Put It on Repeat, It Stays the Same

Стив соскребается с дивана, потягивается и подходит к окну уже после полудня. Баки, не скрываясь, наблюдает, как он откладывает рукопись, садится на подоконник и заинтересованно выглядывает наружу. – Пойдём погуляем? – предлагает Стив. Баки ухмыляется. – Хочешь поваляться в снегу? Стив смотрит на него и улыбается во весь рот в ответ. – Типа того. – Хосспади. Ладно, иди одевайся. Я так задолбался вносить эти чёртовы правки. Мне определенно нужно отвлечься и сунуть тебя головой в сугроб. – Спорим, я суну тебя головой в сугроб первым? – тут же предлагает альтернативу Стив. Он загибает кончик страницы, чтобы не потерять место, на котором остановился, поднимается с подоконника и в следующую секунду уже несётся в прихожую, где на вешалке обретается вся его верхняя одежда. Баки только закатывает глаза: по-другому реагировать на этого огромного счастливого щенка просто невозможно. Намеренно неторопливо Баки поднимается с места и принимается собираться. К тому моменту, как он выходит в прихожую, Стив едва не бросается на дверь. – Ну ты и придурище, – качает головой Баки. – Ещё какой! И мне плевать! Пошли гулять! Стив вылетает за дверь и бежит прочь по коридору, направляясь к лестнице. – А лифт не подождать, не? – кричит Баки ему в спину. – Не! – отзывается Стив, и в следующую секунду за ним захлопывается дверь, ведущая на лестничную площадку. Баки решает дождаться лифта. Как взрослый, разумный человек. Он знает, что получит снежком в морду в ту же секунду, как откроется дверь парадной. Но ещё он знает, что Стив будет так откровенно наслаждаться своей маленькой победой и так заливисто хохотать, что у Баки как раз будет время на то, чтобы добраться до его зловредной задницы и усадить ее в ближайший сугроб. И в итоге он оказывается прав, потому что как только он шагает за порог, ему в лицо прилетает гигантский рыхлый снежок. Стив хохочет в голос, пока Баки вытирает мокрый снег с лица, и отвлекается достаточно, чтобы коварный план Баки был претворён в жизнь. Баки кидается на Стива и опрокидывает его в сугроб, насыпавшийся между двумя припаркованными автомобилями. Стив падает как булыжник в прорубь, громко охая. – Попался, – говорит Баки, улыбаясь и глядя на него сверху вниз. Стив обхватывает его ногами за бёдра. – Оно того стоило, – говорит он и, не тратя ни секунды, суёт Баки в лицо пригоршню снега. Не просто суёт, а ещё размазывает от души, и Баки чувствует, как примерно половина, тая, скользит по шее за воротник пальто. – Аааа, ну ты и скотина! Мне за шиворот попало! Зараза! Короче, война объявлена. На заваленной снегом улице нет больше ни души, кроме них двоих – гоняющихся друг за другом по всему кварталу. Они кричат друг на дружку, а на них в свою очередь пару раз кричат из окон домов люди, требующие чтобы они уже наконец угомонились и заткнулись нахуй. После второго раза Стив останавливается, поднимает голову посмотреть на крикуна в окне и орёт в ответ: – Иди нахуй! Делаю, что хочу! Баки смеётся так, что в боку колет, и Стив в этот момент кидается на него, опрокидывая на бок и восторженно вереща. – О, боже, – стонет Баки, придавленный всем Стивом к земле. – Сейчас точно кто-нибудь спустится и будет нас бить. Возможно, ногами. Стив смеётся ему на ухо, утыкаясь холодным носом в висок, и Баки вздрагивает под ним. – Не бойся, – говорит Стив, и его дыхание оседает теплом на щеке Баки. – Я тебя защищу. Баки фыркает. – Да уж, блядь, будь так добр, это ведь ты начал орать в ответ. Баки чувствует на своей щеке его улыбку, беззвучные выдохи тихого смеха, смотрит в небо, часто моргая от сыпящегося сверху пушистого снега, и чувствует, как замерзает его задница в сугробе, и он так совершенно, невероятно, охуительно счастлив. Так счастлив. А Стив обхватывает руками его за талию так крепко и так сильно прижимает к себе, что сердце у Баки чуть из груди не выпрыгивает. – Тут просто охуенно красиво. И немного нереально, – говорит Стив. – Нереально в каком плане? – спрашивает Баки. – Хочешь сказать, у себя в Бруклине ты не разлёживаешь посреди улицы в свободное от работы время? – Ещё как разлёживаю, но каждый раз находятся умники, которым бы только понудеть. Убирайся нахуй отсюда, бла-бла, ты перегородил всю бляццкую дорогу, бла-бла-бла. – Хм. Звучит правдоподобно. Стив прижимается ртом к шее Баки, и тому совсем не хочется его одёргивать, но если они и дальше будут валяться в снегу, то Баки реально отморозит себе все яйца. – Если только ты не хочешь, чтобы у меня вместо яиц было две ледышки, нам лучше вернуться домой, – предупреждает он. Стив поднимается на колени, но, зараза, даже не думает отползти в сторону. Теперь он буквально сидит на Баки, сжимая его бока своими ногами. – Это ты так намекаешь, что у тебя замёрзли яйца и надо бы их отогреть? – спрашивает Стив и улыбается как распоследний придурок на земле. – Потому что это я могу! – Вот это подкат, Роджерс. Я хоть прям здесь готов тебе отдаться. – Ничего не могу с собой поделать, детка, – дёргает плечом Стив, и всё же поднимается наконец на ноги, и протягивает Баки руку, чтобы помочь встать. – Твои яйца так и манят меня. – Знаешь, что? Забудь, что я уже сказал про подкат, представь, что это было вот после этой фразы про манящие яйца. Серьезно? Господи Иисусе, как тебе вообще кто-то даёт? – Это одна из загадок