Bleed Magic

      Утро вторника абсолютно не дает ему времени разобраться, Гарри успевает лишь задуть почти догоревшие свечи на столе и натянуть свитер поверх футболки, прежде чем Найл начнет нетерпеливо сигналить ему из машины. Движения словно на автомате, он даже не беспокоится о том, что они, скорее всего, опоздают сегодня. Мыслями он все еще в темной аллее парка, смотрит в горящие глаза Луи и пытается распутать клубок фактов, которые словно кусочки из разных пазлов — некоторые очевидно подходят друг другу, другие же совершенно не вписываются в картину.       А еще его беспокоят затяжки на его толстовке, которые он увидел этим утром, когда одевался. Пять зацепок, аккуратно расположенных на уровне ребер, с торчащими нитками и собранной вокруг них тканью, как будто он зацепился за нечто острое. Или кто-то задел ткань чем-то с заостренными краями. Например, когтями.       Найл принимает его рассеянность за нормальное поведение, потому что еще пятнадцать минут назад он был в постели, поэтому не пытается разговорить его, ставя утреннее радио погромче. Гарри не терпится достать бумагу с ручкой, он даже готов писать прямо на руке, чтобы хоть немного разобрать беспорядок в голове. Но сидя в машине рядом с другом, который иногда может быть чересчур любопытен, все, что ему остается — постараться не забыть детали, которые имели меньше всего смысла за эти несколько дней.       На биологии, зайдя с опозданием в несколько минут, Гарри вытаскивает блокнот для черновых записей, даже не притворяясь вовлеченным в урок. Последние ряды довольно хорошо скрывают его от учителя, и с тех пор, как он стал так много изучать природу, живую и неживую, один пропущенный урок не будет проблемой. Он начинает с самого простого: Луи стало плохо после зелья В зелье был ведьмин цветок Луи знает про зелья Луи знает о ведьмах Луи знает о нём Гарри закусывает карандаш, думая о более… странных вещах, странных даже для него. Волк под его окнами ночью Волчий вой Следы от когтей на одежде       Ему хочется добавить пункт о том, что глаза Луи светились вчера в темноте, но это могла быть игра света. А еще то, что он говорил именно про аконит, хотя в книгах Гарри он чаще упоминается как ведьмин цветок. Об аконите обычно упоминается в книгах про оборотней, название привычней, потому что такое название означает «стрелы», которые натирали травой перед охотой. Потому что аконит смертелен для волков. А еще ядовит для оборотней.       Последняя мысль крутится у него в голове, как шарик в пинболе отскакивая от других, пока наконец, не попадает в лунку. Он чувствует себя Беллой Свон, когда все факты сходятся воедино, разве что Белла не знала ничего о вампирах. А Гарри читал об оборотнях, видел их на страницах старых книг, мельком слышал о них от мамы и других ведьм. И ни одно описание не включает в себя голубые глаза и подтянутую фигуру, ну и скверный характер, который он с трудом может засчитать за доказательство того, что Томлинсон намного ближе к магическому миру, чем кажется на первый взгляд.       Но если отбросить в сторону предрассудки и возможные признаки сумасшествия, то догадка о том, что Луи по крайней мере имеет родство с оборотнями объясняет почти всё. Даже небольшая доза аконита, не смертельная для человека, может убить оборотня. И судя по боли, которую испытал тогда Гарри, он действительно умирал. Его спасло то, что в зелье были только лепестки, и через желудок яд распространяется медленнее, чем напрямую через кровь. И поэтому его клыки — боже, его настоящие клыки — не отвалились, и дело было не в хорошем клее. Царапины на толстовке после вчерашнего вечера от когтей, когда Луи прижимал его к дереву.       Стайлса пробирает дрожь от мысли о Луи с реальными клыками и волчьими когтями, хотя еще вчера он находился прямо рядом с ним и не догадывался, как много Томлинсон может знать. Теперь же это неудивительно — то, с какой уверенностью тот говорил о магии, так же как Гарри может признать существование оборотней.       Одна деталь все же не сходится — фазы Луны. Оборотни, о которых знают ведьмы, не могут обращаться по собственному желанию. Они всегда связаны с полнолунием, которое, как помнит Гарри, было вчера. И прошлой ночью Луи был далек от полного обращения, за исключением когтей.       Он мысленно ставит себе галочку рядом с этим в списке вопросов, которые собирается задать Луи на допросе в духе «Сумерек», желательно где-нибудь вдалеке от посторонних глаз. Постепенно он даже смиряется с мыслью о том, что человек, не связанный с его семьей, знает о магической стороне его жизни, потому что теперь Гарри тоже знает кое-что о Луи.       Парта едва слышно стучит о пол из-за того, что Гарри не может перестать нервно дергать ногой и смотреть на часы, желая, чтобы урок закончился быстрее. Небо за окном немного проясняется, когда встает солнце, но на улице все еще должно быть чертовски холодно. В любой другой день он бы не вышел на улицу добровольно, если это не будет короткий путь до машины Найла, но сейчас погода мало его волнует. Гарри понятия не имеет, где должен быть сейчас Луи, но скорее всего, у них опять утренняя тренировка. Футболисты с их бесконечными тренировками.       Стайлс выбегает со звонком, выглядя не очень вежливо по отношению к учителю, но это может подождать. Ближайший выход на улицу, к его удаче, оказывается открыт, и как он и предполагал, встречает его холодным утренним воздухом. Футбольное поле расположено недалеко от корпуса, и он ожидает увидеть толпу парней, бегающих за мячом в одинаковых футболках. Вместо этого лишь одна фигура на другом конце рядом с трибунами играет с футбольным мячом, перебрасывая его с одной ступни на другую, держа руки за спиной.       Луи замечает его, как только Гарри наступает на газон, останавливаясь с мячом, балансирующим на носке стопы, и пристально следит за ним издалека. Гарри дергает бровью в удивлении, но пялится в ответ на парня до самых трибун. Поняв, что Стайлс целенаправленно искал его, Луи вздыхает, расправив плечи, и отставляет мяч в сторону.       На нем футбольные шорты, поверх футболки накинута олимпийка, и один взгляд на Луи заставляет его покрыться мурашками, пока Гарри в изумлении не осознает, что ему просто не холодно. Он не замерз на вечеринке, когда был без рубашки, и выглядит сейчас вполне комфортно при том, что у них обоих идет пар изо рта.       — Потерял кого-то? — говорит ему Луи, убирая руки в карманы, хотя Гарри уверен, что тот знает, для чего он пришел. Странно было бы притворяться, что все в порядке, после прошлой ночи.       — Что ты здесь делаешь? — хмурится Гарри. — Первый урок только закончился.       — Меня там не было, — он пожимает плечами.       — Просто прогуливаешь, — заключает Стайлс, не в силах не закатить глаза. — Мы не договорили вчера, — предлагает он, пытаясь звучать по-деловому, — из-за твоих срочных дел.       Луи никак не реагирует на намек, лишь с усмешкой смотрит на Гарри, хотя они оба знают, что он имел ввиду. Всего лишь одна из его раздражающих привычек.       Он не раздумывая делает легкое движение пальцами, заставляя мяч откатиться из-под ноги Луи, из-за чего тот на секунду теряет равновесие, и быстрым шагом идет к месту под трибунами.       — Эй! — возмущенно кричит Луи ему в спину, мяч покорно катится в шаге от ног Гарри, его губы трогает злорадная усмешка. Раз уж ему больше нечего прятать от Луи, почему бы не воспользоваться этим.       