***
Разрушенная часть Токио, тянущаяся к небу осколками стен, словно моля о спасении, непригодная к жизни, отвергнутая людьми и ставшая убежищем для таких же отверженных. Тёмное пятно на карте, уродливый шрам на теле города, бывший когда-то местом скорби и новых надежд, и от которого теперь лишь отводили глаза с брезгливостью и страхом. Изуку стоял у тяжёлых, намертво заваренных, металлических ворот, задрав голову, и смотрел, как бегут по тёмному небу рваные, серебристые в лунном свете, облака. Как бы он ни старался, ему ничего не удавалось увидеть за высокой стеной. Казалось, там его ждала только плотная, непроницаемая тьма, которая поглотит его без следа, едва он преодолеет это последнее препятствие. Яркий свет направленных на ворота прожекторов только усиливал эту иллюзию. Волчье гетто было обнесено по периметру толстой стальной сеткой с натянутой поверх колючей проволокой. Там, где его граница пересекала старые проезжие части или приближалась к жилым домам, сетку сменяли ржавые от времени листы металла. Как и здесь, и, насколько хватало глаз, в обе стороны от него. Изуку знал, что его видят, — заметил камеры, когда подходил к воротам. Следовало поспешить и найти способ пробраться внутрь, но он продолжал стоять и разглядывать следы ржавчины и отстающую чешуйками старую краску на возвышавшейся перед ним стене. Он не знал, что делать дальше. Есть ли проход, какой-нибудь лаз под стеной? Сколько километров ему придётся пройти, чтобы найти его? Изуку нерешительно мялся у ворот, снова и снова перечитывая старые таблички, с выцветшими буквами: «ОСТОРОЖНО!», «ОПАСНАЯ ЗОНА!», «ПРОХОД ЗАПРЕЩЁН!». Они словно кричали из далёкого прошлого, но их голоса были уже почти не слышны, и запахи здесь не предупреждали его об опасности. Он побрёл вдоль ограды, и официальные предостерегающие таблички разбавились разноцветными граффити и перечёркнутыми красной краской изображениями волков. «Сдохните твари!», «Смерть волкам!» — эти надписи кричали громче и чётче, излучали ненависть, и он ёжился, проходя мимо. Среди школьников считалось верхом храбрости написать что-нибудь на этой стене, а тот, кто проникнет внутрь, мог навсегда считаться настоящим героем. Изуку вспомнил о том, что читал про такие вылазки на форуме, и немного успокоился — значит, лаз был, и возможно не один. «Не влезай, убьём!», «Осторожно — злые волки!», «Оставь надежду всяк сюда входящий!» — эти надписи, грубо нацарапанные на стене, похоже, были оставлены обитателями гетто, что только укрепило его уверенность. Последнюю надпись Изуку перечитал несколько раз, а потом пошёл медленнее, тщательно осматривая землю под стеной. Он чувствовал себя беззащитно открытым в свете прожекторов и часто нервно оглядывался, но вокруг никого не было. Пройдя так несколько метров, Изуку обнаружил небольшой подкоп. Он огляделся и, не увидев поблизости камер, с трудом пропихнул в него рюкзак. — Эй, малой, а ну стой! — раздался громкий голос неподалёку. Изуку похолодел от страха. Не оглядываясь и не раздумывая, он нырнул в подкоп следом за рюкзаком и с ужасом понял, что лаз слишком мал и возможно сделан обычной собакой. Стена над ним заскрипела и затряслась, осыпая его ржавчиной, Изуку продирался вперёд, не обращая внимания на треск рвущейся ткани. Его плечи и голова были уже с другой стороны, как вдруг он понял, что намертво застрял, зацепившись чем-то за неровный край стены. — Да стой, тебе говорят, придурок! Кто-то бежал в его сторону. Изуку отчаянно забрыкал ногами, закрутился, рванулся и, наконец, протиснулся за стену, оставляя на ржавом корявом металле лоскутья школьного пиджака. За оградой стихли шаги. Кто-то выругался и сплюнул на землю. Изуку потянул носом, но почувствовал только резкий, горький запах табака. — Эй, вылазь. Я помогу, — произнёс хриплый мужской голос. Изуку попятился. — Ну и чёрт с тобой, потом не плачь! — услышал он, уже развернувшись и бросившись бежать. Мир Волков встречал его неприветливо. Изуку не удалось убежать далеко от стены. Вокруг царила полнейшая темнота, и он был вынужден остановиться, растерянно хлопая глазами. Тьма неохотно выпускала из себя неровные очертания разрушенных зданий, луна то и дело исчезала за облаками. Здесь было как-то холодно, неуютно и очень одиноко. Он как будто преодолел границу между двумя мирами. По ту сторону осталось его прошлое, его беззаботная жизнь, остались улицы, наполненные людьми, шум и смех. По эту сторону, похоже, его ждало лишь отчаяние. Изуку чувствовал нарастающую усталость. Всё его тело болело, в ушах шумело. Раньше он не смог бы пройти столько в один день, но сейчас это было слабым утешением. И как в такой темноте искать Каччана? Даже если на домах остались таблички с адресами, он не сможет их рассмотреть сейчас. Почему он не подумал об этом раньше? Изуку осторожно принюхался и вдруг замер, чувствуя, как бегут по спине мурашки, как будто чей-то ледяной палец провёл по его позвоночнику. Справа повеяло опасностью. Сердце скакнуло к горлу, а потом бешено заколотилось в груди. Сладковато-гнилостный запах словно тянулся к нему щупальцами, чтобы обхватить и увлечь куда-то во тьму. Запах смерти, почему-то кажущийся очень заманчивым. Совсем не тот, что он чувствовал от незнакомца у стены. Изуку медленно пошёл вперёд, краем глаза отмечая чьё-то движение на крыше ближайшего здания. Кто-то наблюдал за ним оттуда — чёрная фигура, темнее, чем небо над его головой. Изуку еле сдержался, чтобы не сорваться на панический бег. Все его чувства обострились до предела. Он слышал шуршание осыпающихся кусочков бетона под ногами незнакомца. Слышал, как, перепрыгнув с одной крыши на другую, тот мягко приземлялся на ноги. Изуку понимал — с безысходностью и отчаянной обидой на судьбу, — что, даже став сильнее, быстрее и выносливее, здесь и сейчас, он был всего лишь добычей среди настоящих хищников. Переулок, словно впадающий в реку ручей, вывел его на широкую пустую трассу. Изуку прошёл ещё несколько шагов и остановился, осматриваясь. По обочинам цепочкой