ДРУЗЬЯ МОРЯ. Часть вторая. КИРИОН

Фэамир ждал в комнате Кириона и читал какую-то книжку для лекарей. — Долго вас не было. — Он встал и поклонился Принцу. — Что опять случилось?.. — Оно и не проходило, — тихо ответил Кирион и начал переодеваться в домашнее. — Что сказать, чтобы тебе приготовили на ужин? — Какая разница… — Такая. Ты очень плохо ешь. — Я не могу есть. — Скоро через тебя будут видны предметы. Кирион отмахнулся. — Милорд, — обратился Фэамир к Деду, — пожалуйста, поговорите с ним. — Хорошо. Юноша вышел из комнаты. — Кирион, Фэамир прав. Если ты хочешь помочь Инзиль, у тебя должны быть хоть какие-то силы. — Я попробую. — Хочешь, я поужинаю с тобой? — Спасибо, милорд. Я буду рад. Через час слуги принесли ужин. Фарамир с внуками сел за стол. — Я тебя с ложки кормить буду, — не выдержал Фэамир. — Все, я ем, ем. — Мне кажется, милорд, лучше нам увезти маму и Кириона в Эмин-Арнен, — произнес юный лекарь, — пусть сидят в саду. — Маме там точно лучше, — согласился Принц. — А ему? Сидит у окна с тоскливой миной. Лучше бы в Саду страдал. На свежем воздухе полезнее. — Фэамир, прекрати. — Уже давно лето… Маму нужно отвезти в Пеларгир, и Кириона лучше всего лечит море, — произнес Фарамир. — Вы правы, милорд. В Городе им точно не место. — Мне нужно… Мне нужно кое с чем разобраться, — произнес старший внук. — Маме плохо в Городе, а она без тебя никуда не поедет. Я буду с вами. Дедушка тоже постарается присоединиться. Кирион вздохнул: на споры у него не осталось сил. Следующие дни юноша, в основном, сидел с матерью, но ему было больно видеть ее постаревшей и немощной. Также она ждала, чтобы он поделился с ней пережитым, но ему не хотелось рассказывать ей про Инзиль и расстраивать еще сильнее. Он старался читать ей, но ей могла читать и Амариэ, и Кирион не знал что делать. Оставшееся время он проводил с Палантиром и наконец, спустя несколько дней, все же нашел город, а потом и дом, где он провел полгода в заключении. К его огромной радости, Инзиль была жива. Но, насколько он мог рассмотреть, она была печальна. “Как жаль, что она не чувствует, что я вижу ее… Возможно, ей стало бы чуть легче…” Закончив, он подошел к Деду. — Нашел? — Да… — Я рад. — Она такая грустная… Обидно, что через Палантир невозможно ничего передать. — Для этого нужен второй Палантир. — Милорд, а Вы видели меня в Восточной крепости? — Да. — Я догадывался и надеялся на это, но ничего не чувствовал. — Ребенком я чувствовал, когда на меня смотрел Саурон… Но мы не майа, и наш взгляд не ощущается. Кирион кивнул. Теперь он каждый день находил Инзиль и смотрел на нее. “Если можно почувствовать злобу во взгляде, то почему не почувствовать любовь? Я, конечно, не майа, и мой взгляд слабый, но я так люблю ее”. Один раз он увидел ее с Гнаружином, и у него не осталось сомнений в том, что тот знает о роли девушки в его бегстве. За много миль от Минас-Тирит, в далеком Харадском царстве Инзиль сидела в комнате Кириона. У Гнаружина не возникло сомнений в том, откуда у юноши появился кинжал, и после короткого “следствия” она была заперта в комнате, в которой прежде обитал гондорец. Она была рада этому, но это же причиняло ей боль, так как все в этом опустевшем без него месте напоминало о нем. Раз в день ее по-прежнему выводили в Сад, но теперь она сидела там в одиночестве, вспоминая, как они были там вдвоем, как Кирион ложился и смотрел на облака… Время шло, ребенок начал толкаться, но и эта радость была омрачена тем, что она знала, что будет жива, только пока малыш у