***
Изуку проснулся от того, что за окном громко перекликались птицы, а его тело затекло и болело от сна в неудобной позе. Он осторожно пошевелился и потянулся, не открывая глаз. Тонкое шерстяное одеяло казалось почти невесомым, но вылезать из-под него не хотелось, и Изуку сильнее зажмурился, ловя свежий запах прохладного ветерка, ласкающего его лицо. Почему он голый? Да ещё и забыл закрыть окно! Как бы не простудиться — на этой неделе в школе куча важных тестов! Вкусно пахнет чем-то… Мама, наверно, уже приготовила завтрак, надо собираться… Нет. Уходящий сон с запозданием выпустил на волю воспоминания о вчерашнем дне, и, похолодев от осознания, Изуку замер под одеялом. Он не дома. Он в стае Каччана, и эти запахи — множество разных ароматов, смешанных в один, с отчётливыми горько-сладкими нотками жжёной карамели — запахи стаи, пропитавшие всё вокруг. Изуку сильнее зажмурил глаза и прикусил дрогнувшую нижнюю губу, чтобы не расплакаться. В его воспоминаниях прошлый вечер представлялся нескончаемым гротескным кошмаром с пляшущими в отсветах пламени тенями, с жадными глазами, впитывающими в себя его беспомощный ужас и позор. Он осторожно пошевелился, прислушиваясь к своему телу. Где-то глубоко внутри, в районе таза, ощущалась тупая ноющая боль, но он чувствовал её весь вчерашний день — его организм менялся — и менялся быстро, — тут уже ничего нельзя было сделать. Немного болели мышцы ног, что тоже не было удивительно, о сексе же напоминал только позорный дискомфорт как будто от натёртости. Впрочем, это не уменьшало охватившего его жгучего стыда и обиды на Каччана. Не таким он представлял себе свой «первый раз» — не с парнем и, тем более, не с Каччаном. А что если он придёт и сделает это снова? Изуку настороженно выглянул из-под одеяла. В комнате никого не было, кроме двухцветного. Тот разводил огонь под большим походным котелком и, казалось, не обращал на него внимания. Изуку притих, чувствуя, как пылают уши. После вчерашнего этот Волк точно не был тем, с кем бы хотелось оказаться наедине. — И долго ты собираешься валяться? Принеси воды — бочка почти опустела. Изуку вздрогнул, поспешно сел и, смущаясь своей наготы, потянулся к рюкзаку, стоящему рядом, но тот оказался пуст. Рядом с рюкзаком лежали только его красные ботинки. — А… где моя одежда? — испуганно спросил он. Двухцветный равнодушно пожал плечами. — Надень что хочешь, у нас общие вещи. Заметив на полу свои трусы, одну из футболок и чьи-то джинсы, Изуку поспешил одеться. Джинсы оказались немного велики, футболка отчётливо пахла чужим запахом, кажется, красноволосого — наверное, примерил её, но она оказалась мала. — Ведро в углу за дверью, бочка на втором этаже у лестницы, колонка в Озёрном парке. Никуда не сворачивай с Тропы. Слова двухцветного походили на приказы. Изуку стоял посреди комнаты и нерешительно смотрел на свой рюкзак. Двухцветный обернулся и, проследив его взгляд, нахмурился. — Если собираешься свалить, наденешь только то, в чём пришёл вчера, остальное оставишь. — Я… я не знаю, — прошептал Изуку. — После того, что вчера было, я, наверно, не хочу здесь оставаться… Двухцветный приподнял правую бровь. — А что, по-твоему, вчера было? У тебя из-за гормональной нестабильности и нашего постоянно перевозбуждённого альфы просто началась преждевременная течка. Он тебя разрядил, а заодно и сам подуспокоился. В словах двухцветного, произнесённых сквозь зубы, Изуку уловил толику презрения. — Лучше привыкай к этому, — продолжал тот. — Вчера он мог просто уйти, и ты бы справился сам, но настоящая течка у омег длится три-четыре дня, и без альфы или достаточно сильного беты тебе придётся плохо. Каччан мог просто уйти. Этот позор был необязательным. Комната начала расплываться перед глазами. — Ты… ты же сам вчера сказал, что он должен… — сбивчиво прошептал Изуку. Двухцветный усмехнулся уголком рта, в то время как его взгляд обдал Изуку холодом. — Мне просто хотелось посмотреть, как наш вожак поступит в этой ситуации. И снова сарказм в голосе на слове «вожак». Двухцветный отвернулся к закипающей в котелке воде и кинул туда три пригоршни риса. Изуку молчал, наблюдая за ним с обидой, а потом осторожно поинтересовался: — Ты враждуешь с ним? С Каччаном? — Твоё какое дело, если ты собираешься свалить? — голос Волка был сухим и холодным. — Я ещё не решил… — И чего ты ждёшь? Чтобы я начал уговаривать тебя остаться? Ты — омега, и будешь для нас балластом. Ты просто лишний рот, не способный позаботиться даже о себе. Раньше омеги считались неприкосновенными символами стаи, и без омег стая не могла существовать, но это ни к чему не привело. В сытых кланах, там, снаружи, может всё ещё по-старому, но здесь мы не живём, а выживаем, и не можем себе позволить нянчиться со слабаками. Изуку молчал, и двухцветный, вздохнув, повернулся к нему. — Я не твоя мамочка. Только тебе решать оставаться или уходить, но лучше бы ты сдался людям, как и другие омеги. Здесь таким, как ты, делать нечего. Изуку мялся у двери, опустив голову, слёзы душили его, но он надеялся сдержать их до того момента, как будет далеко отсюда. — Я, наверно, пойду… — прошептал он. Двухцветный равнодушно пожал плечами. Наверное, можно найти место, где он сможет прожить один. И даже если нет такого места, можно попробовать найти стаю, про которую говорила та милая Волчица. Возможно, там его примут. — Куда ты? Изуку вздрогнул и поднял голову. Каччан стоял совсем рядом и сверлил его мрачным взглядом. Изуку моргнул удивлённо. Сегодня Каччан был… другим? Вчера, под шквалом обострившихся чувств, с пеленой страха, растерянности и желания, туманящего взгляд, Изуку показалось, что Каччан огромен. Вчера Изуку взглянул на него хорошо если два раза, и властный образ альфы отпечатался в его сознании демоническим силуэтом, несущим боль и наслаждение. Сегодня Изуку понял, что Каччан выше его всего на десяток сантиметров или даже меньше. Он был одет в растянутую, линялую, чёрную майку с белым черепом на груди, широкие спортивные штаны и потёртые мокасины. Почему-то эти мокасины особенно впечатлили Изуку. Некоторое время он ошарашенно пялился на них и голые щиколотки Каччана с маленьким синяком на левой. Потом поднял взгляд. Каччан хмурился, его глаза смотрели недобро, но никакой давящей ауры не было. Каччан пах жжёной карамелью и дымом. Каччан был Каччаном. — Я за водой, — пробормотал Изуку, неловко протиснулся мимо него и, схватив стоящее у стены ведро, бросился вниз по лестнице. Сердце бешено колотилось в груди. Столько колебаний, а решение он принял так, словно от этого не зависела его дальнейшая жизнь. Каччан… Он замер на лестничной площадке между этажами. Вчера Каччан напугал его… Нет, поверг в ужас своим запахом альфы и своей мощью. С таким Каччаном он не мог бы находиться рядом, но сегодня Каччан стал прежним, так может, стоит забыть произошедшее вчера, когда они оба явно были не в себе?! Изуку знал, что не забудет и что Каччан не даст ему забыть. Он замер, глядя в одну точку, прикусив нижнюю губу, вспоминая прикосновение горячих рук к своей обнажённой коже и ритмичное движение там, внутри. Это было больно… Но и приятно тоже. Изуку почувствовал, как вспыхнули щёки, и обхватил себя руками в смятении. Ведро жалобно звякнуло, словно напоминая о себе, и он, спохватившись, побежал вниз. На улице его ждали. Красноволосый и блондин с чёрной прядью. Вроде бы его зовут Денки, — вспомнил Изуку. Они сидели у входа на полуразрушенной бетонной перегородке рядом с лестницей, ведущей вниз, в подвал. Как только Изуку вышел, красноволосый тут же спрыгнул и так крепко хлопнул его по плечу, что он чуть не упал. — Пошли, покажем тебе, где воду брать. — Да я бы сам…. — Кацки велел проводить, — пояснил красноволосый. — И не дело тебе одному разгуливать, пока не освоишься, а то ещё забредёшь на чужую территорию! — добавил Денки и тут же бестактно спросил: — Как жопа? Красноволосый ткнул его локтём в бок, тот ойкнул и ткнул в ответ. Изуку смущённо улыбнулся. Оба Волка перестали толкать друг друга и посмотрели на него с любопытством. — Ну… Всё в порядке, — пробормотал Изуку, опуская глаза. — А, ну и хорошо! — воскликнул красноволосый. Денки, похоже, хотел ещё что-то спросить, но красноволосый схватил его за шиворот и потащил вперёд. Уходя, Изуку бросил быстрый взгляд на окна третьего этажа. Там что-то шевельнулось, словно кто-то отступил назад. Кто это был — двухцветный или?.. — Меня зовут Эйджиро, ещё можешь называть меня Бунтарь! А вот этого зовут Денки, или Батарейка! — Это потому что я очень энергичный и разбираюсь в технике! — заметил Денки. — Это потому что если батарейка разрядится, он зависнет и начнёт тупить, — пояснил Эйджиро со смехом. Они шли втроём по широкой улице, отгороженной от тротуаров и домов старыми ржавыми автомобилями без колёс. В некоторых через пустые рамы лобовых и ветровых стёкол проросли ветки кустов и небольшие корявые деревца. Сквозь выбоины и глубокие трещины в асфальте росла трава, на здания по обе стороны дороги наползали зелёные волны плюща — он свисал с балконов, запускал зелёные щупальца в пустые холодные глазницы окон, сглаживал острые выступы обвалившихся крыш. Прохладный ветерок гонял обожжённые солнцем