стояли мятые остовы автомобилей, полуразрушенные стены торговых центров корявыми пальцами тянулись к небу. Незнакомые запахи окружили его, струясь вокруг почти осязаемыми вихрями, — стоило сосредоточиться, и они обретали цвета, даже самые тусклые чётко различались в ночной темноте. Если бы он знал запах Каччана, он бы наверное легко нашёл его здесь. И если бы Каччан был рядом, он бы ничего не боялся! Его преследователь остановился на краю крыши и, кажется, присел там, не спеша спускаться вниз. Изуку чувствовал его пристальный взгляд всем телом, но сколько ни оглядывался — не замечал никакого движения. Возможно, тот не мог преследовать его на открытой местности. А может, здесь пролегала какая-то граница, и тогда стоило скорее убраться как можно дальше от этого места. Луна выглянула из-за облаков, и дорога перед ним засверкала, словно устланная звёздами. Это были всего лишь старые осколки стекла, осыпавшиеся с рухнувшей башни бизнес-центра, но Изуку решил, что это хороший знак. Он перейдёт трассу и попробует найти временное убежище в каком-нибудь заброшенном доме на маленькой пустой улочке. Там он сможет, наконец, поесть и отдохнуть, а завтра поищет Каччана… Рассыпанные под ногами звёзды, как выяснилось, прятали выбоины в асфальте. Изуку сделал только один неосторожный шаг и, споткнувшись, начал заваливаться вперёд. Он даже не успел понять, что падает, как чья-то рука схватила его за шиворот, удержав на весу. — Осторожнее! Было бы плохо, если бы ты упал. Рука отпустила его воротник, и он распрямился, испуганно глядя на стоящую рядом с ним девушку. Она была невысокого роста, с пышными каштановыми волосами по плечи и казалась очень хрупкой в непомерно большой мужской рубашке ярко-красного цвета. Рукава рубашки были подкатаны, а полы завязаны узлом на животе, но, даже застёгнутая на все пуговицы, она норовила сползти с её плеча, показывая бретельки чёрного спортивного топа. Из-под рубашки выглядывал драный край коротких шорт, на покрытых синяками и царапинами ногах серели в темноте стоптанные кеды. — Ты новенький? Девушка рассматривала его с откровенным любопытством и улыбалась вполне дружелюбно, вот только стояла слишком близко! Изуку почувствовал, что у него полыхает лицо, и попытался отгородиться от неё руками. От растерянности и смущения он не мог произнести ни слова. У него не было знакомых девушек, а одноклассницы в средней школе игнорировали его, да и в старшей не особо стремились общаться. — Какой милый… — Она наклонилась к нему и втянула носом воздух. — Омега. А жаль. Ты симпатичный. Он чувствовал её запах — яркий, цветочный и шоколадный, — но не мог понять, альфа она или бета. Не омега точно. А он — омега, раз она так сказала. В этот момент Изуку понял, что намного сильнее рассчитывал оказаться бетой, чем сам себе в этом признавался. Он был совершенно не готов к пожизненному клейму омеги. Быть просто слабым бетой — означало жить спокойной жизнью, где его не будут считать ни угрозой, ни ничтожеством, и, может, даже найти себе когда-нибудь пару. Такую милую Волчицу, как эта. А теперь что с ним будет? Наверно, эти безрадостные мысли отразились на его лице, потому что Волчица посмотрела на него с сочувствием. — Ты один? Ищешь себе стаю? Могу подсказать такую, где тебя не обидят, и там уже есть омеги! — Я… я ищу чел… В-волка по имени Кач… Бакуго Кацки… — сбивчиво пробормотал он и протянул ей мятую бумажку с адресом. Она взяла бумажку и вдруг нахмурилась, глядя куда-то через его плечо. — А может, маленький омежка захочет присоединиться к нам? — проворковал мягкий женский голос за его спиной. Изуку вздрогнул и хотел обернуться, но Волчица удержала его за лямку рюкзака. — Эй, Тога, скажи своему вожаку, чтобы не нарывался, — процедила она сквозь зубы. — Никто не позволит вам и дальше расширять территорию. — Ты нам угрожаешь, сестричка? — Воркующий голос сочился ядом. — Нас больше, и мы сильнее — сидите и не рыпайтесь. Для такой маленькой стаи вы и так занимаете слишком много места. — Вы нарушаете закон! Мы закрыли глаза на то, что вы разместились на неотделённой территории, но вы продолжаете отхватывать себе новые кварталы! Голос сзади хмыкнул равнодушно. — И что вы сделаете? Объявите нам войну? Кажется, вторая волчица усмехалась, говоря это. Изуку чувствовал, что она рядом, но совсем не чувствовал её запаха — это сбивало с толку. В то же время, стоящая перед ним девушка мгновенно изменилась. Её округлое милое лицо исказилось яростной гримасой, запах стал более резким, в глубине глаз зажёгся хищный жёлтый огонь. Она оскалилась, показывая ровные белые зубы с чуть торчащими клыками. — Момо соберёт совет, Тога! Вы мешаете не только Сёстрам! Ваши метки отпугивают новичков! Та ядовито хихикнула в ответ. — Пусть ваша сисястая альфа делает что хочет. Мне параллельно, рискнёте вы пойти против нас или нет. Что меня волнует сейчас, так это вкусно пахнущий омежка рядом с тобой. Оставь его нам, вам он всё равно не нужен, или вы собираетесь изменить своим принципам? — Не твоё дело, Тога, и не смей подходить ближе, не забывай — ты на Тропе! — Ну что ж, мы ещё поговорим с тобой, милая, — проворковала та. — И с тобой, сладкий омежик… Он всё-таки обернулся, но успел увидеть только растворившийся в ночной темноте силуэт обнажённой девушки. — Любит голой по ночам бегать, — фыркнула Волчица, всё ещё стоя рядом с ним. — Теперь они оба убрались, и она, и тот горелый с крыши. Проклятая Лига! — Я не почувствовал её запаха, — растерянно произнёс Изуку. Волчица пожала плечами. Выражение её лица снова стало приветливым и милым, хотя в голосе ещё чувствовалась напряжённость. — Она мастерски скрывает свой запах, а иногда даже меняет его, уж не знаю, чем она для этого пользуется. — Взгляд Волчицы на мгновение стал мрачным, но потом она снова улыбнулась, будто отбросив неприятные мысли, и, посмотрев на бумажку с адресом в своей руке, задумчиво качнулась с пятки на носок. — Да, я знаю его, — произнесла она наконец. — Но почему он? Его стая не самая сильная и