Друг из колбы

Полутемные коридоры с плохо работающими, жужжащими неоновыми лампами были ему родным домом. Наверх можно было выходить только на задание, а по коридорам ходи не хочу. Но вот двери, куда он мог зайти, были по большей части закрыты, поэтому и оставалось ходить по коридорам. В эту часть базы Зимний заходил редко, потому что тут было откровенно скучно. До следующей миссии его решили не замораживать, техники от него предпочитали шарахаться, а бойцы занимались своими делами, и Зимний Солдат был им совершенно не интересен, а может быть, и опасен. С ним никто не разговаривал, кроме как по делу, считалось, что с оружием болтать не нужно, но и запирать его в отдельной камере не запирали. Зимний был спокойным, даже флегматичным, когда не работал над заданием, и бродить по базе ему не запрещали, правда, чётко объяснили границы, куда заходить можно, а куда нельзя. Зимний и правда был флегматичный, он просто не видел смысла говорить с кем-то, они всё равно его бы не поняли, ведь кто из них мог понять киборга с прожаренными мозгами, который не знал себя кроме как оружием. Но даже оружию нужен отдых, пулемёты, и те поливали водой, чтобы дать остыть. Вот и Зимнему давали остывать, и он бродил-бродил, пока не наткнулся на незапертую лабораторию, включил свет, и под потолком противно зажужжали лампы. Зимний терпеть не мог эти лампы, но они были повсюду, поэтому он привык. Просто привык, как привыкал ко всему. К холоду севера, жаре юга, дулу у виска, когда от него нужно было особое подчинение, ко всему, потому что так было нужно. Он иногда думал о другой жизни, о той, которая то ли была, то ли могла бы быть, Зимний не знал. А потом его снова прожаривали, и мысли исчезали, сменяясь коридорами, по которым он ходил. Зимнему иногда становилось интересно, что бы было, если бы его не обнуляли, но потом снова была машина, снова боль от разряда тока и снова коридоры, коридоры, коридоры. В лаборатории стояли резервуары, большие и маленькие. Наверное, когда-то в них что-то хранилось, но сейчас все они были пусты. Зимний флегматично прошёл вдоль стен, оставляя живыми пальцами дорожки в пыли. Он прошёл почти до конца, когда увидел небольшой резервуар, а, скорее, большую колбу, в которой плавала подключённая голова с куском позвоночника. Голова была с закрытыми глазами, но черты лица, когда-то хищные, а теперь расплывшиеся от раствора, в котором голова хранилась, распухли, но не потеряли окончательно своей привлекательности. Колба была подключена к чему-то, поэтому Зимний трогать её не стал, только стёр изрядный слой пыли, чтобы лицо было лучше видно. Тонкие губы застыли, кажется, в ироничной улыбке, но Зимний мог ошибаться. Черные волосы плавали в растворе, напоминая щупальца медузы. Зимний долго стоял, рассматривая голову в колбе, поглаживал стекло, разделявшее её и себя, и не уходил. Кто-то увидел открытую дверь, глянул, что происходит внутри, но увидев мирно стоящего там Зимнего, решил уйти, пока его не заметили. Зимний, конечно, заметил, что его хотели потревожить, но не стал отвлекаться. Что такого в этой голове было интересного, никто не знал, но Зимний к ней зачастил. Он перестал шариться по коридорам, пугая всех подряд, когда у него не было дел. Он иногда вспоминал, что где-то не здесь, с совсем другими людьми, говорящими на другом языке, он был занят почти постоянно, у него не было времени прохлаждаться, а здесь, в Америке, — да, он был хорошо осведомлён, где находится, — было, если можно так сказать, скучно. Но теперь Зимний нашёл себе занятие. Он часами мог просиживать рядом с головой, глядя то на неё, то в потолок, но больше на неё. И даже после обнулений в голове Зимнего что-то оставалось, и он снова, отмытый и переодетый, шёл в лабораторию, в которой стояла колба с головой. Заметив это, кто-то из старших приказал переместить колбу, а Зимнего обнулить, но даже после этого он перешерстил всю базу, перепугал техников, даже попытался кого-то убить, но молчал, когда его спрашивали напрямую, что ему надо. А потом кто-то из старых