экспириенс

Тот разговор безумием срывает с Тецуи всё, что давило на него. Словно слова Сейджуро всё, что было ему нужно. Словно Сейджуро — чёртова панацея ко всему, что касается Тецуи. Это кажется невозможным, или простым спектаклем, где Акаши — зритель, а Куроко превосходный актёр, который делает всё, чтобы вновь не взваливать на плечи Акаши свои проблемы. Сейджуро говорит: «Чушь это, или ебаная магия, я не понимаю тебя.» Тецуя отвечает: «Похоже на пиздежь, да? Но мне правда совершенно плевать, значу ли я в этой жизни что-то до тех пор, пока значу что-то для тебя. Я думал раньше, что я ради тебя убиваюсь, чтобы быстрее найти этот гребаный смысл. Мы говорили с тобой, и я думал, что все мои попытки — это кусочки паззла, которые сложатся в одно и покажут мне смысл моего существования. Пока я не понял, что картина — ты. Я такой придурок, Сейджуро.» Но оказывается, что всё проще. Куроко упрямо шёл вперёд, чтобы заблудиться в дороге, которая вела его кругом. Куроко упрямо игнорировал все повороты, пока не услышал Сейджуро. Он просто отвлек его от главной дороги на правильную. Сейджуро помог ему свернуть, как казалось Тецуе, не туда, куда нужно. Куроко своим упорством довёл себя до упрямства, и всё оказалось настолько лёгким, что он просто запутался и не видел ничего в упор. Сейчас Тецуя живёт. Но он всё ещё любопытствует. Куроко называет это привычкой бессмертия. Акаши называет это долбоебство высшей степени. — Люди называют это селфхармом, тем, что отвлекает от душевной боли физической, — говорит Тецуя. — Какая несусветная чушь, — отвечает Сейджуро, — для тебя это должно быть бесполезным. Ты боли практически не чувствуешь, или кайфуешь от неё. Я знаю тебя. Куроко отвечает: — Поэтому это просто любопытство, а не причинение боли. После небольшой паузы добавляет: — Иногда я думаю, что может нас убить. Из того, что я пробовал, — пули, повешание, утопление, таблетки, всякие хреновые яды типа мышьяка и другие токсины, поджог, вспарывание брюха, вскрытие вен, но я сразу вспомнил, что у нас кровь не идёт, и ещё огромная куча другой хуйни — ничего не помогает, как видишь. Я жив и практически здоров. Какая дрянь может совладать с нами? — Если спросишь об этом, когда я умру — я отвечу тебе, — улыбается Акаши. — Мне мама говорила, что у всего есть предел, но у нас предел далеко, а после него — смысл, — задумчиво тянет Тецуя. — Не хочу подвергать сомнениям мудрость твоей матери, но звучит как брехня. Тецуя смотрит на Сейджуро полным скепсиса взглядом, хлопает по плечу и говорит: — Ты просто не понимаешь, что она имела ввиду и о чем думала. — Кажется, это у вас семейное — загонять меня в тупик, — Акаши ведёт плечом, выбираясь из-под рук Тецуи, — и что же она имела ввиду? — Человеческими штучками нас убить тяжело, поэтому наш главный враг — время, но когда оно на исходе, нас держит нечто большее и могущественнее, вот что она говорила, — Куроко поджимает губы и смотрит в пустоту, словно пытаясь его прорубить и найти четвёртое измерение. — Весьма загадочно. — Я её тоже иногда не понимаю. Почему нас людской дрянью не пронять? Какие пределы и смыслы за этими пределами?