Острые клинки

Вбежав по ступеням в светлое фойе, Вадим увидел Олега Владимировича, знакомого доктора — тот часто вытаскивал с того света ребят из спецназа, — а рядом с ним родителей Славы и Юлю, его бывшую девушку. — Олег Владимирович, как он? — запыхавшись, нетерпеливо спросил Вадим. Взбесившееся сердце не желало утихомириваться, нервы были взвинчены до предела, дышать получалось через раз — так сильно жгло в груди от волнения. — Здравствуй, Мицкевиц, — устало произнес доктор, вскинув на Вадима чуть укоризненный взгляд, от которого тому стало немного стыдно — ворвался, точно ураган, и даже не поздоровался. — Простите, Олег Владимирович, сами понимаете — на нервах столько дней… — пробормотал Вадим извиняющимся тоном. — Все в порядке, Вадим, — улыбнулся доктор, примирительно похлопав парня по плечу. — Слава пришел в себя и хочет видеть тебя. Прямо таки настаивает. Переполошил мне тут весь персонал своим бараньим упрямством. — Но как же… — возмутилась мать Славы, раздраженно взглянув на Вадима заплаканными глазами. — Он же ему не родственник! — Я бы поспорил с вами про родственные узы и братство спецназа, но у меня нет на это времени, — поправив халат, ответил доктор. — Ваш сын настоял на том, чтобы вас пока к нему не пускали. Вадим, ты можешь войти, но ненадолго. Вадим едва не бегом ринулся к двери с надписью «Интенсивная терапия». Остановился на мгновение перед дверью, сделал глубокий вдох, мысленно рявкнул на шальное сердце — нужно успокоится. Дрожащая рука на дверной ручке, оглушительный скрип двери, противный мерцающий свет желтым пятном ударивший в глаз, на миг ослепив. Слава лежал на высокой кровати. От его вида, Вадима чуть не повело, но он удержался. Стиснув зубы и глуша отчаянный стон, рвущийся из души, он внимательно осмотрел Эллера: правая рука, та, на которую пришлась вся огненная мощь, аккуратно перебинтована, левая рука в гипсе, грудь и шея тоже в бинтах. Сглотнув ком, состоявший из боли и отчаяния, Вадим наконец-то поднял взгляд на родное, самое любимое в мире лицо — если не считать ожога на лбу, нескольких ссадин и разбитого подбородка, в целов все было не так уж и плохо. Взгляд Вадима наконец-то встретился с взглядом голубых глаз — Слава смотрел испытующе-пытливым, долгим взглядом, в котором читалась настороженность, словно к нему в палату пришел не самый желанный посетитель, а заклятый враг. От этого взгляда Вадиму стало не по себе. — Привет, — хрипло произнёс Вадим, чувствуя дрожь во всём теле. Жалость сжала сердце, сдавила так, что не вздохнуть. Но Вадим знал — Слава не потерпит слез, слов сочувствия и прочей сопливой чуши. Он и сам бы не потерпел. — Ну и видок. — Всё так плохо? — охрипшим и каким-то надломленным голосом спросил Слава, пристально наблюдавший за Вадимом. — Ну, на обложку модного журнала твоё фото сейчас точно не покатит. Да это не страшно — всё равно мы большую часть жизни прячем морды под масками. А вообще, парочка шрамов тебе не повредит, — гнул Вадим, несмотря на душившие его слезы. Судя по Славке тот тоже еле держался — Вадим заметил, как влажно блестят его глаза. — А то ты шесть лет в отряде и ни одной царапины. А тут сразу полный комплект. — Думаю, рубашку с короткими рукавами я ещё долго не смогу носить — у меня правая рука изрядно прожарилась. — Кто о чем, а Эллер переживает за рубашку, — комично протянул Вадим. Получилось, правда, натянуто и совсем не смешно. Чувствуя, что вот-вот позорно сдастся и даст волю слезам, он отвернулся, сделав вид, что изучает вид за окном. — Не смей, — чуть слышно