***
Что ж, осознать себя Волком оказалось действительно неприятно. Ещё вчера он жил спокойной жизнью обычного старшеклассника, ходил в школу, прилежно учил уроки, помогал маме по дому — а сегодня его привычная жизнь пошла крахом. И ладно бы что-то предвещало перемены, но нет — молчали сенсоры в школе и магазинах, не было скачков настроения и физических показателей, а его анализ крови ещё месяц назад был чист. Он знал, что находится в группе риска, как и все подростки пятнадцати — шестнадцати лет, но действительно думал, что уж его это точно обойдёт стороной. Волков было мало — на всю Японию не наберётся и тысячи. Волки были опасны — об этом по новостным каналам упоминали не реже двух раз в неделю, описывая очередной случай нападения «стай» или «одиночек» на людей. Волки были сильными, дикими, злыми и редко доживали до тридцати, погибая в драках стая на стаю, — но не смотря на это, лучший друг Изуку с детства хвастался, что когда вырастет, обязательно станет одним из них. Каччан тоже был сильным, диким, злым — и Изуку ему верил. Волки ненавидели и презирали людей, ненавидели и презирали друг друга, ненавидели и презирали весь мир — об этом знали все. Лишь один раз среди них нашёлся вожак, способный договориться и с людьми, и с Волками, но и тогда всё закончилось кровавой бойней. Изуку помнил, как впервые увидел их собственными глазами, всего лишь четыре месяца назад. Три Волка спокойно шли по центру города среди бела дня, дерзко скалясь прохожим. Он сразу понял, что это Волки, хотя они не особо отличались от членов какой-нибудь уличной банды. Их движения были мягкими и плавными, но в них чувствовалась скрытая угроза. Изуку подумал тогда — как, встретив волка в лесу, или даже на улице, ты не спутаешь его с домашней собакой, так никогда не спутаешь Волка и человека. Эти трое были увешаны цепями и странными подвесками с клыками и пучками то ли волос, то ли шерсти. Татуировки покрывали их руки и лица, а одеждой служили какие-то обноски несочетаемых цветов. Толпа спешащих людей испуганно рассыпалась перед ними, прохожие торопились зайти в магазины, перейти на другую сторону дороги. Когда какая-то девушка замешкалась, Волк в круглых чёрных очках, что шёл посередине, проворно подскочил к ней и, наклонившись, провёл носом снизу вверх, шумно втягивая воздух, а потом лизнул её в губы, размазав помаду. Она жалко пискнула и, побледнев как мел, осела на землю, а Волки просто расхохотались и продолжили свой путь. Изуку, остолбенев, наблюдал за ними и забыл убраться с дороги, когда они приблизились. — Ша! Щен-нок! — Тот, что был ближе, оскалился, дёрнулся угрожающе в его сторону, и Изуку испуганно попятился, вцепившись в лямки рюкзака, пока не вжался в стену. — Оставь щеню, — снисходительно ответил тот, что шёл посередине. Возможно, он был вожаком. — Обоссался, поди, как та сучка, — ответил третий и захихикал. Тот, что напугал его, тоже засмеялся, но вожак только криво усмехнулся, внимательно посмотрев на Изуку поверх очков. От этого взгляда по телу растеклась странная слабость, и Изуку привалился к стене, чтобы не упасть. Рядом суетились прохожие, переговаривались взволнованно, звонили куда-то, помогали подняться рыдающей девушке, а он всё ещё стоял, прислонившись к стене, и смотрел вслед ушедшим Волкам. Они шли, и люди разбегались перед ними, словно пытаясь сохранить свои серые будни от их яркой, злой, плещущей через край жизненной силы. Они шли как ледокол — именно это сравнение первым пришло в его переполненную спутанными мыслями голову. Ледокол, жестоко вспарывающий гладкий лёд спокойствия и обыденности, оставляющий после себя хаос, смятение и тёмные страхи, вывернутые из глубин сознания на поверхность. Изуку знал, что так действуют феромоны альф — вожаков стай, — нагоняя на обычных людей животный ужас, а бетам и омегам внушая почтительное благоговение. Та встреча произвела на