вселенной, – говорит Стив и берёт Баки за руку, пока они идут домой. Это уже третий раз за выходные, когда Стив называет его "деткой", и Баки не уверен, что это значит и значит ли что-нибудь вообще. Это только для Баки, или Стив называет так всех подряд, сам того не замечая? Как только они возвращаются в квартиру, Стив стаскивает ботинки нога об ногу, поворачивается лицом к Баки и тянется снять с него шапку. Баки не может не улыбаться, наблюдая за тем, с каким сосредоточенным лицом Стив расстёгивает молнию на его пальто. – Так не терпится до моих манящих яиц добраться? Вместо ответа Стив вклинивает колено между бёдер Баки и чуть надавливает, не прекращая его при этом раздевать. – Всё может быть, – наконец пожимает плечами он. Баки подаётся вперёд, стаскивает со Стива шапку и тут же целует в холодную мочку. Стив прижимается ртом к горлу Баки, и тот вздрагивает. – Замёрз? – спрашивает Стив, не отстраняясь. – Немного. Стив целует шею Баки, снизу вверх, добирается губами до челюсти, а потом крепко-крепко обнимает. – Ты как ледышка, – бормочет он, и только теперь Баки понимает, что и в самом деле сильно замёрз. Они наконец дома, в тепле, а его одежда ледяная и мокрая насквозь, и больше всего на свете Баки хочется оказаться голым и – в огромных тёплых руках Стива. – Я тебя отогрею. Надо бы, думает Баки, поддразнить его за вот эти вот телячьи нежности, но у Стива такой тихий, мягкий тон, когда он произносит это, и он так осторожно касается Баки, когда гладит его лицо и прочёсывает пальцами волосы, что у Баки язык не поворачивается сказать что-нибудь резкое. Вместо этого он послушно ждёт, пока Стив его разденет, а потом сам раздевает Стива. Стив ведёт их в ванную, обе ладони Баки зажаты в его руке. Она тоже ледяная, и всё же Баки кажется, что там, где они прикасаются друг к другу, кожа как будто горит огнём. В ванной Стив настраивает напор и температуру воды и затягивает Баки под душ. Баки прикрывает глаза, и сосредотачивается на ощущениях, отдаётся целиком и полностью теплой воде и ласковым рукам Стива. Стив водит ладонями по его плечам и груди, тщательно намыливая, он трогает Баки так нежно и осторожно, как будто нет на свете никого прекраснее и ценнее Баки. Когда Баки открывает глаза, Стив задумчиво смотрит ему куда-то в шею. Наконец он поднимает руку и подушечкой указательного касается чего-то, что так привлекло его внимание. – У тебя тут веснушка, – говорит он очень тихо. – Ты, наверное, даже не знаешь о её существовании, но она сводит меня с ума, представляешь? Баки только и может, что покачать головой: не представляет. – Я целую её каждый раз, когда мы с тобой видимся. Как будто это что-то вроде точки отсчёта, – Стив замолкает, продолжая выводить невесомые узоры вокруг веснушки. – Думаю, я так каждый раз пытаюсь доказать себе, что всё происходит на самом деле. Что ты действительно существуешь. Что ты настоящий. Баки нежно касается нижней губы Стива. – Я настоящий. И я здесь. С тобой. – Иногда мне так не кажется. Бывает, смотрю на тебя и глазам своим не верю. Баки притягивает Стива ближе за затылок и целует глубоко и крепко, будто пытаясь доказать, что они реальны, оба, что они вместе здесь и сейчас. Ему хочется сказать Стиву, что они всегда были предназначены для этого, как самое важное и правильное доказательство существования друг друга. Стив прижимает его к прохладному кафелю стены, скользя раскрытыми ладонями по всему телу. Баки стонет ему в рот, когда чувствует, как одна рука обхватывает его за задницу, а кончики пальцев скользят ниже, глубже, дразня и лаская. – Ты хоть представляешь, как я тебя хочу? – хрипло, еле слышно спрашивает Стив. – Я вообще всегда тебя хочу. Постоянно. Пожалуй, это признание – самый близкий эквивалент фразы “я тебя люблю” из всех, что Баки когда-либо говорил Стиву. На большее он никогда не решался, но эти выходные какие-то особенные, Стив особенный, всё ощущается иначе, более весомым и настоящим. Баки переполнен неясным предвкушением. Может быть, он найдёт в себе силы всё сказать Стиву. Может быть, его чувства взаимны. Может быть, эти выходные будут продолжаться вечно. Может, он наберётся смелости попросить об этом. Баки разворачивает их так, чтобы Стив снова оказался под тёплыми струями душа, запускает пальцы ему в волосы и оттягивает его голову назад, чтобы удобнее было целовать и кусать его за шею. – Сейчас я отведу тебя обратно в кровать, – говорит Баки. – И буду ласкать тебя ртом, пока ты не начнёшь плакать и просить. Ты будешь умолять меня, Стив. Бёдра Стива дёргаются, безотчётно подаваясь вперёд, он тихо ахает, когда Баки особенно сильно вцепляется зубами в чувствительное местечко между шеей и плечом. – Я в деле, – задыхаясь, едва внятно произносит Стив. – Заставь меня умолять. Баки нашаривает ручку душа и выключает его, а Стив уже тянет их обоих из кабины. Вода стекает по широкой груди Стива ручейками, Баки не может удержаться и слизывает капли широким движением от одного соска до другого, прикусывая их. Ему постоянно хочется кусаться, это будто дурацкая попытка сублимации непрекращающегося желания сожрать Стива целиком, чтобы слиться с ним в единое целое, навсегда, сделать его своей плотью и кровью. Выбираться из заполненной теплом и паром ванной в прохладный сумрак квартиры удовольствие так себе, но они без конца трогают друг друга, и