листья, а бурая прелая листва всех прошлых десятилетий пластами лежала под стенами домов и по краям дороги. Пройдя пару сотен шагов, они свернули влево на такую же широкую, похожую на коридор, дорогу. Справа потянулась насыпь с каменной кладкой и старой оградой наверху. Зелени здесь было ещё больше: вдоль дороги разрослись деревья и высокая трава. Стайка птиц снялась с одинокой почерневшей стены, гнилым зубом торчащей среди пышной листвы, и, хлопая крыльями, пронеслась над их головами куда-то за ограду. — Там самая большая стая — больше пятидесяти Волков, — и территория у них самая большая, — рассказывал Эйджиро. — Они никак себя не называют и никуда не выходят. У них вроде классно. Ну… Судя по тому, что там было раньше. — Типа дворец какой-то, — добавил Денки. — У них есть озеро, а то и два, и целая роща. Но они никого не пускают на свою территорию! — Эта дорога называется «Тропа», — продолжал Эйджиро. — Место, где можно ничего не бояться, свободная зона. Чувствуешь, сколько разных запахов здесь смешалось? Изуку чувствовал. Запахи струились вокруг и, если он закрывал глаза и сосредотачивался, превращались в яркие цветные ленты с множеством оттенков, переплетались и свивались, сходились и расходились. Сегодня он уже увереннее различал все оттенки этих лент, их яркость и направление, это обрадовало его. Маленькое достижение на пути становления Волком. Изуку робко поделился этим с состайниками, и те поздравили его, шумно радуясь и хлопая его по плечам. Дорога снова свернула, но он понимал, что не заблудится — шеренга ржавых автомобилей по обе стороны от них не давала сбиться с пути. Впрочем как и запахи. — А вожак-то гулял тут ночью, — пробормотал Эйджиро удивлённо. Изуку тут же закрыл глаза, принюхался и действительно различил запах Каччана, словно подцепил одну ленту и вытянул из десятков других. Лента Каччана была оранжевой. Изуку протянул к ней руку, но она ушла из-под пальцев, словно струйка дыма. Он открыл глаза и, заметив, что Эйджиро и Денки наблюдают за ним с весёлым любопытством, смутился. — Я проверял… — пробормотал он. — Ага, — как-то многозначительно ответил Эйджиро. Изуку пошёл вперёд, чтобы они не заметили его покрасневшее лицо. Тропа здесь была более узкой, но слева тянулся какой-то овраг. Только по лежащему на боку вагону Изуку понял, что когда-то здесь были железнодорожные пути. — А где рельсы? — поинтересовался он, останавливаясь. — Растащили кузнецы, уже давно, — ответил Денки. — Кузнецы? — опешил Изуку. — А зачем? — Ножи и всякое такое, — ответил Денки. — Здесь почти ничего невозможно уже найти, всё приходится делать самим. Сталь — кузнецам, например; дерево — если не крашеное — идёт на дрова. А так, всё в стаю. Но если честно, на своей территории мы уже почти всё выгребли. — Тут всё выгребли ещё до нас, — добавил Эйджиро. — А то, что не выгребли, уничтожает время. У нас одна надежда — на вертолёт с гуманитаркой, прилетающий дважды в год… — Можно, конечно, было бы как у Первых — посадить овощи или разводить кур, — пробормотал Денки. — Но кто у нас этим будет заниматься? И кузнеца у нас нет… Вообще никаких ремесленников в стае. Вожаку на это плевать… Даже с другими стаями меняться нечем. Вот только рыбу иногда ловим, но кто её не ловит? — А как называется наша стая? — поинтересовался Изуку. — Никак, — ответил Эйджиро. — На самом деле далеко не у всех стай есть названия. Лига — выпендрёжники, — пришли из города сразу стаей в двенадцать Волков, заняли неогороженную Тропой территорию, и никого больше к себе не берут. Девчонки вот назвались Сёстрами, а Первые — там собрались те, кто застал не только золотой век, но и тёмные времена ещё! Изуку задумался. Не дать никакого названия своей стае было как-то не похоже на Каччана. В детстве у того был целый список названий: Убийственные Волки, Смертельные Волки, Боги разрушения и ещё много названий в таком же духе. — Первые молодцы, — со вздохом сказал Денки. — У них и вода своя, и огород, кузнец там есть и старушка-травница, к которой со всех стай ходят… Хорошо живут. — По старому укладу? — вспомнив слова Волчицы, уточнил Изуку. — Ну да, альфа-Волк, альфа-Волчица, беты разные, омеги аж две, старики и дети… Опять же, дети-то ещё люди, но когда-нибудь тоже станут Волками, снаружи таких в специальные приюты при ЦИИР отдают… Денки замолчал, нахмурившись, словно разом расхотел говорить на эту тему, и Изуку больше ничего не спрашивал. По пути им встретилось несколько Волков. На него они реагировали одинаково: смотрели с интересом, поводили носами, но не подходили. Изуку надеялся встретить вчерашнюю Волчицу, но её нигде не было, зато когда они свернули вправо от железной дороги, впереди показались две девушки с вёдрами. Увидев одну из них — брюнетку с короткими волосами, — Денки оживился и бросился к ней. — Кьёка, привет! Кьёка! Девушки остановились. Та, что с короткими волосами, сморщилась, как будто Денки был доставучей мухой. Вторая девушка — низенькая, с большими глазами и длинными тёмными волосами, каким-то образом завязанными в бант, — с любопытством уставилась на них. — Это Кьёка и Цую, из Сестёр, — сказал Эйджиро. — Денки в неё по уши втрескался. Но они не принимают парней, а то он бы давно к ним перебежал, ну и он не может её привести в стаю, потому что Кацки не хочет брать девчонок. Я вообще удивлён, что он тебя взял. — Но я не девчонка, — заметил Изуку. Эйджиро, как ему показалось, опешил и смущённо почесал подбородок. — Конечно нет, ты парень, просто здесь, насколько мне известно, нет ни одного парня-омеги, кроме тебя. Тут вообще всего три омеги: одна у Сестёр и две девушки у Первых. Омеги сюда не идут — боятся. У нас в стае только двое имели дело с омегами, до тебя, поэтому, ну… нам сложно. Но ты не загоняйся! Все привыкнут! Изуку молчал и смотрел на болтавшего с Волчицами Денки. Тот размахивал руками, что-то возбуждённо рассказывая, Волчицы повернулись и внимательно посмотрели в их сторону. Изуку почувствовал, что снова краснеет. — Мне сегодня сказал тот Волк, с цветными волосами… — Шото, — тут же отозвался Эйджиро. — Шото? — переспросил Изуку, а потом, вздохнув, продолжил: — Он сказал, что вчера Качча… вожаку было необязательно… Что это была ненастоящая течка. И объясни, почему все смотрели?.. Что я несу? Кошмар! — подумал он с отчаянием. Эйджиро смотрел на него с явным непониманием. — Ну… Ты же вроде хотел к нам? Так скажи спасибо, — сказал он. — Если бы Кацки тебя не трахнул, то просто выгнал бы из стаи. А мы все засвидетельствовали. Изуку потряс головой, чувствуя, что совсем перестал понимать хоть что-то. — А, ну, ты не знаешь законов, ведь так? — понимающе сказал Эйджиро. — Вожак может не взять в стаю новичка или выгнать из стаи провинившегося, но если он вставил кому-то, этот Волк или Волчица становится особенной частью стаи и может уйти только сам, по своей воле. Поэтому Вожаки не разбрасываются своим семенем и не ходят в Лес. — В Лес? Погоди, я ничего не понимаю, — пробормотал Изуку в смятении. — Так Каччан теперь не сможет меня прогнать? — Ну… Получается — да, — Эйджиро пожал плечами и улыбнулся. — И что мне делать? — В смысле? — Эйджиро выглядел озадаченным. Почему-то говорить с ним было очень просто. Он совсем не пугал, как Каччан или Шото, не задавал неудобных вопросов, как Денки. Поэтому Изуку собрался и спросил тихо: — Ну, когда у меня будет течка, что мне делать? Эйджиро выглядел растерянным. — Честно говоря, не знаю. — Он расстроенно взлохматил свои ярко-алые волосы. — У нас не было омег или девчонок, но в доме, где мы живём, есть комната с запирающейся дверью, там те беты, что не ходят в Лес, пережидают гон. Ну… кто-нибудь им помогает, конечно. У Кацки есть своё убежище в подвале, но он туда никого не пускает. Его гон всегда выпадает на полнолуние — представляю, что там творится! Думаю, тебе можно будет пережидать течку в комнате для бет, ну или с Кацки. Хотя, ещё есть Лес… или таблетки… — Вы о чём? — Подскочивший к ним Денки закинул руки им на плечи, с любопытством переводя взгляд с одного на другого. — Изуку интересовался о течках, — пояснил Эйджиро. — Ба! Чувак! Ты не у того спрашиваешь! — развеселился Денки. — Наш Бунтарь слишком скромный! Смотри, ты по-любому будешь в закрытой комнате, мало ли кого привлечёт твой запах?! Да и беты будут нервничать, оно тебе надо?! Вожак обо всём позаботится, не переживай, он уже позаботился о тебе вчера, значит, и в следующий раз выручит! — Денки, не шуми, — раздался немного раздражённый женский голос. Изуку вздрогнул от неожиданности и с ужасом осознал, что Волчицы подошли к ним вместе с Денки и слышали их разговор. Волчица с короткой стрижкой и длинными серьгами-шнурками приблизилась и понюхала его шею, он растерянно сделал то же самое. Она пахла имбирём. — Денки мне рассказал, что ты омега, — сказала Волчица. — Меня зовут Кьёка, а это Цую. А ты тот новичок, которого вчера провожала Очако? — Очако? Наверно… Я не спросил её имени, — замявшись, пробормотал Изуку. Волчицы переглянулись. — Вы зачем его за водой потащили? — неприязненно поинтересовалась Цую. — Он только вчера пробудился, сразу обернулся, а потом его ещё и течкой накрыло. Ваш вожак в своём уме — заставлять его