I am Cale Henituse

      Чхве Хан медленно брёл вперёд.       Он не знал, куда идёт, и просто идти вперёд казалось плохой идеей, потому что он мог опять ходить кругами, но Чхве Хан устал.       И довольно давно.       Он не знал, сколько лет прожил в этом лесу.       Первое время, — которое сейчас без горькой улыбки и не вспомнишь, — он, ошалелый от произошедшего, от внезапного переноса в другой мир с непонятными, но страшными до панического ужаса монстрами, пытался считать, сколько дней, месяцев, часов прошло. Вырезал мелкие чёрточки на деревьях острой кромкой найденного камня, надеялся (смешно!) на неизведанное чудо, на крохотный проблеск цивилизации.       Первое время ему хватало того, что он вообще на что-то надеялся.       Кошелёк с фотографией семьи пропал первым.       Гордость и смущение — вторыми.       Третьей ушла брезгливость.       Ходить в оборванной, грязной одежде суровой зимой в лесу не представлялась чем-то возможным, поэтому Чхве Хан похищал шкуры убитых монстрами животных, даже если те всё ещё истекали кровью или кишели блохами.       Он рыл руками с обломанными ногтями норы и ямы и прятался в них, даже если в тех до волн крупных мурашек отвращения по коже копошились противные насекомые.       Ему пришлось принять лесную антисанитарию как данность.       Ему пришлось принять, что он уже давно сбился со счёта прошедших дней, как данность.       Чхве Хан не знал, сколько он прожил в этом проклятом лесу.       Но чувствовал, что достаточно много.       Однажды он сумел увидеть, как монстр, бывший не самым сильным в иерархии этого леса, перешёл на новый уровень и стал пожирать собственных соседей, с которыми раньше защищал свою территорию.       Чхве Хан сравнил эту странную мутацию с видеоиграми, которые он тогда ещё помнил.       Это сравнение пробрало его дрожью.       Сколько нужно монстру, чтобы перейти на новый уровень опасности?       Много, много лет.       Сколько нужно Чхве Хану, самому слабому в этой пищевой цепи, чтобы перейти на новый уровень опасности?       Тогда губы Чхве Хана задрожали и ему захотелось нервно рассмеяться.       Это казалось невозможным.       Но и его перенос в другой мир тоже казался невозможным.       Чхве Хан уже ничего не понимал.       Он не понимал, почему до сих пор живёт, почему до сих пор борется с монстрами, каждый раз пытаясь отвоевать свою жизнь у сильных мира сего, почему он вообще... существует?       А кто он, собственно, такой?       Едва эта мысль появилась в его голове, Чхве Хану стало дурно.       Чхве Хан задыхался.       Он... не хотел. Он не хотел забывать себя.       Он отказался от всего, от всех благ цивилизации и комфорта, чтобы выжить.       Но он не имел никакого права забывать и отбрасывать в сторону самого себя!       Тогда он начал тихо общаться сам с собой.       Он тихо повторял каждый день, раз за разом, скрываясь в норе, яме или дерьме:       – Я — Чхве Хан.       Это было похоже на развивающееся сумасшествие или шизофрению, но эти слова успокаивали что-то внутри.       Что-то, что ещё продолжало бороться против наступающих всё ближе обречённости и отчаяния.       Что-то, что дедушка всегда называл волей и строго приказывал держать меч прямее.       Бил палкой по спине каждый раз, когда Чхве Хан неосознанно ссутулился.       Неодобрительно хмурился на каждый неверный выпад и громогласным голосом приказывал начинать сначала.       Тот человек, что научил его никогда не сдаваться.       Дом боевых искусств Чхве славился своими мечниками ещё с давних времён.       Чхве Хан не имел права опозорить его, даже если сейчас он находился наедине с собой, своими прерывающимися, превратившимися в хаос мыслями и монстрами, которые только ждали момента, когда смогут накинуться и сожрать его.       Чхве Хан не понял, в какой момент его умения быстро бегать и хорошо скрываться вышли на абсолютно новый уровень.       Больше его шаги не издавали даже намёка на звук, будь то шуршащая трава, всплеск воды или сломанная по случайности ветка.       Ветки случайно, конечно же, не ломались.       Чхве Хан не имел меча, переместившись в этот мир лишь в летней школьной форме с кошельком в кармане, но сам лес был полон огромным количеством всевозможных веток.       