***
— Не смейте указывать мне, с кем и когда я должен спать! Я взрослый человек и разберусь с этим сам без ваших рассуждений о том, кто и зачем мной манипулирует. Лучше бы вы… Список под названием «Лучше бы вы, миссис Уизли» оказался большим. По мнению Гарри, ей следовало бы уделять внимание мужу и своим детям и заниматься воспитанием дочери, чтобы та не смела марать имя честного человека грязной клеветой и лезть в чужие дела (после этих слов Джинни, прежде грозная в своей праведной ярости, выбежала из кухни в слезах). Молли следовало бы поинтересоваться, для кого Гарри освобождает спальню по ночам, а также позаботиться о Джордже, который теперь хоронит себя заживо. И ещё много, много чего, по мнению Гарри, ей делать бы определённо не стоило. Например, относиться к нему, как к бестолковому ребёнку, следить за ним, а также нападать на Сириуса с оскорблениями и угрозами за то, что должно оставаться только их с Гарри личным делом. Возможно, уже скоро Гарри станет безумно стыдно за все те жестокие слова, которые вырывались из его рта в тот вечер, но сейчас его переполняло странное чувство триумфа. Не того — скорбного, горького облегчения вместе с физическим и духовным изнеможением, а упоения победой какой-то высшей силы над всей этой… — Ты сошёл с ума, Гарри? Как я упустила это? Как я позволила ему делать с тобой это прямо у меня под носом? В моём доме! В моём доме происходит такое, а я должна молчать? Артур, ну скажи ты что-нибудь! — кинулась к мужу раскрасневшаяся от крика и гнева Молли, но, не получив поддержки, снова направила всё свое негодование на Гарри. — Сколько это продолжается? Скажи мне честно, мой мальчик… — Я не ваш мальчик! Я не ваш, ясно вам? Если я и чей-то, то только его! Сириус, всё это время сидевший мрачной, неподвижной фигурой за столом и скорбно жевавший Отрезвляющую Жевательную Резинку (изобретение Джорджа, которому она теперь пригождалась всё чаще и чаще), вскинул голову. Волосы — встрёпанные от (вполне удачных) попыток Молли в них вцепиться, губы — исцелованные, а за последние полчаса искусанные до крови, всё тело напряжено. Сириус был похож на загнанное в угол дикое животное, парализованное страхом. Но в любую минуту Зверь был готов броситься на обидчика, сбить с ног, вцепиться в горло и грызть, грызть, грызть, пока не прогрызёт себе путь к свободе. Блэк посмотрел на крестника так, словно увидел его впервые, — испуганно, удивлённо, непонимающе и (самую малость) растроганно. Гарри, на миг остолбеневший под пронзительным взглядом синих-синих глаз, не стал разбираться, заблестели ли они тогда от влаги или же ему просто показалось. — Гарри, он манипулирует тобой, как ты не понимаешь? — не унималась миссис Уизли, по очереди заглядывая в лица Рона, Гермионы, Перси и Артура, будто спрашивая у них, думают ли они так же. — Это не имеет никакого отношения к привязанности, к любви! К тому, что должно быть между крёстным и крестником, Гарри! Ты ведь позволяешь ему делать с собой это, потому что тебе нужна родительская любовь… Договорить она не успела. — Не смейте, — Гарри сказал это тихо, но все присутствующие тут же повернулись к нему. — Не смейте приплетать сюда моих родителей. Сириус был папиным другом, и даже если бы… — горло болезненно сдавило, и его голос прозвучал хрипло. — Отец бы понял. Они бы поняли, слышите? А теперь прочь с дороги! — если бы миссис Уизли вовремя не отскочила в сторону, то наверное Гарри на самом деле бы её оттолкнул. Быстро поднявшись по лестнице, он завернул в ванную, захлопнул за собой дверь и, прислонившись к ней