большая, а он грубый и на всех орёт! — Да, это Каччан! — радостно воскликнул Изуку, но, заметив удивлённый взгляд Волчицы, пробормотал, смущаясь: — Мы с ним дружили в детстве. Она жалостливо вздохнула. — Ну если ты уверен, я, конечно, провожу тебя. С его стаей мы хотя бы не враждуем, но я по-прежнему могу тебе подсказать варианты получше. Например, Первые. Это одна из самых старых стай, они единственные ещё живут по старому укладу, и у них классный альфа. Есть старики, дети и даже омеги. Он упрямо затряс головой, не поднимая глаз. — Ладно, идём. Какой ты упёртый. Она развернулась и пошла вперёд, показывая дорогу. Изуку взволнованно последовал за ней. Холодало. Изуку мог бы поклясться, что в начале сентября ещё не было так холодно по ночам. Усталость делала его тело неповоротливым и свинцово-тяжёлым. Он то и дело спотыкался, как бы ни старался смотреть себе под ноги. Улица перестала казаться опасной. Ярко-красная рубашка впереди, уверенно разгоняющая ночную темноту, привлекала взгляд и ободряла. Волчица шла молча, и от этого он всё больше смущался, чувствуя себя слишком навязчивым. Она казалась хрупкой и очень лёгкой, её шаги были совершенно не слышны. Изуку казалось, что по сравнению с ней он топает слишком громко, задевает носками ботинок мелкие камушки, да ещё и спотыкается. Он так и не решился спросить её имя. Справа по-прежнему веяло опасностью, но Изуку больше не видел никакого движения на крышах. Волчица морщила носик, это было бы забавно, если бы не напряжённость в её движениях. Они шли посередине дороги, но иногда она отбегала в сторону, вскакивала на ржавую крышу какого-нибудь брошенного автомобиля или ловко взбиралась на покосившийся столб и оглядывала окрестности. — Всё по той стороне, от того места, где ты зашёл, до вон того входа в старую подземку, — территория Лиги, — раздражённо произнесла она наконец. — Никогда не ходи здесь один, тем более ночью! Тебе повезло, что я оказалась рядом! — А… Спасибо! — поспешно выпалил Изуку. Волчица обернулась с улыбкой. — Кстати, напротив их территории есть хорошая стая. Мы как раз идём мимо, — заметила она. — Я могу поговорить с Шоджи, и он тебя примет. — Нет, я должен увидеть Каччана, — прошептал Изуку устало. — Даже если он меня прогонит… Она снова обернулась. — Если прогонит, иди к Первым, но я, честно говоря, не знаю, кем надо быть, чтобы прогнать омегу! Изуку посмотрел на неё озадаченно. — А какой прок брать омегу в стаю? — поинтересовался он. — Ну, кроме… того-этого… Он стушевался и покраснел. — «Того-этого»? — Волчица фыркнула и засмеялась. — Ты действительно очень милый! Только для «того-этого» никто не стал бы брать в стаю нового Волка или Волчицу. Стая — это семья, скреплённая особыми узами, и омеги являются одним из связующих звеньев. Изуку уже открыл было рот, чтобы задать ещё несколько вопросов, но идущая впереди Волчица, не оборачиваясь, помотала головой. — Знаешь, тебе всё объяснят в твоей новой стае. Я и так слишком много тебе рассказала. Кстати, ты заметил, что мы прошли территорию Лиги? Изуку завертел головой, потянул носом воздух. Запах опасности действительно исчез, а он и не заметил, когда это произошло. Они вышли на широкий перекрёсток, и Волчица махнула направо рукой. — Там уже территория моей стаи, с этого перекрёстка и до ответвления тропы! В её голосе слышалась гордость. — Считывай метки и учись отделять их от прочих запахов! — Голос Волчицы стал как будто звонче, она оживилась и чуть ли не вприпрыжку побежала через дорогу к развалинам торгового центра. Изуку поспешил за ней. Больше она ничего не рассказывала о законах Волков или других стаях, вместо этого без умолку болтая о руинах, мимо которых они проходили, о том, что было там раньше: магазины, кафе, автосалоны. Изуку не сомневался, что она облазила в развалинах на территории своей стаи каждое здание, и размышлял, будет ли у него возможность так же исследовать и свой новый дом? Волчица шла по остовам брошенных на обочине автомобилей, легко перепрыгивая с одного на другой, а потом заставила его подняться на чудом уцелевший, но растрескавшийся и опасно шатающийся, пешеходный мост и оттуда некоторое время просто молча вглядывалась в темноту ночной дороги. Вышедшая из-за туч луна серебрила её волосы, и Изуку исподтишка любовался ею. Когда они миновали территорию её стаи, Волчица немного поскучнела и замолчала. Изуку ни о чём не спрашивал, стараясь не отставать от неё и смотреть по сторонам, запоминая дорогу. — Пришли! — сказала она, когда они остановились у ничем непримечательного переулка. — Тебе сюда, если всё ещё не передумал. Он завертел головой, но вокруг было пусто и тихо, только запах стал острым и карамельным с горьковато-хвойными нотками. — На их территорию мне соваться нельзя, сам найдёшь логово, — объясняла Волчица. — Логово где-то в глубине. Следи за запахом, ищи свет — они вряд ли спят в такое время. — Спасибо! — пробормотал Изуку, осторожно принюхиваясь, и хотел уже сделать шаг в переулок, когда Волчица ухватила его за рюкзак, останавливая. — «Спасибо» здесь не ценится, надо заплатить, — вкрадчиво сказала она, пристально глядя ему в глаза и протягивая руку. Изуку растерянно хлопнул глазами и полез в карман за бумажником с остатками сбережений, но Волчица покачала головой. — Деньги оставь себе, я слышу запах домашней еды из твоего рюкзака! Изуку спохватился и полез в рюкзак. Волчица забрала и мамино бенто, и остатки магазинного, аккуратно сложила их в свою огромную рубаху и потуже завязала полы на животе. — Вот тебе совет: если кто-то не из твоей стаи предложит тебе помощь, убедись сначала, что способен расплатиться, — сказала она, вздыхая. — Иначе твой долг придётся платить твоему вожаку, а он этому не обрадуется, поверь. — И сколько я должен тебе за этот совет? — спросил Изуку осторожно. — А ты быстро учишься, — улыбнувшись, ответила она. — Нисколько, считай это подарком за то, что ты такой милый. Удачи. С этими словами она бесшумно побежала прочь, а он стоял и смотрел ей вслед, пока она не растворилась в темноте.***
