Put It on Repeat, It Stays the Same

Проснувшись, Баки обнаруживает, что Стив дрыхнет, зарывшись лицом ему в подмышку и закинув ногу ему на бёдра, прижимая коленом очень бодро стоящий член. – Хосспади, Стив, – бормочет Баки, поворачиваясь на бок. Стив издаёт невнятный звук, слегка похожий на “шта”, но Баки не до конца уверен. Зато он совершенно точно уверен, что прижавшийся к нему сзади Стив упёрся собственным твёрдым членом в его ягодицы и даже начал лениво, сладко и многозначительно потираться. – Рановато для этого, Стив. – Да ладно тебе, – хриплым, сонным и преувеличенно похотливым голосом бормочет Стив. – Дай присунуть… Баки фыркает, и Стив в ответ крепче обнимает его, начиная активнее двигать бёдрами. – На полшишечки… Баки ржёт в голос, пихаясь. – Иди-ка нахуй, чувак. – Не возражаю, давай. – Охосспади, да отстань ты. Мне писать хочется, – Баки выпутывается наконец из объятий и одеяла и скатывается с кровати. Стив хихикает, накрываясь с головой. Пописав, Баки долго стоит у раковины, намыливая руки и глядя в глаза своему отражению. Ему пиздец. Проснуться под аккомпанемент храпа Стива в подмышку было идеально. Спать рядом со Стивом было идеально. Ему хочется, чтобы так было каждый день, и в этом-то и проблема. Ему хочется просыпаться в обнимку с тёплым Стивом, бормочущим идиотские пошлости ему на ухо до конца их дней. Так получилось, что до этого он всю жизнь избегал серьёзных отношений. Долгосрочный партнёр был у него лишь однажды, да и то они оба тогда знали, что это просто этап, что это не на всю жизнь. Всё всегда казалось эфемерным. Ему проще в одиночестве, когда никто не посягает на личное время и пространство. Но внезапно объявился Стив, и Баки стало тяжко жить в промежутках между его звонками и визитами, он ловил себя на том, что буквально считает минуты до того, когда сможет поцеловать этот влажный горячий рот, когда его обнимут большие требовательные руки. Его рабочая неделя строится по расписанию занятий у Стива, чтобы выгадывать время, когда Стив может ему позвонить, или написать, или зайти в гости. И на самом деле Баки совсем не против. Ему это нравится – то, как внутри всё замирает и переворачивается, когда Стив смеётся, то, как всё тело сводит временами от желания. Неутолимая, бесконечная жажда близости захлёстывает с головой, сжигает как лихорадка. Она не утихает никогда, ему всё время хочется ещё и ещё, несмотря на болезненную пустоту утраты, разверзающуюся в душе каждый раз, когда Стив уходит после секса, не делая попыток остаться. Баки ясно, что случай безнадёжный, но теперь, заполучив Стива на целые выходные, он намерен использовать этот шанс на всю катушку. Каждую секунду. Даже если этот шанс единственный – так тому и быть. Похуй, пляшем. Стив вопит из спальни что-то про завтрак, и Баки поспешно набирает полные ладони прохладной воды, плещет себе в лицо. – Ты собрался готовить мне завтрак? – уточняет Баки, выходя из ванной. – Баки-и, – тянет Стив жалобно. – Я даже шинковать не умею, как я тебе завтрак приготовлю? Баки улыбается. – Ты ведь в курсе, что это оправдание рано или поздно перестанет срабатывать? После нескольких секунд молчания Стив осторожно уточняет: – Но сегодня-то утром оно ещё работает? – Едва-едва. – А его хватит на то, чтобы мне не пришлось готовить завтрак? – Охосспади, я понял твою стратегию, ладно, перестань задавать вопросы и дуй в душ, а я займусь завтраком. Стив выходит из спальни, забавно помятый, заспанный и улыбающийся. – Мне можно и в душ, и от готовки отвертеться? – Да, – отвечает Баки, подходя ближе. – Утречко, – говорит Стив, притягивая его ближе и наклоняясь поцеловать. Баки корчит рожу. – Так, поправочка. Дуй в душ и чистить зубы. И только потом завтрак. Стив хихикает и всё равно тянется его поцеловать, обнимая уже обеими руками. – Шшшто, – говорит