Не нужна

До боли знакомое чувство разрезает грудную клетку, превращая нужный организму орган в одно сплошное кровавое месиво. Глаза мужа, что пристально смотрят в мои, пугают, разнося дюжину мурашек по ледяной коже. Спросите, что же я испытываю глядя в них? Ужас. Один бесповоротный ужас, который заставляет замереть сердце, прекращая масштабную работу. Мне было неприятно, до скрежета зубов мерзко видеть его и понимать, что всё также зависима. Как долбанная дура. — Зачем ты приехал? — задаю в который раз один и тот же вопрос, плюя на повторение, потому что шатен так и не ответил. Всë та же тишина в ответ давит на перепонки, заполняя их противным звоном. — Выйду покурить, — отзывается хриплый голос, привлекая моё внимание. Юнги, что всё это время сидел на диване рядом, слушая мертвую тишину между нами с Чонгуком, встает и выходит на балкон. И я благодарна, что он понимает без слов. Провожаю взглядом брюнета, возвращаясь к супругу, который всё также молчит, кусая сухие губы. У меня совсем нет желания вытягивать слова из Чонгука, ведь это он приехал, он нашёл меня, значит, и говорить должен тоже он, без моей инициативы, потому что я ему и так уже всё сказала, а дополнить мне нечего. Опираюсь усталой спиной о поверхность дивана, складывая руки на груди, продолжаю выжидающе смотреть, изредка моргая. — Йонг… Я знаю, что всё проебал, но я это исправлю. Обещаю тебе, слышишь? — вздрагиваю от тихого голоса, несущего такие нужные мне слова, но которые больше не имеют должного смысла. На это я только хмыкаю, сдерживая слёзы, потому что желание прижаться к этому негодяю, растворяясь, растёт в геометрической прогрессии. — Что ты хочешь спасти, Чонгук? — придаю голосу ровности, сжимая пальцами толстую вязку свитера. — Думаешь, у тебя получится воскресить остатки наших отношений? — хмыкаю, теряя самообладание. Я так ярко и громко распадаюсь, что хочется закрыть уши, потому что это оглушает. — А ты так не считаешь? Всё всегда можно исправить, разве нет? — он хмурится, складывая руки в замок. Ему так тяжело и больно, что я кое-как сдерживаюсь, чтобы не забрать часть этих чувств себе, избавляя его от мучительной участи. — Ты не пользовался теми шансами, которые я тебе давала, почему решил сейчас? — вопросом на вопрос, именно так, как он ненавидит. — Понял, что ошибался. Наделал хуеву тучу ошибок, Йонг. — отводит взгляд, переводя его на стеклянную дверь, за которой курил, вырисовывая разные узоры из дыма, брюнет. — А ещё мне так пиздецки не нравится то, что он постоянно рядом с тобой. — Ужасное чувство, правда? — задаю вопрос, впервые не заботясь о том, что собственноручно приношу ему боль. И я надеюсь, что она такая же сильная, как и моя. — Да, — кратко, сжимая челюсти и хмуря брови. И я так люблю все его привычки, находя в каждой из них что-то, до боли в сердце, родное. — Я ненавижу тебя, Чонгук, и больше не верю. — сглатываю, не в силах отвести взгляда от чёрных глаз, которые полны сожаления и грусти. — Ни единому слову. — дополняю, делая контрольный выстрел. — Клянусь тебе, что всё исправлю. — он наклоняется ближе, цепляя пальцами мои ладони, а я не в силах сопротивляться, разрешаю сердцу пропустить удар, разнося горячую кровь по телу. — Твои клятвы и обещания больше ни стоят и гроша. Отпусти мою руку, — так трудно и невыносимо больно, потому что я хочу ему верить, хочу дать этот миллионный шанс, теша себя надеждой, что он больше не сделает больно. Муж старается дотронуться до моей души своими холодными руками, наверное, даже не подозревая, что на её месте теперь только огромная дыра. — А его обещания стоят? Что он наплëл тебе? Что я мудак, который тебя не достоин? Что он говорил, Йонг, скажи мне! — звереет на глазах, пугая, и я молю Бога, чтобы он не натворил глупостей. Пытаюсь вырвать руку из крепкой хватки мужа, но он не отпускает, мягко касаясь ладонью щеки, притягивая. — Позволь мне всё исправить, пожалуйста. — шепчет прямо в губы, едва касаясь, а я вновь хочу прыгнуть в его