Изуку свернул влево на первом же повороте. Узкая улочка оказалась заросшей кустарником и деревьями, и чтобы продраться через них, пришлось приложить немало усилий. Он шёл вперёд, больше не сворачивая, и только вертел головой в поисках отсвета костра или ещё каких-то признаков логова Волков. Здесь было тихо, карамельно-хвойный запах, казалось, пропитал всё вокруг, не исчезая, но и не усиливаясь. На одном из перекрёстков Изуку, наконец, обнаружил то, что искал. Он бросился было к дому, в окне которого плясали блики света, но чем ближе подходил, тем больше замедлял свой шаг, пока совсем не остановился. Небольшой четырёхэтажный дом ничем особо не отличался от других домов вокруг. На первом этаже две двери из трёх и окна были заколочены — там, скорее всего, располагались когда-то магазинчики или кафе. Свет горел в оконном проёме третьего этажа, там же виднелся чей-то силуэт. Этот кто-то сидел на подоконнике и смотрел на него — Изуку чувствовал пристальный взгляд, но не ощущал угрозы. Раз его заметили — пути назад не было. И тут Изуку почувствовал страх. Не тот, что он испытывал, идя по людным улицам, и не тот, что навеяли на него незнакомец за оградой и таинственный преследователь. Теперь, когда его цель была буквально в двух шагах от него, он боялся, что, придя сюда, совершил самую большую ошибку в своей жизни. Тупой Деку, свали с моей дороги! Какого хрена ты на меня пыришься?! Это была их последняя встреча, и Каччан наорал на него и толкнул в плечо так, что он упал. Надеюсь никогда больше не видеть твоей тупой рожи! Серьёзно, на что он рассчитывает? В детстве он так восхищался Каччаном, что хотел всегда быть рядом с ним, даже если тот станет Волком. А Каччан всегда только призирал его за слабость, смеялся над ним, отталкивал. И что он хотел доказать теперь, придя сюда? Что стал сильнее? Нет. Он по-прежнему слишком слаб. — Будь что будет, — прошептал Изуку, с ноющей тяжестью в сердце входя в единственный не заколоченный дверной проём. На третьем этаже было тепло и светло. В центре большой комнаты, прямо на полу, в выложенном кирпичами круге весело горел огонь. Рядом стояло кресло без ножек — только большое мягкое сидение и спинка. Стены и потолок были голыми, с облупившейся краской, а вдоль стен лежали доски и старые татами. У стены напротив окна на сдвинутых вместе диванных сидениях, среди драных одеял и спальников, сидели трое Волков. Один Волк расположился в проёме окна и читал книгу, ещё один стоял возле двери, видимо встречая незваного гостя. У дальней стены на деревянных ящиках находилось ещё одно ложе — с подушкой и меховым одеялом. Место вожака. Изуку остановился на пороге, нерешительно оглядываясь. Пять парней, нет, пять молодых Волков, с любопытством смотревших на него. Стая Каччана. Изуку ещё раз взволнованно огляделся, но самого Каччана здесь не было. — Ты кто? — заинтересованно спросил стоящий у двери Волк. Он был высоким, с широкой улыбкой и чёрными волосами, завязанными в небольшой хвостик на затылке. — И-изуку М-мидория, — пробормотал он в ответ. — Я ищу Бакуго Кацки. Он здесь? — Кацки? — взгляд брюнета стал ещё более заинтересованным. — Ты хочешь в стаю? Он кивнул. — Так проходи, чего стоишь! Парень хлопнул его ладонью по рюкзаку, и Изуку, спотыкаясь, вошёл в комнату. Взгляд сидящего в окне Волка стал холодным и оценивающим. Его волосы были разного цвета — половина головы красная, половина — белая, и под красными волосами на лице выделялся яркий шрам, как от ожога. Изуку поёжился от его взгляда и испуганно опустил глаза. Между тем, парень, впустивший его в комнату, с интересом принюхался, наклонившись к нему. — Необычный запах, — прокомментировал он. — Ты что, омега? — Ну, вроде как да, — смущённо промямлил Изуку, не поднимая глаз. — Омега?! — Ого! — Теперь у нас будет омега?! — Да ладно! Изуку слушал их возбуждённые возгласы и сгорал от смущения. Они подходили, чтобы понюхать его, хлопали его по плечу, смеялись, а он тушевался, лишь изредка бросая на них взгляды исподлобья. В их смехе не слышалось злорадства или издёвки, они, похоже, были действительно рады и взволнованы его появлением, но пока никто из них не предлагал ему сесть, а сам он стеснялся спросить, не смотря на усталость. — Кацки разрешит ему остаться? — беспокоился лохматый блондин с чёрной прядью. — Не знаю. Хотелось бы, но он набирает в стаю только крепких и ловких Волков! — отвечал ему красноволосый Волк с сомнением. — Теоретически, в стае должны быть омеги! — взволнованно выпалил темноволосый Волк в очках, рубя ребром ладони воздух. — И… и самки! Непонятно, почему у вас… у нас… — Он покраснел и сбился на невнятное бормотание. — Бегун, ты пробыл с нами слишком мало, чтобы критиковать решения альфы, — равнодушно заметил Волк, сидящий на подоконнике, и снова углубился в чтение книги. Все засмеялись, и Изуку неуверенно улыбнулся. Ему начинали нравиться эти Волки, они казались весёлыми и дружными, кроме Волка с двухцветными волосами, но он боялся ошибиться. «Нет самок», — эта мысль свербела в его голове. Альфам нужны самки во время гона, не придётся ли ему выполнять эту роль? Для Каччана… А остальные? Будут ли они такими же милыми и дальше? — Ты принёс с собой что-нибудь интересное? — с любопытством спросил черноволосый, тот, что впустил его. — Ну… только мою одежду и немного денег… — пробормотал он. Волки разочарованно вздохнули. — Деньги пригодятся, — не отрываясь от книги, заметил двухцветный. — Кацки обменяет их на еду. Может всё-таки «купит» еду? Жажда изучения затмила тревогу. Изуку уже пожалел, что не взял свои тетрадки. Сейчас ему больше всего хотелось сесть и начать писать дневник Волчьей жизни, но стае было интереснее расспрашивать его. — Мне помогла сюда добраться одна дев… Волчица, а потом забрала еду, которая была у меня с собой, — словно пытаясь оправдаться, сказал он. Волки озадаченно переглянулись. — Очако. Из Сестёр, — равнодушно бросил двухцветный, не отрываясь от книги. — И откуда ты всё знаешь? — с