служащих догадался и привёл в лабораторию с головой, на которой даже имени не было подписано. Зимний успокоился и снова стал проводить время у колбы с головой. Так шло время, никто уже не пытался понять, для чего Зимний проводит время с головой. Зимний и сам не знал, зачем он сидит с этим обрубком, но с ним ему было спокойнее. — Долго не обнуляли, — однажды сказал он голове, погладив стекло живыми пальцами. — В мозгах много всего. Но обнулять… больно. Не хочу больше. Ты молчишь. Знаешь, я мало помню после обнулений. Иногда вообще не помню. Но помню тебя. Почему я помню тебя? Молчишь. Молчи. Это хорошо. Наверное. Прошло десять лет. Как мы познакомились, в смысле. Говорят. Ладно. Молчи. И Зимний снова молча сидел и смотрел на голову. Было ли ему о чём ещё сказать? Было, но он отвык говорить, поэтому предпочитал сидеть молча, прокручивая у себя в голове всякое разное, что можно было счесть его мыслями. Зимний пытался что-то вспомнить, но мало что получалось. Близилось крио, а перед крио Зимний всегда сидел напротив головы. Перед крио воспоминания были особенно сильны, но Зимний не мог разобрать их, они были странные, в них был человек, кажется, даже важный, но отчего-то Голова всегда была важнее. Голова тянула к себе, и Зимний шёл, чтобы снова сидеть и мысленно с ней разговаривать. Он даже не понял, когда Голова стала именем, а не просто описательным словом. Но Голова была другом. Молчаливым, безучастным, но другом. Само слово “друг” пришло к Зимнему из воспоминаний. Кажется, другом был мелкий блондин, но где он теперь, а Голова вот — всегда на месте, молча смотрит закрытыми глазами, что бы Зимний там себе ни думал, каждый раз смахивая с колбы живой ладонью слой пыли, который скапливался за его отсутствие. Иногда очень долгое, а иногда пыль почти не успевала собраться. Как-то раз Зимнего никуда не отпустили из его комнаты-камеры, в которой его почему-то всё равно не запирали, а приказали ждать. И Зимний послушался приказа, потому что Голова никуда не денется, будет ждать его, сколько бы ни прошло времени. Месяц, а может, год. Или два, иногда Зимний очень долго проводил в крио. А иногда долго не спал, но в это время у него была куча дел. Он творил миссии, совсем забывая про Голову. Кто-то однажды сказал, что Зимний — Микеланджело убийства. Сказал восхищённо. Кто-то из новеньких, Зимний не очень хорошо помнил его, он быстро умер, потому что был молодым и глупым, не послушался его приказа. А кто такой Микеланджело, Зимний попросту не знал. Он однажды спросил у Головы, знает ли он, но та, естественно, не ответила. Зимний не понимал, почему ему нельзя выходить, ведь всегда было можно, но спорить не стал. Когда он спорил, его обнуляли или иначе били током, а Зимний этого не любил, поэтому... Почему бы не подождать, не будут же они держать его здесь вечно. И Зимний ждал, размышляя, почему ему нельзя пойти к Голове, ведь там он совершенно никому не мешает, тихо сидит и думает, мысленно разговаривая с Головой. А иногда и вслух. Последний раз он рассказывал Голове о миссии, которую чуть не провалили, потому что тот, кто называл его Микеланджело от убийства, пошёл против приказа и подорвался на мине. Туда ему и дорога, в общем-то. Зимний не испытывал жалости к павшим бойцам, они были просто инструменты, как и он сам. Но он был дирижёром этих инструментов, он был важен, а они... Они, эти люди, были важны, пока были живы, мёртвые уже ничем не могли ему помочь, кроме как прикрыться их телом, чтобы пройти под огнём. Раненые тоже должны были выложиться на полную, тяжелораненые помогать по мере сил. Те, что не доживут до конца боя, — отработанный материал. Однажды Зимний услышал, как один из бойцов сказал, что он, Зимний, бездушная тварь, потому что гнал вперёд, не зная пощады. Больше Зимний этого бойца не видел, наверное, перевели в другое место, потому что с Зимним работали только те, кто понимал его, принимал его таким, какой он есть, без сантиментов или желания найти в нём человека. Зимний знал, что он не человек. Он важный, нужный, но