- Ох, Петрова… Ему снится тот день каждую ночь, он просыпается в поту, крича твоё имя и плача от отчаянья. Проклинает себя, молит прощения. — Ты предал меня, бросил в чёртову пропасть боли. Я умирала тогда, разлагалась твоими стараниями.- Кэтрин, зачем? Он и так не очень жить хочет, ты же сейчас прикончишь его. Он не выдержит и подохнет, как чёртов хатико, без своей хозяйки. — Я думала, что твоего предательства хватит. Я буду тебя ненавидеть и презирать. -Он с силой жмурится, как побитый щенок, яростно не желая слушать девушку. Он и сам знает, что сотворил. Сломал Катерину и их любовь. Собственноручно свернул им шею. Выбрал младшего брата, гнавшегося за властью. Пирс же продолжила говорить, ударяя его словами. — Я считала, что ты в полной мере достоин моей ненависти. Я задыхалась из-за тебя. Ты должен быть объектом моей ненависти, но…- Первородный вздрогнул. Медленно поднял свои глаза на брюнетку. В её глазах лишь всепоглощающая боль вперемешку с любовью. Чёрт, да он же предал её! Как он смог стать достойным её? Он боялся ошибиться и просто слушал Кэтрин. — Но… Я не смогла. Я первые три дня бегства верила в это, убедила себя в твоей вине. Но знаешь, что потом? Я не смогла. Я ненавидела Никлауса, людей, богов, себя. Но не тебя. Чёрт, я просто не верила в это. Я была готова простить тебя, даже если бы ты лично убил бы меня. Мне было страшно. Я жила лишь воспоминаниями о тебе. Как ненормальная. Не принимала одну истину. Я больна. Ты мой диагноз. Забрал и душу, и сердце. Вцепился в горло, не давая дышать. Я не смогла это стерпеть. Сошла с ума, наверно. Ты моё безумие, сметающее всю рациональную составляющую. Вновь, говорю. Я умирала всё это время. Умирала без тебя. Было очень плохо. Ты мне необходим. -Он не мог поверить своему счастью. Он её предал, а она… Он же… Чёрт! Элайджа Майклсон славился своей рассудительностью и спокойствием. Но. Рядом с этой девушкой всё летело к чёрту! Он, как оголённый нерв, извивался и воспламенялся. Не мог здраво мыслить, если это касалось Катерины Петровой или Кэтрин Пирс. Глаза в глаза. Мужчина и женщина. Предназначенные судьбой. Связанные красной нитью. Помешанные друг на друге. Между ними океан боли. Им слишком плохо порознь. Они наконец вывалили на головы друг друга все свои мысли. Сказали абсолютно всё. Теперь между ними пара сантиметров и дикая зависимость. Океан любви и нежности. Вампир не выдерживает. Слишком близко Катерина. Слишком долго она была далеко. Слишком много слишком. Его рука нежно касается её подбородка. Кэт вздрагивает и тяжело вздыхает. Чёрт, она еле держится. Майклсон медленно сокращает расстояние между ними. Глаза в глаза, между ними ровно один сантиметр. Один сантиметр, который сейчас играет роль грёбанного предохранителя. Деталь, мешающая им упасть. Провалится в омут их чувств. Он сдерживает их от падения в бездну. Потому что, если они сейчас всё-таки сократят это недорасстояние, то потеряются. Катерина задохнётся в Элайдже, а он утонет в ней. И тогда уже даже Клаус не остановит. Именно сейчас Пирс призналась себе, что и сердце, и душа, и сестрица Кэрри были абсолютно правы. Он её вдох. Чёртова вторая часть. Эл чувствует на губах обжигающее дыхание вампирши. Соблазн настолько велик и необходим, что если сюда заявится сам Никлаус, то он собственноручно убьёт его. Он наконец почти получил свою прелесть. Свою чёртову зависимость. Она сейчас перед ним, рвано дышит и ждёт чего-то. Терпение лопнуло, как мыльный пузырь. Он обнял её. Сильно. До хруста в позвонках. Он дышал ей в шею опаляя нежную кожу. Отстранившись и притянув к себе Катерину, Элайджа впился в её губы. Сначала мягко приник к губам девушки, пробуя, как бы спрашивая разрешения. Девушка судорожно вздохнула, приоткрыв свои губы. В мозгу Майклсона бьётся лишь одна мысль. Целовать. Ему безумно хочется целовать это лицо бесконечное количество раз, упиваясь вкусом чуть приоткрытых, точно в призыве, пухлых губ, утопая во взгляде шоколадных глаз. Катерина волнуется, Элайдже даже кажется, что он слышит, как бьётся в груди