сегодня работать? — Ну, это же… он сам пошёл… — пробормотал Эйджиро растерянно. — А у вас мозгов нет, чтобы самим понять? — сурово спросила Кьёка. Эйджиро и Денки выглядели пристыжёнными. — Да со мной всё в порядке, — поспешил уверить их Изуку. — Ну да, конечно… — скептически произнесла Цую. — В общем, можешь прийти к нам завтра, — сказала Кьёка. — У нас есть омега, вам стоит побеседовать. — А я с ним приду! — тут же заявил Денки. — Как провожатый! — Не будь таким навязчивым, — недовольно произнесла Цую. — Мы пригласили только его. Кьёка промолчала, отвернувшись от разом поникшего Денки. — Хорошо, спасибо, я приду, — поспешно произнёс Изуку. Волчицы ушли, и Денки тяжело вздохнул, глядя им вслед. — Волчицы страшные, — с нервным смешком сказал Эйджиро. — Если честно, я как-то теряюсь, когда они так сурово смотрят… Денки печально кивнул и тут же, повернувшись к Изуку с энтузиазмом, сообщил: — Короче, смотри, на тебе теперь уборка и хранение припасов! Припасы хранятся в подвале, я покажу и ключ дам! Из уборки только полы мести и обливать водой пока жарко, ну и лежанки вытряхивать. Сегодня ты, конечно, отдохни. И кстати, стирать — это тоже туда, куда мы идём, там увидишь… — Слушай, хорош на него все свои обязанности скидывать! — возмутился Эйджиро. — Так он же омега! — Да ты сам почти омега! — Да завались! Денки надулся и молчал всю оставшуюся дорогу, поглядывая исподлобья на идущую далеко впереди Кьёку. Изуку хотел было сказать, что он только рад свалившимся на него обязанностям, потому что не хочет быть обузой в стае, но почему-то смутился и промолчал.***
Когда-то здесь был большой парк, но теперь он совсем зарос и превратился в настоящий лес. Так во всяком случае показалось Изуку. Когда он спросил у Эйджиро и Денки, об этом ли «Лесе» ему говорили, они страшно развеселились и начали наперебой объяснять, что конечно же нет! Парков по эту сторону стены было два: этот — «Озёрный» — общая зона, как и Тропа, а «Лес» — закрытая, только для Волков и Волчиц, пережидающих гон или течку. Место, где никто не связан дружбой, враждой или любовью. Место, где правят только инстинкты. Эйджиро признался, что бывал там пару раз, но ему ничего не перепало, а Денки только тяжело вздохнул. Изуку чувствовал, что от количества новой информации голова пошла кругом. Перспективы его пребывания здесь всё ещё не были радужными, но теперь многое становилось понятнее. Они вышли к большому озеру с довольно чистой водой. Посередине озера виднелось несколько островков с чахлыми деревцами. Возле берега весело плескалось четверо голых Волков. Изуку немного смутился и, оглядевшись, увидел знакомых Волчиц. Девушки стояли совсем рядом с озером, но не обращали внимания на купающихся. Колонка, где Волки набирали питьевую воду, оказалась чуть поодаль, и к ней подходили по одному. Какой-то высокий Волк, с замотанной пёстрым шарфом нижней половиной лица, прикатил тележку с бочкой и вёдрами наполнял её. Он пропустил Кьёку и Цую, и те, быстро наполнив свои вёдра, ушли. Земля вокруг колонки была мокрой, зеленоватой и пахла болотом, на грязь набросали доски, чтобы удобнее было подходить. — Пока тепло, здесь всегда много Волков, — заметил Эйджиро. — Здесь купаются и набирают воду, вещи тоже тут стирают, но мыльную воду в озеро выливать нельзя, рядом канава есть. А дальше, вглубь парка, есть пара озёр поменьше — там рыба хорошо клюёт. Здесь тоже ловят, но клюёт хуже, слишком шумно. И всё это свободная зона, где можно не опасаться нападения… — Во всяком случае, днём, — пробурчал Денки. Подошла их очередь, и Изуку подставил ведро под струю воды. От воды веяло прохладой. На дальней стороне озера он заметил нескольких рыбаков. Надо тоже сделать себе удочку. А ещё искупаться. Плавал он не очень хорошо, но вполне можно помыться и около берега, где-нибудь в камышах. Конечно, только тогда, когда здесь не будет Волчиц.***
Обратная дорога заняла гораздо меньше времени. Волков на Тропе стало больше, но его провожатые уже не останавливались, чтобы поговорить с ними. Изуку было немного не по себе, он предпочёл бы, чтобы никто не обращал на него внимания, но Волки пялились довольно бестактно, да ещё и Эйджиро хотел понести его ведро, и Изуку был рад, что не согласился. Ведро было большим и тяжёлым, оттягивало руку, врезалось ручкой в пальцы. Эйджиро наверняка донёс бы его не напрягаясь. Он снял футболку и шёл впереди, так что Изуку открывался замечательный вид на его загорелую спину и сверкающие на солнце капельки пота, скатывающиеся по литым мускулам. Рядом с ним Изуку чувствовал себя бледным и угловатым, и вероятно таким и был. Придя в логово, он вылил воду в бочку и заглянул внутрь. Бочка явно была когда-то традиционной фурако — и где только её взяли? Сейчас воды в ней не было и на четверть. Изуку задумался, сколько вёдер ещё придётся принести и сколько времени это займёт. Он не хотел искать часы, но по его собственным ощущениям путь до колонки и обратно занял где-то час. Слишком много, хоть они и останавливались, но так с этим ведром можно полдня бегать. Изуку вздохнул и, взяв ведро, пошёл к лестнице. Ну допустим, он наберёт половину бочки, а ведь ещё надо прибраться, может, готовить и постирать свои вещи, которые он испачкал вчера… — Эй, Деку! Он вздрогнул и посмотрел вверх. Каччан стоял на третьем этаже и смотрел на него, недовольно хмурясь. — Бездельничаешь?! Пойдёшь со мной! Кроме телефона, одежды и денег, у тебя что-то было? Изуку поспешно помотал головой. Каччан схватился за погнутые остатки перил одной рукой и, легко перемахнув через них, спрыгнул вниз, мгновенно оказавшись рядом с ним. — Ведро оставь, тупой Деку, — проворчал он и, не оглядываясь, пошёл вниз по лестнице. Они шли не по Тропе — петляли по узким улочкам, обходя завалы и разросшиеся колючие кустарники. Каччан — впереди, Изуку — на несколько шагов сзади, стараясь не приближаться к вожаку. Дорога полностью скрылась под жухлой травой и пружинящими под ногами старыми листьями, замаскировавшими глубокие трещины в асфальте. Изуку постоянно спотыкался, с завистью поглядывая на идущего ровным шагом Каччана. Он не сомневался, что Каччан смог бы спокойно пройти здесь и с завязанными глазами, но сам был слишком обеспокоен происходящим, чтобы должным образом смотреть под ноги. Он оглядывался по сторонам, скользя взглядом по растрескавшимся стенам домов и оконным провалам, тщательно принюхиваясь и на всякий случай запоминая дорогу. Изуку не понимал, куда ведёт его вожак. Сначала он боялся, что Каччан решил повторить вчерашнее, только теперь без лишних глаз, но когда метки стаи исчезли, испугался, что его хотят просто выгнать из гетто. Территория стаи сменилась старым кладбищем с покосившимися надгробиями и высокой травой, опутывающей ноги. Здесь было тихо и почти отсутствовали запахи — Изуку напрягал обоняние, но так и не учуял следов других Волков. — Каччан, куда мы идём? — спросил он, собравшись с духом, когда надгробия начали теряться среди высоких зелёных деревьев. Тот не ответил. Не оглядываясь, спокойно шёл вперёд, сунув правую руку в карман широких штанов, а левой придерживая лямку небольшого рюкзака, и Изуку ничего не оставалось, как идти за ним, мучаясь в неведении. Кладбище закончилось совершенно внезапно. Каччан нырнул в дыру старой ограды и быстро спустился по склону к дороге. Изуку поспешил следом, но запутался ногой в ржавой проволоке и упал. — Всё хорошо! — воскликнул он, тут же вскакивая. Каччан обернулся и мрачно смотрел на него, пока он распутывал проволоку. Он был как будто сам не свой, и это очень беспокоило Изуку. Хотя… А каким должен был быть «нормальный» Каччан? Они пересекли пустую дорогу, вдоль которой стояло несколько ржавых автомобилей с облупившимися логотипами похоронного бюро, и поднялись по другому склону. — Мы идём к границе? Каччан, прошу, ответь, куда мы идём? — не выдержав, выпалил Изуку, когда они вновь углубились в петляющие между пустыми домами узкие переулки. — Мы идём к Шакалу, — не оборачиваясь, произнёс тот. Изуку показалось, что эти слова Каччан выдавил сквозь зубы. Шакал? Он не спросит Каччана, кто это, он больше ничего не спросит. Каччан не в духе, если когда-нибудь вообще бывает другим. Это было тяжело — идти за ним и ничего не понимать. Изуку взволнованно оглядывался по сторонам, принюхивался, но не улавливал ничего опасного. Граница появилась перед ними внезапно. Несколько домов было снесено — не ударной волной, а человеческими руками — подчистую. Здесь ограда была покрыта металлическими листами, со стороны гетто исписанными разноцветными красками из баллончиков. Значит, с обратной стороны, совсем рядом жилые дома. Каччан резко свернул и пошёл вдоль неё, даже не оглянувшись на Изуку. Кажется, он искал проход. Изуку с грустью подумал, что его всё-таки выгоняют, но тут Каччан внезапно свернул к большому белому дому с колоннами у входа. Дверь дома была заперта, но все стёкла давно выбиты, и они просто залезли в окно. Внутри оказался просторный зал с высоченным потолком. У стены, на вздыбленном от сырости паркете, кучей возвышались разломанные круглые столики и стулья. Огромная люстра лежала на боку посреди зала, и пол вокруг сверкал в полумраке от мелких осколков