Острые клинки

Находится дома для Вадима было просто невыносимо. С тех пор, как Слава практически прописался у него и на каждом квадратном сантиметре небольшой двушки обосновались вещи, напоминавшие о своем владельце, Вадим стал самым счастливым человеком… Теперь же он умирал от невыносимого отчаяния, что коркой льда покрыло его сердце и душу. На постеле всё ещё лежала смятая футболка Славы — у Вадима не поднималась рука положить её хотя бы на стул. Так можно было представить, что Славка на кухне, готовит ужин на двоих, или в ванной — изводит любимый гель для душа Вадима, напевая при этом надоевшую до оскомины «Куклу колдуна». И лишь гнетущая тишина напоминала Вадиму о том, что его любимого парня тут нет. После того чудовищного взрыва прошло четыре дня — четыре дня Вадим жил, точно в мороке. Страх сводил с ума, пугающая неизвестность выматывала, безысходность резала нервы тупым ножом на мелкие кусочки, медленно убивая. В больнице оставаться надолго не позволяли, да и смысла находится там не было — в реанимацию все равно не допускали никого, даже родственников. Пару раз Вадим, придя в больницу, сталкивался с убитыми горем родителями Славы, но не останавливался для разговора — на это не было сил. Да и вряд ли это имело хоть какой-то смысл — сейчас каждого сковал страх, паника, боль и безысходность. Состояние Славы и Сергея оценивалось как критическое, но по словам медиков, парням еще повезло — их спасла защитная экипировка, бронежилеты и каски, но осколки разлетевшихся вдребезги витрин вкупе с мощной ударной волной сыграли свою роковую роль. У Славы из шеи вынули несколько довольно крупных осколков, Сергей получил ожог лица и едва не лишился глаза, но к счастью обошлось. Но не это было самым страшным — взрывная волна, прокатившаяся по всему зданию, вышвырнула парней из окон второго этажа. Как итог — переломы, ушибы, сотрясение мозга, реанимация. И беспросветный, удушливый мрак, поглотивший Вадима. Перед его глазами всё ещё стояла та страшная картина — Слава, лежавший в луже крови, усыпанный блестящим стекольным крошевом. Во время взрыва в торговом центре погибло около тридцати человек — самых простых жителей города, которые пришли в этот день за покупками. Следствие продолжалось, Ринат рвал и метал, начальник МВД написал рапорт на увольнение — он винил себя в случившемся и Ринат, чего греха таить, был согласен с этим. Если бы начальник просчитал все риски и не посылал спецназ на рискованное задание, то Слава и Сергей не пострадали бы. Возможно, удалось бы спасти и заложников, но у следствия не было уверенности в том, что террориста на крайние меры сподвигло появление спецназа. Может быть, он изначально шел с полной решимостью взорвать торговый центр. На эти и многие другие вопросы еще предстояло отыскать ответы, а пока Вадим, стиснув зубы, пытался не сойти с ума. Именно по этой причине он перебрался на базу «Клинков» — там хотя бы постоянно находились люди и это помогало рассудку не навернуться окончательно. Вадим часами лупил «грушу», бегал по стадиону, зависал в тире и выпускал в мишень одну обойму за другой. Пытался не думать о Славке, о его израненном теле, о их счастливой жизни, о планах, что могли не сбыться, но настырные мысли все равно терзали его измученный разум. Порой его практически выкручивало в безжалостных тисках отчаяния. От страха потерять Славу мутило, внутри все сжималось в тугую пружину, тело покрывалось холодной испарной — никогда прежде Вадим не испытывал подобных ощущений. Но он назло всему стискивал зубы, успокаивал дрожь в теле, уверенно брал в руки пистолет и выпускал точно в цель одну пулю за другой — ради Славы он должен оставаться в зравом рассудке. А еще на базе всегда был Ринат — с ним было легче переживать эту боль. Он никогда не лез в душу, не навязывался с глупыми разговорами, не пытался утешить и уж тем более не говорил глупости типо — «Все будет хорошо», «Надо подождать», «Возьми себя в руки» и прочую чушь. Ринат предпочитал поддерживать молча и Вадима это устраивало — никакие слова сейчас не помогут вылечить Славку и Сергея. Ребята из Второго отряда звали Вадима пока к себе — у них один из бойцов находился в отпуске, а подмога на