Вулканическая лава

      — А если не с Брежневой, то с кем?.. — На этот раз для разнообразия Дан подавился водой, потому что Тина умела быть неприятно внезапной. Она выросла буквально из-под земли, собралась из всех теней в зале маленьким тёмным привидением, не здороваясь, сразу к делу. Без шпилек, без красной помады, в чёрном закрытом платье и с пучком. Дан качнулся на стуле вперед, всматриваясь в лицо, впитывая энергию, пытаясь считать настроение.       Тина вернулась, так сказать, к теме через три дня. Три дня, которые она избегала его на репетициях. Игнорировала сообщения. Подгадывала время так, чтобы уезжать из павильона на четверть часа раньше него. И только осуждающий взгляд сводницы-Паши, преследовавший Дана отовсюду, и смс-ка от него, присланная в четвёртом часу утра вчера: «Плакала четырежды. Поздравляю», — были доказательствами того, что обида Тины более реальна, чем она показывает. И сейчас она возникла вот так просто, будто не было семидесяти часов. На Дана повеяло запахом женских духов и — слегка — антисептика.       Тина шагнула вперёд и вправо, становясь напротив, загораживая обзор на сцену. Заломила пальцы перед собой. Вонзила в него оценивающий взгляд, как тот самый, первый, брошенный за две секунды до того, как клюнуть поцелуем воздух около его уха на первом приветствии во время представления тренеров на девятом сезоне. Взгляд-я-конечно-жду-от-тебя-чего-угодно, взгляд-но-только-попробуй-меня-разочаровать.       «Что ты хочешь от меня услышать? Рассказать, я что два дня не мыл руку, на которой остался след твоей помады со стаканчика? Как идиот берёг материальный знак — может быть, последний — твоего доверия» — подумал он. "Что ж тебе неймётся". Откашлялся. "Если ты сейчас же не уйдёшь обратно, я за себя уже не отвечаю". Вдох: "У тебя три секунды, это выбор, или ты уходишь, или я делаю выбор за тебя", — и резкий, форсированный выдох: "Малыш, я же тебя просто похищу".       Мгновение. Решение.       Взлёт. Дан буквально взорвался, вскочил, слыша, как с грохотом повалился стул, чувствуя, как в ответ этому зашумело в висках и расширились зрачки девушки.       — С тобой, Тина. — Серьёзно сказал он, делая два шага вперёд, так, чтобы полы его расстегнутого пальто коснулись её платья. Затем, чтобы, пока она поднимала голову, продолжая смотреть ему в лицо покрасневшими глазами, сделать последние полшага, дёрнуть за талию и прижать к себе. Как котёнка, впечатать, вдавить, буквально вплавить её тело в своё. Желательно навсегда. Вот так. — И без Брежневых.       Он правда ждал осуждения, сопротивления, хохота, командного тона, попыток сохранить легендарный истинно карольский контроль над ситуацией. Он ждал: «Дан, не заводись». Он ждал: «Не так быстро математика складывается». Ждал: «Нет».       Стоял, обнимая, как в последний раз, укрыв её спину своим пальто, буквально их обоих в пальто завернув, опустив голову ниже, чтобы чувствовать её духи. Готовый ко всему на свете и ни к чему одновременно.       Но вместо этого убеждённая вдова Тина Кароль, первая трудяжка проекта, умница, девочка с комплексом отличницы, перебитая и перешитая болью женщина (после паузы, показавшейся самой долгой в жизни) обняла его под пальто ледяными руками в ответ. И сильно сжала его рубашку.       — Дурбецало. — Тихо, на выдохе. — Есть кофе? Мне понравился.       Дан стоял, чувствуя, что внутри растекается Ниагара.       А утром Тина улыбалась. И её губы действительно оказалась вулканическими.