хрусталя. — Это был ресторан? Ресторан европейской кухни? — с интересом пробормотал Изуку самому себе, но с удивлением услышал в ответ: — Типа того, — И Каччан добавил раздражённо: — Шевелись давай, нам в подвал. Вход в подвал был на кухне и выглядел вполне прилично, но внутри оказалась непроглядная тьма. Изуку принюхался, но запаха плесени или гнили здесь не было, лишь немного пахло пылью. Каччан уверенно шёл в темноте, и он доверился ему, следуя за его запахом, а потом раздался скрип двери, и неожиданно вспыхнувший свет заставил его зажмуриться. Проморгавшись, Изуку увидел подземный коридор, освещённый тусклыми грязными лампами, и поспешил догнать уже ушедшего далеко вперёд Каччана. Лампы неприятно гудели. Две, в середине коридора, непрерывно мигали, и Изуку постарался пройти под ними как можно быстрее. В конце коридора оказалась ещё одна дверь, а за ней тёмная лестница, ведущая вверх. Поднявшись и отодвинув тяжёлую бархатную портьеру, они оказались в зале какого-то клуба. Здесь пахло совсем по-другому: смесью табака и пота, — было душно и темно. Зал освещался лишь красными и синими неоновыми надписями на стенах, да софитами, направленными на сцену, где под ритмичную музыку вокруг шеста извивалась полуобнажённая женщина. Изуку растерянно огляделся. Здесь не было никого, кроме женщины на сцене и мужчины в одном из красных бархатных кресел. — Эй, Шакал, дело есть! — сказал Каччан, не глядя на сцену, и решительно направился к мужчине. — Я ждал тебя, — ответил тот, как показалось Изуку, с усмешкой. Он пару раз громко хлопнул в ладоши — музыка стихла. Девушка у шеста остановилась и подошла к краю сцены, нисколько не смущаясь незваных гостей. — Гиран, так мне с этим выступать завтра? Ты не досмотрел… — В её голосе слышалось капризное недовольство, длинные чёрные волосы блестящей волной спускались ниже поясницы. А ещё она была человеком — Изуку сразу это понял и испуганно принюхался, пытаясь понять, кем является мужчина. — Детка, иди отдыхай, у меня гости, — вкрадчиво произнёс тот, кого она назвала Гираном, и девушка, поджав губы, удалилась, плавно покачивая обнажёнными бёдрами. Едва она ушла, Каччан сел в кресло напротив Шакала. Тот хмыкнул и, игнорируя его, с любопытством посмотрел на Изуку. — Ты пришёл не один. — Шакал усмехнулся неприятной ухмылкой. Его зубы казались крепкими, но сверху не хватало одного. — Что же не предлагаешь сесть своему другу? Изуку почувствовал нарастающую неловкость. Когда он был маленьким, мама предостерегала его от общения с некоторыми людьми. Например, с улыбчивыми дяденьками, которые предлагают сесть к ним в машину или зайти домой, чтобы поиграть с котёночком. Но от общения с таким человеком его бы и не пришлось предостерегать. Над Шакалом Гираном как будто светилась ярко-красная неоновая табличка «опасно!», хотя опасным головорезом он совсем не выглядел. Он расслабленно развалился в кресле, его маленькие глазки за круглыми стёклами затемнённых очков смотрели внимательно и хитровато щурились. Волосы — то ли седые, то ли крашеные — были странного мышастого цвета и неопрятными, грязноватыми прядями падали на лоб. Одет Шакал был в лиловый костюм и белую рубашку, в расстёгнутом вороте которой поблёскивала золотая цепь в палец толщиной, а ещё Изуку заметил, что тонкий вязаный шарф, намотанный на его шею, цветом и формой до отвращения напоминает кишки. Но самое главное — Изуку никак не мог понять, Волк перед ним или человек. Запах Шакала не указывал ни на то, ни на другое. От него пахло дешёвым парфюмом, крепким алкоголем и сигаретами. Каччан вынул из рюкзака телефон Изуку и его же деньги и положил на стол. — Деньги на рис, телефон на консервы, — произнёс он спокойно. Шакал не взглянул на деньги, но телефон рассматривал долго и внимательно. — Его? — мотнув головой в сторону Изуку, спросил он. Каччан кивнул. Шакал повернулся к Изуку и снова оценивающе окинул его взглядом. — Я скопирую информацию и бесплатно буду хранить её два месяца. Захочешь распечатать фотографии или сохранить информацию дольше — приходи, договоримся. Изуку поспешно кивнул, лихорадочно вспоминая, было ли в его телефоне что-то важное. Мысли путались, что-то знакомое чудилось в голосе Шакала и запахах, витавших вокруг. — Я запишу в счёт будущей поставки, — сказал Шакал, обращаясь к Каччану. — Что-то ещё? Каччан вытащил из рюкзака два каких-то устройства, напоминающих камеры, и подтолкнул их по столу к сидящему напротив Шакалу. Тот даже не посмотрел на стол, сидел всё с той же усмешкой и внимательно — как казалось Изуку — смотрел на Каччана. — Больше никаких записей от нашей стаи, — произнёс Каччан, глядя ему в глаза. — И уничтожь вчерашнюю. Шакал затянулся так, что огонёк пожрал половину сигареты, и серый пепел упал на подлокотник. — Давай не будем так торопиться? — предложил он, не сводя с Каччана глаз. — Может выпьешь чего-нибудь? Чай? Кофе? Сок? Принести тебе меню? — Мне ничего не нужно, не увиливай от разговора, Шакал! — огрызнулся Каччан. В воздухе повисло напряжение. Во всяком случае, Изуку так показалось. Он не понимал, о чём речь, но при упоминании еды в животе громко заурчало, и Изуку понял, что не ел уже больше суток. Он сразу почувствовал ужасную слабость, как будто голод ждал, пока он про него вспомнит. — Присаживайся рядом с нами! — сказал ему Шакал, снова обнажая дыру вместо верхнего зуба — теперь из неё торчала сигарета. Изуку не осмелился возражать, тем более, что Каччан как будто не слышал обращённых к нему слов. Словно, войдя в этот зал, Изуку перестал для него существовать. Он неловко сел в кресло и едва не утонул в нём, настолько мягким оно оказалось. — Эй там! — вдруг гаркнул Шакал так внезапно, что Изуку подпрыгнул и схватился за подлокотники. — Обед новичку! — Н-не надо! — испуганно пробормотал Изуку, косясь на Каччана, от которого явственно расходились волны раздражения. Но Шакал не обратил внимания на его протест, он снова повернулся к Каччану, и его ухмылка стала какой-то гаденькой, словно он вовсю наслаждался испытывая его нервы. — Как ебать его, так ты всегда готов, а как проверить, ел ли он хоть что-то со вчерашнего дня, так на это тебе посрать. Не то что бы это было моё дело, но… — Это не твоё дело! — резко оборвал его Каччан. Шакал усмехнулся, а Изуку почувствовал, как холодеют ноги, а уши начинают гореть. Как он узнал? Изуку бросил взгляд на лежащие на столе приборы и чуть не застонал от догадки. Ну конечно, это действительно камеры, и одна из них вчера засняла всё происходящее в логове. Шакал смотрел на него с интересом, и Изуку посетило неприятное чувство — как будто он открытая книга и его читают, перелистывая страницы слюнявым пальцем. — Раз уж ты отказался от моей помощи вчера, я ознакомлю тебя с моими услугами сейчас, — произнёс Шакал и протянул ему потрёпанную брошюру. Изуку взял неохотно, но одного взгляда на первую страницу хватило, чтобы почувствовать, как заполыхало лицо. — Эй, я с тобой беседовать пришёл, какого хера ты меня игнорируешь?! — прорычал Каччан. — С тобой я поговорю позже, — отмахнулся Шакал. — Обдумай пока, так ли уж нужно отказываться от действительно выгодного предложения? Это могло бы здорово скостить тебе долг! — Мне нахуй не всралось твоё предложение! — выдавил Каччан сквозь зубы. — И хватит парить мозги Деку, я его не для того привёл! — А для чего? — поинтересовался Шакал, откидываясь на спинку кресла и закуривая новую сигарету. — Ты привёл его, чтобы показать это место. Я же в свою очередь обязан просветить его о том, что он может здесь получить. Если бы вчера он прошёл здесь, а не через лаз под стеной, тебе не пришлось его сюда тащить, а мне не надо было тратить время на разговоры с ним! Изуку не знал, что делать, слушая их препирательства вполуха. Он мучительно краснел и чуть не плакал от стыда. Первая страница старой брошюрки в его руках пестрела фотографиями фаллоимитаторов разной длины, толщины и формы. — Если хочешь узнать цену, просто спроси, — вкрадчиво сказал ему Шакал. — Кроме того, здесь далеко не всё, что я могу достать для своих клиентов. Любая одежда, любая еда — всё, что можешь захотеть и получить за деньги. За некоторых здесь платят родители, так и не смирившиеся с потерей, некоторые обыскивают заброшенные дома в поисках ценностей, кто-то сам предоставляет услуги, — Шакал кивнул на лежащие на столе камеры. — Я хорошо плачу за интересные записи из волчьих стай. Изуку бросил быстрый взгляд на Каччана, но тот не смотрел ни на него, ни на Шакала, казалось, полностью уйдя в свои мысли. — Каччан, так может… если нужны деньги, то пусть… — неуверенно пробормотал он. Каччан поднял глаза, и Изуку вздрогнул. — Какое же у тебя самомнение, если ты думаешь, что я сюда ради тебя притащился, тупой Деку! — прорычал он. — Я не нуждаюсь в твоих разрешениях и одобрениях! Вожак здесь я! — Конечно, — Изуку съёжился и опустил голову. Каччан ещё некоторое время сверлил его взглядом, а потом отвернулся, как будто ему стало противно. — Возможно, тебе будут интересны подавители? — как ни в чём не бывало продолжил Шакал. — Одна таблетка в день — и течка почти не ощущается! Инъекции действуют ещё лучше, но стоят в два раза дороже. Скажу по секрету, этот