это их спасает. Кожа Баки вспыхивает ожогами там, где Стив к нему прикасается. Стив как огромный костёр, и Баки горит в нём заживо и не думает жаловаться. Это странная, абсурдная мысль, и Баки бесконтрольно хихикает, когда она возникает у него в голове. Стив прижимает его к стене рядом с дверью в ванную, чтобы поцеловать, и у Баки дух захватывает от того, как они совпадают, зеркалят друг друга в обоюдной жажде близости. Он хватает Стива за руку и тащит в спальню, ему не терпится уложить его на живот и добраться наконец до этой восхитительной задницы. Стив всё ещё влажный после душа, пальцы Баки то и дело соскальзывают, и всё же им удаётся добраться до койки, ни на секунду при этом не отрываясь от губ друг друга. – На живот, – приказывает Баки, толкая Стива на кровать. – Живо. Хочу твою задницу. Повторять дважды не приходится. Стив проворно забирается на кровать, подтягивает под себя ноги, приподнимая задницу. Его пальцы нетерпеливо мнут покрывало. Баки становится на колени позади Стива, между его ног, и оглаживает заднюю сторону его крепких сильных бёдер. Наконец он кладёт ладони на обе половинки задницы Стива и раздвигает их. Трогает самым кончиком пальца сухую, сжатую дырку. Стив едва ощутимо подаётся навстречу прикосновению – Баки чувствует, как он на секунду напрягается, и отвешивает быстрый хлёсткий шлепок в качестве предупредительной меры. – Терпение, – мурчит он. Стив шипит от боли, но почти сразу за этим издаёт довольное, мягкое мычание. Баки знает Стива, знает все его границы, и сейчас они даже близко не подошли ни к одной из них. Если честно, Баки и не планирует сегодня приближаться ни к одной из них. Он не хочет давить на Стива. Да, Баки не против поиграть, и он обязательно доведёт Стива до изнеможения, заставит умолять и кричать, но совсем не от боли. Никакого быстрого и грубого, похожего на драку секса, он возьмёт Стива долгой, ласковой осадой. Утопит в бесконечной нежности. Им нужно выпустить наконец на волю всё, что между ними накопилось за эти несколько дней. Баки надеется, что, может быть, это станет для них толчком в новом, правильном направлении. Он целует ягодицы Стива, снова разводит их в стороны, чтобы добраться до дырки. Осторожно касается пальцами сжатого кольца мышц, дует на него, но не трогает пока всерьёз, и Стив под ним вздрагивает и крепче сжимает в кулаках покрывало. – Бак. – Я знаю, – тут же отзывается Баки. – Я знаю, мой свет. Ты хочешь, чтобы я тебя вылизал, но ты такой красивый сейчас, что мне хочется немного полюбоваться и потрогать тебя. Потерпи чуть-чуть. – Вот ты зараза, – беспомощно шепчет Стив. Он подтягивает под себя правое колено, взбрыкивает, и Баки воспринимает это как сигнал к действию, наклоняется и обводит кончиком языка дырку. Это осторожные, лёгкие касания, и Баки не отказывает себе в удовольствии насладиться ими в полной мере, он целует и лижет дырку Стива, удерживая половинки его задницы широко разведёнными. Он хочет трахнуть Стива языком, хочет кусать и зацеловывать его, хочет довести его до слёз. Он и раньше заставлял Стива плакать и кричать во время секса, но никогда – вот так, и, чёрт, теперь Баки очень, очень хочется наверстать упущенное. Стив удивительно красивый, когда зарёванный. Когда он отпускает себя целиком и полностью. Стив уже поскуливает в ответ на дразнящие прикосновения языка, и когда Баки проталкивает в него самый кончик пальца, чтобы растянуть его, подготовить, Стива всего перетряхивает крупной дрожью. Баки шикает и продолжает его раскрывать: сначала пальцем, потом подключает язык. Потом он убирает руку, вжимается Стиву в задницу всем лицом и трахает его своим ртом. Стив опускает ниже, почти ложится на постель и начинает потираться стоящим членом о покрывало, но Баки вовремя замечает и пресекает диверсию, отрываясь от его задницы и вздёргивая за бёдра обратно. – Нет, – говорит он, задыхаясь. – В первый раз ты кончишь вот так. На моём языке. Без рук. Он окидывает взглядом широкую спину Стива, замечает, как тот уткнулся лицом в сгиб локтя, будто прячась. Но Баки видит яркий румянец, расползающийся по шее и даже по плечам, видит бисеринки пота, усеявшие ложбинку позвоночника. Он знает, что затянул с прелюдией и знает, что это сводит Стива с ума, но именно этого он и добивается. – Я столько раз заставлю тебя сегодня кончить, душа моя, ты себе не представляешь. Очень, очень много раз. Выдою тебя досуха, пока ты не станешь умолять меня остановиться, потому что больше кончать уже не сможешь. Баки нежно, еле ощутимо целует трепещущие мышцы входа, смотрит вниз, между широко раздвинутых бёдер Стива, на то, как он лихорадочно пытается прижаться членом к покрывалу, на то, как туго подвело у него от желания яйца. Не удерживается и прихватывает лёгким поцелуем-укусом кожу за мошонкой Стива, и тот дёргается так сильно, что Баки не в силах удержать его. – Ты совсем уже готов, правда? – спрашивает он, не ожидая ответа, и покрепче перехватывает брыкающиеся бёдра Стива. Он приникает раскрытым ртом к влажной, вздрагивающей дырке Стива и начинает трахать его языком, просовывая вместе с ним внутрь два пальца. Стив кричит в голос и так сильно дрожит под ним, что Баки сразу всё понимает, и трахает его быстрее, растягивая и усиливая оргазм. Второй рукой он тянется вниз, оглаживает влажный и скользкий от спермы член Стива и удовлетворённо