Томлинсон, быстро догоняет его, резко хватая за предплечье, чтобы развернуть лицом к себе.       — Не делай так больше! — он угрожающе сверкает глазами — еще одна деталь, от которой у него от неожиданности сбивается дыхание, потому что теперь он точно уверен, что это не игра света. Впрочем, чем больше он узнает о Луи, тем уверенней себя чувствует.       — Как именно? — с невинной улыбкой смотрит на него Гарри, указательным пальцем подзывая футбольный мяч к себе, и тот с мягким стуком и парой красных искр падает ему на ладонь. — Вот так? — движение всей кистью, и мяч подлетает над их головами, застревая в воздухе под верхней трибуной. Луи стискивает зубы, не впечатленный представлением.       — Заканчивай, — он смотрит то на пальцы Гарри, которые удерживают мяч в пяти футах над землей, то на его лицо. — Тебе вообще можно заниматься этим на глазах у других?       — О, а тебе значит можно появляться на вечеринке с клыками? — саркастично бросает ему Стайлс, спуская мяч к их ногам чуть более резко, чем нужно. — Или выпускать когти рядом с другими?       Томлинсон даже не притворяется удивленным, и Гарри должен признать, что он немного расстроен. Он представлял его раскрытие более грандиозно. Ему постоянно приходится напоминать себе, что жизнь — не гребаные «Сумерки». Он даже уверен, что Луи действительно семнадцать лет, по крайней мере, это его психологический возраст.        — Я контролирую себя, — Луи противоречиво стискивает кулаки. — Пока не появляешься ты.       — У вас это разве не зависит от фазы Луны?       — У тебя устаревшие данные, — устало вздыхает Луи, словно слышит это уже не впервые.       — Просвети меня.       Гарри склоняет голову набок, выжидающе смотря на парня. Ему действительно нужно узнать, потому что догадки буквально убивают его мозг уже несколько дней, и все ответы стоят прямо перед ним. Томлинсон решается не сразу, ища что-то взглядом в его лице, и по-видимому, он это находит.       — Расы эволюционируют, в том числе и наша, — начинает он, упираясь глазами куда-то за спину Гарри. — Когда-то оборотни были действительно похожи на монстров, зависели от Луны, нападали на людей. Очевидно, это была не самая лучшая форма жизни, большинство погибало от рук людей, других животных, ну или просто не выдерживали обращений. Поэтому им пришлось изменяться, отвыкать от Луны, находить более удобные формы для обращений, — Гарри ловит каждое слово, спокойный голос Луи отпечатывается у него в голове.       — Полная человеческая или волчья форма оказались намного приятней, чем нечто посередине. И благодаря этому Луна теперь практически не имеет значения. Многие считают, что оборотни, как и вампиры, канули в Лету, но мы просто слились с людьми настолько, что даже ведьмы не видят разницы, если мы этого не хотим, — он криво улыбается, специально выделяя слова о ведьмах, будто обвел Гарри вокруг пальца, хотя именно это почти убило его несколько ночей назад.       — Просто для уточнения, — Гарри пытается уложить всю информацию в голове, так что даже не цепляется за последние слова, — ты можешь выглядеть как человек и как волк? Когда захочешь?       — Да, для этого нужно много практиковаться, но, — он пристально смотрит на Гарри — в верхнюю губу впиваются два острых клыка, за секунду мелькая между губ, — я довольно способный.       — Забавно, потому что я могу поклясться, что видел волка под своим окном в ночь Хэллоуина, — Стайлс складывает два и два, наблюдая, как нахальное выражение лица Луи сменяется на смущенное. — Ты что, сталкерил меня?       — Это было не сложно, по запаху от куртки я мог сделать это с закрытыми глазами, — признается тот, звуча нарочито невозмутимо. — И нет, я не сталкерил тебя. Это просто случилось. В один момент мы едем в машине ко мне домой, а в следующий Лиам с Майей находят меня в волчьей форме недалеко от твоего дома.       — Так они тоже оборотни? — вырывается у Гарри, любопытство берет верх, прежде чем он думает, что звучит слишком настойчиво.       — Майя — друг семьи из соседней стаи, Лиам — обычный человек, и это не то, к чему я веду, Стайлс, — цокает на него Луи. — Я чувствую себя странно с той ночи, и теперь, зная, что ты подлил мне в стакан-       — Не подлил, — уже в который раз исправляет его Гарри.       — Мне начинает казаться, что с твоим зельем было что-то не так, — заканчивает Томлинсон как ни в чем не бывало. Холодок пробегает по спине Гарри от его последних слов, потому что с зельем все было не так, потому что это было приворотное зелье, и Луи, очевидно, до сих пор не влюблен в него, скорее ненавидит его чуть больше прежнего. Он надеялся, что действие аконита было худшим последствием, но сейчас Луи говорит, что чувствовал себя странно из-за него, до сих пор чувствует. И он понятия не имеет, что с этим делать.       Как именно ты себя чувствуешь?       — Я, — Томлинсон хмурится, подбирая слова, — я как будто могу чувствовать твое присутствие, типа, прямо сейчас. У каждого члена стаи есть чувство связи с ней, это немного похоже на нее, но это другое. Более… непривычное.       — Это, эм, — Гарри шумно сглатывает, — это не похоже на влечение?       — Если бы я почувствовал влечение — задушил бы тебя еще вчера в парке, — фыркает Луи. — Нет, это просто твое присутствие, может быть, магия, я не знаю-       Его прерывает отдаленный звук школьного звонка, Гарри невольно вздрагивает, только сейчас вспоминая, что они все еще в школе, под трибунами стадиона, и у него будет математика через несколько минут. А еще ему чертовски холодно.       — Дай мне несколько дней, просто… ничего не делай, — быстро отвечает Гарри, поправляя сумку на плече и бросая взгляд на время на экране телефона. — Я найду тебя, когда разберусь с этим.       Он слегка тараторит, как всегда, когда начинает нервничать, так что слова выходят обрывистыми. Луи выглядит, словно хочет сказать что-то еще, когда Гарри быстро разворачивается и почти бегом уходит со стадиона, не позволяя ему закончить. Еще один кусочек пазла встаёт на место, но сверху падает еще десяток новых, одна проблема заменяет другую, только теперь он еще и втягивает в это другого человека. Оборотня, если быть точнее. Мама убьёт его, если узнает.       Его терпения не хватает до дома, слишком много «а что, если…» крутятся в голове, и Гарри сдаётся после третьего урока, по памяти расписывая ингредиенты зелья в блокноте. Импровизировать тогда было ужасной идеей, он понимает это лишь сейчас, когда не может вспомнить, точно ли добавлял шалфей или это всё-таки была лаванда. В итоге уроки, как и попытки разобраться с тем, что Томлинсон теперь буквально может чувствовать его, как кого-то из собственной стаи, проходят впустую. Но теперь он хотя бы знает, что стая оборотней живет прямо у них под носом, и он даже не знает, хотел ли он знать об этом вообще. Мысль о Луи в виде огромного волка у него под окном всё ещё звучит бредово.       В итоге Найл подбрасывает его до дома, дорога и повседневные разговоры отвлекают ровно до того момента, как он остаётся один на газоне перед домом. А потом он пропадает в их домашней библиотеке, в которой мама хранит самые важные гримуары, написанные еще до Салемской охоты на ведьм, и современные собрания, записи других ведьм, в том числе из их собственного ковена.       