Сгорая дотла

Лютик мучительно соображал, как ему выпутаться из всего этого дерьма. Он не прогуливал… до этого момента. Смысл идти на лекции, если сосредоточиться он не сумеет, потому как голова забита совершенно иными мыслями. Он всю жизнь был ангелом, отучился в школе, поступил туда, куда хотел, планировал будущее, работу, семью. И теперь нужно либо от всего отказаться, либо вернуться к прежнему укладу и продолжать стремиться в светлое будущее, которое он сам построил. Андрей прекрасно помнил, что сказал ему Герман. Что следует жить сегодняшним днём, и все равно никогда не получится выполнить то, к чему готовился. Не лучше ли тогда наслаждаться моментом, чем разочаровываться в том, что пока ещё не наступило? Стрельцов, возникший на дорожке, уткнулся носом в какую-то книгу. Он дохромал до лавочки сел рядом с отличником, вовсе не замечая его присутствия. На губах Германа играла ухмылка. Он не заговаривал с Лютиком, но с каждой минутой придвигался все ближе, думая, что делает это незаметно. Когда демон закончил представление, то лягнул ногой ногу парня и, наклонившись к его уху, зашептал, какой же он всё-таки прогульщик, а ещё считается лучшим студентом. Андрей толкнул его в плечо, буркнув «отстань», но все равно не сдержал улыбки, сколько бы не прятал ее под маской серьезности. Стрельцов отстранился и уставился на соседнюю скамейку, напротив той, где они расположились. Он покачивал неповрежденной конечностью, периодически ударяя коленку Лютика. Андрей поймал себя на том, что, несмотря на отсутствие ожогов, он ощущает какое-то покалывание. Этоо было странно, но приятно, потому что у него не получалось избавиться от глупой ухмылки. Это выходило невольно, само по себе. Срочно требовалась подмога от Малевича, который разбирается во многих вещах, читая книги из любопытства . Но Малевича рядом не было, и некому объяснить Андрею, что за странности с ним творятся. Может, побочное действие, как и темнеющие волосы, занимавшие уже половину головы. Он боялся и шаг ступить, лишь бы не нарушить хрупкий баланс между хорошим и плохим. Хотя, кто сказал, что демоны плохие окончательно и бесповоротно? Вчерашний поступок Германа доказывает, что он не жестокий сухарь, а любящий племянник. Если он любит, значит, у него есть сердце, и он не так груб, каким хотел казаться. — Кристина сказала, что доклад неплохой, но отдали его невовремя. За свое спасение она ставить пять, а за практику неуды обоим, — голос Стрельцова выдернул Лютика из размышлений, и он, сначала не поняв, о чем речь, удивлённо заморгал, но потом до него дошло. Меньше всего его беспокоила отметка за практику. Она не вписывалась в общую катастрофу его жизни. — Ты не будешь плакать и валяться по земле от горя? — Мне плевать, — Андрей посмотрел в глаза демона. — Мне действительно плевать. — Похвально, что ты, наконец, понял, что оценки не сделают тебя счастливым и не стоят ни одной нервной клетки и бессонной ночи, потраченных на них, — он встал, потягиваясь, и послышался тихий хруст. — Ты идёшь? Андрей же завис от своего странного желания обнять Стрельцова. Вчерашние объятия ему очень даже понравились и помогли успокоиться, пускай и ненадолго, но они оказали лечебный эффект. Естественно парень не стал подниматься, прилипать к демону, который пребывал в отличном расположении духа для всякого рода колкостей. Андрей уже заранее смутился от не прозвучавших вслух шуток и остался на месте. — Нет, не пойду. — Тогда жду вечером к себе на огонек, — Герман наклонился к нему так, что их лица замерли на одинаковом уровне. Лютик удивленно уставился на  него, задержав дыхание. Стрельцов натянул ему шапку до самых бровей и, радуясь выходке, оставил его в одиночестве. Андрей посидел ещё немного, но потом ему надоело торчать на деревянной лавке, из-за которой затекало одно конкретное место. Малевич отдыхал, устроив себе