Каждой твари по паре

      Хочется чуть ли не рычать от досады, но вместо этого Чиаса хватается за голову, превращая чёрные волосы в ещё больший растрёпанный кошмар, и закатывает глаза.       От непонятного лая Гончего Пса это не спасает. Он продолжает что-то рычать в свой намордник, превращая и без того непонятную речь в набор случайных звуков — Чиаса утратила надежду разобрать хоть что-то ещё в первую воспитательную беседу с ним на первом курсе обучения. Сейчас она уже третьекурсница, а так ничего и не поменялось.       — Сенсей, — хрипло окликает его Чиаса, а после откашливается, чтобы не походить на курильщика ещё больше, — я всё-всё поняла. Можно домой?       Гончий Пёс вновь сходит на рык — видимо, нельзя. Знает же, что нихера она не поняла.       Надо было всё-таки назвать его псиной, а не давить из себя вежливость.       Самое глупое в этой ситуации то, что Чиаса даже не до конца понимает, за что её ругают в этот раз. Повод, естественно, есть — и старых ещё полно, а новых даже не сосчитать сколько будет. Но какой — именно сейчас?       — Думаю, с неё достаточно, — в учительскую тихо входит директор Незу, резко привлекая внимание к своей привычной, снисходительной улыбке, — Ошири-сан подумает о своём поведении после этой беседы. Верно, Ошири-сан?       Ошири-сан чуть не давится смехом, маскируя это под обычный кашель, — опасные нынче времена, на любом углу заразу можно подцепить! — но участливо кивает. Её так давно не называли настолько уважительно, что она и забыла, как это.       Директор наконец-то отпускает её на волю, оставаясь переговорить что-то срочное с Гончьим Псом. Но Чиаса всё равно улавливает его взгляд ей вслед — понимающий и слишком умный для зверька. Однако далеко не интеллект удивляет, а его упрямое желание на пару с родителями Чиасы сделать из неё хоть какое-то подобие нормального человека — куда там до героя замахиваться.       И главное, что все знают о провальности этой идеи, но всё равно продолжают. Методично и настойчиво — берут на стажировку к себе, учат манерам и проводят еженедельные профилактические беседы, словно это поможет.       Если бы причуда была толковой, то в этом ещё был бы смысл — так она такая же бесполезная, как и хозяйка. Чиаса гордо называет это мимикрией, а навязчивые ублюдки, лезущие куда не надо — пародией на хамелеона. Ошири ради приличия и сохранения статуса стервы посылает таких нахуй, но мысленно соглашается.       Как не назови, а обычное слияние с окружающей средой таковым и останется.       Зато проходить вступительные экзамены с такой белибердой вместо толковой причуды было весело. Родители, солнышки-зайчики и вообще святые люди, своей убогой дочери рекомендацию дали, чтобы она позорилась не перед всеми одногодками, а только перед избранными. Благо, в то время Чиаса была не таким задохликом как сейчас и могла хоть что-то сделать. Впрочем, это в любом случае пустяк — желающие всё равно тычут её мордой, как провинившегося котёнка, в то, что она нихуя не может в одиночку, но строит из себя непонятно что.       Староста, поджидающая её под дверьми в учительскую, как раз из тех людей. Чиаса, только приметив её недовольную моську, машет ей бутылкой минеральной воды, которую после отхлёбывает — похмелье никого не щадит.       — Как ты вообще можешь подобным образом себя вести? — пыхтит от злости староста, умница-красавица-любимица и прочие синонимы, которые можно найти на страницах словаря прилагательных, и метелит пушистым хвостом по полу. — У тебя совсем стыда нет? А как же честь героя? Что вообще из тебя получится, ты об этом думала? И какая же у тебя была причина проигнорировать вызов на задание?       Чиаса небрежно зачесывает чёрные волосы на бок, и думает, что сказать в этот раз. Она и не подозревала, что от неё настолько пасёт, но у старосты, кошки драной, видимо и нюх кошачий, как и ум — постоянно говорит одно и то же. У Гончего Пса хотя бы интонация рыка отличается.       — Я праздновала день рождения моего лучшего друга, не бубни, — отмахивается Ошири, чувствуя, как мартини, выхлебанный в одну наглую морду, скребёт горло сушняком, — если бы у тебя такой был, ты поняла бы.       — Это уже не смешно, Ошири! — вспыхивает староста, притопнув ногой, и Чиаса скалится на привычное, абсолютно не вежливое обращение. — У твоего друга каждые выходные день рождения!       — Может, он ебучий Иисус, умирающий и рождающийся каждую неделю? — с ухмылкой пожимает плечами Чиаса, вновь отпивая минералку.       Задерживаться рядом со старостой нет желания, потому Чиаса направляется в сторону выхода из школы, перед этим почесав злобную кошку за ухом — та чуть не расцарапала ей за это лицо.       — Я не собираюсь больше этого терпеть! При первой же возможности вылетишь! — кричит Чиасе вслед староста, недовольно топая ногой.       Пора составлять сборник подобных цитат, которых Чиаса успела наслушаться — выйдет такая книженция, что ей и убить можно будет. И её всё равно оставят, пропустив по кругу нравоучений, потому что никто уже третьекурсницу не будет гнать. Впрочем, Ошири решает не нагружать кошачий мозг этим, ограничившись обычным, но красноречивым средним пальцем — заклееным пластырем, потому что шавка, к которой Чиаса полезла через забор, чуть не насквозь прокусила руку.       Староста ещё что-то пыхтит вслед, — явно злясь на то, что их курс вообще не дотягивает до параллельного, где учится эта вездесущая, бесячая Большая Тройка, — но после наконец идёт по своим делам старосты и вице-президента студсовета. Есть у неё раздражающее качество — всё делать сразу и как можно раньше, несмотря на загруженность и то, что ей любой промах и задержку прощают.       Чиасе тоже прощают — что с такой оборванки вообще взять? Появляется на уроках и на том спасибо, всё равно ничего толкового не выйдет из неё. Да и держат её, по большей части, из-за родителей и жалости.       Была ведь нормальной — может, снова одумается, если побудет в компании нормальных сверстников?       Свежий воздух бодрит — стены академии больше не давят пафосом и позволяют вдохнуть полной грудью. Чиаса жалеет лишь о том, что сейчас не рассвет — можно было бы насладиться видом.       Но пусть даже сейчас и не рассвет, который может окрасить её болезненно-белую кожу в поистине прекрасный цвет, Чиаса всё равно протягивает руку к солнцу, сливаясь с некрасивым и скучным жёлтым. Совершенно не то. Фыркнув, Ошири отменяет действие причуды, набрасывает чёрный капюшон и спешит уйти подальше от академии.       Небольшая квартирка старшего брата, которой он всё равно пользуется раз в три года, ведь действительно усердно работает, кажется холодной и неуютной. Дрогнув и укутавшись в толстовку, так и не сняв сапоги, Чиаса проходит на кухню. Хочется безмерно есть — с прошлого вечера ничего во рту, кроме вездесущего мартини не было. На скорую руку она делает сомнительный салат — большее уже вне её компетенции. Но даже это кажется солидным обедом-завтраком-сколько-вообще-времени, поскольку обычно лень начинается после заваривания лапши быстрого приготовления.       Забрав блюдце с собой на подоконник, Чиаса залезает на него с ногами и разбавляет сплошь здоровую зелень прикуренной сигаретой. Практика, когда они не учатся, а мотаются по всему городу в поисках плохишей, только началась, но она уже задолбалась, хотя ничего толкового так и не сделала.       — Пиздец, — тихо выдыхает вместе с дымом Чиаса, несильно приложившись лбом об стекло.       Делать хоть что-то во имя светлой памяти о себе любимой не хочется — всё равно знает, что не получится. Достичь таких же высоких результатов, как мать с отцом, обустроившиеся поближе к заветной десятке лучших про-героев, она не сможет. Даже обойти брата, уже зависнувшего в первой полусотне, вне её возможностей — мордой не вышла, а милый характер потеряла по дороге в академию.       Или раньше? Чиаса в душе не ебёт, когда всё стало вот так. Она ведь в детстве была нормальным ребёнком в семье сплошных про-героев, и с самых юных лет в её тёмную голову пихали мысль, что она тоже будет такой. Благородной, ведущей за собой людей и чуть ли не святой. Даже за ручку довели до нужной дорожки и подтолкнули, показав пальцем, что идти нужно прямо. Но Чиаса сошла с этой дорожки при первой же возможности — чтобы погладить бездомых шавок, к которым она питает особую слабость, даже если из-за этого руки никак не заживают.       