инструмент, и когда он выработает свой ресурс, его заменят. Положат ли навечно в крио или убьют, он не знал, но и то, и другое было ему почти безразлично, почти, потому что Зимний хотел бы попрощаться с Головой перед этим, объяснить, что больше не придёт, успокоить Голову, хотя вряд ли та могла волноваться. Но Голова стал ему другом, как тот, из воспоминаний. Голова был важен, дорог. Даже после обнулений Зимний шёл к Голове, и все понимали, что когда-нибудь обнуление не поможет, просто не сработает, и именно тогда всё и закончится, в этом Зимний был уверен. Но сейчас он сидел у себя и просто ждал. Вряд ли бы так долго готовились к тому, чтобы заморозить его навсегда или убить, значит что-то другое. — Зимний, — позвали его, — в процедурную. В процедурной было кресло, стирающее его память. Зимний нехотя поднялся, артачиться не было никакого смысла, и пошёл за Уолшем, этот мужик подтянутый, сухой и высокий, работал тут уже несколько лет и Зимнего совершенно не боялся, но относился к нему как-то странно. Зимний не мог подобрать нужного слова, но ближе всего было "уважение". — Обнуление? — решил узнать свою судьбу Зимний. — Нет, — Уолш усмехнулся. — Знакомство. — Новый командир прикрывающих? — Зимний почувствовал, как его отпускает. Значит, не обнуление и не заморозка навсегда. Конечно, ему могли соврать, но Уолш врать совершенно не умел, не ему, поэтому Зимний даже проявил интерес к тому, что происходит. — Нет, я не знаю, кто это для тебя, — ответил Уолш, — но вас хотят познакомить. Зимний промолчал, вышагивая рядом с Уолшем по знакомым коридорам. Его перевозили с базы на базу только раз, и это было до Головы, и Зимний, ложась в крио, боялся, что его снова перевезут, и Головы там не будет. Тогда он снова будет совершенно один, а Зимний привык уже к своему молчаливому собеседнику. Войдя в процедурную, Зимний не ожидал ничего, просто не знал, чего именно можно ожидать. Его знакомили только с командирами группы поддержки и с новым куратором, иногда с группой бойцов, но это никогда не сопровождалось сидением в своей камере и длительным ожиданием. Каково же было удивление Зимнего, когда он увидел Голову. Но при теле. Тот стоял рядом с креслом, в одних штанах, сухой, поджарый, и ещё какое-то слово, Зимнему не к чему было применять, но вот сейчас оно подошло в самый раз. Голова был красивый. Лицо, теперь не искажённое раствором и стеклом, обрело яркие хищные черты, которые до этого прослеживались. Вообще на Зимнего Голова произвёл очень странное впечатление, его захотелось обнять, как старого друга, но он стоял рядом с Уолшем, не двигаясь. — Ну что же ты стоишь, Солдат? — обманчиво ласково спросил главный техник, Клаус. — Это твой напарник Кроссбоунз. Поздоровайся, как хороший мальчик. — Голова, — обратился к расслабленно стоящему перед ним другу, — Я Зимний. — Я Кроссбоунз, — ответил Голова, — глядя на Зимнего как-то даже обиженно. — Голова, — не согласился Зимний и повернул голову к Клаусу. — Кто он? Зачем? Меня списывают? — Нет, Зимний, — Клаус, совершенно не боясь, встал между ними, — мы решили, что тебе нужен напарник под стать, а с этим ты уже подружился. В общем, знакомиться будете в тренировочном зале. Оба за мной! И оба вместе с Уолшем двинулись по коридорам. Голова шёл расслабленно, а вот Зимний подобрался, он не знал, чего ожидать от Головы теперь, когда тот был человеком. Или не человеком, Зимний не знал. И как ему сделали тело, тоже не знал. Но зачем ему лишняя информация? Раз это теперь его напарник, нужно было как-то с ним... взаимодействовать. И в тренировочном зале узнать, что из себя представляет Голова, было лучше всего. Тренировочный зал представлял из себя просто здоровенную комнату с высокими потолками. Что было здесь до, Зимний не знал, но был уверен, что тренировочной её сделали просто из-за размера, чтобы было где развернуться Зимнему Солдату. — Ну, без травм, — потребовал Клаус и двое суперлюдей встали друг напротив друга. — Что ты умеешь, Голова? — спросил Зимний, вставая в боевую стойку. Голова