досадой в голосе проворчал блондин с чёрной прядью. — Он пропах её запахом, у тебя нюх отбило? — тот же равнодушный тон и устремлённый в книгу взгляд. — Не, ну это грабёж, — с унынием протянул блондин. — Может предъявить ей? Иида, ты сходи завтра! — Вот ещё! Зачем?! — разнервничился бета в очках. — Так она же нравится тебе, вот и поговорите! — ехидно заметил Волк, стоящий у двери. — Пусть она нам что-нибудь приготовит взамен! — обрадованно предложил красноволосый. — Никто никому не предъявит, — отрезал двухцветный, и все притихли. — Он тогда не был в нашей стае, и напоминаю, что пока вожак не принял его. — В этом весь ты, — пробормотал красноволосый и обратился к Изуку: — У тебя странный запах. Когда ты пробудился? Где пережидал обращение? — Пробудился? — Изуку растерянно моргнул. — В смысле… ну… сегодня, наверное… мама меня заперла ночью… Он опустил голову, вспоминая утро, Волки переглянулись. — Ничего себе! — Неудивительно, что запах странный. — Пробудиться и обернуться сразу. Повезло, что мать не съел. Изуку поёжился, при одной мысли об этом в его животе похолодело. Красноволосый подошёл и похлопал его по плечу. — Я помню, как меня крутило в первые дни. У тебя же организм сейчас с ума сходит! Но это ничего, пройдёт… Он не успел договорить, как с подоконника раздался спокойный голос: — Вожак идёт. И Изуку мгновенно остался один. Волки, кроме двухцветного, вернулись на диванные сидения, как зрители на места в зале, а ему осталось с гулко бьющимся сердцем смотреть на дверной проём. Вот сейчас… Каччан… — Что за хрень?! — раздражённо произнёс двухцветный, отрываясь от книги, когда вожак показался в дверном проёме. Кто-то удивлённо присвистнул, кто-то охнул, и вдруг в повисшей тишине Изуку почувствовал, что умирает. Сердце сначала замерло, а потом заколотилось так, что в глазах на мгновение потемнело. Он словно вдохнул огонь, и его голову изнутри опалило нестерпимым жаром. Затем жар пополз вниз, сначала свернувшись тугим комком в горле, потом выдавив из его груди весь воздух — так, что Изуку сдавленно всхлипнул, — пробежал раскалённым лезвием по его позвоночнику, скрутил живот и наконец осел в паху. Каччан смотрел на него как на призрака. Изуку никогда не видел такого выражения в его глазах, но сейчас он не мог думать об этом, просто стоял на дрожащих, подгибающихся ногах и, задыхаясь, смотрел на Каччана. Пот стекал по лицу и щипал глаза. Он с ужасом понимал, что вставший член топорщит брюки, в то время как что-то тёплое сочится сзади, прямо из ануса, так обильно, что намокли трусы и брюки, наверное, тоже. Он повернулся, чтобы скрыть это, заодно пытаясь прикрыть рукой позорный стояк, но Каччан перехватил его руку за запястье, сжал грубо и, рванув на себя, прорычал: — Какого хера ты здесь делаешь, Деку?! Он не смог ответить. Каччан смотрел на него, не отрываясь, скаля зубы от ярости. Его запах окутывал всё вокруг тяжёлыми, плотными облаками раскалённого воздуха, этот жар продолжал мучить Изуку, и вместо подготовленной речи он застонал, тихо и жалобно, словно умоляя… о чём? — Он пришёл в стаю, омега. Может, возьмём? — Красноволосый счёл нужным ответить за него. — Сам вижу! Заткнись! — рявкнул Каччан зло и крикнул Изуку прямо в лицо: — Нам не нужны омеги, пошёл вон! Изуку зажмурился. Когда Каччан отпустит его руку, он просто упадёт на пол без сил и будет лежать и сгорать в этом ужасном огне, пока не умрёт. Что же это? Что со мной? Это же не может быть течка… я же парень… — А ты силён, раз прогоняешь его, когда он потёк, — раздался холодный голос с подоконника. — Прими ответственность, от тебя альфой разит на весь квартал — ещё немного, и беты тоже потекут! Изуку зажмурился от стыда. Ужас и растерянность нарастали. В голосе двухцветного он отчётливо слышал раздражение и вызов, но думать об этом сейчас не мог. Он слышал, как Каччан ругнулся и сильнее дёрнул его за руку в сторону двери. — Сказал же! Вали отсюда! Быстро! — Н-не могу, — прошептал он с отчаянием. — Ноги не идут… пожалуйста… пожалуйста, Каччан… пожалуйста… Комната плыла перед его глазами, в ушах звенело, он задыхался, в паху то пульсировала боль, то сжимались невидимые горячие пальцы. — Снимай штаны, — выдавил Каччан сквозь зубы. — Нет… нет… Изуку понимал, что от него хотят, и понимал, что за этим последует. Страх, стыд и желание переполняли его, и это противоречие сводило его с ума. Каччан потащил его за руку мимо очага и толкнул на спинку сломанного кресла. Удар мягкой, обитой холстом, спинки в живот на секунду выбил дыхание, руки Каччана сдёрнули с него брюки вместе с трусами, и Изуку, не контролируя себя, тут же застонал и прогнулся в пояснице, подставляя зад. На глаза навернулись слёзы. Ужасно! Отвратительно! Почему они не ушли и продолжают смотреть? Такое унижение… Между ягодиц ткнулось что-то большое, настойчиво надавило на сжавшееся от страха отверстие, пытаясь проникнуть внутрь. Изуку сдавленно вскрикнул и вцепился в кресло дрожащими руками. Слёзы щипали глаза. — Ты бы поосторожнее, у него же первый раз всё-таки. В голосе красноволосого беты, где-то справа, слышалось волнение и некоторая забота. — Да он уже весь мокрый, так ему не терпится! — прорычал Каччан и снова безрезультатно толкнулся внутрь. Изуку зажмурился. Его тело желало проникновения и в то же время противилось ему, а разум метался в ужасе и растерянности. — Расслабься, расслабься, — произнёс чей-то заботливый голос рядом. — Ты его порвёшь, — заметил холодный голос слева. — Попробуй пальцами… — Заткнись, двумордый! — голос Каччана был злым и раздался совсем рядом, над ухом Изуку. — Ну же, не зажимайся ты! Изуку судорожно вдохнул, пытаясь расслабиться. Голова кружилась, запах альфы обволакивал его, и он больше не мог сопротивляться. Член Каччана вошёл медленно, заставив его застонать от внезапной распирающей боли, а затем резко двинулся назад и снова вперёд, и в тот же миг по телу Изуку пробежала блаженная дрожь. Тихий стон боли перешёл в громкий удивлённый стон наслаждения. Руки Каччана крепко сжали