нее в утробе. В один из дней князь спустился к ней в Сад. — У меня известия с Севера, — усмехнулся он, — твой возлюбленный благополучно достиг Гондора, и Король простил его. Она не ответила. — Он тебя безжалостно использовал. Теперь ты умрешь, а он спокойно женится на гондорке. В него влюблена королевская дочь, и скоро он станет зятем Элессара. Неужели ты поверила в его чувства к тебе? — Вы сами говорили, что они верные и преданные, отец. — Верные и преданные гондоркам. Мы для них не люди. Мы — недостойные умбарцы, которые, по их мнению, намного ниже, которых можно убивать, лишать родной земли... Предавать… — добавил он. Инзиль молчала. — Если ты думаешь, что он соберет армию и вернется за тобой, ты глупа и наивна. Они не собираются идти на нас войной. Тем более ради тебя. — Вы приказали мне соблазнить его… Понести от него ребенка… — Ты все сделала правильно. Но тебе не следовало помогать ему бежать. — Я полюбила его. Вы же хотели его убить или искалечить. — Ты погубила себя. Теперь ты умрешь, а могла бы жить в почете, как мать моего наследника. Ты ведь все равно лишилась его. “Вам не понять… Вы не знаете, что такое любовь… Ведь любовь – это когда ты хочешь, чтобы счастлив был тот, кого ты любишь… И тебе его жизнь и счастье дороже своих…” Гнаружин внимательно смотрел на нее. Инзиль действительно была его любимой дочерью, и ему было по-своему жаль ее. Юная, прекрасная и печальная, она доживала последние месяцы своей короткой жизни. Князь знал это, но не собирался изменять обычаям и щадить ее. Скоро ее увели. Оказавшись одна, она горько заплакала. Ей хотелось жить, ей хотелось нянчить своего ребенка, видеть как он растет. И как же ей хотелось снова хотя бы издали взглянуть на Кириона… “Он благополучно добрался домой… Король простил его. Я должна радоваться этому. Ведь он жив и наконец встретился с дорогими и любимыми людьми. Что же до принцессы, — Инзиль судорожно вздохнула, — то не я ли просила его сделать меня счастливой даже на час… Он же был со мной несколько месяцев. Он подарил мне полгода любви и счастья. И я благодарна ему за это… Лучше полгода быть счастливой, чем всю жизнь прожить, не зная любви”. — Опять ты совсем больной… — проворчал Фэамир, глядя на Кириона, когда тот вернулся к себе. — Дрожишь… Жара нет? — Он потрогал брату лоб. Кирион помотал головой. — Всё, едем в Пеларгир, — заявил юный лекарь. — Пожалуйста, Фэамир… Мне и так тяжело… — Вижу, братик, вижу. И очень хочу тебе помочь. Еще через день Кириона вызвал Король. В назначенный час юноша появился во Дворце. Его на этот раз легко пропустили, но приказали отдать кинжал, а перед входом в покои Элессара дополнительно обыскали. Впрочем, сам хозяин встретил его любезно, сразу же предложил сесть, велел принести вино и закуски и вежливо и даже довольно участливо расспросил юношу о его здоровье и здоровье матери и родных. — Эльвинг уже почти пришла в себя, и я хочу еще раз поблагодарить тебя за то, что ты нашел силы прийти к ней. — Я рад слышать это, милорд, — учтиво ответил гость. Элессар внимательно посмотрел на него. “Неужели он не питает к ней никаких чувств? Как можно быть настолько равнодушным, когда в тебя влюбляется такая красивая девушка, и притом дочь эльфийки и могущественнейшего из Королей? Хотя он все еще подавлен… Возможно, дело в этом”. — Я позвал тебя еще и затем, чтобы обсудить ситуацию в Харондоре. В целом, ты прав, и то, что в гондорских землях безнаказанно действуют разбойники, никуда не годится… Но ведь ничего подобного не происходило