выходной. Краски валялись по всей комнате, но ее владельца творческий беспорядок нисколько не смущал. Он мечтательно таращился в потолок с той же глупой улыбкой, что и Лютик, когда был в парке с Германом. — Что ты чувствуешь? — спросил Лютик, разглядывая картину, где расцвела сирень. — Я? Я чувствую себя очень легко. Ты знаешь, я будто бы правда могу летать. И, кажется, я счастлив, — всегда красноречивый художник запинался. — Сердце влюбленного человека превращается в бомбу, и она иногда взрывается. И тогда подкашиваются ноги, не слушается тело, и все как в тумане. Это звучит бредом, но, когда-нибудь, ты поймешь смысл того, что я пытаюсь тебе рассказать. — То есть если я «полечу», значит, влюблен? — Нет, возможно, волнуешься перед сессией, — хмыкнул Малевич, переводя взгляд с потолка на друга. — Поверь, разница есть. А что, у тебя есть на примете тот, кто взорвет изнутри? — Нет, — нахмурился Андрей, злясь, что он получил ответ на вопрос, но объяснение слишком сложное, суть ускользает от него. — Расслабься, ты обязательно ее найдешь, — про себя Малевич отметил, что, может, и «его». Про выбор парень смолчал. Художник точно начнет его склонять на сторону ангелов, а Лютик должен решать сам, без посторонних. — Я думал, что ты не придешь, — Герман в растянутой футболке выглядел совсем не как мальчиш-плохиш, а по-домашнему, уютно. Андрей не стал упоминать, что передумал в последний момент и выбежал из общежития, чуть не сбив Есику с ног. Кажется, она кричала что-то вдогонку, но он не остановился, знал же, что Курпатова прилипнет как банный лист, не отцепишься. А времени на ее сплетни у Лютика нет. Герман ради него застелил постель какими-то пледом. На столе царил хаос, и вряд ли демон вообще когда-нибудь уберет его. Придерживается мнения, что столом он не пользуется, значит, и порядок наводить не надо. Стрельцов упал на на мягкий матрас, к стене, оставляя половину своего ложе для ботаника. Андрей лег рядом, подложив под голову большую подушку в темно-синей наволочке. Стрельцов взял в руки книгу в потрёпанном переплете. — Я хотел бы почитать вслух. — Не думал, что ты умеешь, — с долей сарказма произнес Лютик. — Очень остроумно, — скорчился демон, шутливо, пихнув его в плечо. — Ну ты послушай. — Я слушаю. — «Вечерние сумерки. Крупный мокрый снег лениво кружится около только что зажженных фонарей и тонким мягким пластом ложится на крыши, лошадиные спины, плечи, шапки. Извозчик Иона Потапов весь бел, как привидение. Он согнулся, насколько только возможно согнуться живому телу, сидит на козлах и не шевельнется.» — Снег? — Когда-нибудь я тебе покажу, люди любят снег. Он белый и мягкий, — Герман после паузы добавил. — Почти как твои волосы, только он холодный Лютик снял шапку, и провел пятерней по волосам, после чего едва слышно рассмеялся. Стрельцов читал негромко, с расстановкой, и Андрей усомнился в том, что демон такой разгильдяй, каким его привыкли видеть. Он умен, правда, обладает невыносимым характером, поэтому нелюбим преподавателями. Герман не гнался за хорошими оценкам, хотя с лёгкостью получал бы их, приложи усилия и каплю терпения. Но ему достаточноо самому знать, на что он способен, и доказывать что-то остальным не в его стиле. — «Лошаденка жует, слушает и дышит на руки своего хозяина… Иона увлекается и рассказывает ей всё…», — закончил Герман, бережно закрывая книгу. — Почему его никто не выслушал? — Лютику было жаль Потапова, не заслужил он такого безразличия. — Это не их проблемы, каждый слишком печется о себе, и утешать незнакомца им неохота. Стрельцов мучительно соображал, накручивая цепочку на шеи. Он, гипнотизируя дрожащее пламя одной из свечей, робко проронил: — Я всегда тебя выслушаю, если ты, конечно, решишь мне что-нибудь доверить. Я не настаиваю, это, так, предложение… Они затихли, каждый думая о своем. Андрей разглядывал голубой шарф, висящий