он, выдыхая Баки в лицо. – Говоришшшшь, мне зубы почистить надо? – Поздравляю, вместо бекона и блинчиков получишь чёрствую вафельку без ничего. Стив зарывается лицом в шею Баки и рычит, вызывая щекотную волну мурашек. Баки обнимает его в ответ, подставляя шею и плечи под влажные, звонкие поцелуи. – Мне же лучше, – говорит Стив ему на ухо. – Обожаю чёрствые вафельки. Баки улыбается и отталкивает его в конце концов. – Всё, вали умываться и чистить зубы, у тебя изо рта несёт так, будто там ночью что-то умерло. Стив хлопает его по заду по дороге в ванную, а Баки направляется на кухню готовить завтрак. Воплощать угрозу с вафельками он не собирается, во-первых, потому что вафелек у него отродясь не водилось, а во-вторых, потому что ему самому хочется блинчиков и бекона. Просто себе он бекона положит побольше, чтоб Стив знал, что с ним шутки плохи. ~*~ Услышав, как перестала литься в душе вода, Баки кричит Стиву, что тот может одолжить у него что-нибудь чистое надеть, в ящиках комода или в стенном шкафу. Стив неразборчиво бубнит что-то в ответ и, судя по звукам, пару минут спустя перебирается из ванной в спальню. Баки уже замесил тесто для блинчиков и поставил бекон запекаться в духовке, поэтому решил, что тоже успеет по-быстрому сбегать в душ. Подойдя к порогу спальни, куда направился сложить пижаму и захватить чистое бельё, он останавливается, заметив Стива у комода в одних одолженных пижамных штанах. Он уже открыл верхний ящик и осторожно прикасается кончиками пальцев к стопкам сложенных сверху домашних свитеров, будто гладит их. На лице у него такое мягкое, задумчивое выражение, что Баки замирает, не желая выдать своё присутствие. Стив смотрит в ящик с грустной нежностью, какой Баки раньше, кажется, никогда у него на лице не видел, и от этого что-то болезненно сжимается в груди, так, что хочется вздохнуть или всхлипнуть, но тут Стив достаёт из ящика любимый свитер Баки, и он вообще забывает как дышать. Свитер ярко-синий, очень мягкий от бесконечных стирок, слегка надкусанный местами то ли молью, то ли временем, очень тёплый. Баки обычно носит его в периоды, когда на него нападает вдохновение. Когда желание писать похоже на припадок, одну неостановимую судорогу, выжимающую из него слова потоком, без остановки – он в такие периоды не может ни есть, ни спать. Стив заставал его несколько раз в этом состоянии и в этом свитере, приходя в гости без предварительной договорённости. Баки об этих визитах помнит только смутный далёкий шелест упаковок с продуктами на кухне, появление на столе тарелки с бутербродами и стакана с водой, и тихий щелчок закрываемой входной двери. Приходя в себя часы спустя, он обычно видит на столе пустую тарелку и стакан, а в смс от Стива – “пожелание от бутербродной феи написать только хорошие слова”, и от неожиданности смеётся вслух, хрипло, вдруг осознавая, что этот звук – первый что он издал за весь день. И этот самый свитер Стив сейчас держит в руках, прижимает к лицу и глубоко вдыхает, закрывая глаза. Видимо, в этот момент Баки издаёт какой-то звук, потому что Стив вскидывается и смотрит на него, широко распахивая глаза. – Он чистый. Чесслово, – бессвязно выдаёт Баки, просто чтобы не молчать. Бля. Что ж он так тупит-то. – Ха. Нда. Эт хорошо, – говорит Стив, розовея щеками. – А то с тобой ни в чём нельзя быть уверенным. – Надень его, – неожиданно убеждённо говорит Баки. – Шта? – Ну, свитер, – он показывает пальцем, будто Стив идиот и может решить, что речь о каком-то, блин, другом свитере. – Надень его. Но Стив протягивает свитер ему. – Это ведь твой любимый. Баки понятия не имеет, откуда Стив об этом знает, но вот знает же, и Баки его любит. Так сильно любит... – Есть такое. Но надень. Тебе идёт синий цвет. – Мне он нравится на… – Стив замолкает на секунду, будто не