***
В Годриковой Впадине мало что изменилось. Гарри погрузился в свои мысли и успел удивиться, когда тетя Петунья вдруг взяла его под руку. Он чуть повернул голову и обратил, наконец, внимание, что тетушка несколько затравленно озирается, стараясь при этом держать осанку. — Все смотрят на … нас, — едва размыкая губы, пояснила она, заметив взгляд племянника. Гарри удивленно покрутил головой по сторонам. Действительно, редкие прохожие останавливались, когда он проходил мимо, и провожали его взглядом, кто-то приветственно махал, а некоторые жители, не стесняясь, глазели прямо из дома, прилипнув к окнам. — Было время, когда я и шагу не мог ступить, чтобы мне не пытались пожать руку, — вдруг поделился Гарри. — Сейчас уже хотя бы по улице можно пройти спокойно. Миссис Дурсль остановилась. — Ты настолько важен для… ваших? — недоверчиво спросила она. — Тетя Петунья, давайте обсудим это по дороге или лучше в другом месте, — он предложил ей локоть и снова неспешно двинулся вперед. — Я уверен, что где-то поблизости ошиваются фотографы с репортерами, и завтра уже все общество будет знать, что Гарри Поттер прогуливался по своей родине с неизвестной дамой. Пусть фотографией и ограничатся. Тетушка фыркнула и надменно улыбнулась. — Тогда мне будет нужен отдельный экземпляр, — и она расправила плечи. Гарри каждый раз казалось, что у родителей надгробие словно светилось, стоило ему ступить на территорию кладбища. Он привычно шел мимо Кендры и Арианы Дамблдор, мимо Игнотуса Певерелла — могила стала ухоженней, исчезла сорная трава, Гарри постарался хотя бы так почтить далекого предка. Невольно замедлился, когда они уже почти пришли. Тетя Петунья проследила за его взглядом и строго поджала губы, когда Гарри со вздохом шагнул к серому камню и молча опустил голову. За эти годы он так и не нашел приветственных слов для Северуса Снейпа. В груди ощутимо потяжелело, и Поттер всё-таки достал палочку и сотворил две гвоздики. Убрал жухлые листья и рукавом, без магии, протер черные буквы. Он не был уверен, что сюда наведывался хоть кто-то ещё — почившего профессора до сих пор не жаловали и поминали исключительно недобро. Гарри и сам понимал, что, будь тот жив, то вряд ли бы изменил своим принципам и пошел на контакт, но…. Это треклятое «но» билось о его ребра и заставляло каждый раз останавливаться и тянуть пальцы к шершавым буквам. Наконец, Гарри глубоко вздохнул, оставил гвоздики и вернулся к тетушке. Руки у той подрагивали, а на лице то и дело застывало нечитаемое выражение. Гарри точно знал, что это значит: надгробие по соседству принадлежало Лили и Джеймсу Поттерам. Казалось бы, он приходил сюда уже бесчисленное множество раз — словно пытался урвать то легкое присутствие, которого так не хватало на протяжении детства, — но каждый, абсолютно каждый раз его легкие сжимались и очки запотевали от слез. Гарри замер в нескольких шагах, чувствуя, как задеревенело лицо, искоса глянул на тетушку и с горечью увидел точно такую же деревянную маску. В эту минуту, как никогда раньше, было заметно родство миссис Дурсль и Гарри Поттера. Гарри всё стоял, боясь сделать шаг, когда тетя Петунья прерывисто вздохнула и решительно приблизилась к могиле. — Лили… — она положила цветы, поправила воротник и нерешительно коснулась надписи. Гарри думал, что они так и пробудут в тишине, но тетушка внезапно прошептала: — Маленькая моя глупышка… — слова забулькали в горле, и миссис Дурсль заговорила — так, словно действительно встретилась с сестрой, которую не видела много лет. Она вспоминала детство и проклинала Дамблдора, перескакивала на выходки Дадли и ни с того ни с сего ругалась на соседей. — А Гарри-то, Гарри, знаешь, что он в зоопарке выкинул? Я чуть со страха не умерла! — вдруг