на спинке стула, и был благодарен демону за незримую поддержку. А Герман смотрел на него, лежа на животе и смешно отклячив задницу — Знаешь… — Что? — Возможно, другого шанса у меня не будет, поэтому я обязан это сделать, — дрогнувшим голосом невнятно забормотал демон. Отличник уже собирался поддеть его за нерешительность, но Стрельцов наклонился к нему, коснувшись губами уголка губ. И тогда уже потерялся Лютик. Внутри что-то треснуло, и по телу расстеклось приятное тепло. Андрей повернулся на бок, спиной к Герману, чтобы скрыть мечтательную улыбку и горящие огнем щеки. Он дотронулся до места поцелуя, как бы осознавая, нравится ему это или нет. Проказник замер позади, ворочаясь. Когда он улёгся, то почти вплотную прижался к Андрею, обдавая макушку без шапки пылким дыхание. Стрельцов провел губами по волосам, и парень слегка рыпнулся от щекотки. Демон поцеловал его шею, и Лютик сдержал вздох, потому как воздуха ему не хватало. Но ему хотелось задыхаться. И летать. Рука Германа провела по талии, поддевая край футболки, чтобы добраться до оголенной кожи. Его пальцы то щекотали, то убегали к петельке для ремня на брюках, за которую они шаловливо дёргали. Андрей не оборачивался. Он позволял себя трогать, утыкаясь довольным лицом в подушку, из-за чего дышать было ещё труднее. Он ждал каких-то слов от разговорчивого демона, но тот шумно дышал ему в шею, продолжая покрывать ее иногда слишком долгими поцелуями. Лютик не предполагал, что когда-нибудь его поцелует не девушка. О такой любви он не знал, но принял ее удар на себя. Андрей был уверен, что разобрался в пространных объяснениях Малевича. Это трудно передать словами, это нужно прочувствовать. Стрельцов провел кончиками пальцев по его щеке, которая горела не от ожога, а от взорвавшейся бомбы. Разум Лютика затуманился, слово он опьянел, и он не замечал ни хлама на столе, ни голубой шарф, только демонские поглаживания и поцелуи, вынудившие прикрыть его глаза от удовольствия.  Когда он вновь распахнул их, светлее не стало. Свечи на подоконнике потухли от порыва ветра, и все погрузилось во мрак. Ласки вскоре прекратились, и Герман лежал неподвижно. Его присутствие выдавало только шумное дыхание. Андрей опасливо перевернулся на другой бок, заглядывая в лицо демона. Оно выражало нечто сумасшедшее и счастливо-спокойное. Или просто было слишком темно, чтобы понять, какие эмоции испытывал он на самом деле. — Ты ничего не скажешь мне? — сглотнул Лютик, взволнованно сжимая кусок пледа между ними. — Я хочу тебя касаться, — отозвался Герман, кладя ладонь поверх костяшек его кисти. Непрошенные мурашки настигли парня, но он не отдернул руку. Едва ощутимый разряд тока пробежал от пальцев до плеча, спускаясь в сердце, и заставляя его вновь бешено забиться после остановки. — Ты ничего не ответишь мне? — передразнил Стрельцов, но за насмешками таилась дикая неловкость. Он не должен был его целовать. Это неправильно, и всегда оставалось нереальным, чем-то призрачным и неуловимым. И вдруг судьба дарит ему шанс, хотя бы на пару дней безболезненно и безнаказанно делать с мальчишкой то, о чем он мог раньше мечтать и не более. Ему временно снесло крышу, он потерял контроль над собой, гладил, целовал, воплощал дурацкие фантазии. Он постепенно пришел в норму, понимая, что натворил. Герман не имел права мешать Андрею решать, что делать, а вся ситуация точно повлияет на его выбор, вопрос только, как же именно. — Я не буду говорить, — если бы начал говорить, то непременно бы заикался, выдавая внутренне напряжение. Он придвинулся немного ближе, задевая губами гордый подбородок демона, и обнимая Стрельцова за талию. Лютик заметил, что его немного трясёт. Герман привлек парня к себе обеими руками, пока неумелые губы продолжали целовать его везде, кроме пересохших губ, с которых срывались громкие сдерживаемые вздохи, напоминающие мычание.