её давно мёртвое сердце. Ему пришлось оторваться от неё, чтобы не задохнуться. Он стоит напротив Кэтрин, вжатой спиной в мраморную стену. Она смотрит на Майклсона блестящими глазами, отрывисто выдыхая через рот, и от этого ему лишь сильнее хочется её поцеловать. Зацеловать до смерти. В её глазах лишь эта невыносимая любовь к нему, она тяжело дышит, с хрипотцой, всем своим видом требуя продолжения. Это сводит с ума. Катерина Петрова сводит его с ума. Погружает его разум в пучину восторга, любви и возбуждения. Кэтрин вся дрожала от охвативших её чувств. Её ноги подогнулись в коленках и, боясь упасть от ощущений, она ухватилась руками за Майклсона. Элайджа вздрогнул. Её руки крепко обнимали первородного, и точно электрический ток пробегал от каждого прикосновения её прохладных тонких, внимательных пальцев, когда они задевали шею, скользя вверх, к волосам, и исчезали в них, проникновенно сливаясь. Такое чувство, будто они задыхаются. Опьянённые желанием карие глаза потемнели и смотрели на него с призывом, требовали больше и сильнее. Вампир прервал поцелуй лишь затем, чтобы втянуть лёгкими воздух, так не вовремя закончившийся в организме. Оба тяжело дышат и трясутся от возбуждения, охватившего их. Элайджа впивается в шею Кэт. Целует её шею, прикусывая нежную кожу, оставляет на ней свои отметины. Шея на утро будет, вероятно, украшена множеством бордовых пятен. Сейчас им плевать. Элайджа просто ставит метки на ней. На своей женщине. Она только его. Не дай боже, кто-нибудь сделает что-то этой женщине. Муки ада покажутся раем. Уж он постарается, чтобы всё было именно так. Он дарит ей поцелуи в шею, целует в чувствительное место за ушком. Кэтрин уже не стоит на ногах. Эти ласки слишком волшебны. Хотя он просто целует шею, она уже стоять не в силах. Элайджа понял, что девушка скоро упадёт, скатится по стеночке на паркет. Он подхватил Катерину за ягодицы и впечатал в стену. От неожиданности она удивлённо ойкнула, но тут же крепко сомкнула ноги на пояснице мужчины. Теперь она была выше его. Возвышалась над ним, словно была божеством. Для Элайджи так и было всегда: она всегда была где-то над ним. Сверхсуществом. Богиней. Всегда возвышалась над ним, даря ему свой свет. Он снова впился в девичьи губы, которые будто бы просили поцеловать их. Для него они были амброзией. Для древнего вся девушка была амброзией, самым сладким и прекрасным, что вообще может быть. Кэтрин устала просто таять от его поцелуев, лишающих её всех мыслей. Она нащупала края рубашки, в которую был одет Эл. Нетерпеливо расстегнула-разорвала пуговицы и потянула её вверх, желая получить больше, снять с него лишнюю вещь. Мужчина послушно поднял руки, помогая снять с себя рубашку, оставаясь в одних брюках. Пирс горячо вздохнула. Чёрт. Надо запретить некоторым личностям быть такими… такими! Элайджа сложен как бог. Ей очень захотелось присвоить его себе, что она и сделала. Она целовала его шею, зубы стискивали кожу, оставляя следы, а влажный язычок зализывал укусы-поцелуи. Кусала его шею, впиваясь ногтями в плечи, оставляя заметные полумесяцы, всасывала кожу, прикусывая до крови. Не она одна будет ходить с разноцветной шеей. Изо рта Элайджи вырвался полу-вздох полу-стон. Он тяжело дышал и имел такой вид, будто бы пытался утихомирить себя. Кэт поставила ещё один поцелуй на левой ключице, тем самым лишая его любого рассудка. Она просто смела его своими действиями. Он крепко схватил её под ягодицы и, оторвав от стены, к которой прижимал её, положил на диван, который прогнулся под их общим весом. Прохладная ткань приятно контрастировала с разгорячённой кожей. Элайджа принялся расстёгивать пуговицы на блузке Петровой. Он медленно, одну за другой, высвобождал пуговки из петелек. Кэт уже вся дрожала, для неё это было слишком мучительно-долго. Она, с довольно громким рыком, рывком разорвала оставшиеся пять пуговиц, открывая путь к своей груди, облачённой в чёрный бюстгальтер. Элайджа сглотнул и стянул с неё эту ненужную тряпку. Ей очень шло чёрное. Оно ярко выделяла светлую