I
8 октября 2020 г. в 20:34
У каждого в жизни наступает момент, когда он задается вопросом: «Почему я?» или «Почему это происходит со мной?». Бывало ведь, правда? Кто-то пролил кофе на рабочие документы или постирал свой паспорт в стиральной машинке вместе с курткой. У кого-то просто с утра день не задался, и мелкие неприятности поджидают на каждом углу. Кто-то потерял весь свой капитал из-за обанкротившегося банка или прогоревшего дела. У кого-то сгорел дом вместе со всем нажитым имуществом. Ситуаций много, а мысль одна на всех: «Почему я?»
Теперь представьте, что вы — вежливый и доброжелательный парень, отличник, примерный студент, законопослушный гражданин, прекрасный сын на зависть подругам и соседке тете Вале, немного подросший хороший мальчик, которому недавно перевалило за двадцать. Вы со школы хорошо учитесь, чтобы порадовать маму. Вы никогда не водились с плохими компаниями и не убегали из дому. Вы ни с кем не ругаетесь и никому не доставляете неприятностей. Вы почти идеальны и оттого скучны. Рост у вас средний, внешность — так себе, характер — ни то ни се. Вредных привычек нет, как и хобби — вместо него время вы тратите на учебу. Также нет ни друзей, ни девушки — на них тоже нет времени, но это, скорее, просто отговорка для самого себя, потому что кому вы, собственно говоря, нужны со своими социальными навыками на уровне «даю списывать». У вас «синдром отличника». Дополняют картину дряблое бледное тельце с жирком из-за малоподвижного образа жизни и простенькие дешевые очки, без которых вы со своим -7 практически ничего не видите. При этом при всем вас вполне устраивает то, как вы живете свою скучную, ничем не примечательную жизнь. Вы не считаете ее такой уж прям скучной, потому что и у вас бывают нервные встряски и всяческие переживания, бессонные ночи. Из-за учебы, конечно же. Вы не хотите ничего менять, ведь вам и так неплохо живется в вашем маленьком скучном мире. Короче говоря, вы — живое доказательство существования ботанов.
И вот вы засиделись в библиотеке университета и теперь идете домой по вечерней зимней улице, неуклюже семеня ногами в скользких местах, и думаете о том, что вам осталось только оформить и сдать уже почти готовый реферат по экономике, проставить допуск в деканате и можно будет спокойно ждать сроки экзаменов, чтобы получить свои честным трудом заработанные автоматы. Вы так увлечены мыслями о предстоящей сессии, которую вы уже, можно сказать, закрыли заранее, что не сразу замечаете человека, преградившего вам путь. Вернее, вы почти натыкаетесь на высокую мрачную фигуру, а подняв глаза, ловите холодный взгляд невидящих, заплывших белой пленкой глаз на вытянутом болезненно-бледном лице, усыпанном покрасневшими на холоде порезами. Когда вы пытаетесь обойти непонятно откуда возникшего персонажа из страшных историй, перед лицом появляется палка, утыканная корявыми, поблескивающими в свете фонаря гвоздями, а сверху раздается голос: «Ты идешь со мной сам или мне тебя тащить?», — после чего вас куда-то волокут за шарф, как собаку на поводке. О чем бы вы подумали в этой ситуации?
Лично я сначала долго не мог понять, происходит это на самом деле или же все-таки мне снится кошмар, но по мере того, как шарф затягивался на шее, ноги то увязали в снегу, то разъезжались на заледеневших участках дорожки, а порывы ветра с колючим снегом обжигали лицо, до меня плавно дошло, что все это реальнее некуда. Человек с палкой шел быстро, но при этом припадал на правую ногу, из-за чего постоянно дергал за шарф, так что меня мотало из стороны в сторону. От моего тяжелого сбивчивого дыхания очки быстро запотели и замерзли, я перестал что-либо видеть и ставил ноги наугад.