омут, потопляя себя. Впервые вижу мужа в таком состоянии, когда он готов, кажется, на всё, только бы получить моё заветное «согласна». — Я не верю тебе, Чонгук. — так же шепотом, роняя горячие слезы, которые скатываются прямиком в чужие руки, обжигая. Муж опускает голову, упираясь лбом в мой, а я ловлю его тёплое дыхание, задыхаясь любимым запахом мяты, исходящим от парня. — Поехали домой, — зарывается пальцами в волосы, массируя кожу головы. Именно так, как я люблю, сводя с ума и забирая остатки контроля. — Поехали? — с блядской надеждой, которая совсем не работает. Она только причиняет боль — огромную и нестерпимую, ту, которая рушит мосты и сносит города. — Не могу. Я больше не хочу тебя делить с кем-то, понимаешь? Нет сил уже и терпения тоже, — я крепко-крепко сжимаю глаза до белых звездочек, стараясь не концентрироваться на чужих касаниях, которые дурманят круче самых тяжёлых наркотиков. — Я слишком чётко всё помню, чтобы простить тебя. — задыхаюсь, произнося вслух. Чувство такое, словно я своими же руками вырываю собственное сердце из груди, бросая его в жгучий костёр, где оно моментально сгорает, оставляя после себя небольшую кучку пепла. — И ты теперь будешь с Мином? Серьёзно, Йонг? — он, кажется, игнорирует мои слова, плюя ядом. Но мне не больно, потому что я ничего не чувствую, совершенно и бесповоротно. Внутри пустота, сжирающая мою душу без остатка. — А, может быть, ты уже давно с ним трëшься и наставила мне рога? — отодвигается, держась на небольшом расстоянии, но я всё равно чувствую эти эмоции, которые в нём бушуют глубоким океаном. — Что ты несёшь? — я хмурюсь, игнорируя пощипывания от слёз. Хочется рассмеяться в лицо всем его клятвам, которые он так громко кричал в самую душу несколько минут назад, потому что он снова наносит удары, которые теперь сильнее ощущаются. — Спала с ним? — произносит быстрее, чем успевает подумать, потому что сразу после этой фразы, я вижу яркое сожаление в чужих глазах — тот оттенок, который для них совсем чужд. — Йонг.. — Иди ты к чёрту, Чон Чонгук. — опережаю всё попытки, поднимаясь с насиженного места и ужасно боюсь притронуться к чужому телу. И этот страх такой жгучий и обжигающий, что становится невыносимо. Чужие руки обхватывают моё запястье, затормаживая, но у меня срабатывает мстительный рефлекс, от чего моя ладонь звонко соприкасается с чужой щекой, опаляя. Голова парня по инерции поворачивается вправо, а кожа на месте удара начинает краснеть, проявляя отпечаток ладони. Чонгук хмурится, сжимая челюсти, но руку не бросает, сдерживаясь. Я вижу, как ему неприятна эта мысль о своём унижении передо мной, но он её глушит, заливая тормозной жидкостью, выдыхает, а после произносит немного севшим голосом. — Пожалуйста, давай поедем домой. Не хочу выяснять отношения при посторонних, — медленно поворачивает голову, прошибая взглядом от которого начинает лихорадить тело. — Когда ты выяснял отношения с ХëСон, тебя не заботило чужое мнение. — я бросаю в него аргументами, которые он не может оспорить. У меня слишком много козырей, которые спрятаны в каждом рукаве, поэтому я заранее победила. И муж молчит, покорно опуская взгляд на сцепленную на запястье руку, поглаживает большим пальцем и сглатывает, а я пытаюсь игнорировать стук его сердца, который разрезает душу на уродливые куски. — Уходи. — поршиво жалко, роняя слёзы. — Только с тобой, — упирается, стоя на своём, а в сердце лазером выжигается отрицание, потому что шатен опоздал и от осознания этого хочется вскрыться, да так, чтобы потерять сознание от силы боли. — Почему ты не держал меня так крепко, когда мне это было нужно?! Почему, Чонгук?! — я кричу, отшатываясь от собственного голоса. Моё психическое состояние на грани срыва и я совсем себя не контролирую. — Почему, когда я поставила на первое место себя, ты вновь появился, отбирая у меня этот шанс?! — упираюсь спиной о стену, стараясь держаться на ногах. — Я так пиздецки люблю, что не знаю, как жить без тебя… Но с