В детстве он мог читать эти книги вместо сказок на ночь, особенно разделы о других расах и существах, хоть Энн не всегда одобряла его интересов. Он был любопытен, иногда даже чересчур, но это свойственно любой ведьме, без этого они бы никогда не смогли приручить магию, как могут сейчас. И всё же изучение волшебных существ, которые далеко не всегда бывают дружелюбны, было не таким безопасным занятием, как гербология или разделы о магических камнях. Гарри даже пытался уговорить её сходить с ним в ночной лес, чтобы познакомиться с фейри, когда ему было семь. Его мама никогда так строго не отчитывала его, как в тот день, запрещая ему даже думать о встрече с другими расами, помимо их собственной.       Сейчас он понимает, что она была права, волшебные существа не были теми, о ком пишут в детских сказках, но тогда ему хотелось расплакаться от обиды. С тех пор его интерес к таким книгам убавился, Энн заменила их на практические заклинания, и Гарри почти не задумывался, специально ли она хотела направить его любознательность в более безопасную сторону. До сегодняшнего дня, когда он действительно познакомился с тем, кто не относится ни к людям, ни к ведьмам. Ну, технически, они знакомы со средней школы, но мама вряд ли будет счастлива от этого.       Лишь когда Энн возвращается с работы, Гарри замечает, что солнце давно село, и поэтому у него так болят глаза. Он прошёлся по всем полкам, наугад вытаскивая книги, пролистывая оглавления и иллюстрации в поиске упоминания оборотней. В итоге на столе образовалась уже приличная стопка из старых фолиантов и учебников, он с усталым вздохом добавляет последнюю книгу. В окно попадает лишь серая предзакатная дымка, и он был настолько увлечен, что даже не заметил, что читал почти в сумраке, подвигаясь все ближе и ближе к окну.       — Что делаешь? — мама стучит по дверному косяку, осматривая беспорядок в комнате и Гарри в его центре.       — Читаю, — он нервничает, надеясь, что мама не захочет посмотреть на обложки книг. — Я вспомнил про ту книгу, которую Кассандра давала мне в прошлый раз, ты не помнишь, куда я ее положил?       — Та, про амулеты? Я убирала её в нижний шкаф, — на секунду задумавшись, показывает ему Энн. Гарри мысленно хлопает себя по плечу за убедительную отговорку.       — Спасибо, — он улыбается, показывая ей большой палец и пытаясь с колен дотянуться до нижней полки. — Хочу попробовать сделать один до следующего собрания.       — О, — Гарри слышит одобрение в её голосе. — Джемма сделала свой первый амулет как раз в твоём возрасте. Проносила его неделю, а потом поняла, что у неё аллергия на мелиссу в нём, из-за чего она постоянно чихала, — Энн смеется, предаваясь воспоминаниям, их первые шаги в магии всегда вызывают у неё улыбку. — Если понадобится помощь, я подскажу, хорошо? Ужин через полчаса, не сиди здесь допоздна.       — Хорошо, я почти закончил, — с таким количеством книг о вряд ли закончит до конца недели, но маме об этом знать не стоит. Она оставляет его в библиотеке, Гарри ждёт, пока она спустится вниз, чтобы отнести стопку книг к себе в комнату, пряча большую часть в шкаф. Его ждёт долгая, долгая ночь.       Он отвлекается лишь раз на ужин и быструю домашнюю работу, решая отложить устные предметы до лучших времен. Ближе к полночи в глазах уже немного рябит от текста и информации, которая еще чуть-чуть, и польётся у него из ушей. Многие источники оказались практически бесполезными, так как в них были в основном легенды о появлении расы оборотней, ни одна из которых не является достоверной. Это было бы увлекательно, не интересуй Гарри что-нибудь более конкретное. Физиология, повадки, яды. С последним он и сам успешно справился.       Некоторую информацию он всё же выписывает в блокнот, оставляя на будущее. Оборотни всегда живут в стаях, которая защищает их от внешнего мира, когда они уязвимы. А уязвимы они в основном во время обращений, так как это довольно болезненно, особенно первые разы. Но тут же сказано, что полное обращение возможно лишь раз в месяц, на полную Луну, и Луи своим существованием доказывает обратное. Оказывается, ведьмы знают далеко не всё.       Серебро имеет на них меньший эффект, чем на вампиров, но всё же обжигает. Он пытается вспомнить, касался ли он кожи Луи серебряными кольцами тогда, на вечеринке. Может быть, он просто не заметил в том его состоянии, но в следующий раз он всё же наденет пару колец, просто на всякий случай.       Прочитав последний абзац, Стайлс захлопывает книгу, убирая ее к двум другим на столе. Изначально он решил, что ему нужно знать больше об оборотнях, чтобы понять, как зелье могло подействовать на одного из них, но пока ни один источник не дал ему даже намёка на ответ. Было ли это растение, или минерал, или его собственная магия?       Последняя его догадка кажется самой разумной, но почему тогда он сам ничего не может чувствовать? Или зелье так и должно было сработать? Предполагалось, что пока его действие распространялось на организм, Гарри должен был очаровывать Шейна своим обаянием, чувство эйфории связалось бы с воспоминаниями о Стайлсе и переросло бы в нечто большее. К сожалению или к счастью для Луи, зелье не принесло ему приятных ощущений, так что и связи возникнуть не должно было. Что-то было не так.       Он на пробу пытается дотянуться до ощущения магии в глубине себя, небольшая красная искра, которая светится словно раскаленный уголь изнутри каждый раз, когда он применяет её в действии. Как мама и говорит, это словно еще один орган, который он не ощущает до тех пор, пока намеренно не попытается. Сейчас же он не собирается делать ничего конкретного, просто проверить, изменились ли ощущения с последнего раза.       Это похоже на глубокий вдох, когда твои легкие распрямляются, наполняются кислородом, тело словно становится одновременно легче и тяжелее, занимая больше пространства и позволяя почувствовать магию каждой клеткой кожи. Энергия концентрируется в груди и руках знакомым гудением, и он пытается найти какое-нибудь направление, нитку, за которую можно потянуть. Гарри даже не знает, как конкретно это работает, но если Луи говорит, что может чувствовать его, Гарри тоже должен ощущать что-то в ответ. В конце концов, это частицы его магии были в том напитке.       Спустя пару минут держать концентрацию становится слишком тяжело, и он отпускает натянутую, словно струну, магию, позволяя ей вернуться внутрь солнечного сплетения. Он чувствует себя слегка уставшим, как будто слишком долго держал мышцы тела в напряжении, на мгновение ему показалось, что он даже что-то нашёл. Но ощущение продлилось всего секунду, прежде чем он смог осознать, что это действительно было.       Ночь снова безоблачная, в отличие от дня, даже воздух кажется прозрачней через окно. Подышать свежим воздухом после стольких часов в одном положении звучит слишком заманчиво, несмотря на усталость, поэтому Стайлс подходит ближе к окну, открывая его настежь и делая глубокие вдохи, от кислорода голова начинает слегка кружиться, а глаза хотят закрыться.       Именно поэтому он пропускает черный силуэт на четырех лапах, выходящий из-за деревьев на другой стороне дороги, пока он не появляется перед их домом. На этот раз Гарри почти не пугается — почти — страх застает его лишь на секунду, прежде чем приходит узнавание. Он видел этого волка всего однажды, но такой взгляд сложно спутать с любым другим. Это Луи.       