много лет. — Князь Гнаружин хвастался мне, что одна из его жен — гондорка. Ее похитили с харондорского побережья пираты и продали ему. С ней были похищены еще три девушки. Значит, в Харондоре никогда не было безопасно. — Когда их похитили? — Я не знаю точно, но более двадцати лет назад, милорд. — Я не помню, чтобы мне докладывали об этом, но верю тебе. Часто люди на местах не хотят уведомлять вышестоящих о нежелательных происшествиях, делая вид, что во вверенных им землях все прекрасно. Вполне возможно, что это случилось при наместнике Илверине, который всегда сообщал мне о процветании Харондора и никогда – о неприятностях. — Его казнили перед моим рождением… Значит, больше двадцати шести лет назад. Хотя, возможно, это случилось еще в его времена. “Король говорит мне “ты”, — внезапно заметил Кирион. — Почему?” — И ты совершенно прав насчет Гнаружина. Он должен был лишиться жизни много лет назад. И это нужно довести до конца. Тем более, он снова поднял голову. — Милорд, насколько я понял, князь Гнаружин необыкновенно хорошо осведомлен о том, что происходит в Минас-Тирит. По-видимому, у него много шпионов, и, что самое страшное, они есть и среди высоко стоящих людей. Например, он знал даже о причинах моей службы в Харондоре. Король бросил на него пронзительный взгляд. — Ты считаешь, что у него шпионы в Минас-Тирит? — Возможно, и в Цитадели. Я не стал бы исключать даже членов Совета. — В членах совета я уверен, — возразил Король, — и твоя служба в Харондоре не обсуждалась на Совете. Это может быть гвардеец или один из писарей. Кирион кивнул. — Пока мы не вычислим предателя или предателей, мы не можем ничего предпринимать. Они немедленно предупредят Гнаружина. — Увы, Вы правы, милорд, — согласился юноша. — Когда мы выявим шпионов, можно будет продумать, как избавиться от Гнаружина и раз и навсегда покончить с умбарской угрозой. — Да, милорд, но все же это нужно сделать как можно скорее... Кто знает, что может прийти ему в голову. — Я понимаю тебя. Князь уже не раз вмешивался в твою судьбу самым губительным образом, — произнес Король. “Ничего Вы не понимаете… Мне дорог каждый день, каждый час!..” Вернувшись от Элессара, Кирион направился к Деду. — Как принял тебя Король? — спросил тот. — Для себя весьма любезно, милорд. — Может быть, это и неплохо. — Не знаю… Он обращался ко мне на “ты”... Похоже, он смирился с тем, что я стану его зятем. Но я не хочу и не могу им стать. — Ты ничего ему не должен. Нам нужно как-то дотянуться до Гнаружина и спасти Инзиль. — Милорд, помните, я говорил Вам, что у того есть свои люди в Минас-Тирит… — Да. — Вы же знаете всех членов Совета Минас-Тирит. — Я уже думал над этим. Нет. Этот человек не из их числа. — Элессар тоже так думает. — Нет, этот человек стоит ниже, но, по-видимому, находится в Цитадели. — Кто-то из секретарей? — Возможно. Туда не настолько тщательно подбирают людей, как в Гвардию. А зря. — Элессар предположил, что это может быть и один из гвардейцев. — Не думаю, но с гвардейцами иная проблема. Присутствуя на Советах, стоя на страже у личных покоев Короля, они много знают. Твой отец не раз жаловался мне на их разговорчивость. Возможно, на площади в базарный день они и не станут болтать об услышанном. Но поделиться чем-нибудь интересным с человеком, который тоже служит в Цитадели… Вполне. На следующий день Кирион пригласил к себе Гвиндора, его сыновей, а также Эделиона. — У Гнаружина есть шпион в Цитадели. — Ты уверен?! — удивился Гвиндор. — Он удивительно осведомлен обо