Полярные

Публичная Бета будет рада Вашему вниманию

      Яркость экрана ноутбука в очередной раз убавляется на несколько процентов. Глаза болят от разноцветных взрывов и вспышек, разворачивающихся в фильме. Тьма в комнате только прибавляет раздражающий контраст. Мужской голос учёного кричал в рацию своему другу военному. Звук из наушников ударил по голове, поэтому пришлось убавить ещё и его. Макс, если бы призналась честно, не уловила смысл происходящего с самого начала, поэтому решила погрузиться в собственную голову. Сонливость и звуки с цветами постоянно выдергивали и обрывали связанные предложения. Уоррен помогал ей с домашкой, поэтому отказать его горящим глазам было невозможно. Макс также считала это возможностью убить время до появления метки. При первых “погружениях” во внутренее варево, она успела мысленно извиниться перед другом и исповедоваться совести. Справедливости ради, Макс бы отметила, что Грэхем не бодрее её. Хотя на первых тридцати минутах был полон энтузиазма и сыпал комментариями. Те отвлекали от скрупулёзного перебирания мыслей. На данный же момент юный гений одним глазом уже видит третий сон, а гибкий мозг сконцентрирован на смеси кадров экрана с фантазиями в голове. Её вины в этом, по факту, нет.       Макс не знала, зачем надела майку с коротким рукавом. В очередной раз взгляд случайно упал на голую руку. Как и тридцать минут назад. Ничего не изменилось. Кожа пустая, неосквернённая чёрными линиями. Единственный открытый глаз Уоррена проследил за её взглядом. Это маленькое движение глазами с его стороны было очень заметно. Парень всё это время прикидывался статичной картинкой в небольшом окне. Фильм замер на кадре с крупным планом молодого учёного, а на фоне куски стен, от разрушенных зданий, и дым с подглядывающими хвостами пламени. Главный герой чем-то напоминал Уоррена. И если бы Грэхем оказался примерно в таком же положении, что и двойник на экране, Макс бы не удивилась. С каждой новой открытой теорией, которую первой неизменно всегда выслушивала девушка, слова становились мудрёнее, взгляд безумнее, а объём информации множился в геометрической прогрессии. Всю неделю до этого дня она пропускала мимо ушей подобные лекции о метках.       Досматривать фильм не было желания. Собеседник, если подумать над его состоянием, тоже разделял этот взгляд. Окно с кадром закрылось, подтверждая загадку, так как трансляцию вела не она. Уоррен поменялся местами с фильмом. Его лицо растянулось на весь небольшой экран, что с непривычки выглядело немного жутко. Полностью тёмный экран приложения для видеосвязи стал намного приятнее глазу. Можно даже накрутить обратно проценты яркости. Жаль только, что это никак не поможет в том, чтобы рассмотреть комнату друга за спиной. Грэхем тоже сидел во тьме.       — Так и не появилась? — сонная меланхоличная улыбка была подсвечена экраном.       — Нет, — заразилась ею Макс, — иначе бы ты уже морщился от воплей.       — Морщился? — слегка приподнял бровь Уоррен.        — А ты думаешь, я не вижу твою сонную мордашку? — улыбка превратилась в чересчур довольную, сытую, а глаза немного сузились, сверкая озорными огоньками.        — О как же так! Я совершенно забыл про камеру! — всё с тем же выражением лица и монотонной интонацией проговорил друг.       Девушка усмехнулась и положила голову на подставленную ладонь, чтобы та даже не думала стремиться к прохладной поверхности стола. Макс действительно могла бы провести эту ночь за бессмысленной болтовнёй с другом. Только счётчик очков совести сейчас показывал круглую одинокую цифру.       — Ложись спать.       — Ммм… — промычали недовольно на другом конце.       — У кого-то завтра тест по химии, — Макс с чистой совестью попыталась состроить серьёзное лицо. Получилось только свести брови на пару секунд, после чего они вернулись в расслабленное положение.       