В последний раз так быстро бегал я, наверное, только в школе, когда сдавали бег на короткую дистанцию. Я весь взмок и запыхался, в боку кололо со страшной силой, а сердце, казалось, из грудной клетки перебралось в затылок и грозилось раздробить мне черепную коробку. Через какое-то время я поскользнулся, шлепнулся коленом об лед и повис на куртке своего жуткого похитителя, успев схватиться за рукав. Недолго думая, он подцепил меня под локоть и потянул дальше за собой все в том же быстром темпе. Не сказал бы, что стало легче, но я хоть смог ослабить шарф.
Чуть позже меня затолкали в полупустой трамвай, по ступенькам которого я взбирался почти на четвереньках. В момент, когда дверь со скрипом закрылась за моей спиной, окружающее пространство пошатнулось и с лязгом двинулось вперед, я снова чуть не сел на пол, а висевшая на плече сумка больно стукнулась мне о бедро. Меня прожгла волна ужаса: «Что же будет с моим РЕФЕРАТОМ, как же мне быть?! Меня не допустят до сессии! Я умру! Я сойду с ума! Прости меня, мама!» Меня даже посещали мысли, что, вот если бы у этого чудовища оказался дома компьютер, я бы мог по электронной почте… Мои идеальные оценки. Мой смысл жизни. Я готов был разреветься.
Примерно к середине пути очки оттаяли и я стал озираться по сторонам в поисках помощи. Трамвай не был пустым, но возле нас никого не было. Пассажиры скучковались в передней части вагона, те, кто сидел к нам лицом, поглядывали на нас исподтишка и тут же отводили взгляд, заметив, что я к ним повернулся. Все старательно делали вид, будто нас вообще в трамвае нет. К нам даже кондукторша не подошла. В воздухе витала всеобщая отстраненность и полное нежелание привлекать к себе внимание. Люди просто молчаливо ждали, когда тот, кто стоял сбоку от меня, наконец покинет трамвай и исчезнет из их жизней как неприятный сон, и им было глубоко плевать, выйдет он один или прихватит с собой меня. Мне было так горько и мерзко смотреть на это безразличие. «Почему я? Я ведь даже этого урода в глаза никогда не видел. Разве я заслужил все это? Я ведь был хорошим парнем, всегда отлично учился. Разве этого недостаточно? Разве не этого от меня хотели?» — все вертелось у меня в голове, пока поток мыслей снова не устремился в русло с несданным рефератом. На глаза навернулись слезы, и я отвернулся к окну.
А он? Он смотрел на меня через отражение в стекле. Мороз пробежал по коже, когда взгляды встретились. Он смотрел и довольно улыбался, придерживая меня за локоть. За окном давно стемнело, так что, кроме нас двоих и трамвайного салона с облезшими поручнями, почти ничего не было видно, лишь периодически мелькал свет проносящихся мимо фонарей или тускло просвечивали сквозь отражение прямоугольные пятна окон ларьков на некоторых остановках. Потрепанный очкарик в стекле напротив меня в помятой заснеженной куртке и со съехавшим набок шарфом выглядел жалко. Он обреченно впивался в меня измученными слезящимися глазами, отчего становилось еще грустнее.
— Это наша, — на очередной остановке заявил охрипшим голосом человек с палкой и выволок меня наружу. Сильный порыв ветра со свистом чуть не сбил меня с ног, и я снова буквально повис на руке похитителя. Он нагнулся ко мне почти вплотную и крикнул: — Не волнуйся! Тут недалеко!
«Зачем ты мне это говоришь? Ты идиот? — подумал я. — Я бы не волновался, если б сидел сейчас дома за ужином с мамой и бабушкой, а не здесь, в каком-то частном секторе с небольшими домишками, под ручку с двухметровым маньяком со страшной рожей и дубиной с гвоздями».
В голову лезли предположения, что же со мной сделает этот жуткий тип, когда его «недалеко» закончится. Я все никак не мог понять, что ему надо и почему я.