заданиях оказалась бы весьма кстати, но Вадим отказался. Он не мог бы работать с кем-то еще. Не представлял, как можно идти на задание и не видеть перед собой маячевшую спину «Элли», не слышать в наушнике его насмешливо-дурашливый голос, не подкалывать «Гения». Для Вади это было совершенно немыслимо… — Слушай, Ринат, — сказал Вадим утром, после очередной пробежки. Они сидели на лавочке стадиона, под палящими лучами солнца, обливаясь потом и пытались восстановить дыхание. — Ты помнишь, как мы все познакомились? — Еще бы не помнить, — хмыкнул Ринат, поливая голову водой из бутылки. — Мы тогда пришли на очередной отбор к Семену Витальевичу. Дал он нам тогда жару! Я думал, сдохну после той полосы препятствия. — Это точно, — кивнул Вадим, позволяя вихрю воспоминаний унести его в тот день. В день, когда он в первый раз увидел Славу. Это случилось еще на проходной базы «Клинков» — его досматривал офицер из прежнего состава, рядом кто-то отпустил шутку про стриптиз, Вадим повернулся и увидел его. Слава выделялся среди всех своей белозубой, задорной улыбкой, блестящим, ярким взглядом и какой-то детской наивностью. Он без конца сыпал шутками, совершенно не обращая внимания на то, что никто над ними не смеется. В отличие от Славы, прочие ребята выглядели серьезно, смотрели сурово и с некоторым упреком — должно быть думали, что этому смазливому шутнику не место в «Клинках». Кто-то тогда ещё отметил, что позывной у него будет «Клоун», а Вадима тогда буквально оглушило — любовь нагрянула даже не спросив разрешения. Потом был психологический тест, стрельба по мишеням, рукопашный бой и та самая знаменитая полоса препятствий. После парни узнали, что её создал основатель «Клинков» — он много читал о тренировках воинов в древние времена и перенимал их навыки. Так и появилась «Дорога в ад», как прозвали эту полосу препятствий. — «Элли» тогда свалился с бревна в грязь и был похож на злобного негра, — с теплотой в голосе, сказал Вадим. — Я, кстати, думал, что он не дойдет до конца, — подхватил Ринат. — Но он же таким настырным оказался — забрался назад на бревно и ползком добрался до финиша. — Да, Славка упрямый, — задумчиво произнес Вадим. — Он упрямый, а ты безбашенный, — припечатал Ринат. — Нашли друг друга… — Я всё думаю… Ведь каждый из нас мог погибнуть… Не только в тот день — в любой, — Вадим всё никак не мог собраться с мыслями и оформить их в слова. — Такая у нас работа — кидаться под пули. Но я не могу перестать думать… Почему мы выбираем эту работу и жизнь в постоянном страхе и напряжении? Жизнь в полной неопределённости и неизвестности. Ведь по сути мы даже планы на отпуск не строим, как бы всегда ожидая смерти. Так зачем, Ринат? — Чтобы у кого-то была надежда, — ответил Ринат. — Чтобы мать могла снова обнять своего ребёнка, чтобы девушка, пришедшая в торговый центр за свадебным платьем всё же вышла замуж, чтобы люди знали, что справедливость всё равно сильнее зла… Кто-то может надеется на то, что завтра наступит, а кто-то может стать этой надеждой. Я пошёл в Школу полиции именно для этого — я мечтал стал той самой надеждой, хотя бы для кого-то. Ты ведь помнишь мою историю. Вадим кивнул. Все знали, что Ринат когда-то стал свидетелем трагедии на пляже в Турции. Им с родителями чудом удалось спастись, но повезло далеко не всем. — А Славка? — Вадим повернулся к Ринату. — Он тоже этого хотел? Стать для кого-то надеждой? — Ты не спрашивал его об этом? — Нет. Как-то не приходило в голову раньше… А сейчас… Когда он… В общем, у меня не выходит из головы — за что они с Серёгой пострадали? Спасти заложников не удалось, операция была провалена… — Пытаться тоже нужно, — отрезал Ринат, сжав руки в кулаки. — Иначе какой смысл в спецназе? Какой смысл в словах Надежда, справедливость, вера? И увы, Вадим, мы не Бессмертные. Мы всего лишь люди спасающие людей. — А кто спасёт нас? — философский вопрос Вадима застал Рината врасплох. — У тех, кого мы спасаем, есть надежда, но на кого надеется нам? — Друг на друга, Вадя. Только друг на друга. Вадим хотел что-то добавить, но тут на стадионе появился старлей из Четвертого отряда. Подбежав к парням, он, запыхавшись, сообщил: — «Элли» пришел в себя.