процедил Слава, уловивший в голосе Вадима нервную дрожь. — Ты не станешь этого делать. — Кто бы говорил, — заметил Вадим, вновь взглянув Славе в глаза. — У тебя вон у самого глаза на мокром месте. — Вадя, — позвал Слава — теперь в его голосе слышалось отчаяние. — Я когда очнулся, на меня такой страх накатил. Черт! Я же ничего про тебя не знал! Где ты, что с тобой. Мы поднялись на второй этаж, Серёга доложил ситуацию, а потом взрыв, всполохи перед глазами, адская боль и всё. Я не знал, всё здание взлетело на воздух или что-то уцелело. Не знал, где были вы с Ринатом в этот момент. Я вообще ни хрена не знал. Это так страшно, Ведь, безумно страшно! — Тихо-тихо, Слав, — Вадим испуганно посмотрел на датчики — пульс Славы подскочил, а ему ни в коем случае нельзя сейчас нервничать, может стать хуже. — Меня же сейчас выпрут отсюда. — Да, прости, — поморщившись, ответил Слава. Он сделал глубокий вдох, силясь прогнать плохие мысли и нарастающую панику. — Просто… Я так рад, что с тобой все в порядке. Как же я перепугался… — Все хорошо, — успокаивающе произнес Вадим, жалея о невоможности прикаснуться к любимому — понимал, что Слава сейчас чувствует невероятную боль. Но как же хотелось хотя бы невесомо провести пальцами по его израненному лицу, оставить легкий поцелуй на бледной щеке, ощутить биение его сердца под своей ладонью. Как же невероятно хотелось лечь рядом, обнять, разделить с ним эту мучительную боль, забрать ее себе. Но Вадим не мог этого сделать, оставалось лишь стиснуть зубы и беспомощно наблюдать за страданиями любимого человека. — Я же тут, со мной все хорошо. Ринат тоже цел. — Вы же шли тогда к черному входу, — вспомнил Слава. — Не успели войти или просто вас чудом не задело? — Мы поднимались по лестнице и тут раздался взрыв, — усаживаясь на неудобную табуретку, принялся рассказывать Вадим. — Здание затряслось, Ринат крикнул, чтобы я скорее спускался вниз. Мы выбежали на улицу и увидели вас, лежащих на асфальте. Я ринулся к тебе, но меня оттолкнули медики. Я помню только, что ты лежал на боку, каска слетела… И кровь. Огромная лужа крови. Как я сам там не сдох, до сих пор не понимаю. Потом все как в тумане… Скорая, больница, реанимация. Бесконечное ожидание. Оно просто убивало... — А я глаза открыл, но говорить не могу — в горле видать пересохло, — на лбу Славы появились бисеренки пота — должно быть этот разговор его изрядно вымотал. — Прикинь — лежу, ничерта не понимаю, ничего не знаю, в голове черти дерутся, а медики говорят, что мне надо успокоиться. Нормально? — Как ты тут не разгромил всё? — хмыкнул Вадим, чувствуя наконец покалывающее облегчение, прокатившееся вдоль позвоночника. — Ты правда думаешь, что я спокойно лежал? Устроил им тут встряску. Потом смог наконец-то сказать… Точнее… Позвать тебя. Хорошо наш доктор меня понял. Сказал, что как только ты появишься, он меня впустит. Понимал, что для меня это важно — он же сам раньше в Чечне духов гонял, знает, что такое ничего не знать о товарищах. — Кстати, почему ты не захотел видеть родителей? Твоя мать, по моему, меня придушить хотела. — А зачем? — удивился Славка. — Мне и так дерьмово… Ещё их выслушивать. Мама начнёт рыдать, батя как обычно заведёт шарманку про то, что он знал, что этим всё закончится, что надо было идти в юридический и еще миллион «что». — Да, никто нас не понимает, ни родители, ни близкие… — совсем не весело улыбнулся Вадим. — Там, кстати, еще и твоя бывшая. — Так и знал! — Слава возмущенно цыкнул языком. — Это наверняка родители ее притащили. Сейчас