Или тогда, когда увидела, что между злодеями и героями не такая большая разница. Что те, что эти, занимаются одним и тем же — используют причуду в угоду себе. Их самое большое различие в том, что одних за это целуют в задницу, а других — пинают.       Впервые увидев, как люди страдают именно от героев, что случайно разрушают город, забыв о жителях и слишком увлекшись своим тщеславием, Чиаса подумала, что быть героем это всё же не её. Но тогда она уже поступила в академию, а бежать было поздно с самого рождения — родители, жаждущие до конца вести династию героев, не отпустили бы её.       Первый курс из-за этого прошёл странно — вроде и хотелось учиться чтобы сгодиться хоть на что-то, а вроде и… нахуя? Просто чтобы семейка не зачмырила?       Этот вопрос преследовал её вплоть до второго курса, на котором она впервые увидела и то, что злодеи бывают не такими уж плохими. Не все делают грязную работу добровольно — не все от хорошей жизни становятся такими. Они, по сути, не сильно отличаются от проституток и наркоторговцев, только на этих никто, почему-то, не собирается натравливать героев.       Тогда и укоренилась мысль, что нахуй геройство. Лучше уж быть главным чмом в семье, чем страдать хернёй в смешном костюме и подлизываться к гражданам. Но это никого не ебало — учись усерднее, сказали они, выбора у тебя всё равно нет и никогда не было. Даже когда она разрывалась между танцами и хором в средней школе у неё, по сути, не было права на голос, как бы ей там не казалось — мать всё равно настояла бы на втором. Но Чиаса была умничкой и сама выбрала правильный вариант.       И перестала ею быть, когда поняла, что мир та ещё хуйня, ничуть не похожая на сказки, что ей читали в детстве. Ведь даже принцы могут оказаться ублюдками, а драконы — классными ребятами.       С тех пор мир был разделён не на чёрное и белое, как учили в детстве, а на серое и оранжевое, цвет рассвета. Единственный плюс работать по большей части ночью именно в том, что она сполна сможет насладиться красотой медленно разукрашиваемого неба.       Эти же мысли помогали смириться с тем, что на героя доучиться всё же придётся — родители иначе покоя не дали бы, как и вся остальная родня. Да и представлять из себя хоть что-то в жизни нужно, а из-за геройского воспитания нет других вариантов. Но это не помешает ей получить эту ссаную официальную, а не временную — которую она получила с раза десятого, и то над ней, кажется, сжалились, — лицензию и мимикрировать под камень, покрывшись плесенью и тихо-мирно сгинув.       Какие либо отношения ей нахуй не сдались, даже больше — Чиаса искренне надеется, что высказывание «каждой твари по паре» обойдёт её стороной. Или что её твариной станет бездомная шавка — терпеть в своей жизни ещё одну разговаривающую суку, помимо себя, она не намерена. Собак хотя бы гладить можно и они теплые.       Время до вечера проходит словно в трансе — Чиаса не запоминает и половину из действий, которыми она коротала день. Когда начинает темнеть, она начинает спокойно собираться — не так в спешке, как с утра, когда староста бросилась на неё разъярённым зверем и заставила тащить свою задницу в академию.       Она сразу надевает свой геройский костюм, состоящий из сплошного, чёрного костюма из спандекса, — или латекса, Чиаса вообще не разбирается в материалах и не вмешивалась в создание этого чуда, — и таких же однотонных сапог и перчаток. Первое время Чиаса шутила, что похожа на дешёвую пародию женщины-кошки из малобюджетного порно, не хватало лишь кошачьих ушек. Но это привилегия старосты, потому она обошлась и тем, что у неё есть.       С одной поправкой. Чуть позже она попросила такую же однотонную маску, чтобы хоть как-то скрыть заёбанность на своём лице и выглядеть чуточку приветливее.       