товар пользуется успехом! У меня есть и более редкие средства, например, альфа-феромон, но тебя он вряд ли заинтересует… Губы Шакала вдруг поползли в стороны, обнажая острые желтоватые клыки. — Знаешь, для чего использовали альфа-феромон раньше? — доверительно наклонившись к Изуку, спросил он. — Подлые людишки засылали сюда шпионов, и глупые Волки принимали их за своих и впускали в стаи. А знаешь, что делали с этими шпионами после разоблачения? Скармливали голубому озеру. Всех до единого. Возможно, для них было бы лучше умереть на виселице. Не могу представить, что они чувствовали, когда эта ядовитая жижа постепенно поглощала их, обжигая кожу и пожирая изнутри. Шакал говорил тихо и медленно, смакуя каждое слово, и широкая ухмылка не сходила с его губ. Изуку почувствовал напряжение, повисшее в воздухе, на несколько долгих мгновений воздух стал спёртым от неясного чувства тревоги, а по позвоночнику пробежали ледяные пальцы страха. Он глубоко вздохнул, сконцентрировавшись на ярко-алом огоньке сигареты Шакала. Голубое озеро… Да, теперь он мог увидеть его в реальности. Какое оно? Как пахнет? Шакал смотрел на него внимательно, не меняя выражения лица. Тем временем девушка в коротких чёрных шортах и кружевном лифчике поставила перед Изуку тарелку. Тревога, навеянная словами Шакала, исчезла без следа. Он даже не стал проверять, человек эта девушка или нет, потому что на тарелке в окружении запечённых овощей лежал большой кусок мяса с нежной румяной корочкой, и аромат от него шёл такой восхитительный, что Изуку едва смог сдержаться, чтобы тут же не схватить его прямо руками. Девушка принесла вилку, скользнув по Изуку безразличным взглядом, и исчезла так же незаметно, как появилась. — Ешь, смотри буклет и отдыхай, можешь здесь прогуляться, но не выходи на улицу. А нам с твоим вожаком нужно переговорить о важных делах, — произнёс Шакал, поднимаясь и кивнув Каччану в сторону дальней двери. Изуку кивнул. Все его мысли сейчас были заняты предстоящим поглощением пищи и исходящими от неё божественными запахами. Каччан ушёл вслед за Шакалом, не взглянув на него.***
— Какого хера сейчас было?! Ты в своём уме?! Кацки был готов размазать чёртова Гирана по его провонявшему табаком кабинету, но похоже того скорее забавляла его ярость, чем тревожила. Гиран спокойно сел за свой стол и жестом указал ему на кресло напротив. — Не ори, щенок! Я не сказал ничего, что мог бы ему сказать. Не я его вожак, а ты, хоть ты и плохо справляешься со своими обязанностями. Почему ты не погнал его вчера ссаными тряпками? Ты ведь прекрасно знаешь, чем грозит для тебя появление в стае омеги! — Знаю! — огрызнулся Кацки, немного успокаиваясь и садясь в кресло. — Но это точно не твоя забота! Ты мне не отец, не брат, не друг, с хрена ты лезешь в мои проблемы?! — Вот почему я не люблю иметь дело с неблагодарными сопляками с юношеским максимализмом в жопе! — проворчал Гиран, излишне драматично вздыхая. — Я — Шакал, заметь, единственный, переживший чистку, а ты — мой постоянный клиент. А я ценю постоянных клиентов, вне зависимости от того, каковы их цели и кем они являются, и пекусь об их интересах, как о своих собственных… Даже если они такое неблагодарное говно как ты! Кацки слушал Гирана и сверлил его неприязненным взглядом. Если бы у него был выбор, он бы предпочёл никогда не иметь с ним дела, но Гиран, этот отвратительный, хитрый и корыстный человек — человек ли? — был единственным, кто знал о нём всё и на кого он мог положиться, пусть и не бесплатно. — Ладно, о деле, — сказал он. — Сам знаешь, что мне нужно. Кроме того, уничтожь вчерашнюю запись. — Мы могли бы неплохо заработать на вчерашней записи. Освещение и ракурс, твои действия и мимика омеги… Кое-кто отвалит за это столько, что твоя доля не только покроет твой долг, но и ещё останется. Кацки почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Он словно захлебывался в грязи и не мог выдавить ни слова, но показать это — показать свою слабость. — Ты уже неплохо нажился однажды на записи с моим участием, — выдавил он сквозь крепко сжатые зубы. — Хватит этого дерьма с меня и моей стаи. Гиран долго смотрел на него, а потом сказал без улыбки: — Ты забавный, Бакуго Кацки. Твоя мать постоянно звонит и спрашивает о тебе, как будто я твоя нянька и у меня нет других забот, кроме как подтирать тебе жопу. Они многим жертвуют ради того, чтобы ты тут игрался в крутого вожака. Скажи, оно того стоит? Кацки вскинул взгляд на Гирана и презрительно прищурился. — Да. Стоит. Кроме того, я не просил их слать деньги. Я буду платить сам! Так и передай моей матери! — Если ты уйдёшь, твой долг перейдёт на нового вожака. Надеюсь, Тодороки в курсе. — Хватит ебать мне мозги! — не выдержав, воскликнул Кацки. — Я всё сказал, остальное не твоя проблема! — Когда это станет твоей проблемой, ты приползёшь ко мне. Опять. Гиран усмехнулся и закурил новую сигарету. — Иди к своему омеге и позаботься о нём. Раз уж ты считаешь, что можешь быть не хуже остальных вожаков, играй эту роль до конца. Я собирался вписать в твой долг камеры, но не стану этого делать. Похоже, я старею. — Мне не нужны подачки! — фыркнул Кацки. — Ты тупой щенок, — с сожалением произнёс Гиран и поднялся с кресла. — И всё же за камеры тебе платить не придётся. Кацки нахмурился и, поднявшись из-за стола, молча вышел за дверь. Его долг рос в угрожающей прогрессии, и он, к собственному отвращению, испытал некоторое облегчение от последних слов Гирана. Сегодня он хотя бы ничего не потерял.***
Изуку поднял глаза на Каччана и Шакала, вошедших в зал. Всё это время он сидел на месте, боясь, что Каччан может просто уйти без него. Он знал, что не заблудился бы в таком случае, но после того, как наелся, почувствовал возвращение тревоги, и это место снова показалось ему опасным. Каччан хмурился и выглядел задумчивым, он не глядя мотнул Изуку головой, приказывая идти за ним и не оглядываясь, пошёл к лестнице. — Спасибо за обед, — смущённо пробормотал Изуку Шакалу. Тот оскалился во весь неполный комплект зубов. — Ничего не выбрал? Ну не беда, рано или поздно сюда приходят все. Изуку помедлил и, решившись, наконец спросил: — Это ведь вы были вчера у лаза под стеной? Вы хотели помочь? Шакал хмыкнул. — Несложно было догадаться, так, волчонок? Поверь, ты избежал бы многих проблем, если бы заранее разнюхал куда идти. — У меня не было времени… — пробормотал Изуку, отвернувшись. — Ну теперь-то времени у тебя завались, а? — усмехнувшись, ответил Шакал. — Эй, Деку, шевелись! — донёсся из темноты недовольный голос Каччана. Коротко кивнув Шакалу, Изуку поспешил за ним. — Каччан, подожди! Он даже не замедлил шаг. Изуку уже почти бежал за ним, но больше не пытался его остановить. Каччан злился, а Изуку ещё со средней школы усвоил, что в такие моменты лучше не выяснять причины его злости. Но когда они шли через кладбище, Каччан вдруг резко остановился, сгрёб его за футболку на груди и впечатал спиной в поросшее мхом надгробие. Изуку по-настоящему испугался, увидев прямо перед собой его перекошенное лицо и испепеляющий взгляд. — Каччан?.. — слабым голосом пролепетал он. — Почему ты?! — крикнул ему в лицо Каччан. — Почему такой слабак, как ты, стал Волком?! Мать твою, какой вонючий фокус ты провернул для этого?! — Каччан, я не… я ничего… Изуку задыхался. Рука Каччана давила на его грудь, холодный каменный выступ впивался в спину, а панический страх туманил сознание. Что я сделал? — Ты просто не мог оставить меня в покое, да?! — Казалось, только ненависть проталкивала слова сквозь его стиснутые зубы. — Ты каждый раз появляешься и пытаешься всё разрушить! Какого хера, Деку? Просто исчезни из моей жизни! Разрушить? Изуку почувствовал внезапный прилив злости и, схватив руку Каччана своими обеими, попытался оттолкнуть его. — Разрушить?! — крикнул он. — Это моя жизнь разрушена! Думаешь, я хотел стать Волком?! Думаешь, я просил об этом?! Каччан ослабил хватку, но, как только Изуку вдохнул, снова схватил его за грудки и, ударив о надгробие, швырнул на землю. — Если тебе так противно быть Волком, просто пойди и сдохни где-нибудь! Может, тебе повезёт, и в следующей жизни ты останешься человеком! — крикнул Каччан и, смерив его полным отвращения взглядом, ушёл. Изуку остался сидеть на земле, сердито шмыгая носом и вытирая выступившие на глаза слёзы. — Каччан, ты дурак! Его слабый крик потерялся среди выглядывающих из травы камней и угас, не спугнув даже птицу на ветке в трёх шагах от него, а злость и обида остались с ним. Каччан определённо ненавидел его — конечно, в его глазах Изуку самим своим существованием оскорблял всё то, чем он восхищался в Волках! Но он не просил об этом. Он мечтал общаться с Волками, возможно, посвятить свою жизнь налаживанию отношений между Волками и людьми, но даже это были для него слишком смелые мечты. Изуку всегда понимал, что у него не хватило бы духу для такой работы. И помнил, как разозлился Каччан в их последнюю встречу в школе, когда Изуку пошутил на эту тему. Каччан тогда толкнул его так же, как и сегодня, и велел не попадаться ему на глаза. А после этого пропал. Изуку вздохнул и печально огляделся. На кладбище было тихо, только где-то высоко в небе перекликались птицы, да ветер шумел в ветвях деревьев. Может, не попадаться больше на глаза Каччану было бы лучшим решением. Он поднялся и, отряхнув джинсы, направился в сторону логова.***