Уоррен перенял чужой пример и положил подбородок на скрещенные в замке пальцы. Ну нет, две руки — это уже серьёзное желание спать. Макс знала эту позу по себе. Стоило засидеться за домашкой и на следующий день заменяешь этой позой подушку и вид концентрации. Дневное время было полностью отдано творчеству и досугу, что в половине случаев являлось одним и тем же.       — Я не могу пропустить такое великое событие, Макс. Также, как и «Планету обезьян» в прокате под открытым небом.       Девушка отвела взгляд в сторону окна, прямо поверх ноутбука. По ту сторону было только глубокое тёмное небо и кусочек здания. Прохладный ночной воздух прокрадывался через открытое дальнее окно. Серая кофта, нашедшая своё место после долгого дня, висела на спинке, немного согревая. Макс закусила губу, размышляя о том, как было бы правильнее в очередной раз замять эту тему. Прозвучал вздох, который эхом дойдёт до собеседника, и тупая толстая игла воткнётся коротким движением в грудь, прежде чем растаять. Она вытянулась на стуле, сбрасывая напряжение с конечностей и встретилась шеей с верхней частью спинки. На несколько секунд пропадая со взгляда камеры среднего качества.       — Может, у меня нет соулмейта и мы зря здесь сидим?       Из наушников раздалось цыканье, которое Макс идентифицировала как немое «Да что же это такое». Девушка снова села на стуле, навалившись на стол, подпирая голову уже другой рукой. Приготовилась внимать сгенерированным мыслям учёного-гения, который на любой вопрос найдет научный обоснованный ответ.       — Макс, не думаю, что такую нереальную девушку оставят без пары, — слова смутили, насколько сонливость могла позволить. Это предложение также дало понять, что друг всё больше уплывает в мир грёз. Его стеснительная натура подобных комплиментов выражает не часто. И если всё таки решается, то щёки пылают ярче, чем у Колфилд в тот момент. — Даже если это вероятность в тридцать пять процентов. Скорее уж это окажется совершенно неожиданный персонаж.       Голова с трудом обработала полученную информацию и выдала за это в благодарность интересные варианты.       — Угу, буду капать своей нереальностью до конца жизни ректору Уэллсу. Гений удивился настолько, что сонливость отступила на пару минут, а глаза округлились. В следующее мгновение, он негромко рассмеялся.       — На пару стаканов с Джек Дэниэлсом, — Уоррен задумался на пару секунд, принимая себя в игру «Подбери худшую пару одинокому задроту-фотографу» — Почему ректор? Может быть Виктории Чейз.       — Ни за что, — сморщилась Макс и покачала головой для большей убедительности, наминая при этом щёку нижней частью ладони. Взглядом та нашла валяющийся без дела карандаш и жёлтую стопку клеящихся стикеров, — Ещё бы Прескотта упомянул.       Девушка обвела рядом стоящие инициалы «Н.П.» и «В.Ч.» в небольшое сердечко, сверху подписав его как «Главные сучки Блэквелла»       — Это одно и тоже, считай, — пожал плечами парень.       — Не-е-ет, только через мой труп, который я завещаю тебе во благо науки, — Макс сжала губы от того усердия и концентрации. Из-за этого её речь замедлилась, выводя слова также ровно, как линии.       Пришла очередь Уоррена улыбаться от чужих реплик. Возможно из-за этого приподнятого настроения и прозвучал вопрос:       — Может быть в этот раз ты сорвёшь джекпот? И это окажется кто-то хороший, — друг смущённо почесал щёку ногтем.       