выдала миссис Дурсль и продолжила монолог несвязными россказнями о муже, бульдогах и сыне. Гарри отступил на шаг, рассудив, что стоит дать тете Петунье возможность, наконец, попрощаться с сестрой, как когда-то он сам впервые прощался с родителями. Он уже вынул палочку, чтобы наложить заглушающий купол, как тетушка повысила голос и снова переключилась на его, Гарри, выходки. Она рассказывала, как впервые кормила племянника, где хранит его детское одеяло, как они с Верноном с ног сбились по началу в попытках найти хоть одного волшебника, а потом, когда Гарри было два с половиной… Палочка выпала из рук застывшего Поттера. Тетя говорила бессистемно, перескакивая с человека на человека, то тихо, то переходя на срывающийся плач, вспоминая то его, Гарри, то Дадли, то дядю Вернона, то поминая Снейпа недобрым словом…. Когда она, наконец, выдохлась, звук её голоса затерялся среди облаков. — Гарри, — хрипло позвала тетя Петунья и обернулась. Гарри Поттер стоял истуканом, весь белый, зажимая рукою губы и, кажется, даже не дышал. Палочка валялась в ногах, и парень квадратными глазами смотрел на миссис Дурсль. — Ох, Гарри, — тетя Петунья стремительно побледнела, осознав, что племянник всё слышал, — ты не должен был… всё не так… Тот слегка покачнулся, сделал неуверенный шаг, и тут его ноги подкосились. Он рухнул на колени аккурат между могилой родителей и своей тетей. Миссис Дурсль, глядя на племянника со странной смесью страдания, страха и сочувствия, протянула руку и дотронулась до его вечно торчащих волос. — Гарри… — она видела, как усиливается дрожь и как каменная маска трещит по швам. Поддавшись внезапному порыву, Петунья по-матерински притянула племянника к себе. От его отчаянного крика вспорхнули редкие птицы, и казалось, что всё подернулось дымкой. Они сидели так ещё несколько часов, плача и вспоминая. Тетя Петунья всё гладила его волосы и не могла поверить, что запрещала это себе столько лет. Гарри вздрагивал от прикосновений, и внутри него что-то трещало, ломалось и рушилось. Мир качался, в ушах шумело. В хэллоуинской дымке два сердца в унисон выстукивали одно-единственное «Прости», а на белом мраморе совершенно из ниоткуда выступила роса. Недостроенное заклятие развеялось тихим с шелестом. Серая хмарь на миг расступилась. Рана, когда-то расколовшая семью Эванс, наконец-то стала зарастать.Глава 13
31 октября 2020 г. в 10:08
Хэллоуин приближался стремительно, и Гарри со смутным беспокойством ждал этого дня. В начале осени ему написал Дадли с просьбой о встрече.
Надо сказать, что с кузеном у них в итоге сложились весьма приятельские отношения. Неизвестно, рассказывала ли что-то тетя Петунья сыну и мужу, но только Дадли ещё летом девяносто восьмого умудрился прислать ему сову, чем сильно удивил брата. Ещё больше Гарри опешил, когда прочел письмо. То неясное, смутное чувство, кольнувшее, было, перед операцией «Семь Поттеров», снова дало о себе знать, и Поттер, сам себе не веря, сел писать ответ.
Так что, когда в начале осени Гарри откликнулся на призыв кузена, то обнаружил в его доме ещё одну фигуру. Сухо поздоровавшись и глядя куда-то за гостя, тетя Петунья сообщила, что хотела бы побывать на могиле сестры. За эти годы она ещё больше похудела, и Гарри вдруг заметил на её высоком лбу упрямые бороздки. Тетушка тем временем ждала ответа, поджимая губы и комкая и скручивая в ладонях салфетку. Именно в тот миг Поттер вдруг понял, что всё. Больше ничего не будет, как прежде. Тогда он ответил согласием и присел — неотвратимость настоящего застигла врасплох. Дадли что-то заметил и молча поставил перед ним чашку чая. Глядя на фарфоровые края, Гарри невольно улыбнулся, вспомнив, как принял первые шаги брата к примирению за мину-ловушку.