улыбается, отстраняясь. – Первый, – тихо говорит он, горячо дыша в поясницу Стиву. – Сколько ещё будет? Он вновь не ждёт ответа на вопрос, уже отвлекаясь на то, как влажно блестит, сжимаясь и разжимаясь в послеоргазменной дрожи колечко мышц ануса. Баки медленно обводит его пальцем, проталкивает внутрь и вытаскивает, и Стив тихо стонет. После этого Баки возвращается к прерванному занятию, полный решимости вытянуть из Стива всё, что тот ему позволит. Ему хочется, чтобы Стив кончал снова и снова, поэтому он как-то теряет счёт времени, лижет, целует, трахает языком и пальцами, пытаясь достать как можно глубже, господи боже мой ему так хочется наконец трахнуть его и членом, но пока ещё рано, Стив ещё не на самой грани. Временами Баки прерывается и, оставляя в нём только пальцы, говорит Стиву всё, что приходит ему в голову в процессе. И Стив каждый раз так сладко стонет в ответ, вздрагивает и подаётся навстречу, и это так охуенно – чувствовать в себе власть так сильно влиять на него. Баки не знает, сколько это длится, но он продолжает лизать и кусаться, и растягивать его так, чтобы проникнуть внутрь сразу и до самого конца. Челюсть ноет, но он вытягивает из Стива ещё два оргазма, слушая прерывистые вскрики, глядя как растёт влажное пятно на одеяле. Стив сам уже весь мокрый от пота, раскрасневшийся и такой нежный, и совершенно не в состоянии сохранять неподвижность – притирается к кровати, извивается и выгибается дугой, когда оргазм подступает слишком близко. А как он всхлипывает и хнычет, боже, так сладко, так жалобно. У Баки стоит до боли, так что пах пульсирует и яйца поджимаются, но кончит он сегодня только оказавшись внутри этой прекрасной задницы, и никак иначе. Когда Стив снова начинает спазматически сжиматься на пальцах Баки, он наконец слышит первую мольбу: – Детка, пожалуйста… Голос у него такой тихий и хриплый, что Баки едва слышит его, так что он перемещается выше, целуя спину Стива вдоль позвоночника, и зарывается лицом в мокрые волосы на затылке, за ухом, шепча: – Что такое, солнышко? Скажи мне, чего ты хочешь. Ты же знаешь, я для тебя всё сделаю. Глядя вниз, на полускрытый изгибом локтя профиль Стива, он видит влажные дорожки слёз – и наклоняется сцеловать их с переносицы, со щеки, с уголка рта. – Выеби меня. Боже, выеби, пожалуйста, Баки, мне так нужно. Пожалуйста. – Какой же ты сейчас красивый, – Баки продолжает целовать его лицо, висок, шею за ухом. – Я едва могу на тебя смотреть, ты так прекрасен, это почти невыносимо. Стив издаёт задушенный, полный отчаяния звук, хватает Баки за руку и крепко-крепко сжимает. – Пожалуйста, детка, – стонет он, и дёргает Баки за руку, и снова и снова повторяет свою беспомощную мольбу. – Всё хорошо, я с тобой, я держу тебя, – обещает Баки и отстраняется ровно настолько, чтобы можно было дотянуться до прикроватного столика, на котором они накануне оставили смазку и презервативы. – Я позабочусь о тебе, дам всё, что тебе нужно. Всё, что захочешь. Баки приходится выпутываться из хватки Стива чтобы надеть презерватив, а это не так-то просто, и они возятся и пихаются, и Стив ни в какую не желает отпускать Баки дальше, чем на несколько сантиметров. Когда Баки наконец справляется и со Стивом, и с презервативом и входит в распростёртое под ним тело, Стив счастливо всхлипывает, переполненный чувствами по самое не хочу. Баки ощущает себя примерно так же. Он лежит на Стиве сверху, их обоих трясет, и Баки понимает, что может кончить в любую секунду. Ему этого не хочется, не хочется, чтобы как в пубертате, раз, два и готово, и Баки старается двигаться медленно и размеренно. Стив зовёт его по имени, говорит что-то ещё, и слова, ни одно из которых Баки не может разобрать, тихие и смазанные, так и текут с его губ. Баки прижимается ртом к шее Стива, обнимает его за плечи и медленно трахает его. Он никогда не испытывал подобного, никогда ни с кем не чувствовал такого единения: как будто он существует не сам по себе, а как часть сложного организма, объединяющеего в себе две души. Баки кажется, он растворяется в Стиве. Он внутри Стива. Он дышит лёгкими Стива, качает кровь Стива его же сердцем. Он так сильно любит Стива. Так глупо, так отчаянно любит Стива, что слёзы вскипают у него в глазах и вот-вот польются по щекам. Он сжимает Стива слишком сильно, тому наверняка больно, но Баки ничего не может с собой поделать: ему нужно чувствовать Стива, нужно обладать Стивом целиком и полностью. Он будто не за любовника держится, а за свою чёртову жизнь, и это – уже через край. Слишком много, слишком хорошо. Разрядка приносит не столько облегчение, сколько неудовольствие собой: Баки не хочет кончать, Баки хочет остаться в Стиве навсегда, и чтобы весь остальной мир сгинул в пучине какого-нибудь апокалипсиса, и остались бы только они вдвоём. Его тело с ним не согласно. Оно не может больше выдерживать эту сладкую пытку, и Стив, кажется, не может тоже. Он дрожит и ревёт под Баки, и всё, что Баки может, это притиснуться к нему на последнем толчке и крепко прижать к кровати. Стив выгибается, кончая, и Баки кончает сразу за ним. Он не отпускает Стива, гладит его везде, нежно и осторожно, шепчет тихое "солнце моё" в самое ухо. Ему хочется привести Стива в порядок, позаботиться о нём, завернуть в одеялко и уложить спать, но пока для этого рано. Для Стива очень важна