Love And Love

      Больно. Невыносимо больно, когда горло раздирают эти чертовы синие бутоны роз, а дышать уже просто совершенно становится невозможным — лёгкие, как и само сердце, сковывают эти цветы, произрастаещие изнутри и медленно, слишком медленно и мучительно убивающие. Уж лучше бы смерть была мгновенной — хотелось застрелиться, повеситься, спрыгнуть с многоэтажного здания, но хоть что-нибудь сделать с этим, вырваться из оков своей невыносимо болезненной и столь неправильной любви.       Ненавидел сковывающие цепи, да только сам угодил, что уже столь долгое время, пытавшись отчаянно сбежать, каждый раз терпел неудачу и снова окунался в эту бездну, наполненную раскрывавшимися бутонами индиговых роз, шипы которых врезались в кожу, уже и так покрытую многочисленными шрамами прошлого, оставляя новые ранения, которые будут навеки напоминанием о причине погибели своей даже в загробной жизни, в которую светловолосый юноша и не верил. Хотелось истошно кричать, но душераздирающий крик отчаяния заглушался цветами.       Николай ненавидел теперь всё равно манящие розы, ненавидел синий цвет и любые его оттенки.       Он желал свободы, но его же несправедливая, уродливая любовь оборвала крылья юноше, безвыходно кричащему до сорванного голоса, пока мог, в леденящую пустоту, мглу, опускаясь на дно океана роз.       Но ни за что... Ни за что не скажет, не даст сам знать, что болен. Болен человеком, который, сам будто не замечая, убивает. Гоголь готов быть задушенным холодными руками со столь тонкими и изящными, хоть и искусанными пальцами, часто даже кровоточащими, готов быть убитым шаловливой пулей, вылетевшей из дула пистолета в руках пленившего его господина, но... Но не утопать невыносимо медленно, задыхаться, заходиться в кашле при любой попытки хоть немного глотнуть воздуха, свободы.       Если... Если убить свою любовь, человека, который сжимает сердце Николая, играясь, то будет ли Гоголь свободен, вырастут ли у него вновь крылья?       Это виделось выходом сначала, да только настолько ли сильный сам юноша, чтобы посметь сотворить такое? И любовь... Любовь ведь не погибнет, а сердце, несжимаемое более в руках господина, будет испепелено, стерто.       Осознание, что это изначально безвыходно, и Коля будет погибать в адских, невыносимых муках, разница лишь в том, останется ли в живых тот, кто и пленил... И Николай чувствует, что уже совсем скоро упадёт последний бутон, а господин лишится своей главной марионетки, его королева покинет игру, присоединяясь к свергнутым ранее пешкам.