Стирая руки в кровь, метаясь в лихорадке от заражения крови, Чхве Хан точил камнями концы веток до опасной остроты и защищался ими от монстров, раз за разом, пока ветка не ломалась и он не искал новую, более-менее подходящую для его руки.       Снова и снова.       Каждый день, одно и то же, всё повторялось опять и опять.       Иногда Чхве Хану казалось, что он попал в чёртову временную петлю, потому что солнце садилось, солнце вставало, а выхода всё не было и монстров не становилось меньше.       Самые высокие деревья, дававшие обзор на бесконечное поле лиственных крон также не давали ответа на самый главный, самый животрепещущий вопрос: как скоро он выберется отсюда? И выберется ли вообще?       Чхве Хану хотелось кричать от отчаяния.       Он был морально истощён.       Он не хотел жить.       Но он не мог умереть.       Это выводило из себя и заставляло ненавидеть свою силу воли, выпестованную строгим, не знающим пощады дедушкой, свою слабую надежду на... чудо.       Он не хотел жить, но не мог умереть.       Это сводило с ума.       Чхве Хан знал, что жил уже очень долго.       Менялась земля, обзаводились новым годовым кольцом деревья.       Лес научил его наблюдательности и проницательности.       Лес научил его выживать даже в самых дерьмовых ситуациях.       Иногда даже в прямом смысле дерьмовых.       Лес научил его самостоятельности и жестокости к своему врагу.       Лес научил его многому... Но самый главный, самый важный урок он преподал, когда подарил Чхве Хану пусть старый, пусть ржавый до невозможности, но меч.       А это значило, что в этом проклятом мире был не только лес, кишащий беспощадными монстрами.       Это значило, что где-то здесь были люди.       Привести клинок в порядок и наточить его не представляло для Чхве Хана проблемы.       Лес научил Чхве Хана выпускать свою силу воли наружу.       Это было знаком небес!       Да, Чхве Хан не хотел жить, да, Чхве Хан был в отчаянии, но он не был сломлен.       Его дух не пал от многолетнего заточения в этом лесу, с монстрами, поджидающими на каждом шагу.       С приобретением меча дело пошло веселее и быстрее.       Чхве Хан вспоминал жестокие уроки дедушки, чьё лицо уже давно расплывалось в памяти, и держал спину прямо, меч — крепко, и заново учился уже когда-то знакомым, родным движениям.       Чхве Хан также учился использовать свою силу воли в борьбе с монстрами.       Это дело шло тяжёло и энергоёмко из-за банального непонимания, что с этой самой силой делать.       Как её использовать.       Что она вообще умеет.       Каков её предел.       То, что его силу воли называли Аурой, Чхве Хан узнает гораздо позже.       То, что её предел — лишь три метра, узнает ещё позже.       Для него этих странных правил не существовало.       Когда он понял, что его сила воли физически не дотягивает буквально несколько сантиметров, Чхве Хан начал учиться хитрить.       Как растянуть силу, чьим пределом было лишь три метра, на семь метров? На десять?       Как превратить её в огромную стрелу, если металлический меч в руках Чхве Хана не дотягивается до горла врага?       Как использовать эту силу для наиболее эффективного убийства?       Чхве Хан уже давно не заботился о моральной стороне вопроса.       Какая мораль, когда напротив него — монстр, который отчаянно жаждет попробовать его на вкус, а сам Чхве Хан стоит с голой задницей, но зато с мечом наперевес?       Даже не смешно.       В какой-то момент Чхве Хан заметил, что на его пути стали попадаться слишком слабые для него монстры.       Чересчур слабые.       Тогда он кое-что осознал.       Он вышел с территории запредельно сильных монстров, для которых ранее был лишь букашкой под лапами, и перешёл в другую, где монстров стало гораздо меньше и слабее.       Это... возродило снова потухшую надежду.       Возможно, где-то здесь была цивилизация, раз самих монстров почти не было.       Это было так... странно.       Чхве Хан настолько привык сражаться за каждую секунду своей жизни, настолько привык выживать, что эта почти прогулка до огромной, чёрной стены казалась непривычной и виделась одним большим подвохом.       А потом он увидел стену.       И расплакался, упав на колени, впиваясь в замёрзшую утоптанную землю пальцами с обломанными ногтями.       Он выбрался.