вот эта часть – сразу после секса. Ему нравится быть обласканным и облюбленным, ему нужно, чтобы его крепко обнимали и успокаивали прикосновениями волны мелкой дрожи, сотрясающей его тело каждые несколько минут. Баки терпеливо дожидается, пока приступы дрожи становятся реже, а потом пропадают совсем. Он рассказывает Стиву дурацкие истории, целует его, и очень скоро Стив начинает возиться у него руках, а потом и вовсе переворачивается лицом к лицу. Взгляд у Стива ясный, и Баки улыбается и шепчет: – Приветики. – Привет, – отвечает Стив хриплым до неузнаваемости голосом. – Ты как? Стив тянется к нему, заправляет за ухо разлохмаченную прядь. – Хорошо. Вроде хорошо. – Здорово, – говорит Баки и наклоняется поцеловать его. Он едва прикасается к его губам, но Стив вздыхает в поцелуй, и Баки прижимается к нему лбом. – Здорово, что ты опять со мной. Стив молча улыбается и снова его целует. Баки медленно приподнимается, чтобы отстраниться, но Стив хватает его за запястье. – Не уходи. – Я только чуть приведу тебя в порядок, – заверяет Баки. – Хочу о тебе позаботиться. Стив не отпускает его. – Ты такой хороший. – Для тебя легко быть хорошим – Я тоже хочу о тебе заботиться. – Значит, в следующий раз так и сделаем. Честное слово. Баки целует Стива в лоб и осторожно высвобождает запястье. – Я сейчас вернусь. По пути в ванную Баки поднимает с пола разбросанную одежду и складывает её в корзину для белья. Достаёт пару махровых салфеток, мочит их в тёплой воде. На пороге комнаты он замирает и смотрит на Стива какое-то время. Тот лежит на кровати лохматый, весь в слезах, сперме и смазке, и он прекрасен настолько, что у Баки сердце чуть не останавливается. – Вот и я, – тихо говорит он, садясь на кровать рядом со Стивом, поднимает его безвольную руку и медленно, нежно проводит влажной тканью плечу, предплечью и кисти, тщательно вытирает каждый палец, затем вновь возвращается к плечу. Неторопливо водит салфеткой по шее и груди Стива, потом берёт вторую руку. Особенно нежно вытирает его лицо, любуясь длинными ресницами. Баки знает, что Стив сейчас очень чувствителен, что каждое прикосновение всё ещё будто рассыпает искры под кожей, поэтому не торопится прикасаться к паху. Стив всё ещё периодически вздрагивает от прикосновений, и ему явно нужно ещё немного времени, чтобы прийти в себя окончательно. Баки вовсе не против – ему самому очень нравится этот момент, забота о Стиве, когда тот такой тихий, довольный и расслабленный. Позже он обязательно пошутит о том, что Стив только в такие моменты и затыкается, и что вообще ведь чудо, что он может держать рот закрытым хоть несколько минут – но сейчас Баки и сам молчит, медитативно гладит его тело тёплой влажной тканью и наслаждается каждой секундой. Вытерев наконец живот и ноги Стива, Баки осторожно прикасается к его члену, приподнимая его и промакивая невесомыми прикосновениями. Стив всё равно вздрагивает и тихо скулит, но не вырывается и даёт Баки закончить. Потом Баки чуть подталкивает его, шепчет “перевернись”, и когда Стив ложится на живот, он вытирает его спину, заднюю сторону бёдер, ягодицы и между ними. Баки издаёт успокаивающие звуки, сочувственно гладит поясницу, а Стив зарывается лицом в подушку и дрожит. Закончив, Баки тянется встать, чтобы унести салфетки обратно в ванную, но Стив останавливает его, отнимает салфетки и складывает их на тумбочку со своей стороны кровати. – Оставь их, – говорит он. – Ложись ко мне. Баки убирает чёлку со лба Стива. – Как хочешь. – Вот так хочу. Чтобы ты рядом лежал. – Хорошо, но давай сначала тебя одеялом накроем. Баки вытаскивает одеяло и укрывает Стива, потом залезает в кровать сам и обнимает его сзади. Стив сжимает его запястье и говорит. – Вот так. Давай просто полежим немного. Баки гладит его живот и слушает, как Стив довольно мурлычет, а потом замолкает, проваливаясь в сон разом и с головой. ~*~ Когда Баки просыпается, Стив сидит на краю его кровати, полностью одетый. В свою собственную, не Баки, одежду. Он держит на коленях свитер, который носил днём, и время от времени поглаживает его кончиками пальцев. – Стив? – зовёт Баки. Он растерян и дезориентирован, за окнами уже темно, и он понятия не имеет, как долго он спал и почему это Стив одетый. Он должен быть голым и – у Баки под боком. – Я вытащил его из корзины для белья, – виновато говорит Стив, и Баки не сразу понимает, что он имеет в виду его свитер. – Теперь он пахнет нами обоими. Раньше пах только тобой. Я поэтому и носил его. Баки садится и подвигается ближе к Стиву, обнимает его за талию и кладёт подбородок на плечо. – Почему ты одет? Стив отвечает не сразу, и Баки может почувствовать раскрытыми ладонями, лежащими у него на животе, как он дышит. Стив напряжен: это чувствуется в его позе, в том, как расправлены плечи, в том, как ровно он сидит – будто палку проглотил. Баки чувствует, что что-то не так, и он не уверен, что хочет знать, в чём дело. – Думаю, мне пора, – наконец говорит Стив, и Баки вздрагивает. – Что? Почему? Ты уйму времени угрохаешь по такой дороге. Даже тротуары не расчистили ещё. – Мне всё равно уже пора, правда. Баки отодвигается от Стива, садится на кровати и подтягивает ноги к груди. Обнимает их, потому что вот так, с согнутыми ногами и обернутыми вокруг них руками, он маленький-маленький, почти незаметный. Баки ведь с самого начала