спиной, замер, вслушиваясь в голоса, доносившиеся с первого этажа. Откуда-то сверху, должно быть, из спальни девочек, слышались громкие, подвывающие всхлипы. Это была Джинни, получившая по заслугам за свою выходку. Что это было? Искренний испуг или плохо продуманная месть? И всё же Гарри был ей благодарен. Не завопи она, как резанная, на весь дом, не позови мать, не настучи на них, не напридумывай, будто бы они с Сириусом совокуплялись в том проклятом чулане, он бы никогда не решился порвать с ней в открытую. А тут такой подарок — семейный скандал, как не воспользоваться ситуацией? Вот только, во что это всё выльется теперь, даже думать было страшно. Гарри пытался восстановить сбившееся дыхание, но ничего не выходило. Скандал на кухне продолжался, и теперь его центром снова стал Сириус, который отчего-то не уходил оттуда, а покорно сносил всю ругань, оскорбления и ненавидящие взгляды. А вот в эту словесную экзекуцию вступил Перси. — И хотя, с точки зрения закона, вам, мистер Блэк, не смогут предъявить обвинения со столь небольшой доказательной базой, однако лично я… — говорил он своим самоуверенным, официальным тоном. Гарри пробрало до самых костей. Это всё до ужаса напоминало судебное заседание, и, наверное, поэтому Сириус всё равно сидел на этой чёртовой кухне, словно был прикован цепями к креслу обвиняемого перед полным составом судебной коллегии Визенгамота семнадцать лет назад. Молли никогда не любила Сириуса. И, как бы Гарри ни хотелось быть с этим несогласным, — она как будто чувствовала, во что в конце концов выльется вся эта история. Драклы бы побрали это её знаменитое материнское чутьё, что повернее тех волшебных часов, которые всегда сообщали о местонахождении каждого из Уизли. Ведь не хотела, чтобы её любимчик, её дорогой Гарри, перебирался к крёстному, старалась держать Блэка в поле зрения, всегда была настороже и всячески препятствовала… чему-то, что ещё тогда, несколько лет назад появилось между ними. Этому странному напряжению, всегда, сколько Гарри помнил, звеневшему в воздухе. Напряжение было похоже на магнитное поле. Однако, хоть и далеко не убежать, приблизиться было ещё сложнее. И вот теперь, когда всё наконец встало на свои места… — Гарри, ты там? Гарри, открой! — Гермиона передвигалась по дому практически бесшумно, а потому услышать её голос по ту сторону двери было неожиданно. Вздрогнув, Гарри отпрянул и привычным движением потянулся к карману куртки за волшебной палочкой. Да, палочкой, которая так и осталась лежать на обеденном столе вместе с другими. Поиграли в прятки, называется. — Если ты пришла, чтобы сказать мне, что мы грязные извращенцы, то… Гермиона не стала слушать. Задвижка не устояла перед простенькой Алохоморой, и Гарри, уже приготовившийся к ещё одной словесной перепалке, оказался стиснут в крепких объятиях. Лицо его утонуло в кудрях Гермионы, и их щекотки, запаха цветочного шампуня и дыма (видимо, про пирог всё-таки благополучно забыли, вот он и сгорел), было достаточно, чтобы Гарри перестала бить дрожь. — Почему ты мне не сказал? Ладно, Рону, он дурак и не поймёт. Но мне, Гарри! Ты думал, я не приму тебя такого? — он пропустил тот момент, когда Гермиона начала плакать, и теперь, растерянный и полузадушенный, пытался покачивать её, как маленького ребёнка. — Герми… Герми, это сложно. Всё так сложно… И стало сложным совсем недавно. Совсем недавно… — хрипло шептал Гарри, почти не открывая рта — иначе бы эти невозможные кудри оказались ещё и там. — Так… Значит, Молли сказала неправду? Сириус не… — Гермиона отпрянула так