Очки снова замерзли, так что я быстро шагал вперед, не разбирая дороги. Идти действительно оказалось близко. Погруженный в мрачные мысли, я не сразу осознал, что мы уже подошли к крыльцу дома. Дверь, похоже, этот тип не запирал. Он просто пнул ее ногой и протолкнул меня внутрь. За спиной щелкнул выключатель, и в глаза вдруг ударил ослепительно-яркий свет. Я закрыл лицо руками, просунув пальцы под очки, спустя мгновение мне на плечи опустились ладони этого верзилы. Он на удивление осторожно довел меня до другого угла комнаты и усадил на какую-то жесткую скрипучую тахту. После этого, не отнимая рук от замерзшего лица, я сидел и вслушивался в топот ног, всякие скрипы и шорохи, в возню где-то сбоку от меня, в треск валяющихся на полу стекол под подошвами. Жуткий тип то выходил на улицу, то возвращался обратно, но держался все время на расстоянии от меня. Весь этот шум, собранный из разных мелких звуков, успокаивал, отвлекал от мрачных раздумий о ближайшем будущем.
Когда в очередной раз хлопнула входная дверь, по дому разнесся грохот, казалось, рассыпающихся по полу деревянных кубиков. Я открыл глаза и проморгался. В противоположном углу была небольшая кирпичная печь, перед ней присел на одно колено мой похититель, складывая в нее дрова из кучки, наваленной рядом. Вид уже знакомой фигуры заставил содрогнуться, но сейчас, при нормальном освещении, этот тип уже не казался чудовищем, вылезшим из телевизора в ходе просмотра хоррор-фильма. Это явно был человек. И этот человек сейчас не обращал на меня никакого внимания. Казалось, что я могу просто встать и уйти и что никто меня при этом не станет останавливать. У меня даже зародилась идиотская надежда, что если я тихонечко посижу тут, то он про меня забудет и я смогу пойти домой. Я, конечно, понимал, что это глупо, но все же притих, даже дышать стал тише и все никак не мог поднять на него взгляд — страшно.
Вскоре в доме стало теплее. В печи гулко шумело пламя, снег на полу давно растаял и растекся мелкими грязными лужами. Ранее заснеженные штанины моих брюк отяжелели и покрылись мокрыми разводами. Я так и сидел на тахте в застегнутой пуховой куртке, в шарфе и шапке, боясь пошевелиться, и смотрел на лужу талой воды, расползающуюся по грязному полу у меня под ногами. Было очень жарко, я весь взмок и покраснел, по лбу стекал пот. Очки сползли, но я не решался их поправить. Теоретически я, конечно, знал — то, что я не двигаюсь, в сложившейся ситуации ничем мне не поможет, а скорее даже навредит, если я перегреюсь, но на подсознательном уровне «не делать лишних движений» было для меня тем же, что «быть незаметным». В школе, в университете, в каком-либо другом людном месте это чаще всего работало. Теперь я понимаю, что тогда вел себя как маленький ребенок, для которого закрыть лицо руками было равносильно тому, что он спрятался или стал невидимым. В школе, в университете, в каком-либо другом людном месте такой фокус срабатывал не потому, что я становился незаметным, а потому, что окружающие не хотели меня замечать, им было незачем. Хм, прям как взрослые делают вид, что не видят ребенка, «спрятавшегося» за собственными ладошками. Я мог бы до головокружения и крови из носу пыхтеть и париться в теплой одежде, не двигаясь и считая, что надежно скрылся от своих проблем, но в любом случае все мои старания пошли бы псу под хвост, потому что в доме нас было только двое, а тот, кто меня притащил туда, явно не был из тех людей, кто предпочел бы подыграть и «не заметить» меня. Ну, тому мне можно простить эту глупость. У меня тогда было слишком мало жизненного опыта, я ведь рос как тепличное растение… и вдруг кто-то поздним вечером похищает это чудо ботаники из его уютного теплого мира и тащит черт знает куда, черт знает зачем в огромный неизведанный мир, о котором оно даже не подозревало.
В поле зрения рядом с моими вымокшими ботинками вдруг вошел хлюпнувший по грязной луже чужой сапог, за ним тут же появился второй и меня с головой накрыла тень. Несмотря на баню, которую я сам себе устроил, не решаясь хотя бы расстегнуться, внутри все похолодело, а по коже пробежала волна крупной дрожи. Одно движение длинных узловатых пальцев, и я уже сидел без шапки.