него странное впечатление. Взволновала настолько, что он несколько дней не мог думать ни о чём другом. Когда-то, ещё детьми, они играли в Волков, очарованные их силой и свободой. Каччан всегда был вожаком стаи, а его друзья — бетами. Они с гиканьем захватывали горку на детской площадке, расширяя территорию для своей стаи, а Изуку, в лучшем случае получавший роль омеги, просто сидел в песочнице, потому что омеги бесполезны и не участвуют в драках. Нарушение запретов, казалось, сближало их с Волками, и они чувствовали себя такими же гордыми, свободными и дерзкими, впрочем до первого подзатыльника от матери. В то время Волки набирали популярность благодаря своему представителю — Всемогущему — великому вожаку, объединившему стаи Токио и ставшим символом Волков среди людей. «Мы здесь!», «Мы рядом с вами!», «Мы существуем!», — говорил он в интервью, — «Мы не желаем вам зла!», «Мы хотим жить!». Он дал журналистам возможность посещать Волчьи стаи, как бы показывая, что Волков не стоит бояться, и те ухватились за эту возможность. Поток интервью, передач, статей и книг о Волках привёл к тому, что люди и Волки потихоньку потянулись друг к другу, ещё недоверчиво, настороженно, но с надеждой. В конце концов, Волки получили признание правительства, и премьер-министр лично передал Всемогущему документ о выделении Волкам, для поселения, небольшого острова рядом с Хокайдо. Но на этом всё и закончилось. Планам Всемогущего так и не суждено было сбыться, а дружба Изуку и Каччана закончилась, когда они пошли в среднюю школу. Воспоминания из детства, когда у них ещё были общие темы для разговоров, вернулись вместе с одержимостью Волками и принесли с собой щемящую тоску. В конце третьего года средней школы Каччан исчез. С тех пор его никто не видел, о нём не упоминали в разговорах, как будто его никогда и не было. Пустая парта в классе была быстро занята переведённым учеником. Изуку знал, что Каччан стал Волком и ушёл навстречу своей мечте — превзойти Всемогущего, став новым великим вожаком, — но иногда он бросал взгляды на его парту, словно надеясь, что тот вернётся. Их детские мечты остались мечтами. Во всяком случае, для него. Всё что он делал, это исписывал тетрадки заметками о Волках, клеил вырезки из газет, в тайне надеясь, что однажды найдёт информацию о Каччане, и боясь этого. Ему казалось, что с Каччаном из его жизни исчезло что-то очень важное, без чего стало трудно дышать, и он заполнял этими записями ноющую пустоту в груди. Он знал, что не встретится с Каччаном, потому что просто не мог быть Волком. Будущие Волки с детства отличались физической силой и выносливостью, а Изуку всю свою жизнь был слишком слабым и болезненным. Он не представлял себя Волком никогда, даже в их детских играх. Восхищение, что он испытал от встречи с ними, было единственной странностью, о которой стоило задуматься. Можно было бы ещё подумать, что в тот день вожак почуял в нём сородича и потому они не тронули его, но Изуку даже не допускал мысли, что всё это было признаками скорого «пробуждения». Поэтому, однажды утром, обнаружив себя лежащим голым посреди собственной разгромленной комнаты, он даже не сразу понял, что произошло.***
Бьющие в окно солнечные лучи резали глаза раскалённым ножом. В ушах звенело, голова болела и кружилась, его тошнило, во рту чувствовался неприятный привкус железа. Из каждой мышцы его тела словно выжали все силы. Ныли не только кости, но даже зубы, даже корни волос. Изуку с трудом поднялся на ноги и потрясённо огляделся. Перевёрнутый стол, разбросанные вещи, разодранный матрас и подушка, следы когтей на двери… Он провёл дрожащими пальцами по этим глубоким неровным бороздам и вздрогнул, услышав слабое царапанье с той стороны. — И… Изуку?.. — голос мамы был тихим и дрожащим. Он подёргал ручку, но дверь не открывалась. Беда. С ним приключилась беда, с их маленькой дружной