отзеркалил её, явно готовый к какому-нибудь финту от Зимнего. Они медленно пошли вкруговую, не спеша нападать. Клаус и Уолш следили за ними во все глаза, тоже, наверное, не представляя, что будет дальше. А дальше бойцы кинулись друг на друга стремительно, тяжело сшибаясь. Подобный удар мог сломать обычному человеку кости, но эти двое только начали развлекаться, мутузя друг друга. Голова не уступал Зимнему в силе и ловкости, но вот сноровки и умения ему не хватало, похоже, он и до этого был хорошим бойцом, но не таким хорошим, как Зимний, а раз он его напарник, то нужно было его всему научить. — На сегодня достаточно, — когда Зимний взял Голову на болевой и тот хлопнул ладонью по бетонному полу. Из глубины пришло понимание, что нужно его отпустить, потому что сделал действительно больно, дальше только перелом. — Завтра будешь его всему учить, — заключил Клаус. — Можете пообщаться. Пять минут. Зимний привычно уставился на Голову, даже чуть улыбнувшись, и Голова улыбнулся в ответ. Между ними была связь, это Зимний чувствовал, и связь эта была глубока. И начались тренировки Головы. Им не давали поговорить друг с другом наедине, постоянно кто-то был рядом, поэтому Зимний молчал, хотя он много чего хотел сказать Голове, так и не привыкнув к тому, что его звали Кроссбоунз. Голова и всё тут. — Миссия, — объявил пришедший к ним в тренировочный зал куратор Пирс. — Давайте, времени пять часов на подготовку. Идёте оба. Обдумывать и готовить первоначальный план миссии Зимний любил один, но на этот раз решил взять с собой Голову, раз он напарник, надо было привлекать его ко всему. У Зимнего были мысли, что Головой его хотят заменить, но винить в этом Голову было глупо, а раз винить некого, то нужно было Голову научить всему, чтобы его не убили раньше времени. Или не списали. — Твои предложения, — теперь они были только вдвоём, склонившиеся над столом, на котором были разложены папки с фото и какими-то документами, была карта и ноутбук, не подключенный к сети. Зимний знал, что у них сейчас была вся информация, какую только смогли достать, даже снимки со спутника. Нужно было взять одну крепость, и взять максимально тихо. Людей у них было пятнадцать человек. И они двое. Голова посмотрел на него внимательно, словно в душу заглянул, и Зимний уже хотел было что-то сказать, что-то очень личное, что было только между ними двумя. Хотел спросить, помнит ли его Голова, слышал ли его редкие монологи, но тот ткнул пальцем в фото со спутника, где была видна вся крепость. — Мы знаем, какие силы против нас? — спросил он. Зимний перебрал пару бумаг, что-то клацнул на ноуте, выводя примерные силы противника. Голова глянул в повёрнутый к нему монитор. — Нас пятнадцать, плюс мы двое? — уточнил он. — Да, — кивнул Зимний. — А против нас в разы больше. Твои мысли? — Кинуть отряд прикрытия для отвода глаз, — Голова ещё раз глянул на соотношение сил, — самим уничтожить танки, их два, как раз по одному хватит, а дальше прикрытию будет легче. Пусть завяжут бой, а мы сделаем всё остальное. — Дельный план, — решил Зимний. — Но мы можем потерять весь отряд прикрытия. — Отряд хороший? — зачем-то уточнил Голова. — Хороший, — кивнул Зимний. Ему нравился этот отряд, он был собран пару лет назад, хорошо сбит и Зимнему очень не хотелось его терять. — Тогда план нужно пересмотреть, — задумчиво сказал Голова. — Разделим отряд на два, уберём танки под их прикрытием и двинем вперёд двумя организованными группами. — Уже лучше, — кивнул Зимний. — Откуда начнём? Они почти три часа обсуждали план, так и эдак прикидывая варианты, но наконец сошлись и дали знать, что пора готовиться к вылету. Когда они уже собирались выходить из "заседательного зала", как его называл сам Зимний, Голова поймал его за живую руку и одними губами прошептал. — Я помню тебя. Зимний успел разобрать эти слова, но понял, что обдумать их сможет только в дороге. А вот где они смогут поговорить действительно без свидетелей, он не знал. Раньше ему это было не важно, но сейчас, когда появился Голова, всё стало