Озеро. Гладкая поверхность ярко-голубого цвета, похожая на непрозрачное стекло. Ничто не тревожило его гладь: здесь не было ветра, лягушек и насекомых. Рядом с озером не росла трава и камыши. Мутный глаз, слепой и холодный, — в нём не отражались плывущие по небу облака, и если бы Изуку спустился к его неподвижной кромке, не увидел бы своего отражения. Вода ничем не пахла, и вокруг не было запахов других Волков — только запах нагретой сухой земли и пыли. Озеро казалось твёрдым словно камень и чем больше Изуку смотрел на него, тем сильнее хотелось до него дотронуться, чтобы проверить, действительно ли это жидкость. Так, глядя в пропасть, человек испытывает непреодолимое желание шагнуть вперёд. Озеро было мертво и несло смерть. Изуку нервно сглотнул, достал тетрадь и карандаш и сел на расчищенную небольшую площадку. Не то что бы он любил рисовать, но иногда получалось похоже и довольно симпатично. Кончик карандаша зашуршал по желтоватому листу: ровный круглый блинчик — озеро, мелкие камешки и щепки вокруг — то, что осталось от домов и деревьев. Здесь, на дне кратера, не было крупных обломков и, казалось, совсем не двигался воздух. Стены кратера круто уходили вверх, и Изуку уже пожалел, что спустился: подняться по сыпучему склону будет сложно. Ещё он думал, что если бы оказался здесь ночью, это место наверняка выглядело бы совершенно инопланетно. — Эй, юноша, что это ты там делаешь? — раздался громкий голос откуда-то сверху. Изуку задрал голову, но яркий солнечный свет заставил его зажмуриться. Послышался шорох осыпающихся камней, кто-то быстро спустился — почти съехал — по склону и встал рядом с ним. Изуку с усилием разлепил веки. Глаза слезились, высокая и тёмная на фоне неба мужская фигура нависала над ним и казалась скорее корявым деревом, чем человеком. Изуку растерянно моргнул, фигура рядом с ним стала чётче и он чуть не вздохнул с облегчением. Запах ничего не сказал ему о незнакомце, но Изуку почему-то сразу понял, что он Волк. Собственно, было бы странно встретить человека внутри гетто, даже невозможно, так что отсутствие чёткого запаха, присущего Волку, ничего не значило. Волк был уже немолод. Как и с запахом, Изуку затруднился определить его возраст. Он был очень высок и невообразимо худ. Его костлявые плечи сутуло торчали вперёд, лицо с неестественно острым подбородком и глубоко запавшими глазами напоминало череп. Тусклые светлые волосы топорщились на затылке и длинными прядями свисали вдоль лица. Он болен? Изуку поднялся и на всякий случай отступил на пару шагов. — Не бойся, юноша! — поспешно воскликнул Волк и замахал руками. — Я спустился, чтобы спросить, всё ли у тебя в порядке? — Да, всё в порядке, — ответил Изуку, всё ещё настороженно глядя на него. Опасным он не выглядел, скорее немощным и уставшим, Изуку немного расслабился, но не подошёл ближе. — Сюда редко кто-то спускается, — объяснил Волк. — Здесь опасно, и я заволновался, увидев тебя. — Я просто хотел посмотреть поближе, — смущённо пробормотал Изуку. Волк некоторое время молча смотрел на него, а потом кивнул, словно придя к какому-то выводу. — Как тебя зовут, юноша? — Мидория Изуку, а вас? Волк улыбнулся, оскалившись, и его лицо стало ещё больше походить на череп. — Яги Тошинори, — ответил он. — Ты же омега, что пришёл вчера? — Наверно… — неуверенно ответил Изуку. — Вряд ли вчера пришёл кто-то еще, кроме меня… — Ну да, — усмехнувшись, сказал Яги. — Ты освоился уже? К тебе хорошо отнеслись в стае? — Да, спасибо, у меня всё нормально. — Изуку смотрел в землю, его начал тяготить этот разговор, хотелось уйти, но это было бы невежливо. — А вы… из какой стаи? — спросил он, чтобы хоть как-то проявить интерес к собеседнику. — Я не из стаи, — печально улыбнувшись, ответил Яги. — Я одиночка. Изуку немного опешил и окинул его уже совсем другим взглядом. Очень худой, и одежда висит мешком, но выглядит опрятной. Этот Волк… Он может быть болен или стар, но он заботится о себе сам. Но почему? Его изгнали, или он предпочитает свободу? — Почему вы один? — поинтересовался Изуку. Яги вздохнул и его худая, граблеобразная рука взлохматила волосы на затылке. — Видишь ли, Мидория, мальчик мой, я… уже стар. Мне хочется дожить свой век в тишине и покое, в стаях же довольно шумно, эта молодёжь… Он засмеялся, как показалось Изуку, немного натянуто, и он решил, что старый Волк сказал ему не всю правду. — Жить одному… это опасно? — спросил Изуку. — Там, где живу я, — нет, — охотно ответил Яги. — Но, опережая твой вопрос, ты там жить не сможешь. Видимо он заметил разочарование в глазах Изуку, потому что добавил, вздохнув: — Всё-таки в стае тебя приняли плохо? Изуку помотал головой и нахмурился. — Каччан, ну, мой вожак, я знал его ещё до того, как оказался здесь, и похоже мы не очень ладим. Я думал, что мне, наверное, лучше было бы жить одному, но я не знаю, насколько это опасно, не знаю, где взять еду и одежду… — Ты забавно бормочешь, но ничего не понятно! — заметил Яги ворчливо. — Такому маленькому Волчонку-омеге, как ты, не выжить одному, уж прости. Попробуй найти другую стаю, если в этой с альфой не сошлись характерами! — Спасибо, — пробормотал Изуку и от внезапного озарения даже хлопнул себя по лбу. — Вы дали мне столько советов, я что-нибудь вам должен? Яги раздражённо вздохнул. — Вот поэтому я и живу один! — сварливо заявил он, взмахнув длинными руками. — Бесстыжий молодняк уже больше похож на Шакалов, а не на Волков, и совсем не чтит старые законы! Изуку робко улыбнулся. Яги почему-то очень располагал к себе, и, окончательно расслабившись, Изуку подошёл ближе и сел на своё старое место, совсем рядом с Волком-одиночкой. Тот сразу же сел рядом, и его длинные тонкие ноги, казалось, упёрлись в небо острыми коленями. — А вы… наверное, помните золотой век? — поинтересовался Изуку. Яги хмыкнул. — Да, я помню то время… Интересуешься историей? — Раньше интересовался, — пожав плечами, ответил Изуку. — В детстве мы часто играли в Волков… Весело было… — Да… Яги задрал голову вверх, глядя на плывущие по ярко-синему небу облака. — Хорошее время было. Я уж думал, вот оно! Вот рассвет нового дня, куда люди и Волки войдут рядом, как равные! Но это была утопия, мальчик мой. Изуку заметил, как остро обозначились горестные складки в уголках его рта, и промолчал, не задавая больше вопросов. Наступившую тишину нарушило странное жужжание откуда-то сверху — не такое, как жужжание насекомого, — чужеродный звук, от которого Изуку аж передёрнуло. Он посмотрел вверх, и в эту же секунду Яги схватил его за плечо и резко поволок выше по склону, в тень чахлого кустика — наверное, единственного растения, растущего здесь. — Сиди тихо! — шёпотом велел он, и Изуку проглотил свой вопрос, напряжённо замерев. Через пару секунд над кратером возник квадрокоптер и, немного покружив, спустился почти к самому озеру. Голубая гладь не шевельнулась. Квадрокоптер завис над озером на несколько секунд, а потом медленно поднялся и скрылся за краем кратера. Яги выдохнул и, отпустив Изуку, поднялся на ноги. — И что это было? — спросил Изуку, отряхивая одежду от земли и листьев. — Зачем мы прятались? — Следят за уровнем жидкости, — сквозь зубы произнёс Яги и вдруг закашлялся. Он кашлял долго, надрывно, судорожно закрывая рот рукой, и Изуку увидел, как его ладонь окрасилась в алый от брызнувшей изо рта крови. — У вас туберкулёз? — испуганно спросил он. — Нет… — прошептал Яги, хрипло дыша и вытирая ладонь какой-то грязной тряпочкой. — Нет, это просто старая рана… Он задрал футболку, и Изуку с ужасом увидел шрам, больше похожий на этот кратер, в котором они находились, — словно что-то вмяло тело Яги слева, разрушив и искорёжив. После такого вообще можно выжить?! Изуку сглотнул комок в горле и вздохнул почти с облегчением, когда футболка вернулась на место, закрыв шрам. — Мне просто не стоит перенапрягаться, — мягко улыбнувшись, сказал Яги. — Так… может, не стоило прятаться? — спросил Изуку. — Этот квадр всё равно не нас высматривал! — Лучше не показывать им, что нас тоже интересует это озеро, — туманно пояснил Яги. — Ты знал, что оно мельчает? Изуку помотал головой и посмотрел на тетрадь в своей руке. Яги хмыкнул понимающе. — Записываешь? — Только собираюсь, не знаю, с чего начать, — смущённо ответил Изуку. — Начни с самого начала, — пожав плечами, посоветовал Яги. — С катастрофы? — Изуку задумался. — Про неё я знаю, а вот что было после… Я находил много информации, но не знаю, можно ли доверять тем источникам, ведь всё, что я находил, противоречило друг другу так или иначе. Я даже не знаю, была ли хоть какая-то правда в том, что я находил… — Парень, ты опять начал бубнить! — прервал его Яги. — Если хочешь, я могу что-нибудь рассказать тебе об этом месте. Или о Волках… Как думаешь, например, что случилось с первыми Волками? Изуку посмотрел на свой карандаш, зависший над пустым листом — он едва уловимо дрожал в его руке. — Ничего хорошего, наверное, — произнёс он осторожно. — Их выявляли и забирали из семей, помещая в специальный