семьёй, — что-то, что навсегда изменит их жизнь. Его разум отказывался признавать произошедшее, метался в жалких попытках найти любое объяснение происходящему, кроме самого очевидного. Он не хотел этого! Он не просил! — Мам? — его собственный голос оказался испуганным и жалким, словно умоляющим: «Скажи мне, что всё будет хорошо!». Из-за двери послышались горестные всхлипы, но замок не открылся. Изуку застыл, глядя на дверь, пока та не расплылась перед его глазами от выступивших слёз. Вот оно. Вот так и заканчивается всё. Он отошёл от двери и окинул растерянным взглядом свою комнату, ставшую мгновенно чужой. Комнатой хорошего мальчика Изуку, который любил свою маму, мангу и истории о Волках. Мальчика, у которого сегодня должен был быть тест по математике и которому нравилась одноклассница, сидящая за соседней партой. Тот мальчик умер этой ночью. У Мидории Инко больше нет сына. Отныне он здесь чужой. Тошнота усилилась, подкатила к горлу, и Изуку едва успел схватить мусорную корзину, как его вырвало вчерашним ужином и какой-то чёрно-кровавой слизью. От её вида затошнило сильнее, и он некоторое время корчился над корзиной, пока желудок не улёгся на место, а потом обессилено откинулся на пол и уставился в потолок. Он помнил, что вчера засиделся допоздна, потому что нашёл интересный сайт о Волках. Статьи там были больше похожи на правду, а не на запугивание, как в девяноста процентах других статей, и он зачитался. Полная луна светила в окно, Изуку невольно прислушивался, но с улицы не доносилось никаких звуков. Он лёг спать около полуночи. Его сон был беспокойным, наполненным странными видениями, а потом он проснулся от резкой боли во всём теле, словно каждую мышцу свело судорогой, пытался закричать, но не смог и, кажется, упал с кровати. Больше о вчерашней ночи он ничего не помнил. Голова перестала болеть — он осознал это не сразу, боль в мышцах и костях тоже постепенно сходила на нет. Оставаться здесь, в этой комнате, он больше не мог. Быстро одевшись в школьную форму, Изуку вытряхнул из рюкзака ненужные больше школьные тетради и учебники — Волки не ходят в школу. В рюкзак полетели трусы и носки, джинсы, шорты, свитер, футболки и рубашка. Он долго раздумывал, брать ли свои тетради с записями о Волках, но он и так всё помнил, а Волки, среди которых отныне ему придётся жить, знают о себе гораздо больше газетчиков и учёных. Оставалось как-то забрать обувь. Изуку уже решил, что выберется в окно — третий этаж не проблема даже для самого слабого Волка, — но босой школьник привлечёт внимание, а он как раз этого и хотел избежать, надевая форму. Пока он раздумывал, дверь в комнату отворилась, и мама с рыданиями бросилась к нему, обхватила руками, так крепко, что у него на мгновение перехватило дыхание. — Прости, Изуку! Прости! Прости… Он замер, чувствуя её отчаяние и страх, которыми мгновенно пропахла вся комната, теперь он ощущал это ярко и даже болезненно — её запах и чувства били в ноздри и врезались в мозг. В висках с новой силой забилась тупая боль, но слёзы потекли по щекам не из-за этого. Мама… я хотел, чтобы ты сказала совсем другие слова: «Останься», «ты всё равно мой сын», «я люблю тебя»… Она протянула ему большой свёрток с бенто. Наверняка выгребла всё, что было в холодильнике, и он понял, что должен уйти. Когда он обувался у порога, она стояла рядом, нервно перебирая пальцами мокрый платок. — Я не звонила в ЦИИР, Изуку, но может позвонили соседи. Куда ты теперь? Он пожал плечами, не поднимая глаз. — Пришли весточку, когда устроишься… там… Он обернулся и покачал головой. — Прости, мама, но тебе лучше не знать ничего. Он сам удивился спокойствию в своём голосе и тому, что не оглянулся, уходя, хотя чувствовал её взгляд из окна.***