Костюм, несмотря на свои же тупые шуточки, Чиаса считает практичным и действительно хорошим. С ним проще всего использовать свою причуду и слиться с окружающей средой, поскольку однотонные и тёмные цвета более восприимчивы к воздействию. Из-за этого же появилась привычка носить всё чёрное — яркие и пёстрые цвета Чиаса хоть и может подчинить своей причуде, но для этого нужна высокая концентрация и трата лишних сил.       Какой бы бесполезной Чиаса не считала причуду, но она всё равно её развивает и ищет способы сделать её хоть чуточку полезнее. Сначала она училась использовать «мимикрию» не только на себе, но и на мелких предметах, которые она брала в руки, а после это переросло и в возможность полноценно воздействовать на одежду. Уже в середине обучения на первом курсе она полностью освоила этот навык, а позже научилась сливаться с окружением так, что не отличишь, где скрывается её бренное ленивое тело. Подобное она проворачивала в тренировочных лагерях, которые уже не устраивают на третьем курсе — слившись с травой, Чиаса попросту отдыхала все дни напролёт, а учителям ответственно заявляла, что работала над причудой.       Умом, они, конечно же понимали, что Ошири пиздит, причём нагло и безбожно, но доказать всё равно нельзя было, поскольку хер кто мог найти её и поймать с поличным.       Ночью, когда и наступает её время патрулировать, причуда оказывается ещё полезнее, чем днём. Физической силы это ей не прибавляет, но позволяет как крысе подходить со спины и, вспоминая все уроки по борьбе, справляться со злодеями, что физически слабее неё. В случае, когда Ошири прекрасно понимала, что ей нихера не светит, она просто мимикрировала под случайный предмет и дожидалась, когда всё сделают остальные.       Просто. Практично. Не затратно. Чиаса искренне гордится своей тактикой. Бесполезно? Да. Но ей всё равно в падлу разбираться со злодеями, которых она к тому же и не сильно ненавидит. Силу она использует лишь в двух случаях — когда действительно прижмут или с враждебными намерениями подойдут ближе, чем на метр.       Некоторые злодеи даже успели про это прочухать, потому и не подходят, предпочитая оставить безразличного героя в покое и не испытывать судьбу. Всё же учитель по борьбе в академии строгий, даже такой профессиональный лентяй как Чиаса не сможет улизнуть, потому приходилось впахивать все два курса, да и на третьем не дают спуска. Хочешь не хочешь, а на многое способен будешь.       Улица, куда Ошири выходит, окутывает ночной прохладой, заставляя неуютно поёжиться и пожалеть о том, что у неё нет никакой куртки. Она будет мешать, но сейчас, когда всё более-менее спокойно, можно и позволить себе такую роскошь. Потому, мысленно сделав пометку на завтрашний патруль сгонять домой за какой-нибудь курткой, пока родителей не будет, Чиаса направляется на место встречи со своим единственным и постоянным напарником.       Они пожизненно встречаются у какой-то халупы на окраине Токио — просто из ненависти к шумному городу, который не успокаивается даже в ночное время суток. После уже они идут на полноценный патруль, который заканчивается почти сразу же, поскольку они обустраиваются на всю ночь на крыше одной из высоток.       Приметив вдалеке Юудая, того самого напарника, который опирается спиной на ветхий домик и докуривает сигарету, Чиаса усмехается. Какой он всё-таки дебил — вроде и полагается на физическую силу, спортсмен, а здоровье на пару с ней губит. Самой Ошири абсолютно плевать на это — устраивать километровые забеги она не собирается, предпочитая использовать хитрости, потому дыхалку не жаль, как и почки.       — От тебя за версту несёт то ли алкоголем, то ли заёбанностью, — усмехается Юудай, потушив сигарету, когда Чиаса подходит ближе, — даже не знаю, что хуже.       — Нахуй иди, — отмахивается Ошири, вызвав грубостью лишь усмешку у напарника, — мне староста на пару с псиной мозг выели уже насчёт этого.       — Даже не удивлён, — смеётся парень, вальяжно перекинув руку через плечо Чиасы, — что в этот раз праздновала, раз даже меня не позвала?       — Поминала своё рождение, — фыркает девушка и ведёт плечом, словно ненавязчиво намекая, что руку свою лучше убрать, — могу позвать помянуть второй раз в следующие выходные, я не принципиальная.       — Рия нас обоих задушит, — мотнул головой Юудай, а после отстранился от подруги. Та на имя старосты лишь фыркает, но понимает, что в словах парня есть доля правды.       Не то чтобы от них двоих ожидали чего-то другого. Они с Юудаем парочка неудачников — оба с бесполезными, не примечательными причудами. Только если Чиасу держат из-за родителей, то Юудаю приходится самому вгрызаться в своё место, чтобы удержаться, оттого он и более осторожен в действиях.       Он ведь не из семьи героев, которые смогут подтянуть своего нерадивого отпрыска и обеспечить тёплое местечко в большой жизни. Оба его родители беспричудные, потому для них сын, внезапно родившийся с причудой, оказался самым настоящим чудом. Посему имя, означающее «великий герой», стало для них ещё более значимым, чем ранее.       Юудай, как и Чиаса, не очень горит желанием становиться героем, но он не хочет подвести родителей. Они ведь верят в него. Потому он поступается со своими принципами и батрачит на героя, пытаясь хоть как-то с толком применить свою причуду — чувствовать эмоции живых существ в виде запахов. Звучит так же неудачно, как есть на практике, потому Юудай мало полагается на неё в бою — больше использует физическую силу, которой уделял столько же времени, сколько и улучшению причуды.       Возможно, он цепляется за неё и контачит лишь для того, чтобы получить по дружбе местечко в агенстве старших Ошири. Чиасе как-то насрать на это — вопреки своей репутации беспринципной суки она прикипела к нему, как к единственному другу, потому это мелочи. Да и возможно ли вообще такое? Юудай хороший парень — не в том же смысле, что и родители или староста, нет. Когда Чиаса мысленно называет его классным в голосе не скользит и доля сарказма или яда. Потому что он действительно такой — они даже поладили сразу как только поступили вместе на геройский курс.       Когда нужно было выбирать геройское имя, он поддержал её глупую идею взять вместо него имена любимых исполнителей, так что теперь Чиаса — Ариана, а он — Нирвана. Полночь, тогда проводящая урок и принимающая варианты, посмотрела на них как на дебилов, но позволила дурачиться.       Ежегодно они, шкерясь по углам, подделывали подписи своих родителей, чтобы написать отказ от участия в ебучем фестивале — никому из них, бесполезными в прямом бою, не хотелось зазря тратить время. Лучше с трибун посмотреть за всеми этими напыщенными неудачниками и поржать с особенно тупых кадров. Но Юудай облажался в первый раз — учителя сразу поняли, что он пытается обмануть систему и откосить, потому Чиаса угарала над ним в одиночку. Зато после он уже приловчился и они занимались этим вместе.       Как и вместе занимаются патрулем. Ради приличия они обходят разок ближайшие улицы Токио, а после оккупируют крышу здания, откуда более-менее видно город, чтобы вдруг что — прийти на помощь. Сев на край и свесив ноги, Чиаса достаёт пачку сигарет из заднего кармана костюма — дешёвые и не самые любимые, потому потерять их было бы не жаль.       — А где Сотриголова? — бубнит с сигаретой в зубах Ошири, рыская по остальным малочисленным карманам в поисках зажигалки. Черт, неужели забыла?       Парень собственнически крадёт у подруги сигарету для себя, зная, что она не особо против, а после достаёт свою зажигалку, прикуривая. У того-то карманов побольше будет, да и костюм не такой ущербный.       Сотриголова обычно курирует их патруль, поскольку они хоть и третьекурсники, но всё ещё ученики академии, потому им нужен наставник. Айзава-сенсей, как один из малочисленных героев, работающих ночью, идеально подошёл. Поначалу его совершенно не радовало то, что на него повесили двух идиотов, но после свыкся. Те, если не страдают хернёй, делают работу качественно и без пререканий. Многих учителей удивили тем, что даже оторва-Чиаса рядом с ним становится чуточку ответственнее — из банального уважения.       Айзава ведь один из немногих героев, что предпочитает оставаться в тени и не особо тянется к славе. Ошири нравится его политика, и она даже хочет стать на него похожей — если действительно в итоге останется в мире героев, а не сгинет под каким-нибудь кустом.       — Ты не слышала? — выдыхает дым Юудай, а после услужливо бросает Чиасе зажигалку. — Пока мы мёрзнем тут, он с классом в лагере тусит. Вернее тусил, на них же Лига напала и того белобрысого украла.       — Ненормального? — усмехается Ошири, затягиваясь. Агрессивного блондинчика она прекрасно помнит. У них есть традиция ходить на фестиваль к первокурсникам, потому что привычные морды уже наскучили и ничего интересного не показывают. А этот динамит на ножках такое чудил, что грех забыть. — И нахера?       — А мне откуда знать? — пожимает плечами парень. — Может, хотят к себе переманить. Он же на лицо чистый злодей. От него на фестивале за километр разило злобой и желанием свернуть всем шею.       — Нам бы об этом говорить, — хрипло смеётся Чиаса, вызывая этим и у Юудая смешок. — Лига что-то слишком вцепилась в их класс. У них там внебрачный сын Всемогущего, что ли?       Юудай с этого предположения смеётся и качает головой. Что за бред? Это было бы сенсацией всей Японии, если бы у Всемогущего вдруг появился бы наследник. Вряд ли такое можно упрятать от жадных до сплетен СМИ.       С другой стороны у них есть сейчас улов покрупнее. Можно со всех сторон осрамить доброе имя Юэй из-за того, что их ученика похитили. Стало даже жаль Айзаву — у него из-за этого проблем теперь столько, что будет не разгрести ближайший месяц. Если уж даже Юудаю, который далёк от мира героев, стало интересно, зачем этого паренька утащили с собой, то всем остальным и подавно не терпится вытрясти ответы с начальства академии.       Действительно ли ради того, чтобы переманить к себе?       — Скажи, Чи, — тихо тянет Юудай, откидываясь на свободной руке на крышу и поднимая взгляд к звёздам, словно не решаясь задать свой вопрос, — а если бы ты оказалась на месте того парня, и они действительно хотели бы позвать тебя к себе… ты бы пошла?       Чиаса крепко затягивается, едва не закашлявшись от того, насколько дым обжигает лёгкие. Говорить о подобном с Юудаем… непривычно. Потому что они никогда не заговаривали о своём желании быть героями, зная, что никому из них это нахер не нужно. К тому же Юудай прекрасно осведомлён о серой морали Ошири — для неё нет особой разницы между героями и злодеями. Но…       Смогла бы она сама быть злодеем?       — Пиздец тебя на психологию потянуло, — недовольно и хрипло отвечает Чиаса, поёжившись, — лучше дай мне свою куртку, а не херню спрашивай.       Юудай послушно отдаёт ей верхнюю одежду и даже не вздрагивает, поскольку сам закалён как самый настоящий морж. Ошири, кутаясь в долгожданное тепло большой для неё куртки, продолжает мысленно размышлять.       Зависеть лишь от себя, не оглядываться на глупые правила героев. Ей даже не пришлось бы заканчивать Юэй и потеть над получением сраной лицензии. Внутренний ребёнок, выращенный под слова родителей о том, что все они станут великими героями, вопит о том, что так нельзя. Но беспринципная сука, прочно поселившаяся в душе и потеснившая ребёнка, говорит о том, что очень даже можно.       Кончики пальцев покалывает от мысли о полной свободе, которая, оказывается, весьма реальна. Но следом за этим приходит осознание, что родители самолично свернут ей за такое шею, чтобы избавиться от семейного позора.       Юудай, чувствуя дикий дискомфорт от столь огромного количества запахов эмоций, невольно морщится. Зря спросил, Чиасу же теперь заклинит на пару дней из-за этого. Это просто парадоксально — насколько ей насрать на всех, кроме пары человек. До того, как он лучше узнал Ошири, он был уверен, что ничьи слова не могут вывести её из душевного равновесия, но, как оказалось, это достаточно просто, проблема лишь в том, что для этого нужно быть близким для неё человеком.       А с этим уже начинаются проблемы. Потому что Чиаса предпочитает никого из посторонних к себе не подпускать. Никого, кроме Юудая, и это весьма льстит. Но всё равно тревожно за то, что ожидает подругу в будущем с таким подходом к жизни и людям.