лагерь, где по приказу правительств США и Японии над ними ставили эксперименты, пытаясь превратить в идеальных солдат. Только вот эксперименты не увенчались успехом, Волки умирали, но не подчинялись… Яги Тошинори, казалось, смотрел куда-то вдаль — может, даже в прошлое, — и лицо его теперь напоминало маску разгневанного божества. — Вы же не настолько старый, чтобы быть из тех, первых… — с сомнением произнёс Изуку. — Конечно, — ответил тот. — Я родился во втором поколении… И когда мой Волчий ген пробудился, меня нашла Нана Шимура — великая Волчица — и вместе с другими не выявленными Волками привела сюда. — Никогда о ней не слышал, — удивлённо пробормотал Изуку. — Ничего удивительного, — печально произнёс Яги. — Люди не знают и половины из истории Волков. В тот же год, когда Нана привела сюда городских Волков, экспериментальный лагерь был разрушен, и Волки из него тоже притекли сюда под предводительством вожака, настоящего имени которого никто не знал. Те Волки называли его «Все За Одного» и слушались, словно он был их Богом. Это место стало домом для всех нас… — Но как вышло, что Волкам позволили здесь жить? Яги пожал плечами. — Эксперименты провалились, во всяком случае, из Волков больше не пытались сделать универсальных солдат. Правительство решило, что вступать в открытую конфронтацию с таким количеством Волков — себе дороже. Несмотря на антиволчью пропаганду, это могло закончиться народными волнениями, а ситуация в то время и так была нестабильной. Вот тогда восстановление этого района прекратилось, да и все работы в кратере тоже. Это место уже было обнесено оградой и колючей проволокой, всё, что изменилось здесь с появлением Волков, это люди. Они просто ушли. Изуку посмотрел на него с сомнением. — Вот так бросили исследуемый объект? — Ну, они рылись здесь пару десятков лет, так что всё, что представляло для них интерес, было изучено, да и сейчас они, как видишь, следят за этим местом, проверяют уровень жидкости, а месяц назад заехали сюда с военной техникой, поставили палатки и оцепили кратер на неделю. Не знаю, что они ещё здесь исследуют, но такое происходит каждый год. — А вы помните Всемогущего? — спросил Изуку. Яги опустил глаза, хмыкнул и оскалился. — Да… Хорошее время было… — уклончиво ответил он. — Когда я был маленьким, он был легендой, — смущённо улыбнувшись, сказал Изуку. — Да… Было время… — пробормотал Яги, словно нехотя. — Знаешь, давай поговорим об этом как-нибудь в следующий раз? Посмотри наверх, кажется, тебя ждут. Изуку вскинул голову. На самом краю кратера, на фоне ярко-синего неба виднелся чей-то тёмный силуэт. Изуку не видел лица, но по фигуре и позе понял, что это Каччан. — А, ну я пошёл, — испуганно пробормотал он, уже поспешно карабкаясь вверх по склону, обернулся и крикнул оставшемуся внизу Волку: — У меня ещё много вопросов, я надеюсь, мы встретимся снова, и вы мне расскажите про Всемогущего и те времена… Яги Тошинори кивнул с печальной улыбкой. Каччан стоял на самом краю кратера. Сунув руки в карманы штанов и не обращая внимания на Изуку, он не мигая смотрел вниз, на слепой глаз неподвижного озера. Изуку нерешительно замер и, когда Каччан наконец взглянул на него, даже отступил на шаг. — Какого хера ты там делал, Деку? — поинтересовался Каччан хмурясь. — Сдохнуть хочешь?! — Я просто хотел посмотреть поближе, Каччан, — пробормотал Изуку, опустив глаза. Каччан ничего не ответил, и, лишь услышав его удаляющиеся шаги, Изуку опомнился и поспешил следом. Они снова шли молча. Украдкой поглядывая на идущего впереди Каччана, Изуку вспоминал их детские прогулки в парке и в роще неподалёку от дома. Каччан всегда так уверенно шёл впереди, что Изуку оставалось только не раздумывая следовать за ним. Потому что Каччан был прирождённым лидером. Прирождённым вожаком. А прирождённому вожаку и лидеру надо доверять без тени сомнения, потому что он не может ошибиться. Не имеет на это права. Даже если он маленький мальчик, который тоже может оступиться и упасть с бревна в ручей, — даже тогда это не может оказаться ошибкой или слабостью. Потому что кто пойдёт за лидером, допускающим ошибки и показывающим слабину? В детстве Изуку этого не понимал, так и выросла между ними эта стена. Каччан ненавидел его, презирал и выкладывал ненавистью и презрением стену — кирпичик за кирпичиком, — а сам Изуку со своей стороны кирпичик за кирпичиком отгораживался стеной страха и непонимания. Даже сейчас, осознав свои ошибки, Изуку знал, что эта стена будет только расти между ними. И есть ли смысл оставаться здесь, чтобы просто видеть Каччана, если он сам не желает видеть Изуку? Чтобы смотреть на Каччана и бояться, что тот посмотрит на него в ответ? Глупо. Изуку закусил губу и опустил взгляд, рассматривая поросшие жухлой травой выбоины в асфальте.***
До заката оставалось ещё часа три — Изуку не смог бы сказать точнее, а часов в стае похоже не водилось. Когда они вернулись в логово, вся стая была уже там. При виде вожака Волки почтительно расселись вдоль стены, и только Шото, как и вчера, остался сидеть в оконном проёме с книгой в руках. Изуку нерешительно присел на старый деревянный поддон справа от двери и постарался стать как можно незаметнее. Каччан прошёл к своей лежанке, сел на торчащий ступенькой край нижнего ящика и обвёл комнату тяжёлым взглядом. — Соевая морда, что слышно?! — громко сказал он наконец. Парень, вчера впустивший Изуку в логово, поднялся. — Всех интересует только омега, — сказал он, пожимая плечами. — Я сказал всем, кто хотел узнать больше, что пока неизвестно, останется ли он с нами… — Ладно, — процедил Каччан сквозь зубы и перевёл взгляд на Денки. — Тупомордый, у тебя что? — Ничего интересного не нашёл, кроме этого, — поднимаясь, ответил тот и, подойдя к Каччану, выложил перед ним несколько потрёпанных книг. Каччан окинул их взглядом и раздосадованно цокнул языком. — Если бы ты больше интересовался книгами, а не журналами с голыми девками, знал бы, что «Норвежский лес» и пятый том «Гинтамы» у нас уже есть! Просмотри библиотеку и обменяй завтра на что-нибудь, чего у нас нет! — Окей… — пробормотал Денки, забирая книги и возвращаясь на своё место. — Займитесь уже чем-нибудь более важным, придурки! — рявкнул Каччан, снова обводя взглядом всех присутствующих. — И установите дежурство на вертолётной площадке! Там наблюдатели из трёх стай уже неделю шляются! — В таком случае, завтра пусть идёт Бунтарь! — выпалил Волк в очках. — Но, может, отправить двоих? — Сами разбирайтесь! — бросил Каччан в ответ. — Не забывайте и про другие обязанности, а то от вас и так толку никакого! — Кстати, об обязанностях, — раздался с подоконника холодный голос Шото. — Я сказал омеге наполнить водой бочку на втором, но ты его увёл, и бочку пришлось наполнять Бунтарю. Батарейка уже хочет навесить на него половину своих дел, может разъяснишь наконец всей стае, с нами он или нет и каковы его обязанности? Каччан мрачно смотрел на Шото, потом перевёл взгляд на Изуку, и тот съёжился под его взглядом. — Хотите знать, значит… — произнёс Каччан, поднимаясь. — Ну да, хотелось бы… — отозвался Денки и ойкнул, когда сидящий рядом Эйджиро пнул его в ногу. — Он остаётся, если, конечно, сам не захочет свалить, — процедил Каччан. Изуку опустил глаза. — Его обязанности? Обязанности тупого Деку — как только сядет солнце, ложиться в мою постель и оставаться там до утра! Остальное меня не интересует — он бесполезен. Сердце гулко бухнуло в груди. Изуку заморгал, не поднимая глаз. Вот значит как… Ладно, он с самого начала знал, что скорее всего так и будет. Горячие ладони, сжимающие его бёдра… Изуку опустил голову ниже, чтобы никто не увидел горячий румянец, заливший его щёки. В то же время он чувствовал горечь в душе: если уж ему предстояло исполнять такую роль, он предпочёл бы, чтобы Качан относился к нему хоть немного помягче и чувствовал какую-то симпатию, а не использовал как грязную тряпку, к которой и прикоснуться-то противно. — Вернусь поздно. Каччан вышел из комнаты, и Изуку услышал, как он быстро спускается по лестнице. Он не решался поднять глаза, но когда всё-таки сделал это, увидел, что никто из присутствующих на него не смотрит. Волки занимались своими делами: Волк в очках, имени которого Изуку не помнил, разводил костёр в каменном кострище посреди комнаты, Эйджиро с большим котелком прошёл мимо него к лестнице, Шото опять погрузился в чтение, окружив себя незримой ледяной стеной. — Книги, книги… Ну не всем же интересны книги! — ворчал Денки, перебирая стопку книг рядом с лежанкой вожака. — А ты запиши названия, чтобы знать, что у нас есть, — посоветовал черноволосый Волк. — Я могу обменять ненужные завтра. — Бро, ты меня просто спасаешь! — благодарно пробормотал Денки. Пока они беседовали, Изуку решил пересесть ближе к лежанке Каччана, и, как только он оказался рядом, Денки переключил внимание на него и горестно вздохнул. — А я надеялся, что ты станешь мне помощником, — пожаловался он Изуку. — Ты надеялся свалить на него всю свою работу и ничего не делать, Денки! — отвлекшись от разгорающегося костра, возмущённо сказал Волк в очках и тут же, повернувшись к Изуку, представился: — Я — Иида Тенья, или Бегун! Можешь называть меня