его бёдра, разведя в стороны ягодицы. Он продолжал вбиваться в его тело резкими, сильными толчками, молча и ритмично, и где-то внутри с каждым толчком отзывалось что-то, заставляющее Изуку стонать в голос, задыхаться и выгибаться, подаваясь навстречу его движениям. Боль отступила, стала далёкой и неважной. Блаженство нарастало, вытесняя все остальные мысли и чувства, превращаясь в нестерпимую сладостную пытку. Он царапал холщовую обивку кресла, поджимал ноги, запрокидывал голову. Он чувствовал, что сходит с ума, невнятными возгласами умоляя Каччана прекратить и умоляя не останавливаться. Спустя какое-то время Изуку почувствовал, что больше не в силах выносить волны мучительного наслаждения, растекающиеся по его телу. Сознание начало меркнуть, но не успел он испугаться, как в голове что-то вспыхнуло ярким взрывом и осыпалось обжигающими искрами. Изуку кончил болезненно и обильно и обессиленно повис на спинке кресла. Безумное наваждение ушло как-то сразу, а боль вернулась и, кажется, усилилась. В горле пересохло, и Изуку показалось, что его организм перестал выделять смазку, потому что Каччан всё ещё был в нём и продолжал двигаться, но с трудом, тяжело дыша, не так быстро, как раньше. Каччан, хватит, мне же больно… Он не осмелился бы произнести это вслух. Спинка кресла неприятно тёрлась о голый живот и мельтешила перед глазами. Он видел огонь в очаге, свой рюкзак на полу, пыль и какой-то мусор. Чувствовал взгляды всех, кто находился в комнате, и не смел поднять глаза. Раз… два… три… Он досчитал до семнадцати, и Каччан наконец остановился, навалился на него на пару долгих мгновений, хрипло дыша, и тут же отступил, оставляя после себя ощущение внезапной пустоты. По внутренней стороне бедра, щекоча кожу, пополз ручеёк спермы. Изуку попытался разогнуться, но поясницу прострелило болью. Ноги отказались держать его, и он сполз — почти упал — на пол, не глядя вокруг. Хотелось лечь, а ещё схватить свои вещи и убежать, не оглядываясь, как можно дальше. Он закрыл глаза и услышал голос Каччана: — Приберитесь тут! А затем только его удаляющиеся шаги. Из глаз брызнули слёзы, и Изуку затрясся в рыданиях, чувствуя себя опустошённым, использованным и выброшенным. Он лёг прямо на холодный пол, свернувшись калачиком, чувствуя, как сердце разрывается от боли, не имеющей ничего общего с болью в его теле. Чьи-то руки потянули его за плечо, но он только съёжился и отмахнулся, не переставая плакать, не слушая голоса вокруг. Кто-то просто поднял его на руки и понёс куда-то. Изуку испуганно открыл глаза и сквозь пелену слёз увидел хмурое лицо беты в очках. Он затих, не сопротивляясь. От рук этого парня почему-то веяло заботой, они были большими и тёплыми. Его положили на общее ложе у стены, среди разбросанных вещей, и сняли остатки одежды. Он вдруг понял, что совсем замёрз, и снова подтянул колени к груди, чтобы хоть немного согреться. — Бля, он же ещё зелёный совсем! Наверняка даже не понимал, что происходит… — Жёстко он с ним… — Как будто ты его не знаешь. Да я сам в последнее время за свою жопу боялся! — Плохо, что всё в один день! И пробуждение, и обращение, теперь ещё и течка… — Что делать с одеждой? — Она грязная, брось в углу. И его бы тоже помыть. Денки, принесёшь? Изуку слушал, как беты переговариваются вокруг него, чья-то рука прошлась по его волосам, и он испуганно втянул голову в плечи. Он не смотрел на них, ему было противно из-за произошедшего и стыдно от того, что они просто сидели и наблюдали как за спектаклем. Наверное, им было весело от выражения его лица, от тех пошлых звуков и его стонов, как в дешёвом порно. Теперь они делают вид, что им жаль его. Изуку почувствовал, что губы снова задрожали, и шумно всхлипнул. Рядом стукнуло что-то, и он, скосив глаза, увидел, как светловолосый бета с чёрной прядью поставил на пол ведро, намочил в нём обрывок полотенца и потянулся к нему. — Н-не надо! Я сам! — запротестовал Изуку испуганно и попытался отползти по матрасу. — В следующий раз сам, а сегодня мы о тебе позаботимся! — сурово сдвинув брови, произнёс бета в очках. В следующий раз…— сердце тоскливо сжалось, и он опустил голову. — Эй, не расстраивайся, — черноволосый сел рядом, обнял его за плечи и вытер ему нос какой-то грязной тряпкой. — Слушай, ты почему именно к нам пришёл? В первую попавшуюся стаю что ли? Тогда ещё повезло, что к нам попал, а не к отморозкам каким-нибудь. У нас альфа хоть и грубиян тот ещё, но беспредела нет, ты не думай! Изуку поёжился и помотал головой. Бета, которого назвали «Денки», обтирал его бёдра. Влажная ткань скользила по покрывающейся мурашками коже. Почему-то, несмотря на смущение, это его успокаивало. — Я пришёл, потому что знаю Каччана, мы дружили в детстве. Не ожидал, что он меня примет вот так… — Каччана? — переспросил сидящий рядом двухцветный, непонимающе посмотрев на красноволосого. — Это он о Кацки что ли? — растерянно произнёс тот и почесал затылок. — Ну и дела. — Постой! Так вы были друзьями?! И он просто ушёл, даже не поговорив?! Бета в очках был возмущён, а Изуку всё больше ощущал неловкость от этого разговора, в замешательстве следя за движениями Денки и гадая, не стоит ли всё же отобрать у него тряпку, когда он дойдёт до паха. Нет. Лучше молчать, пусть делают что хотят, сейчас он может только играть по их правилам, которых совершенно не понимает. Он прикусил губу и приподнял бёдра, чтобы Денки было удобнее. От воды травмированное отверстие засаднило, и он зашипел, не сдержавшись. — Больно? — спокойно поинтересовался двухцветный бета и, не дожидаясь ответа, произнёс, обращаясь к Денки: — Хватит, я дальше сам. Тот пожал плечами и, отставив ведро, уселся рядом, привалившись к стене. — А вы заметили, что Кацки был сам не свой, когда уходил? — заметил он. — Я ещё подумал: «Вот странно!». Но раз они были знакомы… — И что это было с его запахом сегодня? — хмуро поинтересовался красноволосый. — Неудивительно, что омега потёк. — Каччан ничем мне не обязан. Мы не очень хорошо ладили в школе, — пробормотал