тобой я тоже больше не могу, потому что моя боль, каждый раз, когда я смотрю в твои глаза, рецидивирует, разбрызгиваясь жгучим ядом по сердцу. Ты не имеешь права вот так врываться в мою душу, разрывая её на мелкие куски! У меня больше нет сил её лечить, — мой голос хриплый, а дыхание частое. Невыносимая боль пронзает тело и я хочу кричать, что есть силы, чтобы меня спасли. Но я должна усвоить один долбанный урок — никто тебе не поможет, кроме тебя самого. Поэтому я делаю выбор, запирая сердце в железном сейфе, чтобы не слышать его смертных воплей. — Сейчас я выбираю себя, — шёпотом, прямо в чужую душу, оставляя кровавые шрамы, которые самой же хочется и залечить. Муж смотрит в мои глаза своими, отпечатывая в них свои чувства. Молчит, рассматривая лицо, а затем быстро наклоняется, целуя. И я запоминаю этот вкус, полный горечи и слёз, который навсегда останется в моей памяти. И теплоту его губ, которые так мягко и трепетно сжимают мои, прося прощение. А я не сдержавшись, тянусь к нему сильнее, зарываясь пальцами в каштановые волосы, сжимая их у корня и плачу, всё ещё боясь отпустить. Отстраняется, облизывает губы и гладит большим пальцем по щеке, а после, всё также молча, отпускает. Громкий хлопок дверью, после которого я наконец-то могу скатиться по шершавой стене, кое-где царапая спину из-за задравшегося свитера. Спустя время холод улицы охватывает дрожащее тело, а запах свежести и сигаретного дыма, ударяющий по рецепторам, понемногу приводит в чувства. Холодные руки касаются лица, а хриплый голос разносит мурашки, от которых только сильнее хочется плакать. — Пиздец? — единственный вопрос, который вызывает измученную улыбку, но я так рада, что он сейчас рядом и делит со мной эти чувства, спасая от мучительной смерти. — Полный, — смотрю в чужие глаза, которые темнее ночи и не могу поверить в то, что отпустила.

***

Солнечные лучи попадали в, и без того, светлую комнату с большим зеркалом, рядом с которым валялась дюжина разнообразной косметики: маски, крема, тональники, блески для губ, помады разных тонов и прочая дребедень, которая мне была не особо интересна, в особенности сейчас. Я старалась концентрировать внимание на манипуляциях визажиста — высокой симпатичной девушки, которая колдовала над моим лицом уже чуть больше получаса, выполняя поручение моей матери, и игнорируя громкие удары своего сердца где-то в глотке. «Сделай из неё самую красивую невесту, Чеëн-а» Голос, пропитанный чем-то до боли неприятным, до сих пор разрезал мои перепонки, превращая их в фарш. Родительница совсем не заботилась о моих желаниях и предпочтениях, ей было важно показать все мои презентабельные стороны приглашённым гостям, половину из которых я попросту не знала. Та самая «Чеëн-а» постоянно касалась моего лица своими длинными светлыми волосами, щекоча, а её резкий запах духов раздражал рецепторы. Этот день был одним сплошным недоразумением, но он всё равно вызывал во мне бесконечный трепет и приятное волнение, которое расползалось цветущей розой по душе. Любить Чонгука — было подобно самоубийству, это я поняла и усвоила ровно в тот момент, когда почувствовала шевеления крыльев бабочек в животе от одного только голоса парня. Я так сильно хотела быть рядом с ним, что была готова даже на это — готова отдать свою жизнь, взамен на его сердце, которое будет всепоглощающе любить меня одну. И я в это свято верила и продолжаю это делать, ведь он же обещал прекратить. Поклялся, что избавится от ХëСон в своей жизни и не приведет её в нашу, потому что сегодня мы станем одним целым. Мы станем Семьёй. — Вы очень красивая, — визажистка уже около пяти минут расхваливает мою внешность, показывая свою проделанную работу. — Только, что-то не очень счастливо выглядите для будущей жены. — мягко улыбается, поправляя чёрный локон, что аккуратно свисает на ровную спину из замысловатой прически. Огонёк злости зажигается во мне маленькой спичкой, которую я моментально тушу, стараясь сдержаться. Сегодня не тот