Гарри мгновенно просыпается, чувствуя себя довольно неловко сейчас, когда Томлинсон пялится на него, стоящего у окна в пижаме и пялящегося в ответ. По его взгляду даже непонятно, чего именно он хочет, он просто смотрит, подходя ближе к окну и садясь на задние лапы, голова с интересом склонена набок, глаза мерцают в свете убывающей луны.       Это странно, насколько быстро огромный волк на газоне под его окном стал привычным делом, но сейчас Гарри с любопытством наблюдает за ним, неосознанно наклоняясь все ближе к земле. Через какое-то время волку надоедает сидеть на одном месте, он оглядывается вокруг их двора, не находя ничего стоящего внимания. Еще раз посмотрев на Гарри, он подходит к стене под его окном, начиная скрестись лапами о бетон, издавая громкий шуршащий звук.       Стайлс чертыхается, звук слишком громкий, чего этот идиот добивается?       — Луи, — шипит Гарри, склоняясь максимально низко, буквально в метре от того, куда достают лапы. — Господи, Луи, хватит.       Он чувствует себя до смешного глупо, обращаясь к этому огромному, опасно выглядящему существу по имени Томлинсона, но других вариантов нет. Хотя он мог бы звать его Пушок, как Цербера из «Гарри Поттера». Но тогда это делает его Хагридом, и это- нет, просто нет.       Волк невинно смотрит на него снизу вверх, переставая портить стены, но не отходит назад. Просто ждёт чего-то.       — Зачем ты пришел? — яростно шепчет Гарри. Любой, кто увидел бы его сейчас, решил бы, что он сошёл с ума, разговаривая с большой собакой через окно. Томлинсон смотрит на него так, словно понимает. А потом снова начинает скрестись.       — Перестань, эй, — он тянет руку вниз, пытаясь остановить его, хотя между ними еще добрых полметра. Так что он делает нечто глупое, вставая коленями на подоконник, но ему нужно остановить этот противный звук-       Ему чудом удаётся сдержать крик, от неожиданности или страха разбудить маму, когда он переваливается через раму окна. Ощущение падения выбивает весь воздух из лёгких, даже если длится ровно секунду перед столкновением с чем-то крупным и мягким. Он падает прямо на Луи, сбивая его с лап, и они с глухим стуком приземляются на газон. Волк под ним издает жалобный писк, сразу же выпутываясь из-под него.       Гарри ошеломлен, чувствуя биение сердца о ребра и небольшую боль в шее, его окно теперь наверху, как и темно-синее небо, и Луна со звездами над ним. Он бы сам ударил себя по лицу за безумно глупое решение выйти через окно без подстраховки, но куча меха и голубые глаза появляются перед его лицом раньше, чем он успевает это осознать.       Стайлс не шевелится, рассматривая густую коричневую шерсть и детали морды вблизи, хотя его немного нервирует абсолютная беззащитность перед оборотнем, он напоминает себе не бояться. Он уверен, что оборотни, как волки или собаки чувствуют страх, но Луи не ведет себя так, будто хочет ему навредить. Спустя несколько секунд он отступает, упираясь мордой ему вбок, заставляя… встать?       Гарри послушно поднимается, садясь коленями на холодную землю, хотя адреналин разгоняет его кровь настолько, что он почти не замечает низкой температуры и пара изо рта. Луи не отходит далеко, его шерсть щекочет кожу Стайлса, и он излучает тепло и запах леса, так пахнут места за городом, куда ездят они с мамой, сырой и травянистый запах.       — И что теперь? — стонет он, смотря в голубые глаза. Он хочет, чтобы Луи обратился, какого черта он вообще приходит к нему в виде волка уже второй раз? Он сам говорил, что может контролировать это, так почему он сейчас здесь?       Вместо ответа тот издаёт смешные фыркающие звуки, тыкаясь ему под ладонь, словно обнюхивая его. Гарри замечает его виляющий хвост, который мягко бьёт его по лодыжкам, и у него нет ни одной гребаной идеи, как он докатился до такого. Может быть, это всё-таки не Томлинсон?       В какой-то момент он подталкивает его ладонь настолько сильно, что Гарри чуть не падает назад, и волк спокойно пролезает под его рукой, позволяя ей лечь ему на голову.       — Ты хочешь, чтобы тебя погладили? — с недоумением спрашивает Стайлс, мягко проводя по более светлой шерсти между ушами. Ничего уже не имеет смысла, так что он инстинктивно гладит волка. У него не было большого опыта с животными, но он примерно понимает технику. Существо восторженно подставляет голову, подстраиваясь под движения, и Гарри чувствует странную гордость от того, что справляется. Гладить Луи Томлинсона по голове, кто бы мог подумать.       Его штаны уже сырые из-за сидения на земле, прикрытой желтой травой, а зубы начинают стучать от холода через несколько минут. Он как раз собирается оттолкнуть волка подальше, чтобы хотя бы встать на ноги, когда тот поднимает уши вверх, вскидывая голову, чтобы посмотреть Гарри за плечо. Он не выглядит испуганным или напряженным, скорее осторожным, но Стайлс все же оборачивается, не видя ничего на темной стороне их улицы через дорогу. Но затаив дыхание, ему кажется, он слышит шелест и треск травы под чьими-то шагами.       Он едва убедил себя не бояться Луи, когда появляется еще один волк, в этот раз заметно меньше самого Томлинсона, с пепельно-серой шерстью, резко выделяющейся на фоне деревьев. Еще один оборотень, и в этот раз он не подходит ближе, просто стоит в конце их подъездной дорожки, смотря скорее в глаза Луи, чем Гарри. Должно быть, они из одной стаи, и словно общаются взглядами, потому что спустя пару секунд волк выпутывается из их сплетенных конечностей.       — Прекрасно, — вздыхает Стайлс, когда тот бросает на него последний взгляд и вслед за серым волком растворяется в ночи. — Спасибо за ответы.       Он хмурится, оставаясь на земле и вглядываясь в деревья перед дорогой, ожидая еще чего-нибудь, пока холод не становится невыносимым. Забираясь обратно в комнату через окно уже более безопасным путем, с помощью заклинания, Гарри чувствует себя одновременно уставшим и возбужденным. Избыток магии внутри словно не даёт ему заснуть, хотя там, рядом с Луи он чувствовал что-то похожее умиротворение.       Теперь же он не может перестать беспокойно вертеться в кровати, не в силах перестать думать о мягкой шерсти между пальцами и горящем взгляде глаз. Это поразительное чувство спокойствия — абсолютная противоположность тому, как обычно действует на него Томлинсон. И его отсутствие сейчас тревожит Гарри больше, чем он мог подумать. Чем больше он думает об этом, тем лучше понимает «странные» ощущения, о которых говорил Луи. Что-то действительно не так.

⛧⛧⛧