опять начнется — вот уйдёшь наконец-то из спецназа, сойдетесь с Юлей, поженитесь, родите парочку ребятишек и всё у вас наладиться. Ну ты-то меня понимаешь? — Разумеется, понимаю, — заверил Вадим. — Разве какой-то дурацкий ожог, трещина в ребре и загипсованная рука смогут заставить тебя уйти из отряда? Пффф, — иронично протянул Вадим. — Тут надо что-то посерьёзнее. — Вот именно, — морщась от боли, сказал Слава. — Гений очухался? — Нет пока, — вздохнул Вадим как-то обреченно. — Он в тяжелом состоянии. — Серёга шёл впереди меня, ему досталось сильнее, — по лицу Славы пробежала тень воспоминаний и он болезненно поморщился. В глазах вновь заискрились слезы. — Господи, Вадя, я все еще не верю что ты тут, рядом. Не представляю, что ты пережил за эти дни. — И надеюсь, никогда не узнаешь, — подавленно ответил Вадим. — Боже, Славка! Я так хочу взять тебя за руку… — наконец-то эти слова сорвались с губ, выпуская скопившееся под ребрами отчаяние на волю. Вадя тоскливо пробежался взглядом по израненному телу любимого человека, снова ощущая болезненно-мучительное жжение в груди. — Но у тебя их всего две… — Ага. И обе в бинтах, — тоскливо вздохнул Слава. — Я тебя даже поцеловать не могу, — Вадим перевел взгляд на губы Славы — бледные, истерзанные мелким стекольным крошевом, местами с кровоточащими ссадинами. Желанные, любимые губы, такие сладкие на вкус. В груди заныло — протяжно, болезненно, надрывно, в глазах снова защипало. — Славка, блин. Как же мне без тебя плохо! — И мне без тебя, — сдавленно признался Слава. — Никогда не думал, что без человека может быть настолько хреново… Вадим собирался сказать, что уже давно знает, какого это, но в палату вошел доктор. — Молодые люди, время вышло. Славе нужно сделать перевязку и прочие процедуры — он только-только в себя пришёл. — Да, конечно. — Вадиму не хотелось уходить, но он всё понимал. — Я приду завтра, Слав, — хотелось ещё добавить, что он его очень любит, но это подождёт. — Олег Владимирович, — позвал Слава. — Не впускайте ко мне девушку, которая пришла с моими родителями. Ни сейчас, ни завтра, никогда вообще. — Дело, конечно, твое, но судя по всему она тебя любит… — С недавних пор это стало лишь её проблемой. — Сейчас придёт медсестра, займётся твоей рукой и порезами. Кивнув на прощание Славке, Вадим вышел следом за доктором из палаты. Олег Владимирович направился прямиком к Юле, сидевшей возле стойки регистратора, а Вадим свернул к автомату с напитками — в горле пересохло, пить хотелось просто ужасно. Выйдя из больницы, Вадим увидел на крыльце всё ту же бывшую девушку Славы — она плакала, утирая слезу бумажным платком. Наверное, другие мужчины считают её красивой — длинные рыжие волосы, собранные в высокий хвост, лисьего разреза глаза цвета густой карамели, миловидное, ухоженное личико, стройная фигура, но у Вадима она всегда вызывала лишь стойкое чувство раздражения. Дело даже не в его ориентации — оценить красоту женщин он тоже мог, в конце концов не слепой, тут дело было именно в её собственническом отношении к Славе. Юля была уверена, что ради неё Слава бросит всё. Девушка снова всхлипнула, но Вадима отчего-то ее слезы совершенно не трогали, скорее раздражали. В голове всплыли воспоминания о тех трех годах, когда Слава встречался с ней — это были самые тяжелые годы в жизни Вадима. Ему было больно видеть счастливого Славку, невыносимо слушать как он воркует по телефону с Юлей, как восторженно горят его глаза при этом. Вадим тогда едва не бросил все к чертям и не уехал к матери в Новороссийск — надеялся, что чем дальше от своей любви, тем быстрее забудет. Не решился… Не смог бросить любимую работу, отряд, друзей… Слишком прикипел ко всём душой, спаялся со спецназом всей своей сущностью. Не смог вычеркнуть из своей жизни Славку. Потом стало еще хуже — отношения Эллера с девушкой дали трещину. Юля начала настаивать на том, чтобы Слава ушел из спецназа и устроился на более безопасную работу, а тот отвечал категорическим отказом. Вадим тогда не мог даже просто ободряюще обнять друга — боялся, что чувства толкнут на безрассудство и он не сдержится… Поэтому он молча выслушивал Славкины душевные излияния, качал головой, мол, а что что ты хотел? Не каждая женщина способна смириться с тем, что её парень постоянно рискует жизнью и лезет под пули, вот и Юля не оказалась тем редким счастливым исключением. Да чего уж там! Вадим за шесть лет работы в Клинках насмотрелся на разводы, скандалы, написанные рапорты — бывало и такое. Некоторые сдавались под натиском угроз жен и уходили из спецназа, а после не могли найти новое место в жизни. Когда Юля бросила Славу, тот отнёсся к этому стоически и даже немного философски, хотя Вадим видел, как страдает его друг. А спустя пару месяцев она внезапно объявилась и заявила, что хочет все вернуть, таким образом вновь вклинившись в жизнь Славы, который только начал её забывать. «Никогда не думал, что без человека может быть настолько хреново…» шепнуло воспоминание в голове, а надежда в душе вновь стрепенулась — Мицкевич знал, что теперь сердце Славы бьется не ради этой девушки. Слава перелистнул эту страницу и начал писать жизнь с белоснежно чистого листа. Увидев Вадима, Юля, шмыгнув носом, произнесла: — Почему он не хочет меня видеть? Что я ему сделала? — Тебе напомнить — ты его бросила! Как там было? — Вадим притворно нахмурился, делая вид, что пытается вспомнить. — Кажется, ты тогда сказала, что твои родители считают отношения со спецназовцем ненадежными. Что изменилось? Он все так же служит в спецназе! — Я тогда была не права! Я думала, что с ним тяжело — ждать его постоянно, не иметь возможности что-то планировать, жить в постоянном страхе. Сколько раз он уносился ночью на задание, а я не спала до утра, ждала его… Я пыталась уговорить Славу уйти из спецназа, мы постоянно ругались, родители давили на меня… — Ну да. Намного удобнее иметь дружелюбного пëсика на коротком поводке, да? Свистнул, и вот он уже бежит, виляя хвостом. — При чем тут это? Я просто хотела обычного счастья. Разве это плохо? — Счастье — это когда тебя принимают таким, какой ты есть, когда понимают и считаются с твоим мнением, когда как бы тяжело ни было — не предают. А ты его предала. — Решение порвать с ним это был больше эмоциональный порыв. — Девушка тяжело вздохнула и устало опустилась на скамью, стоявшую возле входа в больницу. — Но оказалось без него жить тяжелее. А сейчас… Я надеюсь, что он все-таки поймет, что это опасная работа… — Он всегда знал, что это опасная работа, — не удержавшись, рявкнул Вадим. — Ты всерьез считаешь, что после этой ситуации он напишет рапорт? Ты его совершенно не знаешь! — А ты знаешь? — взвизгнула Юля. — Тогда скажи, зачем ему все это? Он ведь не может спасти весь мир, но почему-то упорно пытается это делать! Если он погибнет — кто -то из тех, кого он спас, вспомнит его? Кто? На него всем плевать! А я его люблю! И только мне он нужен по-настоящему! — Ты глубоко заблуждаешься, — прищурившись, ответил Вадим. — Мне он тоже нужен. Не дожидаясь ответа, он развернулся и быстрым шагом направился к выходу.