уверен, стоит ли заканчивать эту фразу, но потом всё же продолжает чуть иначе. – Мне нравится, как ты в нём выглядишь. Сидя за ноутбуком, целиком в работе, с растрёпанными волосами.... хотя они у тебя всегда растрёпаны. Баки хочется схватить Стива в объятия и никогда не отпускать. Вместо этого он подходит к комоду за чистыми вещами. Стив не отодвигается ни на шаг, и Баки чувствует исходящее от него тепло. – Я вообще весь растрёпанный, – говорит он. Стив улыбается. – И то правда. Баки вытаскивает из ящика первую попавшуюся футболку. – А ты всё-таки надень его, Стив. Я пойду быстренько сгоняю в душ и закончу готовить нам завтрак. – Хорошо, как скажешь. И не говоря больше ни слова, Баки уходит. Он и так с трудом себя контролирует в присутствии Стива, но в такие моменты, – когда он внезапно словом или делом показывает, как хорошо уже знает Баки – контролировать себя становится в тысячу раз сложнее. ~*~ Вылезая из душа, Баки слышит из кухни музыку. – Очень надеюсь, что ты там не портишь наш завтрак! – кричит Баки в сторону кухни. – Я его не порчу, я его совершенствую. – А ну не трогай, блядь, там ничего, Стивен! Высушив волосы и одевшись, Баки спешит на кухню, где обнаруживает Стива практически уже по пояс засунувшегося в духовку. – Какого хрена ты там делаешь? – Бекон вроде готов уже. – И ты проверяешь это, пытаясь засунуться в духовку вместе с ним? Вообще-то тут подсветка есть, вот. – Но он так вкусно пахнет! – До готовности ему ещё четыре минуты и… – Баки проверяет таймер на телефоне, оставленном на столе. – И двадцать три секунды. – Ммм, – тянет Стив, многозначительно щупая его где попало. – Тебе перфекционизм нигде не жмёт? – У меня всегда получается офигенный бекон, завидуй молча. А всё благодаря точно рассчитанному времени. Стив опирается на стол и задумчиво глядит на Баки. – Непонятно, каким образом, но тот факт, что у тебя для приготовления бекона разработана стратегия, делает тебя ещё сексуальнее. Загадка. – Потому что бекон сексуальный? – пожимает плечами Баки Стив ухмыляется и тянется его поцеловать. – Мятная свежесть!.. – рекламным голосом декламирует он и многозначительно шевелит бровями. – Ну офигеть, я типа должен впечатлиться тем, что ты последовал базовым уставам гигиены? – Люблю, когда твоя военная подготовка вылазит наружу. У меня прям встаёт на это. – Бекон и военная подготовка… мне уже начинать волноваться, что ты во время ебли можешь начать называть меня Сержант Шкварка? – Не исключено, – серьёзно отвечает Стив. Баки смеётся в голос. Они нечасто говорят о прошлом, но Баки сейчас кажется, что Стив о его жизни знает больше, чем кто-либо другой – за исключением разве что Наташи. Но это ж Наташа, она бы выяснила о нём всё, что угодно, даже если бы они не жили вместе целых три года. Хотя с тех пор, как они расстались и стали друзьями, Наташа узнала о нём больше, чем за всё время, что они были вместе. Она, конечно, всегда была профессионально хороша в добывании информации, но Баки был не менее хорош в её сокрытии. Здесь и сейчас – Стиву он может рассказать что угодно, охотно и легко. Делиться прошлым с Наташей он мог только под серьёзным давлением извне. И сейчас уже не совсем понятно, почему так было – то ли потому, что они с Наташей оба обожали драму и превозмогание, то ли потому, что Стив вообще особенный и с ним всё кажется проще. Баки кажется, что обе эти причины имеют место быть. Но основная всё-таки – Стив. Глядя в его простое, честное и чего уж там, временами глуповатое лицо – Баки хочется положить к его ногам все мысли, все чувства, раскрыться полностью, вывернуться наизнанку, так, чтобы ни единого закоулка его души не осталось не принадлежащим Стиву. – Ты по-любому один из тех странных типов, что покупает туалетную воду с запахом бекона. – О божечки, – говорит Стив. – Если от