Макс на этом вопросе как раз ставила очередной вопросительный знак около кружочка с инициалами собеседника. Девушка вернула собственное внимание к окну продолжающегося звонка, неожиданно даже для самой себя начиная разглядывать. По ту сторону парень был одет в голубую майку с научным принтом. Собственно из них и состоял весь гардероб. Она бы не удивилась, если Грэхем и на физ-ру надевает что-то подобное. Макс почему-то захотелось увидеть подобную картину хотя бы раз в жизни. Как отложилось маленьким воспоминанием в голове, на этой были изображены различные колбы с цветными жидкостями с надписью над ними «Дитя из пробирки науки». Детские веселые искры прятались в сонных глазах, под которыми находились следы недосыпа и упорного труда по разгрызанию толстого гранита науки. Уоррен зевнул, прикрываясь кистью, а следом потёр глаза пальцами. Она знала, что из-за этого они немного покраснели.       — В виде одарённого учёного? — повторила за ним девушка невероятно заразное явление.       Парень, видимо, не ожидал, что на этот раз тему не свернут, забывая, что та вообще прозвучала когда-то в пространстве между ними. Он не растерялся:       — Милого, весёлого парня с большими мозгами, хорошим кинематографическим вкусом, — довольным голосом перечислял Грэхем, отведя взгляд в левый верхний угол. Макс позабавило то, как тот стал красоваться перед ней, даже в качестве шутки. На лице снова проступила улыбка, силу которой познали ноющие щёки, сдерживающие смех.       — Ты забыл невероятно скромного, — добавила она, возвращаясь к небольшому листочку с каракулями.       — А? — отвлёкся от мыслей Уоррен, переключая внимание на неё, — Да, точно.       Девушка закончила рисовать небольшого человечка с колбой в руках и торчащими волосами. Хоть в жизни это было не совсем так, зато подходит под образ безумного гения, что является точным описанием Грэхема. Она ухватила разговор за хвост, осмысляя, прикусила многострадальную нижнюю губу и посмотрела прямо в камеру уже улыбаясь.       — Намекаешь на мистера Джефферсона? — Макс в её игре выдали лишь лукавые глаза, однако это стоило того, чтобы увидеть на миг растерявшегося Уоррена. Он был похож на воробья, которого окатили холодной водой.       — Эм… — не сразу собрался собеседник, а потом недоуменно спросил, — с каких пор он милый и весёлый?       — Ну, у него есть своеобразный шарм, делающий его милым. Он выглядит серьёзным, но не редко шутит и подкалывает нас, — залилась румянцем Колфилд, быстро проговорив.       Уоррен медленно возвёл глаза к небу и тяжело показательно вздохнул, после того, как Макс закончила очередной приступ восхищения.       — Кажется ни один парень на свете не обладает более выигрышным набором качеств.       — На то он и Марк Джефферсон, Уоррен, — довольная собой девушка на эмоциях сделала в воздухе карандашом круговой жест, словно хотела создать мини-торнадо.       Парень в ответ на эту реплику снова зевнул, отъезжая головой назад. Ладонями проводя от самого подбородка, мимо глаз и запуская пальцы в собственные волосы.       — Ты знаешь, что исчерпал свой лимит зевков на нашем разговоре? — вытирала слёзы Макс после очередного глубокого глотка кислорода.       — А ты нет? — донесся слабый голос в наушниках, из-за чего пришлось прибавить громкость.       — Счёт один против шести, — озвучила она воображаемую таблицу и добавила, — в твою пользу. У меня ещё вся ночь впереди, чтобы догнать тебя.       Девушка услышала по голосу, что на другом конце провода нахмурились.       — Макс, где ты потеряла свои два очка?       — Они не считаются, потому что случились по твоей вине, — та окончательно расслабилась под чужим сонным наваждением и переместила голову на сгиб локтя, не выпуская из виду тускло светящийся экран.       — Я зевал, потому что ты выглядела слишком уставшей, когда смотрела фильм, — как ни в чём ни бывало оправдался искренне-наивно парень.       В груди у девушки что-то содрогнулось от этих слов, но она не дала себе возможности разобраться.       — Тебе точно пора спать.       — Да не… — тихий голос Уоррена оборвал звук приложения, что проинформировал о завершении разговора. Если бы она не отключилась, то оттягивание конца могло продлиться ещё очень долго. Парень, хоть и казался невероятно добрым и милым, умел спорить и твёрдо стоять на своём. В чём они и различались. Ещё Макс бы потом корила себя за чужую плохую оценку. Зелёный кружочек онлайна сменился на красный. Если Грэхем снова попытался подключиться, громкий звонок не потревожит хрупкую тишину в голове. Девушка невольно потянулась к аватарке бывшего собеседника и щёлкнула кнопкой на панели ноутбука. Картинка увеличилась, показывая персонажа из одного аниме-сериала с флешки Уоррена. Светлые волосы с угловатой чёлкой, обрамляющей овал, такого же цвета глаза. Лицо, что на этом кадре отображало вселенскую грусть бытия. Эдвард Элрик собственной персоной.       Макс задумалась. А что если бы Уоррен действительно оказался её соулмейтом? Открытый для всего мира парень, с душой и эмоциями нараспашку, хоть и немного стеснительный, и она, закрытая ото всех, бродит по дороге в одиночестве и пристально разглядывает мир, не желая непосредственно в нём участвовать. Лишь запечатлеть миг происходящего волшебства, который искрит и тянет внимание на себя сильным магнитом. Влияние, как сильное заклятие, спадёт только в тот момент, когда удастся его поймать. Заключить в белые рамки квадратной фотографии, где оно будет продолжать жить. И если приложить ладонь к глянцевой поверхности, то можно почувствовать тепло и нечеловеческое медленное биение, толкающее рёбра изнутри. Это чувство действительно было всем, что нужно для жизни. Уоррен по этой причине всегда кружил где-то рядом, бился о прозрачный щит, как ночной мотылёк на яркой лампе. Садился у невидимой границы, улыбался, веселил, касался поверхности тёплой ладонью. Макс чувствовала, наслаждалась, была счастлива видеть, слушала и не могла закончить. Только купол над ней не исчезал, как бы приятно не было, а вылезать из-под него было страшно. Потому что тогда она станет частью всего вокруг. Качающейся травы, прыгающих по асфальту птиц, старика, склонившегося над сломанной удочкой, плачущего ребёнка со сдутым мячом, толпы пьяных студентов на вечеринке. И как же она будет снимать это, если окажется не за объективом, а прямо перед ним?       С другой стороны, может это действительно было необходимо? Человек, который не даст пропустить жизнь мимо. Обязательно вытащит на пару минут из-под защиты или расскажет, как там снаружи на самом деле. Некий идеальный симбиоз закрытого и открытого человека. Гравитационный баланс тёмного и светлого на их общей фотографии жизни. Возможно это рабочий вариант. Судьба ведь не глупа и знает, как будет лучше всего, правильней и, как обычно происходит, поучительнее. Ведь оставался и такой вариант, что после того, как появится метка, она передумает и изменит своё мнение. Имена на коже свяжут их души и откроются друг перед другом. Точнее, её незримый мир начнёт пропускать к ней, потому что оказаться ещё более открытым, казалось, парень уже не мог. Макс поняла, что совсем так изведётся к утру, если продолжить думать настолько серьёзно. Это просто произойдет. Имя в любом случае появится на руке и выбора не будет. Так зачем грузить себя тем, на что ты не можешь повлиять? Аватарка уменьшилась, встав на своё место в чужом профиле. В их чате она заметила три сообщения о пропущенном вызове.       Девушка погружалась в околосонное состояние, когда всё начинает раздражать и давить. Несмотря на это, она решила, что может дать себе ещё немного времени, прежде чем поднимет белый флаг и ляжет в кровать. Макс, подняла голову и сняла наушники. Правда сделала она это зря. За дверью доносилась динамическая музыка, которая проходила слабыми вибрациями даже до другого конца комнаты. На их этаже был только один единственный человек, которому бы подобное легко сошло с рук. Неизменная королева Виктория Чейз. Даже если кто-то и пытался стучаться в её комнату, то потерпел поражение. Наушники заняли своё нагретое место. Сомневаться в том, что она уснёт под этот грохот, не было смысла. Казалось любая горизонтальная поверхность спустя ещё некоторое время станет отличным вариантом, и не важно, что на фоне и с какой громкостью. На месте закрытой тёмной вкладки приложения видеосвязи появилась белая лента социальной сети. С помощью неё отвлечься удалось ненадолго. Спустя некоторое время информация начала уплывать от ясного взора. Имея хорошее воображение, Макс буквально видела, как буквы разбегались в разные углы.       