Я еще люблю тебя (18+)

СМС от сына было словно глоток свежего воздуха после длительного удушья. Отказал. Значит, не все еще кончено, не все потеряно, и еще можно побороться за свою семью! Алкоголь медленно, но верно отступал, и вслед за этим пришло осознание едва не совершенного… связанный в петлю ремень все еще болтался на крюке, и под нечитаемый взгляд отца Чонгук вновь влез на табурет и развязал крепко затянутые узлы: — Я больше не стану так напиваться, пап. Не рассказывай Тэхёну, ладно? — Мне всю семью к психологам записать? — пробормотал Джихён, чувствуя, что противная дрожь не желает уходить. Мужчина встал и ободряюще похлопал сына по плечу, устало вздыхая и думая, что в молодости и сам таким был: импульсивным, горячим, несдержанным, ревнивым. Доводил жену, пока та не забрала сына и дочь и не ушла от него на долгие три года. Кто же знал, что Чонгук повторит его ошибки? — Думаешь, поможет? — усмехнулся Гук. — Если честно, я впервые в жизни не знаю, что делать, как подобраться к нему хоть чуть-чуть ближе. Тэ убедил себя, что ему от меня ничего не нужно. И я ему со своей любовью — как кость в горле. — Я ведь был в такой ситуации, — пробормотал отец. — Ты и не знаешь, наверно. Поэтому у тебя со старшими разница большая. Мы с твоей мамой расходились, я в Сеуле остался, она в Ильсан уехала с твоими братом и сестрой… Поссорились очень сильно, тоже оба гордые да упертые. У меня помириться вышло через детей в итоге. Пришлось потрудиться, чтобы доказать нашей маме, что лучше отца, чем я, у них не будет. Ну, а потом и ты еще родился, все окончательно утряслось. Постарайся не обращать внимание на соперников, сосредоточься на сыне. Стань нужным ему, и Тэхён сдастся, потому что детям нужны вы оба. И друг другу нужны, просто за взаимными обидами не осознали этого. Ты и сам еще не понял себя, Чонгук. Тэхён для тебя сейчас как неприступная крепость, как красная тряпка для быка. Ты хочешь его себе, как вещь, злишься, когда не получаешь. Научись уважать его за то, что оставил сына, что воспитывает его и заботится, уважай его решения, его характер. И это вернется тебе… — Он никогда не был для меня вещью, пап. Но я всегда очень боялся его потерять, — вздыхает Чонгук. — Это в итоге и происходит… — А ты не бойся. Страх разрушает. Ты поверь в одну важную вещь. Тэхён — человек верный, Чонгук. Не тебе, не тому Намджуну или любому другому человеку. Он верен своему собственному выбору. Ви уважает его и того, кого или что выбрал, — отец поднимается, чтобы пойти в спальню и немного отдохнуть, но, дойдя до порога, бросает: — Выкинешь еще раз что-то подобное — своими руками удавлю. Запомни, сын. *** Госпожа Чон слушала их разговор, вспоминая, что ее муж не всегда был таким же тихим и уравновешенным, это правда, а потому Чонгуку было в кого родиться таким взрывным и упрямым. Мобильный супруга лежал в прихожей, где он бросил еще ключи и барсетку, когда услышал крики жены. Она влезла в телефон, находя нужный контакт и забивая его себе. Набрать номер оказалось делом пары секунд. Поначалу было немного страшно, и как начать этот сложный разговор она не знала, а потом мобильный взял… Туён. — Алло, кто это? — прозвучал в трубке детский голос, и женщина на миг замерла: ее внук, живой, настоящий, по словам мужа — милый и умный ребенок. Что ему сказать? — Алло? — Туён, здравствуй, — выдавила она. — Я мама Чонгука, твоя бабушка. — А зачем вы звоните? — наивно поинтересовался малыш, снова заставляя задуматься и напрячься. Правда, зачем? — С папой твоим поговорить. Можно? — наконец, выдавила она. — Сейчас позову, — кажется, голос Туёна стал немного расстроенным. — Нет, подожди секунду! Скажи, как ты себя чувствуешь? Все в порядке? — все-таки, как бы женщина не убеждала себя в том, что ей нет дела до Тэхёна, до их с Чонгуком сына, все равно на миг сердце дрогнуло. — Да, завтра в школу пойду! — охотно отозвался Туён. — Пап, тебя к