день и не то время. — Просто нервничаю. Спасибо за работу, — позволяю улыбке коснуться лица, но всё же не сдержавшись, стреляю в Чеëн взглядом, который она сразу же ловит, осекаясь. Понимает, что перешла границу дозволенного, сочтя моё молчание за добродушие. — Думаю, что Вам уже следует принести платье. Я скажу госпоже Ли, — тушуется, а после оставляет все побрякушки на столике, закрывая тюбик с дорогой тоналкой, оттенок которой идеально подходит к моей коже, и выходит, легонько щелкнув дверью. Сейчас моя комната была мало похожа на ту, к которой я привыкла — слишком много свадебного хлама заполняли её до полной неузнаваемости. Заостряю взгляд на своём отражение, подмечая, что эта девчонка, не умеющая держать язык за зубами, действительно, мастер своего дела, потому что все изъяны, которые имела моя кожа в виде отëков и синяков из-за бессонных ночей, были замаскированы, а прелести, такие как густые ресницы, выразительные глаза и пухлые губы, напротив, только выделялись, радуя взор. Кладу руку на грудину, слишком чётко ощущая громкие биты. Мне всё ещё не верится в то, что это происходит, совсем и полностью. В голове не может сложиться полноценный пазл, где я становлюсь женой Чона. Совсем скоро я обрету то самое долгожданное счастье, которое так жаждет сердце, и сейчас мне абсолютно плевать, какой ценой и какими способами, потому что я его люблю. Так сильно, что моих чувств хватит на двоих, ведь они такие масштабные и всепоглощающие. Верно?.. Тихий стук в дверь отвлекает от мыслей, а после улыбающееся морщинистое лицо госпожи Ли, которая спрашивает разрешения войти. — Конечно, заходите. — я тоже улыбаюсь, ощущая небольшую теплоту, которая разрастается внутри сердца. Эта женщина всë время была добра ко мне, даже когда мой несносный характер доходил до пика в переходном возрасте, она все равно оставалась такой — приветливой и улыбчивой, вечно доброй и снисходительной. Госпожа держит в руках длинный чехол, который она тут же аккуратно раскладывает на постели, а у меня на сердце образуется непонятный тяжелый ком, который хочется содрать. Взгляд цепляется за название свадебного салона, которое выбито золотыми нитями на белом чехле и я невольно вспоминаю тот день, когда выбрала именно это платье, полностью игнорируя наказы матери о том, что для меня должны сшить что-то особенное. — Очень красивое, подстать тебе, Йонг. — мягкий голос разносится по комнате, отвлекая, и я почти выбираюсь из пучины воспоминаний о первом взгляде Чонгука, когда он увидел меня в одном из таких нарядов, ведь помочь в выборе вызвался именно он. На слова тётушки я только сдержанно киваю, подходя ближе. Действительно, красивое. Снимаю шелковый халат, бросая его на кровать рядом с платьем. Остаюсь в одном нижнем белье, получая помощь госпожи, которая придерживает большую ткань, натягивая её на мое тело. Маленькие камни царапают мою кожу в районе рёбер, но я не обращаю на это внимание, продолжая сборы. — Ты просто принцесса, — легкое поглаживание теплой руки по плечу и я готова расплакаться, потому что внутренности трясет, а завтрак, который я и так еле впихнула в себя, просится наружу. Я смотрю в своё отражение в большом зеркале, не сдерживая улыбки и наступающих слёз. Белоснежное платье, украшенное мелкими камнями по всей ткани, красиво облегает фигуру, утончая. Я не любила пышные фасоны, поэтому выбрала неубиваемую классику, которая так чертовски мне шла. Оно было, правда, для меня, потому каждая частичка в нём только дополняла, выставляя все мои достатки наружу. Нежные кружева покрывали тонкие руки и выпирающие ключицы, корсет подчеркивал талию, а длинный шлейф красиво тянулся следом, привлекая внимание. — Чонгуку очень повезло с тобой, милая. — шепчет почти на ухо, а во мне лопается бомба, раздробляя внутренности. Я сглатываю вязкую слюну, стараясь нормализовать дыхание. — Наверное, Вы правы, госпожа. — выдавливаю из себя улыбку, игнорируя жжение в груди, ведь мы обе знаем, что это всё неправда.