резко, как и минуту назад — обняла. Она внимательно заглянула Гарри в глаза, словно пытаясь поймать его на вранье. — Сириус не педофил. Нет, он не совратил меня, когда я впервые оказался на Гриммо. Нет, он ни к чему меня не принуждал. Он… — Гарри запнулся. Скандал на кухне становился всё громче и громче, и, кажется, медленно перемещался в коридор и двигался по направлению к лестнице. — Он самый лучший крёстный, Гермиона. Просто… Мне больше не нужен опекун. И… Знаешь, я даже рад, что он не был со мной с самого рождения. Гермиона посмотрела на него с непониманием, и до Гарри наконец дошло, какую ужасную вещь сморозил. Что за день сегодня, что он который раз не может не произносить нелепых фраз, которые значат не то, что должны? — Я имел в виду… То, что пережил Сириус, просто ужасно. И я отдал бы многое за возможность исправить ту несправедливость… Но я о том, что… — Гарри чувствовал, что снова начинает задыхаться. — Если бы я рос с ним, если бы он на самом деле заменил мне отца… — То ты бы чувствовал вину за то, что влюбился? Ты бы мучился гораздо сильнее? Я понимаю, Гарри, — Гермиона не дала ему договорить. Обнять Гарри второй раз ей помешал поток брани, донёсшийся с лестницы. Судя по шуму и крикам, Сириус ввязался в драку с кем-то из мужчин. Зверь всё-таки бросился в атаку и вцепился кому-то в горло.***
— Ты ничего ему не сломал. Так ему и надо, этой кабинетной мыши. Пока миссис Уизли и Джинни, тоже выбежавшая на крики из своей комнаты, пытались убрать с лица Перси синяк и прикладывали к его разбитой скуле холодную банку соленьев, Гарри нашёл на полочке в ванной спирт, вату и бинты. Сириус как-то умудрился сбить в кровь костяшки на обоих кулаках. Видимо, левой рукой он мазнул по стене, когда Перси удачно увернулся от первого удара. — А жаль… Вроде бы его должны были научить быть осторожным с тем, что он говорит. Сириус сидел на кровати, сцепив израненные пальцы в замок вокруг волшебной палочки и уперев локти себе в колени. Он всё ещё не мог успокоиться, и Гарри догадался, что в этой твёрдой хватке и устойчивом положении рук он прятал дрожь. — Дай сюда, — неуверенно попросил Гарри. — Я… Забинтую. Он не был уверен, что имеет право приходить к крёстному… вот так, после всего того, что случилось по его, Гарри, вине. Веди он себя прилично, не позволь он Сириусу, пьяному и расстроенному, спустить Зверя с поводка, не поддайся он, не дай волю слабости, не было бы всего этого. Не было бы ни скандала, ни обвинений в адрес Блэка, не было бы драки, разбитого лица Перси, сбитых костяшек Сириуса, плачущей Джинни, расстроенной и напуганной миссис Уизли, напряжённых и осуждающих взглядов Артура и Рона, встревоженной Гермионы… А ведь эта ситуация рано или поздно будет предана огласке. Сначала узнает кто-то из своих, из Ордена. Например, Тонкс, которая приедет сюда завтра на День Рождения Гарри. С ней, конечно же, будет Ремус. Как Сириус будет смотреть в глаза своему другу после того, что они натворили? После того, что Гарри натворил. Завтра приедет Джордж. Билл с Флёр, с трудом выбив себе срочный международный портключ, специально вернутся из Франции, чтобы поздравить Гарри. Возможно, заглянет Кингсли. Всего на полчаса, как и всегда, лишь для того, чтобы лично пожелать Герою Британии благополучия… — Иди сюда. Садись, — привычно и так родно Сириус похлопал по одеялу рядом с собой. Он заметил, что Гарри задумался, а затем впал в какой-то панический ступор. А это нужно было исправлять как можно скорее. Блэк поманил его к себе и ободряюще заглянул ему в глаза. Вроде бы подействовало. Гарри