      Время летит особенно быстро, когда голова постоянно забита информацией об оборотнях и магии вперемешку с домашними заданиями. А еще Гарри не видит Луи ни разу с тех пор, как тот появился под его окном среди ночи. Он словно избегает его, как чумы, исчезая сразу же, как Стайлс попадает в его поле зрения. Не то чтобы Гарри намеренно искал его, потому что у него нет причин говорить с ним, пока он не знает наверняка, что происходит. А еще это тянущее чувство в груди, которое появляется, как только он вспоминает о Луи, начинает его раздражать. Так что, возможно, он и сам избегает Томлинсона последние несколько дней.       Зато в пятницу ему удаётся снова пересечься с Шейном в библиотеке, разговор идёт еще легче, чем в прошлые разы. Гарри даже не дёргается, когда слышит знакомый голос, сидя среди полок с книгами, и они мило болтают о последних новостях, Стайлс не перестаёт улыбаться и нетерпеливо вставлять радостные комментарии, когда речь заходит о новом альбоме The Killers или новом документальном фильме на Нетфликсе.       Шейн говорит, что пришёл за книгой для читательского клуба, что наталкивает Гарри на смутное воспоминание об их последнем разговоре. Он успешно забыл об этой ярмарке, вспоминая о ней лишь после слов Шейна, как и о том, что обещал быть там завтра. Его актерские способности всё же чего-то стоят, потому что он, не моргнув глазом, говорит, что уже договорился с Найлом, и вспоминая о Гвен, добавляет и её.       Так что в полдень субботы вместо того, чтобы отсыпаться и подтягивать домашнее задание, одним глазом смотря в книги из их домашней библиотеки, Гарри надевает свой самый любимый (и самый холодный) из свитеров с узкими джинсами, придумывая будущие темы для разговоров с Шейном. Пригласить Гвендолин не составляет труда — он ловит ее в пятницу в коридоре, сразу после библиотеки, и та с широкой улыбкой говорит, что встретит его там. Найл поддаётся сложнее, но после обещания множества палаток с едой и горячими напитками тоже соглашается.       Зная класс драмы, они точно задумывали нечто грандиозное, как ярмарки в рождественских фильмах, с яркими цветами, гирляндами и счастливой толпой людей. Но в ноябре в Салеме мало что может на самом деле выглядеть ярким, поэтому это не похоже на картинку из фильма, но все еще имеет свою атмосферу. Пусть даже немного… мрачную.       Площадка перед главным входом заставлена палатками, между которыми натянуты цветные флаги и гирлянды, хотя при свете дня они выглядят более тускло, чем можно представить. На газоне разбита сцена, вокруг которой стоит больше всего народу, но с такого расстояния Гарри не может слышать, что происходит. Вместо этого они с Найлом проходят по палаткам, намеренно избегая читательский клуб, чтобы не показаться Шейну слишком навязчивым.       Гвендолин встречает их у палатки художественного класса, который продаёт безделушки ручной работы и организовывает что-то вроде выставки картин, несколько девушек и парней в спешке развешивают холсты на одну из стен. Он замечает одного из друзей Луи, Зейна, в стрессе указывающего каждому, куда повесить картину, чтобы они не свалили картонную стену палатки. Девушка рядом с ним со спины тоже выглядит смутно знакомой, пока она не поворачивается на голос Гвен, и Гарри узнаёт в ней Майю.       — Гарри! — зовёт Гвендолин, замечая их еще издалека. — Давно вы здесь? Как вам ярмарка?       — На самом деле, — он раздумывает, будет ли грубо назвать это пустой тратой времени, большинство палаток, как и участников, стоят здесь только ради компании в субботний день. Он уверен, что у каждого второго есть фляжка с алкоголем, приготовленная на конец мероприятия, когда преподавателям надоест за ними следить. — Нам пока не понятно, — дипломатично заключает он, разглядывая палатку художественного класса, которая выглядит лучше, чем все предыдущие. Надо отдать им должное, они действительно старались сделать хоть что-то в тематику ярмарки, со всеми этими картинами в осенних тонах и украшениями. — Да ладно, остальные палатки просто отстой, — отмахивается она, понимающе им улыбаясь. Найл со смехом фыркает на её комментарий. — Но здесь есть парочка милых украшений, тебе стоит взглянуть, — предлагает Гвен, указывая себе за спину. Он и сам уже положил глаз на стол с подставками для украшений чуть дальше от стены с картинами. Возле него уже собирается народ, и когда он отводит взгляд от колец и цепочек, замечает, что привлёк чьё-то внимание. Майя приветливо машет ему по другую сторону стола, вместе с ещё одной девушкой раскладывая оставшиеся украшения. Гарри поднимает руку в ответ, чтобы показать, что заметил её. Обычно он видит ее рядом с Лиамом или Луи, и даже не сразу вспоминает слова Луи. «Друг семьи из соседней стаи» определенно означает оборотень на завуалированном языке Луи, и он пытается представить на её месте такого же волка, с клыками размером с его мизинец и горящими в темноте глазами, но картинка в голове так и не выстраивается.       Спустя недолгое время они втроём слушают небольшое вступление участников клуба насчёт выставки и продажи изделий, выручка с которых пойдёт на поддержку искусства в их школе. Гарри разглядывает стол с бижутерией вместе с Гвен, пока Найл уходит к «менее хипстерскому клубу».       — Что думаешь насчёт этого? — спрашивает она, показывая на ловец снов, хотя его внимание больше привлекает простое кольцо с выгравированной на нём Луной в разных фазах. Луи бы оценил иронию.       Он одёргивает сам себя, потому что вспоминать о нём сейчас совсем не кстати, как и думать о чем-то, связанном с магией. Конечно, это не помогает — он только больше начинает задумываться о Луи, концентрируясь на слабой вспышке магии в груди. За эти несколько дней это стало почти привычным ощущением, которое он заглушает спустя секунду.       — Симпатичный, — Гарри кивает на ловец, стараясь сохранять внимание на Гвендолин и происходящем вокруг.       — Прямо как ты, — Майя дразняще улыбается ему, возвращаясь от секции с картинами к столу, и говорит светловолосой девушке рядом, что Зейн просил её подойти. — Итак, что вас сюда привело?       — О, мы большие фанаты искусства, — не совсем понятно, с иронией ли отвечает ей Гвен, но Гарри все равно кивает.       — Вы хорошо постарались, — честно говорит он, указывая рукой на их палатку, что, кажется, притягивает взгляд Майи.       — Боже, мне так нравятся твои кольца, — девушка с восторгом тянется к его ладоням, поднося их ближе к лицу. Такое внимание немного смущает, мало кто с энтузиазмом относится к мальчику с кольцами почти на каждом пальце, хотя сегодня он надел лишь пару самых повседневных серебряных обручей, одно с гравировкой «puer de magia»* с внутренней стороны — подарок от Джеммы на шестнадцатилетие, а по ободку второго расположена змея с двумя красными камнями вместо глаз.       Майя с интересом разглядывает каждое, проводя пальцами по его холодным ладоням, от холодного воздуха кожа как будто стала немного шершавой, и это правда неловко, но он терпеливо даёт ей посмотреть.       — Мне нравится змея, — заключает она, в последний раз касаясь его пальцев, прежде чем отпустить руку. Гарри замечает, что самого металла она так и не коснулась, только его кожи. — Довольно символично.       — Спасибо, — вежливо улыбается ей он, убирая руки в карманы куртки, захваченной перед выходом из дома, и видимо, не зря. С прошлых выходных погода не ощущается такой сырой и холодной, но всё ещё соответствует началу ноября.       Гвендолин, к его облегчению, быстро переводит тему, и Гарри с радостью вливается в разговор, не задумываясь о его сути. Майя задумчиво смотрит на него, но также поддерживает беседу, пока не отвлекается на компанию девушек, рассматривающих подвески рядом с ними.       — Они обещали концерт на главной сцене, — говорит она, когда особенно громкий звук чьего-то голоса раздаётся с другого конца ярмарки. — Можем сходить туда вместе.       — Конечно, — скорее всего, там опять будут ребята с музыкального кружка с каверами, которые они исполняют каждый год, но это всё же лучше, чем ничего. — Заглянем в читательский клуб по дороге?       