телефону! Тэхён через несколько секунд взял трубку: — Слушаю. — Здравствуй, Тэхён, — и на мгновение в телефоне раздалось молчание, после чего собеседник раздраженно выдавил: — Чем обязан? — Я хотела бы извиниться перед тобой. За сцену в больнице. За тот телефонный разговор восемь лет назад. Теперь я знаю, зачем ты звонил тогда. Знаю, что сожалеть о сделанном поздно, но мне сейчас действительно жаль, что я солгала тебе. Что сделала все, чтобы ваш с моим сыном разговор не состоялся, — несостоявшейся «свекрови» понадобилось пять сеансов с психологом, вид внука на больничной койке и сына в петле под потолком, чтобы, наконец, понять, каких дров она тогда наломала. — Полегчало? — понимающе отозвался Тэхён. На душе в который раз было паршиво. Эта женщина сделала все, чтобы они с Чонгуком расстались. Были ли они счастливы после? Уже давно очевидно, что нет. Так на кой черт ему теперь извинения этой семейки, не дающей в последние дни ни один вечер без нервов провести? — Это вряд ли. Ради своего душевного спокойствия я пожертвовала слишком многим. Мой сын не был счастлив с навязанной ему девушкой, не видел, как растет его ребенок. А ты… ты не был виноват в том, что любил его, а Чонгук любит тебя. Я… я просто хотела сказать… если вдруг ты найдешь в себе силы простить моего сына, я не стану больше мешать. Приму ваши отношения, не пойду больше на подлость… — ее так и подмывало сказать Тэхёну о Чонгуке, о том, что произошло сегодня, но первой просьбой сына после минувшей истерики была просьбы молчать о его пьяной попытке самоубийства. — Хотел бы сказать, что рад слышать… — осторожно начал Тэ, — если бы сейчас мне уже не было все равно. Если решу, что мне это не нужно — никакие извинения не исправят случившегося. А если я смогу простить вашего сына, никто уже нам не помешает. Нам не по двадцать, уже большие мальчики. И если раньше мне было дело до окружающих, их мнения, косых взглядов, то сейчас — плевать на все и всех, кроме моих детей. Думаю, вы меня поймете. — Мы можем встретиться и поговорить? — госпожа Чон и сама не знала, зачем предложила и что ему скажет. — А зачем? — эхом отозвался Тэхён. — Пап, а бабушка придет к нам в гости? — услышала она взволнованный голос Туёна. — Нет, родной, не придет, — отрезал тот и положил трубку. И впервые за много лет статус, положение и имя стали значить для этой властной женщины непростительно мало. А Тэхён, отправив сына ужинать, невольно вспомнил, как жил первое время после рождения сына. Поначалу много работал, не спал сутками, успевая и проекты вести, и с ребенком маленьким нянчиться, учась всему практически с нуля. У него были младшие брат и сестра, но с новорожденными ему не приходилось иметь дело двадцать четыре часа в сутки… А потом Туён чуть-чуть подрос, и времени стало больше. А вместе со временем больше стало мыслей, воспоминаний, обид… и вечеров в барах. Удалось найти хорошую няню, с которой было не страшно оставить все больше становящегося похожим на Чонгука сына, и надираться до зеленых чертей в глазах и уезжать с первым встречным в какой-нибудь дешевый отель стало доброй традицией. Его рекордом был трехдневный загул, из которого вытаскивал его уже Чимин, найдя в такой дыре, в какую уважающий себя человек точно не полезет. Был долгий разговор, были попытки отвести его к психологу, совместные ночевки, установленный на мобильник GPS… да много чего было. Ви сам боялся вспоминать, как его тогда ломало, что он творил, и как было больно. Видимо, стоило немного выдохнуть после марафона «беременность-переезд-работа-роды-работа-младенец», и здравствуй, чертова депрессия. Однажды дошло до того, что он обнаружил себя сидящим в ванной с лезвием в дрожащих пальцах и первым неглубоким порезом на руке. Туён заплакал, пришлось отбросить лезвие и идти менять памперсы. И не думать, что на него будут смотреть глаза бывшего, каждая мысль о котором была, как нож в грудине… Но вытащил