сел. Сначала сел туда, куда велел Сириус, а затем подвинулся ближе — вплотную соприкоснувшись своим бедром с его, прижавшись боком, ткнувшись плечом в плечо. Было тепло. И до жути волнительно. — Будет немного больно, но зато никакая зараза не попадёт в кровь, — он шепнул это Сириусу почти что на ухо. Губами неощутимо коснулся его волос, а сам потянулся к пораненным рукам, мягко сжал левое запястье. — Плевать, — хрипло и едва слышно шепнул Блэк, не поворачивая головы. Он будто бы не хотел спугнуть эту заботливую, робкую откровенность, которая была видна в каждом движении Гарри. Боясь, что Сириус скоро выйдет из оцепенения и не позволит ему разводить эти щенячьи нежности, такие необходимые именно сейчас, Гарри торопливо открутил крышку у бутыли со спиртом и щедро плеснул её содержимого на ватку. Задержав дыхание, словно это его раны сейчас будут гореть огнём, он начал осторожно обрабатывать стёсанные костяшки. Блэк не издал ни звука, не вздохнул, не шевельнулся. Не остановил. Тогда Гарри, обнадёженный и более уверенный, прижёг последнюю ранку на указательным пальце и, забрав руку Сириуса себе на колени, взялся за бинты. У Гарри, невнимательного в моменты волнения, была одна дурная привычка. Он не затворял за собой двери. И когда Гермиона, по обыкновению тихо поднялась на третий этаж в поисках Гарри, ей хватило одного взгляда в сторону спальни Сириуса, чтобы понять: тревожить этих двоих сейчас не стоит. У неё не нашлось наглости прервать их, повалившихся поперёк постели, вцепившихся друг в друга, сплевшихся руками и ногами. А Гарри, счастливый, раскрасневшийся и возбуждённый до предела, только и мог, что пытаться (лишь пытаться) отвечать на голодные, рваные поцелуи. Впрочем, он не жаловался — трезвым Сириус целовался ещё лучше. В чувство их привел очередной взрыв криков и ругани, донесшийся с первого этажа. Гермиона вернулась, сообщив, что так и не нашла ни Гарри, ни Сириуса. Несколько долгих секунд Блэк ошарашенно всматривался в раскрасневшееся мальчишеское лицо напротив. Его тяжёлое дыхание касалось губ Гарри, и это вовсе не помогало прийти в себя. А затем, всё же вспомнив, где они находятся, рывком сел на кровати и раздасадованно рыкнул: — Собирайся, Гарри! Да, складывай всё. Мы едем домой! Ноги моей здесь больше не будет!***
Гарри, с горящими от смущения и волнения щеками, стоял на пороге Норы и жадно вдыхал вечернюю прохладу. В нагрудных карманах джинсовой куртки — по уменьшенному чемодану, его и Сириуса. Он старался сосредоточиться на том, как стрекотали сверчки в высокой траве, как кудахтали и возились запертые на ночь куры. Из дома всё ещё доносились голоса. Тихий и уверенный — Артура, высокий и полный слёз — Джинни, растерянный — Рона (тот всё ещё пытался успокоить мать). Гермиона и Перси молчали, и Гарри решил, что будет считать это своеобразной поддержкой. Проводить его никто не вышел, только Герми ещё раз обняла его в коридоре, пока никто не видел. Но это даже было к лучшему. Гарри бы не выдержал очередной схватки с миссис Уизли или кем бы то ни было ещё. Было уже около десяти, но солнце пока не спряталось за горизонт. Закат — самая лучшая декорация для того, чтобы уехать оттуда, где тебе больше не рады. Гарри то и дело посматривал на покосившийся гараж, в котором исчез Сириус. Там Артур держал его мотоцикл, и теперь Блэк, должно быть, готовил его к полёту. Раскатистый, глубокий, почти звериный рык, донёсшийся из гаража, заставил замолкнуть и сверчков, и птиц, и самих Уизли, всё ещё споривших на кухне. Блэковский мотоцикл наконец-то проснулся.