Острая грань

       — Ты веришь в Бога? — спросил Квоут. Мы сидели в общем зале Путеводного камня и только что закончили с лекцией по истории. Теперь вот еще и богословский трактат намечается. Ужас какой-то. Баст вот, например, давно уже свалил. И я бы мог, да Квоут обидится. Хотя у меня тоже были причины обижаться; вот до чего я люблю историю, а сегодня был не урок, а чистой воды издевательство. Квоут — эдема руэ. он даже безо всякого умысла рассказывает красиво, но иногда, видимо чтобы мне жизнь медом не казалась. специально рассказывает как можно скучней. — Нет. — буркнул я. — В Тейлу — не верю. А Христос там, в моем мире остался. — А в родителей? — Если честно я в них и дома не сильно-то верил, а сейчас… — А вот в эту-то штуку ты веришь? — спросил Квоут с ухмылкой доставая из-под стола хлыст. — И никакой мне тут философьишьки, а то пожалеешь, что вообще связался с этой игрушкой. Я наконец-то понял, что мне это напоминает и кивнул: — Да. — Хорошо. Именно эта вера мне и нужна. Она называется алар, вера в хлыст. Теперь, — продолжил он, доставая камень, — ты должен поверить, что когда я отпущу этот камень он улетит. Я сосредоточился и спустя некоторое время кивнул. Тогда Квоут отпустил камень и он упал. — Ты веришь что он улетит? — Но он не улетел! — Не важно, попробуй еще. И я попробовал еще. И еще. И еще. У меня это заняло весь день до глубокой ночи, пришлось даже прерываться на то, чтобы поесть и привести мысли в порядок. Наконец мне удалось удержать веру в то, что камень не упадет. Квоут отпустил камень и он упал. У меня заболела голова и я ушел в каменное сердце. — Ты веришь, что камень улетит? — Нет! — Хорошо. Никогда не верь в то, чего нет. И не строй такое лицо. Алар… — Да, да краеугольный камень симпатии и, чтобы навязывать волю миру я должен иметь власть над собственной верой. — Именно. Хорошо, что догадался сам. На сегодня достаточно. Прошел уже месяц с тех про как я оказался в Темеранте. Обучение продвигалось неплохо, но снова изменился список предметов. Медицина мне не далась и ее изучение остановилось на уровне кое-как наложить швы и вправить вывих. Ну может еще отличить обычную простуду от туберкулеза. Математикой же не увлекался сам Квоут и по прошествии месяца он выдал мне все, чему мог научить. Однако добавилось обучение музыке, а сегодня — симпатия. Историю Темеранта я уже знал неплохо, во всяком случае мог отличить сожжение Калуптены от падения Мир-Тариниэля. В химии и физике я постоянно узнавал много нового и увлекся этими, казалось бы, весьма далекими от моего гуманитарного склада ума, науками. Буквально за несколько дней до того Квоут наконец сдался под напором Грейма, Джейка и Баста и решил все-таки привнести в трактир музыки. Сам он играть не желал по «идейным соображениям», а Баст хоть играл на флейте, но ему было лень, так что выбор пал на меня. До Квоута мне было еще как до Китая пешком (здесь, в Темеранте это особенно актуально), но компания старых друзей (которая кстати стала приходить еще и в Хаэтен), оценила мою игру весьма благосклонно. Это, кстати, поспособствовало тому, что они не спрашивали кто я да откуда. Нашел видно Коут парнишку на лютне бренчать, ну и бог с ним. Вот только песни из моего мира им не очень нравились. Те, что я мог им петь не вызывая вопросов, обычно были либо чересчур возвышенны, либо непонятны, а «понятных и простых» было не так уж много. Больше всего им нравились песни Высоцкого, Боярского и Макаревича. Особенно про нечисть: В заповедных и дремучих страшных Муромских лесах Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх: Воет воем, что твои упокойники, Если есть там соловьи, то — разбойники. Страшно, аж жуть! В заколдованных болотах там кикиморы живут — Защекочут до икоты и на дно уволокут. Будь ты пеший, будь ты конный — заграбастают, А уж лешие так по лесу и шастают. Страшно, аж жуть! А мужик, купец иль воин попадал в дремучий лес, Кто зачем: кто с перепою, а кто сдуру в чащу лез. По причине попадали, без причины ли, Только всех их и видали — словно сгинули. Страшно, аж жуть! Из заморского из лесу, где и вовсе сущий ад, Где такие злые бесы — чуть друг друга не едят, Чтоб творить им совместное зло потом, Поделиться приехали опытом. Страшно, аж жуть! Соловей-Разбойник главный им устроил буйный пир, А от их был Змей трёхглавый и слуга его — Вампир. Пили зелье в черепах, ели бульники, Танцевали на гробах, богохульники! Страшно, аж жуть! Змей Горыныч взмыл на древо, ну раскачивать его: «Выводи, Разбойник, девок — пусть покажут кой-чего! Пусть нам лешие попляшут, попоют! А не то я, матерь вашу, всех сгною!» Страшно, аж жуть! Все взревели как медведи: «Натерпелись — сколько лет! Ведьмы мы али не ведьмы, патриотки али нет?! Налил бельма, ишь ты, клещ, — отоварился! А ещё на наших женщин позарился!..» Страшно, аж жуть! И Соловей-разбойник тоже был не только лыком шит — Он гикнул, свистнул, крикнул: «Рожа, ты, заморский паразит! Убирайся, — говорит, — без бою, уматывай И Вампира, — говорит, — с собою прихватывай!» Страшно, аж жуть!.. А вот теперь седые люди помнят прежние дела: Билась нечисть грудью в груди и друг друга извела. Прекратилося навек безобразие — Ходит в лес человек безбоязненно, И не страшно ничуть! * Пришлось, правда, объяснять кто такой Змей Горыныч и почему Соловей — разбойник. Но несмотря на то, что вечер закончился на веселой ноте, я решил выучить побольше местных песен., а то мало ли… .......................................................................... Еще целых полтора месяца у меня ушло, чтобы освоится в местном фольклоре и научиться свободно удерживать две веры одновременно. Тогда началось непосредственное изучение сипатии, а еще через два оборота — азов сигалдри. Учиться артефакции возможности не было из-за полного отсутствия какого-либо оборудования, но мы все-таки ходили с Квоутом в кузницу — раз или два, чтобы научиться азам работы с металлом. К концу осени Квоут скептически осмотрел меня и велел Басту заняться моей физической подготовкой. С тех пор мы каждый день бегали по окрестностям на лыжах и занимались прочими упражнениями, а Баст, с ухмылкой подражая Реши, стал попутно учить меня читать следы. Но меня совсем не расстраивало отсутствие свободного времени. Мне было интересно все, чему меня учили и я компенсировал отсутствие Квоутовой гениальности любознательностью и усердием. * текст Владимира Высоцкого