всё знал. Он знал, что так и будет. Баки всё испортил, не смог оставить всё как прежде, и теперь Стив понял, Стив понял, что Баки его любит, – и поэтому хочет уйти. Он лучше будет продираться сквозь метровый слой снега, чем пробудет рядом с Баки ещё хоть пару часов. Стив оборачивается, смотрит на него, и, видимо, Баки выглядит так же разбито, как себя чувствует, потому что Стив протягивает руку и осторожно касается кончиками пальцев его щеки. – Прости, – говорит он. – Я знаю, тебе неприятно слышать это. И ты никогда не предполагал, что мы окажемся… – Стив вздыхает, – ну, вот здесь. Баки хватает Стива за руку, тянет к своим губам, целует. Говорит: – Пожалуйста. Говорит: – Не уходи. Я с этим справлюсь, мы можем просто отмотать назад. Стив выглядит таким несчастным, таким потерянным, что Баки не знает, что ещё ему пообещать. – Я знаю, что можем, – говорит Стив. – Притвориться, что ничего не случилось. Но оно случилось, Баки. Эти выходные случились. Я ел твои дурацкие блины, читал твою дурацкую, удивительную, прекрасную книгу, я носил это шерстяной кошмар, потому что он пах тобой, и я ничего не смог с собой поделать. Мне так хотелось тебя себе, хотя бы кусочек тебя. Я думал, что всё нормально и я справляюсь, но теперь… – Стив замолкает и смотрит на Баки, и Баки готов его стукнуть, нет, серьезно, больно стукнуть, потому что он тупица, они оба те ещё тупицы, которые поняли неправильно всё, что только можно было неправильно понять. – Стив, грёбаный ты... – начинает Баки, но Стив прерывает его: – Я люблю тебя. – … идиот, – заканчивает Баки. Стив таращится на него со сложным выражением лица: наполовину по-щенячьи искренним и грустным, наполовину пиздецки раздражённым. Баки понимает, что тот до сих пор не осознаёт происходящее, поэтому наконец-то берёт себя в руки и признаётся. – Я тоже тебя люблю, – говорит Баки. – И ты идиот. И я идиот, и по-моему это блядь лучшее доказательство того, что мы просто созданы друг для друга. – Ясен пень. – Я влюбился в тебя… ну не скажу, что с первого дня и тем более не с первого взгляда, потому что такой херни не существует. Если быть до конца честным, сначала я просто с ума сошёл, когда увидел твою жопу. Меня можно понять, твоя жопа – это просто оружие массового поражения. Но начиная со второго дня нашего знакомства я уже был по-настоящему в тебя влюблён. Потому что мы классно потрахались, и ты остался, и мы болтали об искусстве и кино и, блядь, черепашках-ниндзя, и потом ты хрюкнул, когда рассмеялся, как распоследний идиот. Как, я спрашиваю, как можно было после этого в тебя не влюбиться, мудила? – Поверить не могу, что ты признался мне в любви, а потом назвал мудилой. – А ты думал в сказку попал? Думал, павлины полетят? Говна! Ты знал, на что подписывался, ты мне в любви, блядь, признался, так что не изображай удивление. Стив пытается злобно пялиться в ответ, но в глазах у него слёзы, и Баки улыбается ему, и Стив наконец-то опрокидывает его обратно на кровать, падает сверху и целует Баки с прямо-таки опасным энтузиазмом. – Какие же мы дураки, – объявляет Стив между поцелуями. – Мы могли вот так выходные проводить уже много месяцев. – Ну что поделать, – говорит Баки и целует его в ответ. – Если бы ты собрал яйки в горсть и решился сказать мне чуть раньше… Стив прекращает его целовать и приподнимается на локтях, возмущённо глядя на него. – Охосспади, серьёзно? Я во всём виноват? Говнюк ты мелкий! Я отказываюсь брать на себя всю ответственность, этот тупизм был командной работой. – Ееей, чемпионы по синхронному тупизму! – восклицает Баки, воздевая сжатую в кулак руку, и Стив не выдерживает – запрокидывает голову и ржёт как конь. Баки обожает, когда он так смеётся. – Да, нам нужна медаль, – отсмеявшись, соглашается Стив. – Шоколадная. Тебе. Потому что ты явно капитан команды. Стив закатывает глаза. – Так, я даже отвечать на это не буду. По моим планам ты сейчас заткнёшься и мы будем целоваться. А потом ты пойдёшь и приготовишь мне какую-нибудь еду, потому что на дворе ночь, и я умираю с голоду. – Во-первых, сейчас восемь тридцать, так что если для тебя это ночь, то так и знай, дедуля, тебя ждут серьёзные проблемы. А во-вторых, я тебе не домработница. – Но ты ведь так классно готовишь. – Это к делу не относится. – Как это не относится? Это вообще единственное что к нему относится. – И в-третьих, – говорит Баки, игнорируя его. – Отсоси. – Обязательно. Позже, – бормочет Стив ему в рот и снова его целует, и боже ж мой, тот факт, что именно эту просьбу Стив воспринял серьёзно, достоин отдельного восторга. Пока они целуются, Баки начинает стягивать со Стива одежду, пытаясь раздеть его обратно. – Ты ведь в курсе, что ты никуда сейчас не уходишь, а? Мы переоденем тебя обратно в мою одежду, и ты сядешь тут как хороший мальчик и будешь сидеть. – Как скажешь, – отвечает Стив, целуя его в шею. Баки удаётся расстегнуть рубашку Стива и стянуть её, и он уже принимается за ремень, но тут Стив его останавливает и садится на кровати. – Знаешь, – говорит он, сам расстёгивая ремень и ширинку. – Прямо сейчас из этого ничего не выйдет. Ты вчера меня просто опустошил, хуеубийца. Я, наверное, ещё неделю кончить не смогу. – Спасибо, приму это за комплимент. Стив смеётся и скатывается с Баки, на ходу продолжая раздеваться. Баки наблюдает, как он расхаживает голышом по его спальне, и