Изуку. — Я не в обиде на него, просто… всё как-то внезапно. Я… я не привык… Ещё вчера… Он запнулся и посмотрел на их хмурые лица. — Ладно! — бета в очках рубанул воздух ладонью, словно пресекая дальнейшие разговоры. — Теперь ты один из нас! Мы — стая, мы — семья! А он наш вожак! Мы сильная стая, ты сделал хороший выбор, придя сюда! — Завёл пластинку, — пробормотал двухцветный. — Повернись на живот, я залижу. Изуку сначала не понял, а потом почувствовал, что сердце провалилось куда-то в желудок, и, отчаянно краснея, замотал головой. — Нет-нет, что ты! Не надо! У меня уже ничего не болит! — Слушай, забудь всю эту человеческую ерунду, — произнёс красноволосый. — Мы другие, другой вид, понимаешь? Человеческие моральные нормы и законы не могут распространяться на другой вид. Мы живём по своим законам и в стае заботимся друг о друге. В том числе и зализывая раны. Позволь позаботиться о тебе, ведь ты омега, и когда-нибудь сможешь позаботиться о нас. — Если не хочешь, чтобы я помог, это может сделать кто-то другой, — пожав плечами, заметил двухцветный. Возможно, именно его равнодушный тон и уверил Изуку, что всё в порядке, как и должно быть. Он помотал головой, повернулся на живот и поднял зад. Происходящее казалось каким-то сюрреалистичным сном. Он услышал, как бета в очках смущённо кашлянул и, кажется, ушёл куда-то. — В прошлом месяце пришёл. Хоть он и из клана, а не привык ещё, — с усмешкой пояснил Денки, листая какой-то журнал. Изуку хотел было спросить про клан, но тут руки двухцветного раздвинули его напряжённые ягодицы, и влажный язык тщательно прошёлся между ними. Изуку охнул и расслабился, чувствуя, как приятное тепло растекается по всему телу. Язык двухцветного старательно обхаживал его анус, проходя снизу вверх всей длинной. Потом Волк покрепче обхватил его бёдра, кончик языка скользнул внутрь и медленно задвигался там, обводя стенки по кругу и обильно смачивая слюной. Изуку почувствовал нарастающее возбуждение, совсем не такое, как от запаха Каччана, — какое-то более человеческое, и скорее от самой мысли об интимности происходящего, чем от прикосновений языка. Его член снова затвердел, и он сдавленно застонал, ощущая, как от стыда пылает лицо. Кто-то выдернул из-под него одеяло. Рука двухцветного с мокрой тряпкой скользнула между его ног, сильные пальцы обхватили его член и решительно двинулись вверх-вниз по стволу. Сперма тут же плеснула в тряпку, а двухцветный лизнул его ещё раз и отстранился, вытирая рот рукой. Тряпка полетела в угол к его грязной одежде. Изуку обессиленно повалился на матрас. Кто-то накрыл его одеялом, кто-то другой забрался под одеяло и обнял его, согревая. Ему уже было всё равно. Усталость накатила и опустошила его сознание, он свернулся калачиком, позволяя чьим-то рукам обнимать себя, чьему-то телу прижиматься сзади. Волки переговаривались между собой, ходили по комнате. Костёр догорал. Боль проходила, было тепло и даже уютно. Изуку, смертельно измученный всем произошедшим за день, даже не заметил, как уснул.По ту сторону стены.
Мидория Инко не спала. Она сидела на кровати в комнате сына и листала фотоальбом. Иногда на страницы из её глаз капали слёзы. Она поспешно стирала их рукавом, сморкалась и промакивала глаза бумажным платком. Она плохая мать и плохая гражданка своей страны. Вежливые люди в серых костюмах, которые пришли сегодня утром примерно через час после того, как Изуку ушёл, говорили не так, но имели ввиду именно это. Она не позаботилась о том, кто ещё вчера был её сыном, она не заявила о «пробуждении» в ЦИИР и просто отпустила Волка разгуливать по городу. Теперь её ждал штраф, но не это было причиной её слёз. Вежливые люди в серых костюмах, с холодными улыбками, многое ей рассказали о жизни в Волчьих стаях. Она никогда особо не интересовалась этим и теперь была в ужасе. Изуку ждали там только страдания! А ведь он был таким славным и добрым мальчиком! Даже если он изменился, превратившись в чудовище, что-то же сталось в нём от её сына? Сегодня утром он показался ей прежним Изуку! Она даже обняла его, и он ничего ей не сделал! И теперь мысли о том, что частичка прежнего Изуку будет страдать, разрывали материнское сердце на части. Те люди просили сообщить им, если Изуку выйдет на связь. Просили быть бдительной, если ей станет известно о другом Волке поблизости. Она кивала в ответ, но все её мысли были заняты только Изуку. Если бы она могла увидеться с ним ещё раз! Она, наверное, смогла бы уговорить его пойти в ЦИИР! Инко всхлипнула, глядя на фотографии маленького Изуку и его лучшего друга. Бакуго Кацки тоже стал Волком, но намного раньше. А что если Изуку попытается его найти? — посетила её внезапная мысль. — Не знает ли мать Кацки что-нибудь? Инко взволнованно вскочила и бросилась к телефонной книге. Номер домашнего телефона семьи Бакуго всё ещё был там. Сейчас уже ночь, но утром она обязательно позвонит Мицки!***
— Сколько там сейчас омег? — Четверо. И датчики сегодня засекли ещё одного у ворот, того самого, что пробудился ночью. Возможно, он уже внутри. — Вот как? Жаль. — Вы думаете, пора устроить облаву? — Сейчас я не вижу в этом необходимости. Волки всё-таки должны жить там, где им самое место, понимаешь? — Не совсем. На мой взгляд, самое место Волкам здесь, в моём исследовательском центре. — Они чахнут в неволе, мой друг. Для твоих целей тебе хватит и тех, что приходят сюда добровольно, остальные пускай радуются, живя в той иллюзии свободы, что я им подарил. Там их колыбель и их могила. Там их истинный дом. — Вы выглядите счастливым, когда говорите о них. — Возможно, я действительно счастлив, Гараки, ведь я люблю их как собственных детей! Я забочусь о них и даю им вдоволь свободы, но я же и слежу за ними, контролирую и отделяю зёрна от плевел, если это требуется. Однажды все мои блудные дети вернутся домой, а все мои послушные дети гордо поднимут головы, и тогда это жалкое, слабое человечество перестанет существовать! Волки — новый виток эволюции, и те, кто с этим не согласен, не достойны жить в новом мире! — И всё, что нужно для выполнения вашего великого плана, это один компонент, который, увы, утрачен навсегда. — Не будь пессимистом, Гараки, ведь ты же учёный! Он ещё бродит где-то там, носитель ДНК моего брата. Как только всё будет готово, мне не составит труда найти его. А пока займёмся более насущными делами. Отошли новую партию альфа-феромона Гирану и попробуй узнать, кто его постоянные покупатели. Для начала используй мягкие методы.***