гораздо сложнее. Зимний чувствовал, что Голова что-то знает и хочет рассказать ему. Но что? И главное, зачем? Но сейчас думать было некогда. В полёте Голова не проявлял никакой инициативы, спокойно сидел в своём кресле. Бойцы слушали инструктаж по десятому разу, но не роптали, ведь от того, как они будут действовать, зависели их жизни. Эта группа не первый раз работала с Зимним, и каждый знал, что Зимний их защищать не будет, это они должны были прикрывать его, и уже пару лет успешно этим занимались. Зимний повторял их действия в дцатый раз, а сам поглядывал на спокойно сидящего Голову, пока не думая о том, что тот помнит. У них будет время поговорить, Зимний знал момент, когда над ним не было контроля, чуть-чуть, минут десять после того как они закончат зачистку крепости. Вот тогда они смогут поговорить. Жаль, что не так, как Зимний любил говорить с Головой. Высадились в указанной Зимним зоне и пошли брать штурмом крепость. Зимний делал своё дело. Шёл вперёд так, как было запланированно, видел Голову, которого так и называл в рацию, и группа поддержи подхватила именование. Голове было всё равно. Они шли вперёд, уничтожили танки без потерь личного состава, почти легко вынесли ДОТы, проходя вперёд, словно нож сквозь масло. Шли хорошо, крепость зачистили быстро, нужного человека Зимний пристрелил сам, пока Голова собирал документы и уничтожал информацию на компьютерах. Дело было сделано, они дали сигнал, что их можно забирать, и начались эти десять минут, которые на часах засёк Голова, тоже зная о них. Десять минут, когда можно было побыть просто собой, вытащив наушник, десять минут без присмотра. Десять минут жизни, которые раньше Зимнему были не нужны, потому что на базе его ждал Голова. А теперь Голова с ним рядом, и им нужны эти невероятно короткие минуты. — Я помню тебя, — сказал Голова. — Слышал тебя. — И что? — осторожно спросил Зимний. — Не знаю, — признался Голова, хотя у него была куча времени подумать, что он хочет сказать Зимнему. — Меня создали для тебя. Я слышал, как Клаус сказал, что я тебе нравлюсь, поэтому они создали именно меня. — Ты мне нравился молчаливым, — усмехнулся Зимний. Ну это он думал, что усмехнулся, а выглядело это как оскал хищника, готового к атаке. Голова ответил такой же гримасой. — Ты что-нибудь помнишь о прошлой жизни? — спросил Голова. — У меня она была, но я ничего не помню. — И не вспоминай, — посоветовал Зимний. — Вспоминать больно. Тебя обнуляют? — Меня что? — не понял Голова. — Это хорошо, что нет, — решил Зимний, не став объяснять, что такое обнуление. — При тебе много говорят? — Говорили, пока я... пока я спал, — нашёл ответ Голова. — А ты много знаешь? — Только то, что говорят, — ответил Зимний, хотя в разные моменты времени он знал разное. А ещё он слышал, что Голову хотят заслать двойным агентом в ЩИТ. Да, про ЩИТ Зимний много слышал, но толком пока ничего не знал. — Почему я должен вообще тебе верить? — спросил Зимний, подумав с минуту. Их время неумолимо подходило к концу. — Потому что я помню тебя, — просто ответил Голова. — Пошли, время на исходе. — Пошли. Если бы кто-нибудь из техников или бойцов слышал этот разговор, то очень удивился бы, что два суперсолдата знают больше, чем слова команд, и даже могут поговорить. Но, похоже, только друг с другом. Зачем остальным было знать, что они вполне себе самостоятельные люди, просто с дырами в голове вместо памяти и установками на убийство ближнего своего. Миссия закончилась успешно, и их перебросили обратно на базу, где Зимнего с Головой разделили. Зимний ложился спать и теперь не знал, увидит ли он Голову ещё раз, или это была их единственная встреча. Жалел ли Зимний об этом? Жалел и даже признался себе в этом. Голова стал другом, а недолгий разговор был просто невероятен, хоть они и не успели обсудить что-то важное, но Голова помнил его, слышал его, пока был просто обрубком. Но Голова был другом, это Зимний для себя понял и знал, что не забудет даже после обнулений, после сотни обнулений он будет помнить про Голову. Про друга.