— Ты уже весь вспотел. Чего сидел-то? Дома ведь тепло уже, — с меня уже стягивали шарф. Я застыл от ужаса. Казалось, еще чуть-чуть — и я от перенапряжения перестану дышать. Когда страшилище с меня за рукав начало стаскивать куртку, я собрал все волю в кулак и выдавил-таки из себя жалкий дрожащий писк:
— Если вам нужны деньги… думаю, мы с мамой что-нибудь придумаем, но у нас небогатая семья. Не думаю, что мы сможем дать много…
— Зачем? Мне не нужны деньги, — с улыбкой сказал похититель, сворачивая мою куртку. — Поднимайся.
— За… Зачем? — В голову дало волной жара, я нервно поежился и впервые за долгое время поднял глаза.
— Вставай, говорю, — человек нахмурился и отложил мои вещи в сторону. — Куртку оставь здесь, — строго заявил он, когда я встал на ноги и потянулся за вещами. Он завел меня в какую-то комнату с заколоченным изнутри окном и прикрыл за нами дверь. В комнате обстановка была, как в обычной детской: односпальная кровать, письменный стол, небольшая тумбочка, несколько полок, встроенный шкаф с настежь распахнутыми дверцами, на стенах обои с рисунками, — но в то же время там было очень пусто не только для детской, но и для жилой комнаты в принципе. Она была пугающе безжизненной, жуткой.
— Садись, — похититель указал на кровать и, когда я сел, принялся шарить в карманах своей черной куртки. — Руки вытягивай.
— Ч… что?
— Что-что. Руки, говорю, вперед вытягивай, — он вытащил из кармана связку толстых шнурков. У меня ком подкатил к горлу, а на глаза навернулись слезы, я боязливо протянул дрожащие руки, после чего он начал старательно заматывать запястья веревочками.
— Зачем я вам нужен? Что вы собираетесь делать? — из-за слез, застилавших мне глаза, я мог видеть только размытые колеблющиеся пятна.
— Ровнее держи, — он потянул мои пальцы вверх, приподнимая опустившиеся руки. — Не туго мотаю? Не хочу, чтоб у тебя руки перетянуло. Тогда кровообращение нарушится и они могут отмирать начать.
Я шумно втянул носом воздух, инстинктивно дернув руки на себя. Слезы уже лились по щекам, а в носу щипало, мурашки то и дело пробегали по спине, превращаясь в некое подобие судорог — меня трясло.
— Ладно, я все равно уже закончил. Ну так что, не туго? — Я чувствовал пристальный взгляд. Помотав головой, я захлюпал носом и принялся вытирать щеки рукавом свитера.
— У тебя тут душ есть вон там, за дверью, если что… — Жуткий тип умолк. Какое-то время он просто неподвижно смотрел на меня, потом снял с меня очки. Я слышал, как они брякнули о столешницу.
— Вы мне не ответили, — запинаясь и всхлипывая, промямлил я.
— Ты о чем? — Моего лица коснулась какая-то тряпка, отчего меня передернуло как от удара током. Похоже, он чем-то вытирал мне слезы.
— Я спрашивал, что вы собираетесь со мной делать, — выдавил я из себя сквозь всхлипы, громко швыркая носом. — Вы меня у… убьете?
— Ты знал? Намеренно человека убить достаточно трудно, не имея определенной физической подготовки или каких-либо приспособлений под рукой, особенно если не знаешь, куда бить, — выдал он после долгого молчания. — В фильмах показывают, как люди в битве разлетаются как помидорки от одного удара. Все врут. У людей достаточно прочная кожа, не говоря уже о мышцах и костях. Даже если бить кого-то битой или утюгом, вероятность того, что ты быстро с ним расправишься, очень мала.
После этих слов у меня случилась истерика. Я забился в угол кровати у стены и громко ревел, дрожа от ужаса. Он больше ничего не говорил, он не стал меня трогать, просто повернулся и вышел, захлопнув за собой дверь. Не помню толком ничего из того, что было дальше. Я наревелся и уснул от усталости, потому что не рыдал так лет с пяти, хотя удивительно было, как я вообще смог уснуть в такой ситуации. Наверное, о себе дала знать пара бессонных ночей, которые я посвятил своему несчастному реферату. Честно говоря, я до сих пор так и не понял, зачем он тогда мне это сказал.