***

Большая зона за городом, была красиво украшена под сегодняшнее торжество — живые цветы по всему периметру радовали взор, а нежная ткань цвета пудры, то и дело бросалась в глаза, успокаивая. Множество гостей, для которых наша свадьба — это всего лишь повод и очередная незначительная сделка, уже сидели на своих местах, обсуждая предстоящее торжество, а персонал, что был нанят, уже вовсю носился по всей территории, подготавливая последние штрихи. Я сжимаю ладонью отцовское предплечье, ища поддержку, которую мне сразу же оказывают, мягко похлопывая по руке в ответ. Вижу в далеке всех этих людей, украшения, цветы и подарки, но взгляд полностью фокусируется на шатене, который уже стоит возле алтаря, ожидая. Часто дышу, словно у меня приступ панической атаки и я ничего не могу с этим сделать и даже этот свежий апрельский воздух не помогает, а всë потому, что через какие-то жалкие пять минут, я буду стоять перед человеком, которого люблю до потери пульса и клясться ему в вечности. — Не переживай. Я рядом, дочка. — и я бы так хотела не переживать, но именно из-за тебя, папа, мне приходится это чувствовать. Приятная спокойная музыка ударяет по перепонкам, а отец сильнее сжимает руку, начиная двигаться по широкой дорожке, усыпанной лепестками роз, которая ведёт прямо в липкие объятия Чонгука. Парень стоит возле цветочной арки, переступая с ноги на ногу. В чёрном костюме, который подчеркивает его спортивную фигуру, заставляя весь женский пол мысленно стонать от удовольствия, с уложенными волосами, в оттенке которых отражалось теплое солнце. От вида Чона подкашивались ноги, а сердце, словно бешенное, с неистовой силой билось о рёбра. С каждым пройденным шагом оно замедляло свой темп, а когда папа вложил мою ладонь в массивную руку Чонгука, вовсе перестало биться. Я смотрела в глаза шатена, пытаясь отыскать истинные чувства, которые он сейчас испытывал. Боль, обида, злость, отчаяние — хотя бы что-то, но в них был только непоколебимый холод и корка льда, которой была покрытая тёмная оболочка его океана. Я не особо слушала слова священника, который читал свою речь, сосредоточившись на тактильных ощущениях. Я искала то, чего не было и меня это жутко ранило, буквально, в самый центр души. Чон сухо держал мою руку, когда я с трепетом ловила каждое его подергивание пальцев, но контрольным стала его клятва, которую он произнёс после моей, так тихо, чтобы слышала только я. — Клянусь перед Богом, что сделаю тебя счастливой. Обещаю, ты можешь мне довериться, открыть своё сердце и душу, позволить мне коснуться их. Клянусь быть верным, жить с тобой и в горе, и в радости, в богатстве и в бедности. — от этих слов я перестала дышать, а слезы, что все это время душили мои внутренности, вылезли наружу. Парень наклоняется ближе, обхватывая ладонями лицо, а после шепчет прямо в губы, одновременно со мной: — Люблю тебя, — и я больше ничего не слышу, не чувствую и не вижу, потому что в нос ударяет всё тот же противный, приторно-сладкий запах, который я так ненавидела и запомнила ещё со школы. И мне больше не нужно слов, клятв и обещаний, потому что он забрал моё доверие, мою веру и наивность, которой я себя тешила, успокаивая нутро. Чонгук целует, мягко припадая к губам, а я сдерживаю ком истерики, которая рвётся наружу, норовя снести своим масштабом всё вокруг. Я слышу радостные крики гостей, такие же наигранные и искусственные, как и всё здесь. Отчётливо чувствую на себе взгляд мамы, который иголками проходится по моему образу, оценивая. Мягкий и сожалеющий взор