это – прекрасно. Стив лезет в шкаф за бельём и пижамными штанами, и вот такой, по-хозяйски деловитый, он идеально вписывается в сегодняшнюю ночь. Он роется в вещах Баки, как будто это и его вещи тоже, как будто он у себя дома. Стив добывает себе штаны, но даже и не думает искать футболку. Вместо этого он поднимает с пола вчерашний свитер и натягивает его на голое тело. – Ты чудик, – говорит Баки. Ему немного неловко от того, насколько нежно и мило это звучит. Стив склоняет голову чуть набок и проворно забирается на постель. Обратно к Баки. – Но он мне очень нравится. Баки поворачивается, они оказываются лицом к лицу, и Баки запускает пальцы Стиву в волосы. – А мне нравится, как он на тебе смотрится. – Господи, как же я тебя люблю. – Я тоже тебя люблю. Не представляешь даже, как я стремался рассказать тебе, – говорит Баки. – Просто, блядь, в ужасе был. Я втюрился в тебя так быстро и сильно, что всё, тушите свечи. Хотел тебя себе целиком и полностью. Думал, если заикнусь об этом, ты убежишь, сверкая пятками, поэтому и молчал. Пытался взять по-максимуму, и страдал, как школьник, каждый раз, когда за тобой закрывалась дверь. Я был так счастлив, когда ты бывал рядом, но потом ты уходил и… – Я тоже страдал, – прерывает его Стив и берёт в ладони лицо Баки, – когда за мной закрывалась дверь. По полчаса мялся в коридоре и пытался убедить себя в том, что ломиться обратно это плохая идея. Я всё мечтал, что ты откроешь дверь, скажешь, чтобы я не был идиотом и возвращался домой. Любовь к Стиву заполняет Баки целиком и вот-вот польётся через край, поэтому Баки подаётся вперёд и целует Стива. Стив отвечает с таким рвением, что, кажется, он вознамерился провести вот так всю оставшуюся жизнь. Баки не имеет возражений. – Это было про тебя, – говорит Баки, когда они всё же отрываются друг от друга. – Когда мы обсуждали мою книгу, спорили о любви, я имел в виду тебя. Стив смётся, и этот глубокий бархатный звук дрожит на губах Баки – так близко они лежат. – А я так разозлился. Взревновал, как чёрт. Только и мог думать, что однажды ты уже полюбил кого-то, так, чтобы раз и навсегда, и это не я, это кто-то другой. Я был в бешенстве. – А ты милый, когда бесишься, – бормочет Баки и снова целует Стива. – Заткнись. – Ни за что. Стив целует его раз, потом другой, потом говорит: – И почему я не удивлен. Вот ни капельки. ~*~ Из забытья в реальность их возвращает звук, с которым их желудки на пару напоминают о себе. Так или иначе, они заканчивают на кухне, сидя на полу перед холодильником и уминая всё, что смогли найти, слишком голодные и слишком счастливые, чтобы заботиться о том, что именно они остервенело жуют и глотают. Стив практически сидит у Баки на коленях, они никак не могут перестать прикасаться друг к другу, и каким-то образом трёхдневная пицца, если есть её с рук Стива, это самая вкусная вещь, которую когда-либо пробовал Баки. – Не такой уж и паршивый из тебя повар, – говорит Баки с набитым ртом. – Тебе просто нужно кормить людей с рук, вот увидишь, слопают всё и добавки попросят. – Не, это по ходу только с тобой срабатывает, – усмехается Стив. – Хм, не исключено, – соглашается Баки, хватает его за ноги и притягивает ближе, и Стив обнимает его ногами за талию и вытаскивает из холодильника контейнер с едой навынос. – А в чёрном ящике у нас…? – неуверенно начинает он. Баки смотрит на контейнер и делает предположение: – Пад тай? – Браво, вы выиграли… пад тай! – восклицает Стив, открывая контейнер и заглядывая внутрь. – Вопрос тут скорее в том, съедобен он или нет. Стив запускает внутрь пальцы и выуживает несколько ленточек лапши. – Вроде вкусно. – Ты у нас гурман. Стив улыбается и достаёт себе ещё порцию, лапша немного слиплась, поэтому он просто запрокидывает голову и ловит её ртом. Какой же поросёнок, – и целиком, весь, принадлежит Баки! – Чего я никак не пойму, – говорит Стив, толком не прожевав. – Это почему у тебя в холодильнике постоянно столько еды из доставки, если ты такой охуенный повар. – Я тебе всего три раза еду готовил, и с двумя из этих блюд даже мартышка справилась бы. – А я бы не смог. – Ну штош. Бери уроки у мартышек. – Не, я серьёзно. Ты готовишь просто потрясающе. – Не знаю, – Баки пожимает плечами. – Для готовки нужно настроение. Когда живёшь один, оно возникает редко. Стив смотрит на него и улыбается, и гладит большим пальцем нижнюю губу Баки. – Зато теперь у тебя есть я. – И правда, – Баки знает, что он смотрит на Стива с дико глупым и сентиментальным выражением лица, но ему наплевать. – А я ем за троих, ты же знаешь. – Ещё как знаю, – Баки наклоняется поцеловать его. – Мне очень повезло, что ты у меня есть. – Поверь мне, это взаимно. ~*~ Утром в воскресенье Баки просыпается от горячего дыхания и храпа Стива ему прямо на ухо. Изо рта у Стива ужасно пахнет, и Баки просто на седьмом небе от счастья. Он примет всё. Недостатки и несовершенства, миллион миллионов дурацких, странных, удивительных вещей из которых сделан этот гигантский храпящий идиот. Потому что это Стив – умный, удивительный и временами совершенно ужасный, и Баки за это любит его ещё сильнее. Баки никогда не понимал идею совершенства: совершенство – это охуенно скучно. Настоящие люди состоят из маленьких недостатков и идиосинкразий. У Стива их навалом, и каждая по-своему прекрасна. Баки поворачивается в объятиях