тебя ещё и беконом постоянно будет пахнуть, я вообще могу никогда не перестать тебя трахать. Баки фыркает от смеха. – Мы куда-то не в ту степь зашли с этими съедобными ассоциациями. – Баки, – максимально серьёзно произносит Стив. – Мы вот уже почти два года как регулярно ебёмся, и я понял, что настало время поведать тебе правду о моих кинках. Видишь ли, на первом месте в списке – ты с запахом бекона, так что будь добр, просто обмажься им как следует после завтрака. – Так, встал и вышел, – тычет Баки в сторону входной двери. – Немедленно покинь мою квартиру, сию секунду. Стив хохочет и хватает его за талию, затягивая в поцелуй. – Вот уж фигушки! – бормочет он ему прямо в губы. – Никуда я отсюда не уйду... – Ну уж нет, убирайся! – настаивает Баки, уворачиваясь от влажных звонких поцелуев. – И свой грязный бекон с собой забери! Стив не оставляет попыток достать его и нормально поцеловать, несмотря на то, что они уже вовсю хохочут и пихаются, и Баки всё пытается вывернуться из его объятий. Баки шлёпает Стива раскрытыми ладонями по груди, отчего тот только начинает смеяться громче, и наконец Баки сдаётся, и позволяет себя поцеловать, и отвечает на поцелуй. Стив тёплый, мягкий, и одет в любимый свитер Баки, и Баки едва сдерживается, чтобы не начать шептать между поцелуями, как сильно он любит этого придурка. Таймер на его телефоне напоминает о себе протяжной трелью, Стив вопит: – Бекон! – и каким-то непостижимым образом это самая смешная вещь, которую Баки когда-либо слышал. Стив едва не роняет Баки на пол и несётся воссоединяться с беконом к духовке. Баки кое-как выпрямляется и пытается отдышаться, в это время Стив лезет в духовку, достаёт бекон, и всё идёт хорошо ровно до тех пор, пока Баки не замечает, что кое-кто похимичил с его прекрасным блинным тестом. – Эй, уёбище, – зовёт Баки. – Что ты добавил в моё тесто? – Шоколадные кусочки. – Нет. Не-а. Я же сказал тебе, чтобы ты не вздумал портить завтрак. – А я сказал, что собираюсь его улучшить, а не портить. И я не врал. – Добавление шоколадных кусочков это на улучшение. – Это в какой такой кошмарной вселенной? – в ужасе таращит глаза Стив. – В моей идеальной блинной вселенной. – Словами не передать, насколько я в тебе разочарован! Нет, ну как можно не любить блинчики с кусочками шоколада? Мне кажется, это конец. Нам надо расстаться. – Так, – вздыхает Баки. – Во-первых, выруби режим королевы драмы. Во-вторых, мне плевать, разочарован ты или нет. Мне, может, нравится тебя разочаровывать. И в-третьих, я из Блинных Радикалов, то есть верю, что блинчики прекрасны сами по себе и не нуждаются ни в каких дополнениях. – Но шоколад, Бак! – Нет, слишком сладко получается. А сладко надо делать уже потом, перед самым употреблением, у меня для этого кленовый сироп есть, я его из Вермонта заказываю! Стив улыбается во все тридцать два и вылавливает из теста несколько кусочков. – О, моё милое летнее дитя, – мурчит он, отпихивая Баки подальше от миски с тестом. – Я сам пожарю блинчики. И в твоих не будет ни единого шоколадного кусочка, я обещаю. Баки притворно обиженно поджимает губы. – И каким, интересно, образом ты это устроишь? Ты же туда всю пачку бахнул. – Ну-у, точно не всю. Может, три четверти пачки? Баки хватает почти пустую картонную коробку, встряхивает её и придирчиво заглядывает внутрь. – Стивен, здесь семь ёбаных шоколадных кусочков. И это ни разу не четверть пачки. – Возможно, какая-то часть попала не в тесто, а, ну, сразу мне в рот? – Ещё чуть-чуть, и тебе в рот попадёт мой кулак, – бормочет Баки, и Стив смеётся. – Давай поменяем кулак на член и договоримся полюбовно? – Ой, да отсоси. Нет, серьезно, – ворчит Баки, – это единственное, что ты можешь сделать после того, как испортил мои блинчики. Стив кладёт ладонь ему на затылок и треплет волосы. – Бедный, бедный