папы, который просит ненужное мне прощение, ведь он прекрасно знает о том, что отдаёт меня на погибель. Но мне плевать на всё это, я игнорирую все эти чувства и взгляды, концентрируясь на своих. И я слышу, как громко бьëтся моё сердце, когда Чонгук притягивает меня к себе за талию, обнимая, как краснеют щеки, когда чувствую его улыбку через поцелуй. И я позволяю своему сердцу пропускать удар за ударом, подстраиваясь под ритм Чона. Медленно отстраняется, довольно улыбаясь, а после берёт кольцо с красной подушечки на которой они всё это время мирно лежали, красиво поблескивая на ярком солнце. Мягко касается ладони, одевая обручальное кольцо на мой безымянный палец, под которым моментально начинает жечь, словно от огня, но я игнорирую это, отчётливо ощущая, как трепещат внутри полуживые бабочки, перерождаясь. Проделываю тоже самое с рукой, теперь уже, мужа, впервые за долгое время, искренне улыбаясь. Снова целуемся под крики и аплодисменты гостей, а я позволяю себя обнимать рукам, которые норовят свернуть мне шею.

***

Прохладный пол в квартире Мина не даёт терять самообладание, отрезвляя. Я сжимаю пальцами большую теплую кружку с кофе, кусая губы. Ощущение пустоты в сердце яркими вспышками бьёт по лицу, заставляя очнуться от сладкого сна, бросая меня в горькую реальность, которая только бесщадно бьёт по моим останкам. С ухода мужа прошло чуть больше часа, а для меня словно время остановилось, отсчитывая секунды за года. Так тотально больно и плохо мне не было, кажется, никогда. Кручу обручальное кольцо, отчётливо чувствую непривычный холод металла, который раньше только обжигал. — Отвезти тебя домой? — хриплый голос Юнги не сразу врывается в сознание, поэтому и отвечаю я с несвойственной заторможенностью. — Я не могу его видеть сейчас, — почти скулю, сдерживая очередной поток слёз, который желает вылиться из меня горячим океаном. — Не думаю, что он сейчас поехал домой. Ты же бросила его, Чонгук сейчас, скорее всего, бухает. — так обыденно, снова открывая форточку на кухне и поджигая ненавистный никотин. — Неважно. Просто.. Я могу остаться у тебя? — сглатываю, очерчивая взглядом фигуру парня, который теперь смотрит на меня в упор. — Пожалуйста, — дополняю, игнорируя скулеж сердца. — Можешь, конечно. — кратко и по делу, а я чувствую себя бессовестной сукой, которая рушит чужую жизнь, танцуя на останках своей. Я вспоминаю о Даëн, которая, кажется, влюблена в этого парня и мне становится совестно на душе, а кошки острыми когтями вспарывают грудину. — Или.. Прости, наверное, это не лучшая идея. — отряхиваю голову от кучи мысли, потупляя взгляд на руки. — Сложно будет объяснить Даëн моё присутствие здесь, — тишина в ответ, а потом тихая усмешка, которая заставляет поднять глаза на брюнета. — Тебя не должно волновать это. Мы не встречаемся, это просто перепихон. — докуривает сигарету, туша окурок о стеклянную пепельницу, а во мне что-то загорается от этих слов. Подходит ко мне ближе, на разрывая зрительного контакта, присаживается на корточки, улыбаясь. И я перестаю сжиматься от гадостной боли, которая полощет моё сердце. Касается ладонью чёрной пряди, заправляя её за ухо, а мне хочется прижиматься к нему сильнее, только бы почувствовать что-то кроме боли. — Хочешь, скажу своё мнение? — на эти слова я только киваю, сжимая теплой ладонью чужое запястье, хотя и не уверена, что готова выслушать что-то о моих отношениях с мужем. — Чонгук всегда был придурком. Даже в универе, когда все мы уже перешли период подростковой импульсивности, он всегда бросался из