Найл присоединяется к ним рядом с палаткой, расписанной цитатами из книг, с пакетом крендельков, которые раздаёт один из клубов бесплатно. Гарри может только догадываться, как он заполучил целый пакет, и теперь их руки в крошках прямо перед встречей с Шейном, отличная работа.       Небольшая публика на территории, отведенной для книжного клуба, играет в викторину, которую ведут пара человек с микрофонами за самодельной стойкой.       Чуть подальше стоит палатка с разными сувенирами, связанными с книгами. Особенно привлекательно выглядят свечи, вдохновленные различными персонажами, Гарри и сам мог бы сделать пару таких для себя.       Несмотря на то, что участвующих в викторине не так много, он не видит Шейна, пока кто-то не выкрикивает «Оруэлл» где-то слева от них с Гвен.       Девушка с микрофоном засчитывает правильный ответ, Гарри почти рефлекторно вспоминает о том, что это любимый автор Шейна, о котором он говорил в дискуссионном клубе, и чувствует себя более уверенно. Он специально прочёл «1984» в прошлом году, что потребовало моральных усилий, но теперь он чуть ближе к тому, кто должен быть рядом с Шейном.       После ещё нескольких ответов викторина подходит к концу, Гарри даёт себе пару минут, прежде чем притвориться, что видит Шейна только сейчас. Тот, впрочем, замечает их раньше, отвлекаясь от разговора с ребятами за стойкой, чтобы помахать им.       — О, это тот парень с вечеринки? Сидел с нами на диване, я забыла его имя, — Гвендолин вопросительно смотрит на слишком радостную улыбку на лице Гарри.       — Шейн, — шепчет ей он, не отводя взгляд от парня, который теперь направляется к их компании. Девушка со вздохом протягивает «А-а-а», но больше ничего не говорит.       — Вы все-таки пришли, — приветствует он их с Найлом, прежде чем повернуться к Гвендолин. — Я был на твоей вечеринке, но так и не успел представиться, — говорит он ей, протягивая руку, — Шейн Адамс.       — О, да, я помню тебя. Гарри Поттер, верно? Я Гвен, — она пожимает ему руку, переводя взгляд на Стайлса.       — Идём к сцене? Эти книги давят на меня, — нетерпеливо жалуется Найл, озираясь по сторонам палатки. Он никогда не разделял любви к чтению.       — Хочешь с нами? — Гарри мысленно скрещивает пальцы, стараясь звучать небрежно.       — Ага, почему нет, — Шейн быстро соглашается, кидая взгляд на друзей из читательского клуба к центре палатки. — До моей программы ещё час, так что здесь я пока не нужен.       Резонирующий звук стерео системы становится все громче, пока они проходят через другие палатки к сцене, где, должно быть, орудует класс драмы и музыкальный клуб. К большому неудовольствию Гарри, из-за потока людей им приходится разделиться, из-за чего Шейн теперь идёт справа от Гвен, а ему с Найлом остаётся шагать с другой стороны от неё. Он всё ещё слышит разговор, но теперь это выглядит, будто он пытается пристроиться к чужой беседе, хоть Гвендолин, как и сам Шейн, обращает на него внимание.       Гарри пытается притвориться, что его не волнует то, что Шейн, ради которого он вообще появился здесь, теперь легко беседует с Гвен, отвечая Стайлсу только на прямые вопросы. И при этом он всё ещё ведёт себя вежливо, из-за чего Гарри даже не может толком злиться на них. Так что он обсуждает ярмарку с Найлом, который к тому же постоянно встречает каких-то знакомых по дороге, задерживая их обоих.       Клуб драмы руководит сценой, наслаждаясь чувством свободы творчества на полную. У нескольких человек есть микрофоны, и когда они начинают говорить одновременно, помехи режут слух, кто-то невпопад включает музыку, и это полнейший хаос, но всем весело.       Сезон постановок начинается в декабре, и все выкладываются по полной, рекламируя собственную идею пьесы для этого года, заодно набирая в клуб новеньких. Обычно они просто проводят прослушивание, девушки с листовками ходят по классам, обещая яркую и насыщенную школьную жизнь всем, кто вступит в клуб, а потом кто-нибудь обязательно выходит с прослушивания в слезах, а во время репетиций можно услышать чьи-нибудь крики с другого конца коридора. Слишком много драмы, даже для их клуба.       Они останавливаются немного дальше от людей перед сценой, которые поддерживают выступающих слабыми аплодисментами и свистом. Шейн с Гвендолин присоединяются несколько минут позже, девушка, перед этим исполнявшая очень живой монолог, как раз уходит со сцены, освобождая место старшекласснице с микрофоном.       — Хорошо, последнее выступление на сегодня, прежде чем мы передадим сцену сегодняшним группам, — хлопает она в ладоши, обещание концерта радует помогает хоть немного расшевелить толпу. Для Салема в принципе незнакомы настоящие концерты, ради которых нужно как минимум ехать в Портленд, поэтому любая возможность оторваться под громкую музыку вызывает энтузиазм.       Гарри не то чтобы интересно наблюдать за этим, поэтому он пытается ненавязчиво разговорить Шейна, чтобы не выглядеть при этом неуважительно к окружающим.       — Как дела в книжном клубе? — шепчет он, пока на сцене разбираются с аппаратурой.       — Круто, в этом году они, наконец, разрешили нам обсуждать не только «приемлемые для школьников» книги, — отвечает парень, показывая пальцами кавычки. — К трём у нас будет что-то вроде научпоп-конференции. Вряд ли много кто захочет обсудить Хокинга, но литература — это не только романы, так?       — Я бы хотела, — встревает Гвендолин, широко раскрывая глаза, когда оба парня замолкают.       — Ты читаешь Хокинга? — с искренним удивлением смотрит на неё Гарри. Не в обиду Гвендолин, но он не помнит, чтобы она хоть раз интересовалась наукой, как и он сам. Их разговоры об энергетике камней повергли бы в истерику любого ученого.       Гвен выглядит немного смущенной его вопросом, и он чувствует себя плохо из-за того, что его вопрос мог прозвучать осуждающе. Ему не стоит судить о людях так поверхностно, просто… Почему даже Гвендолин знает о Хокинге, что бы тот ни написал, а он нет?       — Да-а, я вроде как брала у брата почитать одну книгу, и потом он подарил мне ещё одну на Рождество, — она поправляет светлые волосы, задерживая взгляд на одной точке, словно подбирает слова, — и что ж, это было довольно интересно. «Высший замысел», кажется.       — Правда? — Шейн смотрит на неё, словно она упомянула его кумира, не иначе. Гарри ни о чем не говорит это название, он едва ли интересуется этой стороной литературы. Ему удается скрыть раздраженный вздох за заинтересованным звуком и улыбкой. — А как тебе-       Конец предложения Шейна не удаётся расслышать из-за режущего звука микрофона, привлекающего всеобщее внимание.       — Извините! — с ухмылкой кричит знакомый голос со сцены, звуча так, словно ему совсем не жаль. Гарри знает только одного человека с такой манерой речи. — В общем, я здесь не для прослушивания, а потому что один мудак-, — он сам захлопывает себе рот, ловя несколько неодобрительных взглядов взрослых, — партнёр, я хотел сказать партнёр мой сестры передумал в последний момент, поэтому я его заменю.       