Изуку не притронулся к маминой стряпне, даже не вытащил из рюкзака. Вместо этого купил себе бенто и газировку в комбини, где точно не было сенсоров, а потом пошёл в парк. Не то чтобы у него был какой-то план, он просто сел на скамейку и остановившимся взглядом уставился на плавающих в пруду уток. День ещё только начался, до занятий в школе было время, и пока что одинокий парень в школьной форме, сидящий на скамейке в парке, не вызывал никаких подозрений. Он больше никогда не пойдёт в школу. Не увидит никого из одноклассников и учителей — это было трудно осознать, но Изуку старался отбросить лишние мысли. Гораздо важнее сейчас было решить, что он будет делать дальше, где будет ночевать, возможно, попытаться найти себе стаю. Не стоило ночью оставаться на улице одному, даже будучи Волком. Он уже понял, что Волк из него получился слабый. «Омега» — так называли самых слабых Волков. Изуку поёжился. Это звучало как приговор. Надежда на то, что он просто слабый бета, ещё оставалась, и он цеплялся за неё, но готовился к худшему. Он иногда заглядывал в комментарии под статьями о Волках и везде натыкался на презрительные и оскорбительные высказывания о течках Волчиц, об омегах и особенно об омегах-парнях. Гормоны. Вся беда была в них. По сути, все Волки, «пробуждаясь», были бетами. Однако когда сильный Волк побеждал других бет и становился вожаком стаи, его гормональный фон менялся, начинали вырабатываться альфа-феромоны, позволяющие метить территорию и членов стаи. Волк становился альфой, но только до тех пор, пока не находился кто-то сильнее его, и тогда альфа-феромоны исчезали, превращая его обратно в бету. С омегами было сложнее. Изначально слабая бета, становилась бесплодной — это объяснялось тем, что настолько слабые особи могли принести только слабое потомство — просто естественный отбор в действии. Процесс превращения в омегу был необратим. Омег было очень мало, и в основном ими оказывались девушки. Они не участвовали в драках, а если участвовали, то погибали первыми. Течка омег отличалась от течки альфа- и бета-самок особенно сильным желанием и меньшей продолжительностью. Насколько Изуку знал, омегам в стае отводилась роль рабов, которых любой Волк мог при желании использовать для секса, и омеги-самцы не были исключением. По статистике на десяток омег приходился один омега мужского пола. Изуку читал, что у некоторых омег-самцов тоже бывает течка, если альфа в стае вырабатывает много сильных альфа-феромонов. «Подстилки», «шлюхи», «членосучки» — так отзывались об омегах-самцах в комментариях к статьям и на форумах, обсасывая подробности того, как в стаях их пускают по кругу. Возможно, поэтому после «пробуждения» многие омеги добровольно уходили в ЦИИР. Изуку боялся. Волков — из-за слухов, которые могли оказаться правдой. ЦИИР — потому что пойти туда — означало добровольно запереть себя в тюрьму. Комфортабельную, судя по репортажам, но тюрьму. Он не знал, чего ждать ни от Волков, ни от учёных, но в первом случае ещё оставалась возможность уйти, если жизнь в стае станет невыносимой, а во втором… Недавно ЦИИР начал выпускать заживляющие мази на основе Волчьей слюны. Слюна омег была особенно целительной. Что ещё они делают там с Волками? Но если идти к Волкам, то как найти себе стаю? Волки жили в разрушенной части Токио. Сначала эту часть города оградили как опасную зону и начали восстановительные работы, но через пятнадцать лет появились первые Волки, и всё пошло наперекосяк. Строительство остановилось, прошло ещё много лет, и Волки со всей страны начали стекаться туда. Это был их город, бесплодное место, где они чувствовали себя свободными. До Токио надо было ещё добраться. Есть ли сенсоры на вокзале? И что делать потом? Каччан. Изуку искал расписание поездов в телефоне, изредка отвлекаясь на еду, и внезапно пришедшая в голову мысль заставила его замереть с надкушенной булкой в руках. Что если найти Каччана? Каччан стал Волком ещё в прошлом году и, если он всё ещё жив, наверняка стал альфой, и, может, стоит найти его и попроситься в стаю? У них были не очень хорошие отношения в школе, но это было давно. Да и не хуже ли ему будет у незнакомого альфы, чем у Каччана, даже с его непростым характером? Изуку понял, что бормочет, глядя в одну точку, с булкой в руке, и редкие прохожие уже начали на него оглядываться. Поспешно спрятав остатки еды в рюкзак, он решительно направился туда, откуда пришёл. Туда, где когда-то они с Каччаном играли вместе, где, как казалось, впервые они оба поняли пропасть, растущую между ними.***