крайности в крайность. У него такая сущность, понимаешь? Нет грани, он ко всему так относится. — я только моргаю, чётко ощущая легкие поглаживагия. — Думаю, что сейчас он не врал тебе, но это не изменяет моих мыслей о нём. Он всё проебал, но у него была возможность это исправить, которой он тоже не воспользовался… — молчит некоторое время, копаясь в собственных мыслях, выделяя главное. — Просто, поверь мне, что через время тебе станет легче. — снова отзывается, произнося слова с каплей горечи, которая уж слишком сильно мне известна. Молчим некоторое время, я грызу себя мыслями и догадками, которые, не удержавшись, озвучиваю, попадая прямо в цель. — Тебе изменяли? — я режу без анестезии, аккуратно орудуя скальпелем. Парень напротив меня хмыкает, прикрывая глаза. Кажется, он этого и ожидал. — Прости. — я понимаю его ответ без слов, но Юнги всё равно продолжает, сглатывая вязкую слюну. — Она спала с моим братом на протяжении трёх лет, — закусывает губу, прислушиваясь к ощущениям. Боли нет, поэтому он продолжает чуть увереннее. — Я раньше освободился после пар тогда, поэтому сразу пошёл к ней в общагу. Неприятно было видеть, как она отсасывала ему. Они блядь даже двери не додумались закрыть. Я был таким злым тогда, отпиздил малого, но её не тронул. Просто швырнул ей в лицо билеты в какое-то дурацкое кино и ушёл, — так до жути странно слышать эту лёгкость в таких воспоминаниях, которые раньше явно разрывали душу. — Извинялась? — смаргиваю слёзы, тихо шепча. Слишком странно видеть боль человека, который всё это время кажется сильным. Наверное, я тоже выгляжу так со стороны. Или выглядела. — Ага, даже на колени становилась. — горько смеется, облизывая губы. — Ты не простил, — утверждение, на которое брюнет сразу же кивает, глядя прямо в глаза. — Потому что я не верю в то, что люди меняются, Йонг. Она могла пообещать дохера всего, но через минуту прыгнуть в койку в другому. Я просто послал всё это нахер и уехал в Штаты. — поднимается, утягивая за собой на диван. — Холодно на полу, тебе нельзя. — А что с твоим братом? — задаю вопросы, надеясь разговорами отвлечься от боли и мне это чертовски помогает. — Не интересовался больше. Вроде они все еще вместе, — даёт плед, позволяя уложить голову к себе на плечо, а я невольно прикрываю глаза от теплоты и удовольствия. — Не думала, что в тебе столько боли, Юнги. — шепчу, вызывая чужую усмешку. И только теперь, когда я знаю о нём чуточку больше, понимаю смысл его поступков. Он хотел оградить и сберечь меня от тех чувств и эмоций, которые когда-то вырвали его сердце. — Люди видят в тебе только то, что ты сам хочешь. — касается коленки, поглаживая сустав большим пальцем, а я накрываю его массивную ладонь своей, очерчивая выпирающие вены и не могу сдержать слёз боли. — Сам не знаю, но мне хочется, чтобы ты знала меня настоящего. — смотрим друг другу в глаза, показывая сущность. И она у него красивая — с яркими цветами на больших шрамах, которые почти не видны. Мне хочется коснуться его души, сердца, но так страшно, что у меня не получится это вынести, потому что его остывшая боль тоже очень сильная. — Поцелуешь? — я знаю, что нам обоим это нужно. И Юнги целует, нежно касается губами моих, проталкиваясь языком внутрь, а мне становится жутко, потому что я чувствую странные шевеления внутри, такие забытые для меня. Отстраняется с чмоком через время, улыбаясь. — С днём рождения, Йонг. В свой двадцать пятый день рождения, я снова почувствовала нужное человеку тепло, которое способно спасти от горючей изнывающей боли.