по фамилии! Остальные отказываются от своих фамилий, но я из клана, и моя фамилия — моя гордость! Я завтра займусь составлением графика дежурств на вертолётной площадке и, если хочешь, впишу тебя! — Ты зануда-а, ты такой зануда, невозмо-о-ожно-о-о… — протянул Денки, морщась. — Серьёзно? Опять график?! Признайся, Иида, ты был старостой? Такие, как ты, всегда старосты, у тебя даже очки есть… — Причём тут мои очки?! — возмущённо воскликнул Иида и поправил их. Отражение огня сверкнуло в прямоугольных стёклах. — А я Ханта, или Скотч, — представился черноволосый Волк. — Ну, вот ты и познакомился со всей стаей! Изуку смущённо улыбнулся и сел на ступеньку лежанки вожака. Иида, Денки и Ханта как-то странно посмотрели на него, но ничего не сказали. Эйджиро вернулся с котелком и ведром, полными воды. Ведро он поставил у лежанки вожака, и Изуку почувствовал бегущие по спине мурашки. Что там ещё ему нужно приготовить? Тряпочку? Он отвернулся, глядя в весело пляшущее пламя костра. Иида устанавливал котелок на треноге, и пламя с шипением лизнуло его мокрые бока. Эйджиро уселся на пол рядом и с довольным вздохом протянул к огню ноги в мокрых малиновых кроксах. — Плеснул из ведра, — пожаловался он. — Ну, сейчас ещё не зима, — ответил Ханта, садясь на пол с другой стороны от Изуку. — Ночами уже не очень тепло, зима будет морозной, — заметил Иида. — О нет, — расстроено пробормотал Денки. — У меня нет ни шубы, ни пуховика, я сдохну… — Время ещё есть, не переживай, найдём что-нибудь, — отозвался Ханта. — Ты пиши список, пиши, не отвлекайся!.. — И у меня нет, — подал голос Изуку. Все посмотрели на него, словно осознав что-то. — Точно, проблема… — пробормотал Эйджиро, почесав подбородок. — У тебя и обуви на зиму нет… Да и припасов мало… — Прекратите эти упаднические разговоры! — воскликнул Иида. — Ещё не было поставки, нам может повезти! — Но может и нет, — разведя руками, отозвался Денки. — В любом случае, похолодает рано, — подытожил Ханта. — И думать об этом надо уже сейчас. Изуку задумался. Ему не было холодно, и, насколько он знал, Волки были более устойчивы к морозам, чем люди. Однако, зимой, видимо, и Волкам приходилось несладко. За пустым проёмом окна на стены мёртвых домов спустились густые тени. Солнце неумолимо катилось за горизонт, куда-то туда, где мир и не думал засыпать, где гудели машины, несясь по ровному полотну шоссе, где зажигались разноцветные огни вывесок и люди спешили по своим делам, занимая свои мысли простыми насущными проблемами и не боясь завтрашнего дня и далёкой ещё зимы. Изуку клонило в сон. Волки переговаривались тихонько, сидя вокруг костра. Иида заварил кипятком в кружках что-то похожее на чай и засыпал в оставшуюся воду лапшу. Пока он спорил с Хантой о том, что ещё добавить, Изуку взял протянутую ему Эйджиро кружку и, обхватив её ладонями, прикрыл глаза. Сейчас он чувствовал спокойствие и умиротворение. Всё ещё было шатким и непонятным, но запах, кружащий над кружкой с надколотым краем, был сладковатым и нежным, и её горячие бока со стёршимся и непонятным теперь рисунком приятно грели пальцы. Кто-то придержал его кружку и Изуку открыл глаза. В комнате уже совсем стемнело, и только яркое пламя костра освещало собравшихся. — Ты заснул что ли? — участливо спросил Эйджиро. — А? Нет… — Изуку поспешно отхлебнул немного остывший чай. — А то поужинай и ложись, — предложил Эйджиро. — Кацки ещё не скоро придёт. — Я не хочу есть… — пробормотал Изуку, но Иида уже сунул ему под нос тарелку. — Надо, порции на тебя рассчитывались! — строго сказал он. — В следующий раз, если не хочешь, говори заранее! Изуку вздохнул и, отставив в сторону кружку, принялся за еду. Он понял, что опять совсем не чувствовал голода, пока не начал есть. Лапша немного разварилась, но кусок тушёнки, плавающий в жирном наваристом бульоне, был настолько вкусен, что Изуку долго держал его во рту, покусывая и чувствуя языком каждое нежное волоконце. Прожевав его наконец, он не смог сдержаться и удовлетворённо вздохнул. Послышались смешки, и Изуку удивлённо поднял глаза. Все смотрели на него и улыбались. — Да, это вкусно! — сказал Денки. — Мы всё-таки Волки, — отозвался с подоконника Шото. Он даже еду забрал туда, игнорируя остальную стаю. — Я не очень понимаю… — смущённо произнёс Изуку. — Мясо, — пояснил Иида. — Мы Волки, и мясо естественная пища для нас. Жаль, что, кроме консервов, мы его совсем не видим. — Вкус… и запах, я чувствую его совсем по-другому, — сказал Изуку. Волки многозначительно закивали, и рука Изуку сама потянулась к тетради. Костёр догорал. Ханта лежал на общей постели и читал какую-то мангу, казалось, темнота совсем не мешает ему. Денки и Эйджиро играли у костра в карты на щелбаны, Иида ушёл на второй этаж мыть посуду. Изуку продолжал сидеть на своём месте, не зная, что делать дальше. Он не ощущал себя частью стаи, возможно потому что его не приставили ни к какому делу. Если бы он сегодня хотя бы наполнил бочку водой, возможно не чувствовал бы такой отчуждённости. Он увидел, как Шото слез с подоконника и, потянувшись, начал раздеваться. Изуку смущённо отвернулся. Шото разделся догола и лёг на своё место. Он был бетой, но спал не на общей лежанке, а в углу, за полуразрушенной кирпичной перегородкой; там, на сложенных друг на друга старых татами, лежал его синий спальник и пара книг, которые он подкладывал под голову. Интересно, Шото тоже чувствует себя в стае чужим? И почему так получилось, ведь он здесь уже давно? За окном уже совсем стемнело. Ханта тоже лёг спать, раздевшись догола, и Изуку решил, что это какая-то традиция, но постеснялся спросить. Остальные не обращали на него внимания, и он, вздохнув, быстро разделся и, аккуратно сложив одежду, нырнул под меховое одеяло. Лежанка вожака была твёрдой, совсем не такая, как продавленные диванные сидения, на которых спали беты. Мех приятно щекотал обнажённую кожу. Изуку достал тетрадку и карандаш, повернулся на живот, задумался. «Начни с самого начала,» — сказал ему старый Волк-одиночка. Изуку задумчиво погрыз кончик карандаша и начал писать. Около ста лет назад на Токио упал метеорит. Часть города была разрушена взрывной волной и последующей волной цунами. Восстановление города началось с окраин пострадавших районов. Многое удалось восстановить за пятнадцать лет, но потом у детей, рождённых в год падения метеорита, начал пробуждаться волчий ген… Изуку открыл глаза. Он лежал лицом в открытой тетрадке и напускал в неё слюней, немного размазав написанное. Вздохнув, он закрыл тетрадь и положил её под стопку одежды на полу. Все уже спали, кроме дежурного, ушедшего на крышу. Завтра Изуку собирался осмотреть весь дом, вместе с крышей и подвалом, и Денки вроде даже собирался устроить ему экскурсию, ну а сейчас… Изуку услышал шаги на лестнице и сразу понял, что это Каччан. Он сглотнул комок в горле и попытался унять дрожь волнения. Он так и не искупался сегодня в озере, даже не попытался помыться перед тем, как лечь в постель, и что делать сейчас? Просто лечь сразу на живот и ждать? Будет ли больно? Вчера было больно в конце, когда отступила эйфория… Сегодня он вообще не чувствовал никакого возбуждения. Изуку зажмурился и глубоко вздохнул, чувствуя себя несчастным. Ничего он не будет делать. Лучше притвориться спящим. Он слышал, как Каччан вошёл в комнату и остановился. Изуку лежал на боку, лицом к догорающему костру и, чуть приоткрыв глаза, наблюдал, как Каччан начал раздеваться. Костёр уже почти догорел, и в комнату с улицы хлынула ночная темнота, но Изуку видел вполне чётко очертания обнажённой фигуры Каччана — выпирающие мышцы груди и пресса, узкие бедра. Его талия казалась невероятно тонкой из-за широких плеч. Каччан был красив сейчас, и Изуку невольно любовался им. Если бы только Каччан не ненавидел и не презирал его… Изуку представил, как большие мускулистые руки сжимают его в объятиях, как губы Каччана накрывают его губы в горячем поцелуе, и сглотнул подступившие слёзы. Наверное, он был бы счастлив. Даже понимая, что то, что он чувствует к Каччану, всего лишь действие феромонов и на месте Каччана мог быть любой другой альфа, ведь раньше Изуку никогда не интересовался парнями. Изуку закрыл глаза, чувствуя нарастающее отвращение к себе. Каччан поднялся на ступеньку и, перешагнув через него, залез под одеяло. Изуку напрягся, затаив дыхание, сердце бешено стучало в его груди. Каччан повозился, выдернул подушку из-под его головы и, повернувшись к нему спиной, затих. Изуку открыл глаза и уставился в темноту. Каччан, наверно, специально лёг так, чтобы не прикоснуться к нему никакой частью тела. Изуку подождал ещё немного, а потом осторожно подложил себе под голову руку. Каччан не шевелился и, казалось, уже спал. Изуку почувствовал замешательство: зачем Каччан велел ему спать в его постели, если не собирался заниматься с ним сексом? Хотя, возможно, сейчас ему просто не хочется… А значит, захочется в любой момент. Изуку понял, что не уснёт сегодня, просто невозможно уснуть, находясь в таком напряжении, боясь пошевелиться… Через пару минут он уже спал. Кацки не спал. Когда Деку расслабленно засопел, он немного повернул голову, проверяя, а потом осторожно придвинулся ближе.