Плывущий взгляд поймал эстетический пост с коллажем картинок, подогнанных под единую тёмно синюю гамму. Под ней, как и во многих подобных группах, находился какой-то трек. Макс нажала на него и поняла, что вселенная сама даёт знаки залезть в конце концов под одеяло. Музыка была убаюкивающей, даже для высокого голоса исполнителя. Слова тянулись на чужом языке, вязкой тёплой жидкостью, словно кто-то сзади шептал ей их как колыбельную. Девушка зевнула.       Лента поплыла дальше вниз, пока взгляд не уловил что-то знакомое. Выложено двадцать минут назад. Девушка не сразу поняла, что видит перед собой. Полумрак, рассеиваемый разноцветными огоньками, которые присутствовали на первой вечеринке Циклона в честь начала учебного года. Чейз держит бутылку алкоголя, судя по не трезвому взгляду. Другой рукой обнимает за шею Прескотта в таком же состоянии вменяемости. Соединив это фото с доносящейся ранее музыкой, Макс вынесла вердикт, что Виктория затащила второго короля Блэквелла к себе в комнату и решила устроить попойку или он решил. Невелика разница. Стоило поспорить на все сто баксов, думают они в одном ключе, словно разделённые сиамские близнецы.       Следом Макс увидела причину, по которой это оказалось в ленте. Дана, что находилась у Колфилд в друзьях, прокомментировала фотографию. Достаточно злобно попросив выключить музыку. И получила отказ, той же эмоцией в квадрате, приправленную пьяным острым состоянием. Их перепалка получилась короткой. В результате, Виктория просто перестала отвечать.       Макс не хотела проникаться всей глубиной истории ненавистных высказываний в обе стороны конфликта. Её внимание переманила фотография. Она не была сделана хорошо, плохое освещение, поплывшие цвета из-за движения руки. Люди на ней тем более не вызывали никаких приятных эмоций, особенно в состоянии алкогольного опьянения. И всё же было интересно, кто окажется соулмейтами этих двоих. Раз ещё никто не бил в колокола местных слухов, то метки у них не появились. Возможно, эти кто-то будут с похожими характерами. От мыслей сразу о четырёх царских особ на одну несчастную академию бросило в холодные мурашки по спине. Никто не выдержит такого удара. Остаётся надеяться, что их родственные души объявятся уже после выпуска, в крайнем случае под конец года.       В голове пронеслись неприятные воспоминания. Виктория очень любит цепляться к ней по поводу одежды. Её долгом было напомнить, что люди искусства, кем они станут после выпуска, не могут ходить в подобных обносках. Макс не переживала по поводу своего внешнего вида, но такие высказывания были неприятны. Да, она руководствуется не сочетанием цветов, правилами, а тем, что возьмёт приглянувшееся. И менять что-то здесь она не видела смысла.       Из-за пробежавший грусти Макс поняла, что подкармливает ею злую и недовольную жажду сна. Прошёл почти час с окончания разговора. Девушка уже была примерно в таком же состоянии, что и Уоррен. Она вернулась к началу ленты, стараясь не увязнуть в её потоке. И встретилась лицом к лицу с красным огоньком уведомления. Грэхем оставил пост на её странице. Решив, что пара лишних минут бодрствования не убьют, Макс перешла по оповещению. Родная аватарка с её лицом. Небольшая краткая информация. Под ней красовалось новое творение, оставленное в первую минуту нового дня. Почти ровно пятьдесят минут назад.       «Мы хотели тебя поздравить, но были жестоко кинуты. Наши труды не заснуть канули в чёрную дыру ;( ;( P.S Рюк тоже очень расстроился»       На приложенной фотографии расположился сонный Грэхем в руках с плюшевой собакой породы Хаски, к морде который был прикреплен стикер с грустным ртом.       И несколько комментариев: Дана: С Днём Рождения, Макс! Но это жестоко даже для именинницы) Джастин: Хэй, Макс! Поздравляю с Др. Буду ждать фотку с меткой. Макс: Прости, я не знала ;000 Спасибо за поздравления! ^~^       Дана была первой, с кем она относительно хорошо поладила. Девушка могла поддержать диалог с любым человеком, даже таким закрытым, как Макс, поэтому к ней проникаешься симпатией с первых слов. Хороший вкус в одежде только приукрашивал первое впечатление. Из-за этих качеств Дана стремительно стала популярна, что не испортило характера. Там где Уорд, там и Джастин. Макс, бывало, не понимала сленга, на котором парень разговаривает, но в целом, тот оставался нейтрально-дружелюбным. Макс была рада, что кто-то из академии поздравил её, если не считать Уоррена.       Она написала комментарий, лайкнула пост со всеми ответами и решила точно выходить. Уверенно нажала на крестик браузера. Музыка резко прервалась. Маленькая кнопка выключения щёлкнула слишком громко для тихого убежища. Экран потух, сменился на непроницаемую чёрную пустоту. Комната погрузилась во мрак, растворяя стены в пространстве тёмного неба. Макс сняла наушники, всё ещё улавливая музыку из коридора, которая стала теперь намного тише. Она встала и потянулась, чувствуя, как хрустят позвонки спины. И даже не заметила, как конечности затекли за несколькими часами проведёнными на стуле. Макс вроде бы только исполнилось восемнадцать, а уже скрипит.       Чтобы как-то привести тело в чувство, девушка прошлась по комнате несколькими кругами и остановилась у открытого окна. Ночь давно вступила в свои владения, подталкивая всех живых существ ко сну. Девушка впустила в лёгкие воздух, который постепенно, день за днём, менялся на осенние ноты влаги и свежести. Макс очень ждёт свой любимый месяц года. Оранжевые листья, покрывающие землю несколькими слоями, которые потом собирают в небольшие кучки и постоянно мокрые, от того зеркальные, асфальтированные дороги. Спустя всего пару минут у окна ей стало легче. Голова перестала болеть, а тело сбросило душную комнатную кожу. Внутренний тонкий мир тоже тщательно прополоскали свежим воздухом, не оставив травмирующих следов волнения и напряжения.       Левое предплечье парализовало секундной невыносимой болью. Если бы Макс не имела возможности видеть, то подумала, что к руке приложили раскалённое железо. Волнение снова подступило к сердцу, заменяя кровь, только теперь не душило, бросая петлю на шею, а заставляя думать и действовать как можно быстрее. Макс схватила здоровой рукой “пострадавшую” и поднесла к окну. Тусклый свет топил тенями аккуратный почерк с наклоном. Буквы плыли, менялись из-за этой иллюзии. Тогда девушка подбежала к кровати. На тумбочке пристроился телефон, готовый утром оповещать хозяйку о начале нового дня. Она схватила его, разблокировав. От стучащего сердца, что ликовало в предвкушении, и поверхностного дыхания, из-за которого не поступало достаточно кислорода, из головы вылетело, где находилась иконка с фонариком. Пришлось глазами сканировать каждый ряд в меню с самого начала, что отняло время, где каждая секунда болезненно врезалась в сознание. Яркий свет был чужим в этой комнате и резал глаза, случайно освещая край кровати и пол. Контуры приобрели чёткость, не оставляя шанса на неопределённость. На коже было имя, совершенно не то, к которому морально приготовилась за вечер.       — Твою овсянку, что за…