— Как поживаешь? Собиралась к тебе в гости, как ты и приглашал. Всё в силе? Привезу гостинчик — даже больше, чем планировала. — … — Кстати, какие новости о моём потерявшемся щеночке? — … — Я рада, что его новая семья так его любит, что терпит его проказы, но жаль, что он не со мной. Если увидишь его, потрепли от меня за ушко! Бакуго Мицки положила телефонную трубку и потянулась. Её муж взволнованно смотрел на неё с дивана в гостиной. — Ну как, есть новости? — поинтересовался он. — Всё как всегда. С этой конспирацией слишком неудобно обсуждать такие темы, Масару. Но Кацки пока держится. Шакал сказал: «В его семье пополнение». Возможно, это Мидория, он собирался встретиться с ним. Мицки легла на диван, положив голову на колени мужу. — Ты рискуешь, когда ездишь туда, — помолчав, осторожно произнёс он. — Всё в порядке, ты же знаешь, я пробьюсь. — Она шутливо стукнула его кулачком в бок, он ойкнул и, тихо засмеявшись, потёр ушибленное место. Мицки смотрела в потолок. — У нас не хватает денег, Масару, — сказала она наконец. — Возможно, стоит подыскать дом попроще. Возможно, даже в другом городе. Хотелки глупого щенка обходятся слишком дорого. — Он наш сын, — мягко заметил Масару, гладя её по волосам. — Именно поэтому лучше бы ему быть рядом с нами, а не рисковать своей жизнью каждый день где-то там! Она отвернулась, и Масару подумал, что даже не замечал, сколько боли и усталости прячется в глубине её глаз. Она всегда казалась такой сильной… — Миц… — робко позвал он, касаясь её щеки. Она взяла его руку и больно куснула за ребро ладони, а потом прижала его ладонь к своей щеке. — Он совсем не такой сильный, каким хочет быть, наш мальчик, — прошептала она печально.***
Почему бы не выпить кофе посреди ночи? Не то что бы он его бодрил, но запах нравился, и густая горечь приятно ложилась на язык. Хотя сегодня можно было бы открыть и бутылочку виски, повод, надо сказать, был бы отменный, если бы не одно упрямое "но". В последнее время Волки его не радовали разнообразием драк и траханья, а там, где происходило самое горячее, камер не было. Но сегодня, наконец-то, он записал что-то интересное. Гиран покачивался на стуле, пожёвывая сигарету, и пересматривал запись с камеры. Многочисленные мониторы в маленькой тёмной комнатушке рябили помехами или были черны. Лишь на двух было изображение: ворота в гетто, чётко видимые в свете прожекторов, и огонь, освещающий комнату, где ещё не спала одна из стай, но и там всё было спокойно. Запись, которую он пересматривал второй раз за последний час, действительно могла принести неплохую прибыль. Гиран не интересовался парнями, но даже на его взгляд то, что вытворял новичок, было достаточно горячо, чтобы любители отвалили за это кругленькую сумму. Жаль только, что всё произошло именно в этой стае. Гиран тяжело вздохнул, вынимая флешку и удаляя запись с компьютера. Глупый, упрямый щенок не согласится, даже если это скостит ему долг. — Интересно, что ты чувствовал, когда трахал его, Кацки? — усмехнувшись, пробормотал Гиран, откидываясь на спинку стула и выпуская в потолок струю дыма.По эту сторону стены
Бакуго Кацки шёл по пустой, тёмной улице. Он шёл в меру быстро, так, чтобы никто не подумал, что он бежит от чего-то. Луна давала достаточно света, чтобы он видел дорогу и любого, кто захотел бы приблизиться к нему. Никто не попытался приблизиться. Запах альфы был слишком силён. Кацки хмурился, пряча сжатые кулаки в карманах штанов. Дойдя до парка и оглядевшись, он, не раздеваясь, бросился в холодную воду и начал плавать вдоль берега, остервенело загребая руками, отплёвываясь и поднимая в воздух тучи брызг. Наплававшись, Кацки в несколько гребков достиг середины озера. Там, на небольшом островке с пятью чахлыми деревцами, он сел на землю и закрыл руками лицо. Почему это случилось именно сегодня? Почему Деку? Каким образом этот слабак и задрот вообще стал Волком? Он сдавленно зарычал и ударил кулаком по трухлявой коряге рядом с собой. Ствол проломился, в глубине шевелились какие-то личинки, и Кацки брезгливо отодвинулся, вытирая руку о штаны. Это больно, страшно и отвратительно. Он думал не о сломанной коряге, личинках и испачканной руке. Глядя на свою руку, он словно сквозь туман видел чужие пальцы, грубо сдавливающие его запястье. Какой-то ком застрял в горле, мешая дышать, грудь сдавило изнутри. Он ведь добился своего! Он перешагнул через это! Зачем Деку пришёл именно сегодня и именно в его стаю! Боль, страх и отвращение. Он уткнулся лбом в колени и застыл так. Мокрая одежда прилипла к телу, ночной холод пробирал до костей, но Кацки было всё равно, он не собирался возвращаться в стаю до утра. Над мёртвым городом распростёрлась тихая ночь. В ночном воздухе уже чувствовалось приближение осени. Луна на расчистившемся небе освещала полуразрушенные дома, заросшие парки, пустые улицы и редкие силуэты Волков, обходящих свои владения. Освещала островок посреди озера, где Бакуго Кацки лежал, подложив руку под голову, и смотрел вверх, борясь с непрошенными, болезненными воспоминаниями и горькими мыслями. Освещала дом, в котором на продавленном старом диванном сидении крепко спал Мидория Изуку, с двух сторон согреваемый телами Волков. Ничто не тревожило его сон. Освещала нагромождение обломков, где дома ударной волной полностью сравняло с землёй. Освещала и огромный кратер, на стенах которого не росло ни травинки. Лишь на дне его блестело круглое мёртвое озеро. Его гладь напоминала мутное безжизненное зеркало, неспособное отразить плывущую в небе луну.