кожу, сделанную будто бы из фарфора. Он рукой приподнял её и нащупал застёжку, которую тут же расстегнул. Лямки чёрного цвета упали с хрупких плеч. Катерина позволила Элу снять с неё этот атрибут одежды, отбрасывая его куда-то. Перед ним теперь была полуобнажённая Кэтрин. Его Кэтрин. Её грудь, довольно большая, с затвердевшими от возбуждения розовыми сосками, наконец освободилась от оков белья. Элайджа приник ртом к правой груди. Обведя ореол груди языком и прикусив, он услышал стон Катерины. Он прикусил розовый сосок ещё раз и услышал более громкий стон. Закончив с левой грудью, он принялся за правую. Мягко целовал и тут же прикусывал, заставляя Кэт выгибаться от таких ласк. Он поцеловывал её грудь, даря необыкновенные ощущения. Её пальчики зарылись в его волосы, притягивая его к себе как можно ближе. Закончив ласкать её грудь, он спустился чередой влажных поцелуев на плоский животик девушки. Остановившись, он стянул с неё обтягивающие такие стройные ножки джинсы и отбросил подальше. Он снова принялся зацеловывать тело вампирши. Ей оставалось только выгибаться и стонать от этих ласк. Он целовал её колено, наблюдая за тем, как металась на диване Катерина, запрокидывая голову и издавая восхитительные стоны. Каштановые кудри прилипли ко лбу, спутались, и частое дыхание сводило с ума, требовало большего. Острое желание, ощущаемое тугим узлом в низу живота. Кэт терялась в этих ощущениях. Он целовал её животик, коленки, бёдра. Она вся дрожала от подобных ласк. В комнате было слишком жарко. Воздух был наполнен напряженностью. Парень вернулся к губам девушки, крадя многочисленные стоны. Прикосновения, которые сводили с ума. Сладкая мука. Невыносимо приятная пытка. Элайджа чувствовал, что в штанах очень тесно. Тесно почти до звёзд в глазах. Кэтрин уже изнемогала от предвкушения. Он отодвинул ткань её трусиков и протолкнул два пальца. Девушка изогнулась дугой, инстинктивно насаживаясь на пальцы. Она была такой мокрой и горячей внутри. Мужчина издал рык и стянул с себя последние элементы одежды. Он вновь впился в такие сладкие для него губы. Не выдержав такой пытки, он вошёл в неё. В первые секунды чуть ли искры из глаз не посыпались. Кэт выгнулась дугой от наслаждения, задевая сосками его грудь. Внутри неё было слишком горячо и мокро. Он начал сначала медленно, но потом всё быстрее входить в неё. Брюнетка извивалась под ним и стонала от наслаждения. Элайджа еле сдерживался, чтобы не начать вдалбливаться в её тело. После очередного стона и его имени, которое Кэт прошептала в экстазе, он сорвался. Подхватив девушку за ягодицы, первородный встал с дивана и быстро подошел к ближайшей стенке. Сильно припечатав в нее брюнетку, он стал вгонять в нее свой член, не выходя из нее, доставая головкой до самой матки, вампир рычал наслаждаясь ее телом. Девушка покрепче ухватившись на его шею, стонала ему рядом с ухом, прикусывая его мочку. Им было слишком мало. Хотелось быть ещё ближе. Быть одним целым. Пара постоянно меняла позы, что помогали прочувствовать друг друга еще сильнее, ближе, выкрикивая имена друг друга, их тела сливались в единое целое. В головах не было не единой мысли, лишь жар тел, желание и неутолимая страсть. Им было мало друг друга, хотелось захлебнуться друг другом. Спустя пару часов такого дикого наслаждения Элайджа с хриплым рыком, излился, чувствуя напряженное тело своей Кэтрин, которое с выдохом, обмякает в его объятьях, когда он останавливается. Они падают на диван. Уставшие, вспотевшие, но наконец-то целые. Именно целые. Она снова с ним. Древний крепче сжимает Катерину, задремавшую после такого, в своих объятьях, словно она сейчас растает, как дымка. А он опять проснётся, в ужасе понимая, что это иллюзия. Но нет. Прошло пятнадцать минут, а она всё ещё с ним. Тихо сопит у него на плече. Его тоже клонит в сон после всего произошедшего. А во сне ему впервые не снится тот ужасный день. Ему снится Катерина, нежно смотрящая на него и сладко целующая его. Она счастливо смеётся и обнимает его. А он понимает. Он наконец-то счастлив.