Дом Каччана находился недалеко от дома Изуку, и тот тщательно оглядывался по сторонам, боясь встретить мать или кого-то из соседей. Когда он нажал на дверной звонок, его решительность улетучилась. Приготовленная речь показалась ужасно глупой. О чём он собирается спрашивать? Те, кто становились Волками, умирали для своей семьи, потому что Волки и люди не могут жить вместе! Как глупо! Он уже собирался уйти, когда Бакуго Мицки открыла дверь. — Изуку? — удивлённо произнесла она. — Ты что-то хотел? Её взгляд задержался на его раздутом школьном рюкзаке, в котором явно лежали не учебники, она нахмурилась, а потом вдруг наклонилась к нему и втянула носом воздух. Изуку испуганно отшатнулся. Запах мамы Каччана оказался неожиданно сильным и ярким — искрящиеся, обжигающие нити, наполнившие воздух между ними. Она Волчица? Волчица-альфа?! Он не смог произнести вслух свою догадку, просто стоял разинув рот и не сводил с неё глаз. — Тебе нельзя внутрь, — с сожалением сказала она. — Плохо станет, ты ещё совсем не контролируешь свои органы чувств. Когда это случилось? — Ночью, — пробормотал Изуку, ощущая, как гулко бьётся в груди сердце. — Вы не знаете, где Кач… Кацки? Она вздохнула. — Не лучшее начало твоего пути, Волчонок. Бедные вы дети… Вот что, Масару вряд ли будет против, если ты останешься у нас. Я и Кацки говорила остаться, но этот упёртый щенок всё равно ушёл, а ведь он даже не пробудился тогда! Сказал, что и так сильнее любого альфы и приберёт к рукам все стаи, сделает то, что не удалось Всемогущему, представляешь? Она стояла, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки на груди, и хмурилась. Женщина, удивительно похожая на Каччана, только с более мягкими чертами лица. И с очень печальными глазами. Волчица. — А… ваш муж, он тоже?.. — Масару? Нет, он человек, — она говорила об этом так просто, как будто и не было никаких проблем в том, что Волк и человек создали семью и живут под одной крышей. Но для Изуку многое стало понятно, например уверенность Каччана в том, что он точно станет Волком. Ребёнок двух людей мог оказаться Волком. Ребёнок двух Волков наверняка становился Волком. Ребёнок Волка и человека по статистике мог оказаться Волком в семидесяти двух процентах случаев. — Я… лучше пойду туда, где Кач… Кацки, — произнёс Изуку. — Извините, что не могу принять ваше предложение. Если бы вы могли сказать, где он сейчас… Она печально улыбнулась, развернулась и ушла вглубь дома. Изуку застыл на пороге, не зная, что делать, но мать Каччана быстро вернулась и протянула ему исписанный клочок бумаги. Адрес! — Спасибо! — пробормотал он. — Адрес старый, может, его там уже нет. Не садись на поезд на главном вокзале, доберись на автобусе до станции на окраине, там нет сканеров и сенсоров. Береги себя и, если найдёшь моего засранца, передай, что он всё ещё может вернуться! Изуку поклонился и бросился бежать. Он бежал, и солнце светило ему в глаза, а ветер свистел в ушах. Бумажка с адресом, сжатая в кулаке, казалось, обжигала его ладонь. Он не собирался оглядываться, оставляя позади прошлую жизнь с её — такими понятными — радостями и печалями. То, что ждало его впереди, заставляло сердце замирать от страха и предвкушения чего-то особенного, нового, невероятного. Словно сегодня он родился в совершенно новом мире, в котором ему предстояло теперь сделать свои первые, неловкие шаги.