Любая мысль о Шейне, Гвендолин или ярмарке выходит у Стайлса из головы, когда он видит Луи на сцене. Прослушивание для клуба драмы должно быть последним местом для капитана футбольной команды, но он держится так уверенно, стоя с неисправным микрофоном перед толпой людей, которым это даже не интересно. Нужно иметь определённую смелость, даже если он просто помогает сестре, и, возможно, это действительно восхищение его дерзостью заставляет Гарри чувствовать себя, словно заведенная пружина.       Девушка рядом с ним на сцене не ведёт себя так же решительно, но ей определённо передаётся часть уверенности Томлинсона, когда она улыбается на его слова. Она не намного ниже его, может быть, пару лет разницы, с длинными светлыми волосами и в вязанном чёрном платье. На Луи только тёмные джинсы и джемпер, хотя Гарри в дутой куртке едва не трясётся, стоя на одном месте. Ему внезапно хочется подойти ближе.       Кто-то за аппаратурой все же решает включить музыку, приятная и энергичная инструментальная музыка льётся из колонок, но Гарри она ни о чём не говорит, пока Луи с сестрой не поворачиваются друг другу, стоя практически нос к носу и каким-то образом излучая надменность, которой не было секундой раньше.       — Что бы ты ни сделал, я могу сделать это лучше, — начинает она, тыкая пальцем Луи в грудь, и теперь всё встраивается в знакомую картину той песни, которую знают все, но никто не знает откуда она.       В детстве Гарри думал, что она о споре между братом и сестрой, потому что они с Джеммой тоже могли спорить так до бесконечности, пока маме не приходилось вмешаться. Позже ему стало понятней, что она скорее о паре, очень темпераментной паре. А ещё там было что-то про ружьё**, возможно, спор закончился не очень хорошо.       — Я могу сделать что угодно лучше, чем ты.       — Нет, не можешь.       — Да, могу.       — Нет, не можешь!       — Да, могу!       Тем не менее, их игра больше похожа на спор между братом и сестрой, кем они и являются, но этого сцена ничего не теряет. Музыка только помогает свести неловкость школьного выступления к минимуму, их голоса достаточно громкие и уверенные, хоть и у сестры Луи есть едва заметное дрожание, они прекрасно справляются.       Гарри заворожен этой стороной Луи, как бы ни хотел это признавать. Сцена кажется слишком тусклой и невзрачной для такого магнита для внимания, гирлянды светят недостаточно ярко и атмосфера слишком хмурая. Проходит половина их представления, когда они следуют друг за другом по сцене, взмахивая руками и резко поворачиваясь спиной — чем самодовольней становится ухмылка Луи, тем раздраженней смотрит на него девушка и черт, Гарри может ее понять.       Он сосредотачивается на лампочках в гирлянде, которые практически не освещают сцену, но с ярким тёплым светом все выглядело бы намного лучше. Звучит довольно просто. Небольшая вспышка искр, взмах рукой и…       По толпе прокатывается удивлённый вздох, когда десяток лампочек под потолком резко взрываются, оставляя за собой сноп искр и полупрозрачные клубы дыма. Два ряда гирлянд отцепляются от крыши и треском ударяются о стены по бокам от сцены, чудом никого не задевая. Гарри в оцепенении смотрит на сцену, переводит взгляд на свою руку, снова на сцену. Какого черта только что произошло?       Пара на сцене резко замолкает, недоуменно смотря вверх, микрофоны всё ещё в руках. Спустя несколько секунд музыка из колонок тоже перестаёт играть.       Времена, когда он не мог контролировать размах своей магии, давно прошли. Но он всё ещё помнит это ощущение. Словно от тебя исходит хаотичный поток энергии, неподвластный твоей воле. И самое худшее, когда ты думаешь, как исправить то, что натворила магия, и делаешь только хуже.       Кто-то говорит из-за кулис в микрофон, но Гарри не слышит ни слова, стук крови в ушах перебивает любой звук извне. И ему только кажется, или он даже отсюда может чувствовать запах горелых проводов? Делая несколько глубоких вдохов до ощущения головокружения, он начинает чувствовать хоть немного контроля, но дрожь в руках никуда не уходит. Найл рядом с ним шутит о том, что даже лампочки не выдержали напряжения на сцене и, кажется, что-то у него спрашивает. Гвендолин удивленно замечает постоянную проблему клуба драмы с проводкой, и Шейн вроде тоже что-то отвечает.       Никто вокруг не находит в этом ничего странного, Гарри облегчённо выдыхает. Это не решает его проблему с магией, и ему точно следует убраться отсюда как можно дальше, пока они с мамой не разберутся, что произошло. Возможно, он действительно просто не рассчитал силу для таких маленьких лампочек.       Глубоко внутри он сам не верит в это, конечно же. Ощущения слишком знакомые, как давняя боль — почувствовав её раз, невозможно забыть. Словно бочка, набитая фейерверками, и никогда не знаешь, какой из них рванет.       Ладно, есть ещё один человек, который не выглядит убежденным в плохой проводке. Луи смотрит на него со сцены, микрофон всё ещё у его груди, девушка, ответственная за прослушивание, отпускает их, обещая дать дополнительную попытку, когда они разберутся с гирляндами. И он смотрит — пялится — на Гарри, до тех пор, пока его сестра не тянет его за собой со сцены.       Луи смотрит на него так, будто ждёт взрыва, не сводя глаз на всём пути со сцены, пока не теряется в толпе перед ней. Остальные суетятся с оборудованием, потому что теперь сцена выглядит еще хуже, а программа не закончена.       Гарри слишком отвлечен попытками разглядеть Луи — рост Томлинсона совершенно не упрощает задачу — поэтому не сразу понимает, о чем говорит ему Найл.       — Я говорю, там что-то дымит, — повторяет он, указывая на крышу сцены. Дым, оставшийся после взрыва лампочек, не рассеивается, как должен. Учитывая, что рядом с гирляндами висели бумажные украшения и плакаты, водопада из искр могло быть достаточно, чтобы они загорелись.       — Похоже, нас ждёт второе Рождество. Эй, ты какой-то бледный, — Найл поворачивается к нему, пока Гарри смотрит на сцену, тревога узлом закручивается в животе. — Это всего лишь пара искр, все будет нормально.       Хоран с ободряющей улыбкой хлопает его по плечу, хотя каждая частичка Гарри кричит, чтобы к нему не прикасались. Он словно пронизан электричеством, с трудом удерживая магию под контролем сейчас. Боже, он даже не может вспомнить, когда в последний раз чувствовал себя настолько беспомощным.       — Я, наверное, пойду предложу помощь, — говорит Шейн, конечно же, потому что он       хороший человек, в отличие от Гарри, который всегда всё портит. Он смотрит, как парень подходит к нескольким ребятом рядом со сценой, которые с лёгкой паникой пытаются разобраться с дымом.       — Ну, главное, чтобы они решили это до того, как придут учителя, — Гвен издаёт нервный смешок, пока они втроём продолжают ждать, что произойдёт дальше. Гарри чувствует себя виноватым в том, что сорвал выступление и в том, что сейчас не может сдвинуться с места. Он мог бы помочь, исправить ошибку, его руки чешутся от желания сделать что-нибудь, и это что, огонь под крышей?       Дело в том, что огонь никогда не был простой стихией. Воду или воздух приручить намного легче, но он знает, как тушить свечи, не прикасаясь к ним, и это не должно быть намного сложнее. Он представляет, как накрывает ладонью огонь, лишая его доступа к кислороду, и тот-       Вспыхивает сильней. Чертчертчерт. Он сам пугается резкого всполоха пламени, теперь отчётливо видимого среди дыма под потолком сцены. Он устроил гребаный пожар.       — Мне нужно, — почти задыхаясь, говорит он, взгляд сосредоточен на огне, ярко-красные языки пламени на фоне серого неба. — Мне нужно уйти, — бросает он, прежде чем Найл или Гвен понимают, что произошло.       За спиной начинается паника, он слышит это по гомону голосов, кто-то бежит ему навстречу, пока Гарри бежит как можно дальше от сцены. Найл, кажется зовёт его, но быстро теряет в толпе, пока Гарри сворачивает на каждом углу, из-за паники даже не думая, куда направляется, пока не останавливается у забора на другом конце школы.       Пальцы судорожно сжимаются, он уже и забыл, что это физически больно, и теперь он будто весь горит, несмотря на холод. Кирпичная стена царапает ткань одежды, когда он сползает спиной вниз, чтобы хоть немного поймать дыхание. Его телефон звонит — Найл или мама — где-то в карманах куртки, если бы он только перестал задыхаться так сильно.       Никчёмный, он просто никчёмный маг, который в семнадцать лет не научился держать в руках собственную магию. До этого мама всегда была рядом, чтобы помочь, убедиться, что он не навредит себе и другим, а теперь кто-нибудь мог пострадать из-за него. Он испортил ярмарку для всей школы, чуть не убил Луи с сестрой, а сейчас он еще и разрушит задние школы, стена за ним уже начинает трястись от напряжения.       В самые худшие моменты его подростковых лет у них в доме трескались все стеклянные поверхности, деревья вокруг дома начинали сходить с ума, а когда мама отвела Гарри за город, небольшая река вышла из берегов. Он ходячая катастрофа, а неудачное зелье было лишь началом, дальше будет только хуже, и ему придётся рассказать обо всём ковену.       Гарри тонет в отвратительном чувстве беспомощности — буквально тонет, ощущение именно такое — пока шум в голове не рассеивается достаточно, чтобы услышать чьи-то шаги недалеко от этого места. Он всё ещё не решается поднять голову.       — Стайлс, — Луи звучит запыхивающимся и возмущенным, возможно, Гарри слышит и облегчение в его голосе тоже, — какого хрена происходит? Я знал, что лампочки были твоей работой, мог почувствовать это ещё тогда, — судя по шагам, он подходит ближе, пока не останавливается в шаге от Гарри, и стена за ним всё так же едва заметно вибрирует. — Что не так?       Мягкий голос Томлинсона кажется такой разительной переменой после их обычного общения. Это приятно, правда. Он хотя бы притворяется, что беспокоится. Гарри всё равно не отвечает ему.       — Эй, посмотри на меня, — просит тот после красноречивой тишины. Луи опускается на колени, каждое его движение сейчас Гарри может отследить даже с закрытыми глазами. — Гарри, пожалуйста.       — Не трогай меня, — жёстко говорит Гарри, предчувствуя прикосновение к его плечу. Выходит более грубо, чем он планировал, но рука замирает в воздухе, в сантиметрах от него самого. Он поднимает голову, встречаясь с тревожным взглядом голубых глаз, сейчас они больше похожи на глаза волка под его окном.       — Хорошо, хорошо, — Луи быстро убирает руку себе на колени, хмуря брови. — Что с твоими глазами?       — Что с ними?       — Они горят, — говорит он, слегка наклонив голову, — и они красные. Почему они красные?       — Твои тоже горят, но я же не задаю вопросов, — фыркает Стайлс. Он ни разу не видел свой цвет глаз во время приступов, но зрелище должно быть ещё то. Странно, что Луи до сих пор не сбежал.       — Они горят, когда мы хотим подать какой-то знак. Что-то вроде нашего языка, — спокойно отвечает он. — Твоя очередь.       — Слушай, сейчас не самое лучшее время-       — Ты почти поджёг сцену, твои глаза горят, как светофор, а ещё стена этого здания скоро не выдержит, — перечисляет Луи, загибая пальцы. — Я думаю, сейчас самое время, потому что меня убивает то, что ты чувствуешь сейчас. А я чувствую то же самое.       — Я просто, — он делает глубокий вдох, — потерял контроль на мгновение. Что-то пошло не так, а потом это словно цепная реакция, одно ведёт за другим. Я думал, все было хорошо.       — Тогда в чём проблема?       — Я не знаю! — не сдерживается Гарри, повышая голос и сжимая кулаки. Воздух вокруг них закручивается в маленький ураган, но Луи даже бровью не ведёт. Он с интересом смотрит на его руки.       — У тебя всегда так? — любопытно спрашивает он, указывая на ладони, от которых отскакивают красные искры.       — Если я использую магию, да. Сейчас это просто неосознанно.       — Мило, — кивает он, отводя взгляд. — Что ты обычно делаешь, когда такое происходит?       — Моя мама знает несколько методов, — уклончиво отвечает Гарри, думая, что упоминание особых заклинаний и медитации сейчас может помочь. — Когда все становилось совсем плохо, мы уезжали подальше от города. Такого уже давно не случалось, в один момент все в порядке — а потом ты ничего не контролируешь.       Он выдавливает последние слова, которые только напоминают ему о разочаровании, которым он является. Ветер вокруг закручивается сильней, ощутимо раздувая их волосы, и без того тусклая трава вокруг них начинает желтеть и вянуть, и даже Луи становится видимо некомфортно, судя по пальцам, которыми он впивается себе в бедра.       — Хорошо, это уже произошло, — Луи звучит более уверенно, чем выглядит. — Что нам делать дальше?       — Нам?       — Ты думаешь, я просто так бежал за тобой через всю школу? Не знаю, дошло до тебя или нет, но твоя магия теперь касается и меня, так что я предпочёл бы тебя в стабильном состоянии, — он встаёт с земли, выжидающе смотря на Гарри с протянутой рукой. — Давай, нам надо уходить.       От его пальцев до сих пор отлетают искры, и Стайлс правда не доверяет своим рукам прямо сейчас. Он поднимается, опираясь о землю, чувствуя, как тело слегка потряхивает без твердой опоры.       — Куда мы идём?       — Как ты и сказал — подальше от города.       Луи, не дожидаясь его ответа, быстрым шагом направляется в сторону парковки, поглядывая за спину на Гарри. Он сомневается лишь секунду, прежде чем последовать за ним, не забывая глубоко дышать.       Томлинсон уже открывает дверь в красную Volkswagen Rabbit***, когда Гарри доходит до парковки. Сегодня машин здесь намного меньше, по сравнению с учёными днями, никто не обращает внимания, когда он садится на переднее сиденье рядом с Луи.       — Ты же понимаешь, что со мной сейчас опасно находиться? — спрашивает его Гарри, когда тот заводит машину и пытается пристегнуть ремень безопасности одновременно.       — Пока ты не пытаешься подсунуть мне аконит в еду, все будет нормально, — шутит Томлинсон, несмотря на всю серьёзность ситуации.       Его мама реагирует на это почти так же спокойно, словно мир вокруг не рушится, а лопнувшие стекла или потоп посреди его комнаты — небольшая неприятность. Тем не менее, она никогда не говорила что он преувеличивает или слишком драматизирует, хотя смотря на неё, он сам задумывался об этом. Но потом он дергает рукой — и бардачок перед ним с грохотом открывается, заставляя разную мелочь рассыпаться по машине. В зеркале заднего вида его глаза мерцают красным.       — Упс, — говорит он тихо, когда Луи дёргается от неожиданности.       — Все нормально, — Томлинсон морщится и крепко сжимает руль, выезжая с парковки. — Просто дыши и возьми уже чёртову трубку, я за километр слышу эту вибрацию.       Ох, Энн это не понравится. Гарри со вздохом открывает телефон, наблюдая за тем, как деревья становятся все гуще, а дома все реже.