Ни Гарри, ни тетя Петунья не проронили ни слова больше в тот день, разглядывая друг друга со странным любопытством, словно бы впервые увиделись.
И вот теперь им предстояло встретиться вновь.
Гарри глубоко вздохнул и постучал в дом номер четыре на Тисовой улице. Послышались грузные шаги, и Поттер невольно вздохнул ещё раз: дядю Вернона он не видел уже несколько лет и не особо-то скучал.
Усатая физиономия высунулась за дверь.
— Ну и чего встал? — прошипел дядюшка, маскируя оскал под приветственную улыбку и косясь на соседский забор. — Входи.
— Добрый день. Благодарю, дядя Вернон, — от улыбки сводило скулы, но с некоторых пор Гарри понимал Дурслей чуть лучше, и потому сначала кивнул и лишь потом степенно шагнул в дом.
Это Англия, здесь всё для соседей.
— Ты мог бы и сразу явиться в дом, — недовольно кривился дядя, пока они шли по коридору. — Не зачем оповещать всю округу, что ты всё ещё шастаешь к нам.
— О, дядя Вернон, я всего лишь решил быть вежливым, — с улыбкой отозвался Поттер.
Дурсли существенно изменили дом после того, как выкупили его обратно — переклеили обои, обновили мебель, но Гарри всё равно с удивлением обнаружил искорку ностальгии. Да что с ним такое?
— А ты выглядишь поприличнее… этих, других ваших, — буркнул вдруг дядя Вернон, проходя в гостиную и разглядывая племянника на свету. — Только больно бледный и тощий, как и был…. А ну признавайся, паршивец, куришь? — вдруг рявкнул дядя. — Или что похлеще? Говори, быстро!
Гарри в немом изумлении раскрыл рот. Он был уверен, что дядя не менялся — таким людям, как Вернон Дурсль, это в принципе не свойственно, да и возраст не тот. И всё же Гарри узнал интонацию, узнал гримасу, — всё было так же, как и в те шестнадцать лет, что он жил в этом доме, но вот смысл…. Смысл Гарри Поттер уловил только сейчас.
— Нет, дядя Вернон, — он широко, немного устало улыбнулся и позволил себе присесть. — Я поступил в университет Королевы Мэри, теперь догоняю программу.
— Ты… что сделал? — раздался тихий голос из-за спины.
Петунья Дурсль, только-только спустившаяся с лестницы, глядела на племянника круглыми от изумления глазами.
— Добрый день, — поздоровался Гарри, поднимаясь. — Я поступил в университет…
— Я слышала, — резко оборвала тетушка и прошествовала мимо на кухню.
— Стало быть, за ум взялся? — хмыкнул дядя Вернон. — Маловато этой вашей школы оказалось?
— Можно и так сказать, — кивнул Гарри, совершенно не желая вдаваться в подробности. — Правда, вы единственные, кому я об этом сообщил. Даже странно.
Мистер Дурсль крякнул и жестом пригласил племянника следовать за ним.
На кухне, где тетя Петунья мелкими глотками пила воду, дядя Вернон открыл шкаф, достал бокалы и зеленоватый графин. Под изумленными взглядами звучно вынул пробку и плеснул красной жидкости на самые донышки.
— Выходит, всё было не зря, слышишь, Петунья? — обратился он к замершей женщине. — Выходит, воспитали человека. Ну-с, племянник, — дядя поднял бокал и всунул два других Гарри и миссис Дурсль, — давай за тебя, что ли…
Одинокий звон бокалов стал единственным звуком в доме номер четыре вплоть до отбытия Гарри и его тетушки.