всем, что происходит здесь. Вплоть до личных разговоров Короля. Гнаружин знал, например, почему меня выслали в Харондор. — Личные разговоры Короля?.. — Не с супругой, конечно. Но с тем же казначеем, например. — Если разговор идет в приемном зале, то там дежурят гвардейцы… Не хочешь же ты сказать, что кто-то из гвардии Цитадели?.. — Элессар не исключает этого, но Принцу кажется, что это кто-то из писцов… — Кирион вопросительно взглянул на Даэрона. — Но писцы имеют дело лишь с документами. На Советах присутствует только мастер Финдегил — главный летописец и иногда его помощник. Личные беседы Короля точно проходят мимо нас, – ответил тот. — Но ведь писцы и гвардейцы могут общаться. И не только, если они из одной семьи… — Кирион улыбнулся. — Прошу вас быть предельно наблюдательными. Если что-то или кто-то покажется вам подозрительным, немедленно сообщите мне, капитану Аксантуру или принцу Фарамиру. Эделион и сыновья Гвиндора вышли, а сам капитан задержался. — Как ты себя чувствуешь? — Наверное, я должен поблагодарить и ответить, что мне лучше… Но я не могу себя хорошо чувствовать, когда мама в таком состоянии, а Гнаружин на свободе и, более того, в курсе всех событий. — Ты сделал все, что мог, Кирион. — Нет, капитан Гвиндор, я пока сделал ничтожно мало. — Не бери на себя слишком много… Конечно, тебе пришлось рано повзрослеть. Но Гнаружин должен быть головной болью Элессара, а не твоей. Когда дверь за Гвиндором закрылась, в комнату вошел Фэамир. — Давай все-таки отвезем маму в Пеларгир… — Конечно, ей там будет лучше. — Она не поедет без тебя. — Я не могу пока уехать из Минас-Тирит. — Почему? — У меня есть дела. — Какие еще дела? Что может быть сейчас важнее маминого состояния? — Прости, Фэамир. — Я понимаю, что этот гад сначала взял в плен отца, и тебя чуть не утопили. Потом он приказал похитить тебя и столько времени удерживал. Но сейчас пару месяцев можно подождать. Он был на свободе четырнадцать лет – что дадут эти месяцы? — Мне важна эта пара месяцев! — Не нервничай так. — Если бы ты знал… Фэамир пристально взглянул на него. — Чего же я не знаю?.. — Ничего, — отмахнулся старший брат, подошел к окну и теперь смотрел невидящими глазами вдаль. — Братик… С тобой что-то творится. Я хотел бы знать, что случилось. Ведь я хочу тебе помочь. — Ты не можешь мне помочь. — Я вырос, Кирион, мне уже восемнадцать. — Фэамир подошел и положил ему руки на плечи. — И я ужасно тебя люблю. Ты можешь полностью доверять мне. Я болтать не буду. Кирион колебался. — Хорошо. — Он резко обернулся к брату, — Ты сам напросился. У Гнаружина осталась моя жена, и она ждет ребенка. Тот ахнул и теперь смотрел на него широко распахнутыми глазами. — Но… — Она дочка Гнаружина. И была… моей тюремщицей, если можно так сказать. — Ты спал с дочкой Гнаружина… — тихо произнес брат. — Да. И я не собираюсь оправдываться ни перед тобой, ни перед кем-либо еще. В следующий раз думай, когда лезешь человеку в душу. — Дедушка знает? — Да. И еще ты. О чем я сожалею. — Прости. Я не хотел осуждать тебя… Это так неожиданно… — Ребенок родится в сентябре. Если я не успею освободить их к тому времени, то потеряю навсегда. — Ты… Ты любишь ее? — Начинается… — Кирион поднял глаза к небу, а потом, хлопнув дверью, вышел. Он сбежал по лестнице, вышел на улицу и поднялся на смотровую площадку над Фонтанным Двором. Вначале он смотрел на юг, а потом на Эмин-Арненские холмы. Тревога угнетала его. Время неумолимо уходило, а он еще понятия не имел, как может помочь Инзиль. (C) 2020 murzwin