Стива, прямо к храпящему, горячему, невкусно пахнущему рту и чувствует себя совершенно счастливым. Просыпается Стив долго и довольно нелепо: всхрапывает, причавкивает, лицо у него заспанное и помятое подушкой, а волосы взлохмачены. Выглядит он катастрофически смешно. Баки улыбается. – Доброе утро, солнышко. Стив протяжно стонет и притискивается ближе к Баки, и тот ощущает его улыбку всей кожей. – Мне нравится когда ты меня так зовёшь. – Да, твой непропадающий стояк вчера вечером мне это подсказал, – говорит Баки и целует Стива в макушку, гладя пальцами взлохмаченные пряди. – Эм, мне всё-таки кажется, что мой стояк больше имел отношение к тому, с каким энтузиазмом и искусством ты меня вылизывал. Поздравляю, кстати, с титулом “бог римминга”. Баки смеётся в голос, а Стив гладит его раскрытой ладонью по груди и проводит ногтями по животу. – Можно мне футболку с такой надписью? – спрашивает Баки. – Детка, тебе можно что угодно. Я выкуплю под это дело передовицу Нью-Йорк Таймс. – С моим фото и номером телефона? – Хуюшки, никаких номеров. Но фото – да, определённо. Хочу, чтобы все видели, кого я захомутал, типа – смотрите, смотрите на этого охуенного красавчика, боженьку оральных ласк, смотрите и плачьте, потому что он – мой! – А в конце приписка – “бе-бе-бе”? – уточняет Баки. – Естественно! – Ты зловредный дундук! Стив смеётся и приподнимается на локте, чтобы впечатать в щёку Баки звонкий влажный поцелуй, после чего скатывается с постели. – Бежишь с корабля, опасаясь расплаты? – сварливо спрашивает Баки и вытирает лицо тыльной стороной ладони. – Это ты правильно. – Неа. Хочу телефон свой найти. – Не вздумай постить это в снэпчат. Стив хмурится. – Но как я смогу быть уверен в том, что это произошло на самом деле, если не запощу это в снэпчат? – Ой, да в жопу тебя, – Баки усмехается и перекатывается, поворачиваясь к Стиву спиной. Он слышит, как Стив выходит из спальни. Потом раздаются смазанные звуки из гостиной: кажется, там чертыхаются и что-то роняют. Наконец снова слышатся шаги, Стив возвращается в спальню и падает на кровать. Прямо на Баки. – Оу, извини, я не придавил там тебя? – глумится Стив и не спешит скатываться. – Дважды. Дважды в жопу тебя, - хрипит Баки. – Ты неподъёмный! Стив игнорирует его, наконец слезает и устраивается лёжа на спине рядом с Баки. – Хочу маме позвонить, – говорит он. – Воскресным утром, когда мы ещё в постели? Стивен, мне кажется, есть вещи, о которых ей знать совсем необязательно. – Нет, я обещал, что позвоню и расскажу ей, как прошло. А так как звонить посреди ночи было не вариант… – Как прошло что? – спрашивает Баки. Стив выразительно поднимает брови, смотрит на Баки в упор. – Оу. – Да, ещё какое оу, – кивает Стив. – Помнишь, я звонил ей вчера днём? Она отчихвостила меня всласть, потому что что знает, как долго и как сильно я к тебе неравнодушен – в общем, она была не очень рада, что я остался на выходные. – Она не хотела, чтобы ты оставался у меня? – Только потому что думала, что это разобьёт мне сердце окончательно и бесповоротно. Так-то она была права, но я ни за что не расскажу ей об этом. Баки обнимает левую руку Стива и прижимается лбом к его плечу. – Стив, – зовёт он тихо. – Я собираюсь, – говорит Стив, – сказать ей, как бессовестно я сейчас счастлив и что теперь моё сердце в надёжных руках. – Уверен, я его ещё покоцаю. Стив наклоняется и целует Баки в лоб. – Думаю, с этим я справлюсь. – Обещаю, быть осторожным и заботиться о тебе и твоём сердце. Знаю, что не всегда буду справляться с этим на все сто, но я буду стараться. – Взаимно. – Хорошо, – сопит Баки. – Мне нравится, как низко мы устанавливаем планку, чтобы не разочаровать друг друга. Стив смеётся. – Это у тебя тут низкие стандарты. У меня нормальные, – говорит он, прокручивая список контактов. – Ты ведь не заставишь меня разговаривать с ней? – Баки знает, что звучит вусмерть перепуганным, потому что он и в самом деле вусмерть перепуган. Мама Стива – огромная часть его жизни, он очень её любит и ценит, а, значит, если Баки облажается в самом начале, а он облажается, ему крышка. – Боже, нет. – говорит Стив. – Я не настолько жесток. Просто хочу, чтобы ты слышал, что я ей скажу. – Ох, спасибо, а то я уже планировал разреветься и спрятаться в шкафу. Стив быстро целует его в губы, пока ждёт ответа. Потом Баки слушает, как он рассказывает своей маме, что они с Баки всё обсудили, и теперь у них всё хорошо, очень, очень хорошо. Стив широко улыбается, когда говорит, что никогда не был счастливее. Он уже собирается повесить трубку, но Баки осторожно трогает его за руку, останавливая. – Что? – спрашивает Стив. – Передавай привет и спасибо. – Это ещё за что? – За тебя, – говорит Баки, – за то, что она дала тебе жизнь и воспитала такую сладкую тыковку. Улыбка Стива определённо относится к тем вещам, которые Баки никогда-никогда не забудет. Наконец Стив сбрасывает звонок и откладывает телефон. – Ну ты и влип, детка, – говорит он. – По самые уши. Однажды она захочет обменять меня на тебя, вот увидишь. Баки фыркает. – Вот уж вряд ли. Он знает, что сорвал самый настоящий джек-пот. Нашёл сокровище, которое надо сберечь любой ценой, от которого зависит вся его жизнь. Баки смотрит на Стива, на его дурацкую широкую улыбку, встрёпанные со сна волосы и – ну… Он вроде как счастлив? Определённо счастлив, да.