его из этого дерьма, как ни странно, тоже сын. То утро ничем не отличалось от сотни таких же. С красными от недосыпа глазами он сидел в офисе, зарывшись в бумаги. Это ненадолго отвлекало. — Тэхён, ты как? Ты вчера опять трубку не брал вечером, — Чимин ввалился в кабинет с небольшим опозданием — готовился к свадьбе с Сунан. Он был намерен, если что, плюнуть на все и в который раз поехать к другу домой, но тот нашелся на своем рабочем месте уткнувшимся в свои привычные счета, договоры закупок, поставок, сметы и черновики проектов… — Тэхён? — А? Что? — оторвался мужчина от работы. Выглядел он немного не выспавшимся, но, в целом, было не похоже, чтобы он пил накануне. — Говорю: у тебя все нормально? Почему трубку не брал? — навис над ним Пак. — Все хорошо, Чимин, успокойся, ладно? Той ситуации больше не повторится, — поморщился Тэхён, тоже вспоминая историю почти полугодовой давности, когда он сорвался и ушел в свой самый длительный — трехдневный — загул. — Телефон просто поздно поставил на зарядку, и все. — Точно, все? — не отставал друг, сверля в нем дыру. Будто их и так мало… — Эй, я же здесь, верно? Трезв и работоспособен. У нас серьезный контракт нарисовался, давай, пока ты летаешь на крыльях Амура, хотя бы я все еще раз внимательно проверю? — выдавил он улыбку, вновь возвращаясь к документам. Был ли Тэхён в порядке? С момента их с Чонгуком расставания прошло чуть больше двух лет, и вчера они бы отметили восьмую годовщину. Вместо этого Чон недавно отмечал двухлетие семейной жизни с женой, а он, уложив спать сына, с каждым чертовым днем все больше и больше похожего на человека, которого Тэхён когда-то любил больше жизни, достал из бара бутылку какой-то дешевой бурды, неизвестно как там оказавшейся, налил себе в стакан и гипнотизировал его битый час. Потом вылил в раковину и содержимое стакана, и бутылки, поднялся к спящему ребенку, послушал немного его сопение и пошел спать. Неприлично трезвым и разбитым на осколки, чтобы утром соскрести себя с кровати, выпить кофе, встретить няню и приехать на работу раньше всех. Зарыться в бумаги и не думать больше ни о чем, кроме чисел, сумм, номеров заказов и эскизов… — Свадьба через две недели. И я убью тебя, если ты не придешь, Ви! — упоминание свадьбы тут же выключило в Чимине друга и включило счастливого жениха. — Я знаю. Много наших будет? — вздыхает Тэ. Он не хотел видеть толпу народу с их факультета. По-любому одногруппники Чона тоже будут там… — Хоби, наверно, не приедет. Но будут друзья Чонгука, мы же общаемся со многими с его потока. Приедут Юнги и Джун, возможно — Минхо и Джихан. — Мне Туёна в этот день не с кем оставить, Чимин. И я все еще не горю желанием видеться с некоторыми из наших. Но ты же мне этого не простишь, верно? — обреченно отзывается Тэ на перечисление друга. Он будет рад видеть Хоби, Шугу и Намджуна, но вот приятели Чонгука… если разболтают, станет вовсе паршиво… — Тэ, некоторые из них уже и так давно все знают. Самого Чонгука никто не приглашал. Ты не сможешь прятаться вечно от всех. И от самого себя тоже… — напирает Пак, и Тэ понимает, что друг прав. Он же не черепаха, в панцирь не залезешь. — Все, хватит. Я не хочу говорить о нем, ладно? — Тэхён, сильнее, чем нужно, ударил по клавиатуре. — И пересекаться как-либо в ближайшем и дальнейшем будущем тоже. Мне плевать, как это выглядит — трусливо, эгоистично, глупо… — Тебе все еще больно, — подвел итог Чимин. — Поступай, как знаешь. Но постарайся отпустить это. У тебя жизнь проходит, каждый божий день одно и то же — работа и пустые глаза! — Чим, — устало прошептал Тэхён, пряча лицо в ладонях, — ну что ты хочешь от меня услышать, а? Забыл я его? Нет. Отпустил? Нет. Простил? Нет. Хреново мне без него? Да. Можно с этим что-то сделать? Нет. Буду я опять творить какую-нибудь дичь? Нет, меня дома сын ждет. Давай, просто закроем тему, ладно? *** День прошел продуктивно, «добили» договор с новым партнером, Тэхён приехал домой выжатым, будто лимон, и работой, и разговорами «по душам». В небольшой квартире ждала госпожа Ын-ха, няня Туёна, и сам мальчик, который, едва Ви зашел за порог, бросился к отцу на руки, четко выкрикивая: — Папа! Тэ замер, на автомате прижимая к себе сына, а он, продолжая немного вертеться в его руках, тараторил: — Папа, папа, папа! — Научился вот, — улыбалась госпожа Ын-ха, глядя на немного растерянного мужчину, осторожно прижимающего к себе сына. — Тэхён, я понимаю, что это не мое дело, но в мусорном ведре… — черт, забыл вынести пакет с пустой бутылкой, содержимое которой вечером отправилось в канализацию. — Просто мусор, госпожа Ын-ха, — улыбнулся Тэхён. — Просто мусор. Все в порядке, не волнуйтесь. Вы ужинали? — Нет, только приготовила, — улыбнулась женщина. Она часто выручала работодателя, помогая с домашними делами, если тот допоздна был на работе. — Составите компанию тогда? А потом мы вас отвезем домой, — предложил Тэхён, чувствуя, как внутри разливается давно забытое тепло, и боль, изъедавшая душу, отпускает понемногу. Вкусный ужин, что приготовила няня Туёна, прошел за неторопливой беседой, в которой Ын-ха рассказывала, как они с мальчиком учили слова, и тот вместо привычной «тарабарщины» выдал свое первое слово. — Он очень вас любит, Тэ, — улыбнулась няня, нежно погладив улыбающегося ребенка по голове. — Не закрывайтесь от него. Иначе рискуете упустить очень много важного, — посоветовала она, когда Тэхён подвез ее к дому. — Не упущу, — улыбнулся мужчина в ответ своей прежней яркой улыбкой, сам того не замечая. — Так-то лучше, — обняла его женщина. — Вот увидите, все обязательно наладится и будет хорошо! А у Туёна — ваша улыбка! — Будет, — кивнул Тэхён себе, видя, как в машине его сын, сидя в детском кресле и играя с его старым роботом из любимой коллекции, продолжает то и дело громко повторять: — Папа! Уже дома, уложив своего непоседу спать, Тэ вновь устало присел рядом с кроваткой, рассматривая сына и впервые видя в нем не только черты Чонгука, но и свои собственные. И его собственные, не похожие ни на кого. Он был теперь не один, и Ын-ха права: Тэхён не имеет права закрываться от сына, не имеет права упускать счастливые мгновения, связанные с ним — это все, что у него есть сейчас, но еще недавно, позволив себе тонуть в этой чертовой депрессии, мужчина и не замечал, как много на самом деле имеет: улыбку Туёна, его объятия, смех и радостное «Папа», когда он возвращается домой... Если не жить ради этого, то ради чего тогда? — Как же тетушка Ын-ха права, — шепчет он уснувшему сыну, — мне всего лишь надо было перестать видеть в тебе Его сына, и увидеть Своего. Когда ты у меня только появился, я наделся, что у меня будет тот, кто будет любить меня. Но, кажется, забыл, что надо любить в ответ, родной. Твой папа — идиот, сынок. Который все равно тебя очень любит… — Папа, — услышал он сонный голос, уже выходя из детской, — люлю… Тэ смахивает набежавшую слезинку: да, было адски больно, обидно, горько, но он ведь справился, верно? Так почему теперь, спустя столько лет все эти люди уверены, что имеют право лезть в его жизнь? Набиваться в родственники к сыну, о котором даже знать не хотели, говоря уйти в туман и «оставить Чонгука в покое»? Он оставил. Почему тогда его, блядь, не оставляют теперь? Да на хрен не сдались ему эти разговоры, извинения и прочие расшаркивания… главное, чтобы ребенка не дергали, дали дожить до рождения брата. Разве он много просит? Может, все-таки стоило хоть раз побыть настоящим эгоистом и согласиться на предложение Джуна? Наверное, было бы легче? — Пап, мы будем мультики смотреть? — Туён подлезает под бок, видя, что папа чем-то расстроен, и старается отвлечь. Тэ, конечно же, замечает хитрый маневр, обнимает сына и улыбается: — Конечно! Ты какие хочешь? — пока у него есть это чудо, он справится с чем угодно. И прямо сейчас он в этом уверен.