малыш. Давай папочка возьмёт в рот твой прекрасный член, и мы всё забудем. – Хосспади. Ты омерзителен. Стив фыркает и вручает ему кусочек бекона. – Вот держи, – говорит он и подталкивает Баки к стулу, чуть выдвинутому из-за стола. – Сиди тут, жуй свой бекон и помалкивай, пока я буду печь твои чёртовы блины. Баки честно собирается и дальше изображать всенародную скорбь по похеренному тесту, но тут Стив поворачивается к нему спиной, принимается за блины и начинает пересказывать какую-то дурацкую статью про какую-то дурацкую панду, которую он недавно вычитал в газете, потом он говорит что-то ещё и ещё, и Баки уже не разбирает, что именно, потому что это вдруг теряет смысл. Голоса Стива, самого Стива, стоящего вот прямо тут, мягкого и обнимательного в домашней одежде Баки, готовящего Баки завтрак, болтающего о панде, о которой он вычитал в газете – в настоящей газете, бумажной, которые Стив читает, будто столетний дед – оказывается более чем достаточно. Баки не хочет цепляться за детали, ему важен сам момент целиком. Тихое, прекрасное, субботнее утро, проведённое с человеком, которого он любит. Стив заканчивает разогревать сковородку, наливает на неё первую порцию теста и оборачивается через плечо, смотрит на Баки. – Если хочешь, возьми себе ещё… – начинает он, но, должно быть, замечает что-то в выражении лица Баки, потому что его собственное вдруг тоже меняется. Каким-то непостижимым образом его глаза становятся ещё темнее и глубже оттенком, Стив поворачивается всем корпусом, в три шага преодолевает разделяющее их расстояние и осторожно опускается Баки на колени, лицом к лицу. Он запускает пальцы Баки в волосы и целует его так глубоко и сладко, что Баки хочется смеяться, а еще дразнить Стива за слопанный шоколад, потому что на вкус он сейчас точь-в-точь как эти самые кусочки, а ещё плакать – совсем чуть-чуть – потому что всё это уже слишком. Слишком… Просто слишком. С губ Баки срывается задушенный, беспомощный звук, и Стив отстраняется. У него влажный красный рот, и смотрит он удивлённо. – Баки, – шепчет он тем особым низким голосом, от которого у Баки вдоль позвоночника табуны мурашек носятся. Баки неловко мнёт подол своего собственного свитера, надетого на Стива, и осторожно целует его в уголок губ. – У тебя сейчас всё сгорит, – говорит он тихо, хотя ему плевать, сгорит там что-нибудь или не сгорит. – Чёрт, точно, – Стив соскальзывает с колен Баки и возвращается к плите. Баки облизывается, собирая языком остатки вкуса Стива, и смотрит, как Стив играючи переворачивает блинчик на сковородке. Если он переживёт эти выходные, он потребует себе медаль. ~*~ Когда с завтраком покончено, Стив перебирается на диван в гостиной, чтобы проверить проекты своих студентов, в то время как Баки морально готовится, чтобы позвонить Наташе. Он знает, что получит знатный нагоняй, но всё-таки тянуть дальше не стоит. – “Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир...”, – напутствует Стив с дивана. Баки морщит нос. – Очень смешно. Тебе просто очень нравятся мои чресла, в противном случае ты бы уже давно отдал меня на растерзание диким э-э-э волкам. – По-твоему, я настолько бессердечный? – Не бессердечный. Но по какой-то неведомой мне причине чересчур симпатизирующий Нат. – Понятия не имею, в чем дело, чесслово, но меня бессмысленно радует то, как она лёгким движением руки превращает тебя в хнычущего над двойкой школьника. – Засранец, – бормочет Баки, но даже не пытается скрыть мягкость в голосе. – Заканчивай меня оскорблять и звони уже. – А ты иди своими делами занимайся, – огрызается Баки и набирает номер Нат. – Проверяй свои курсовые или что у тебя там, и не трогай меня. Баки замечает, что Стив только шире улыбается, но ничего не говорит в ответ и возвращается к своим бумагам. На самом деле Баки изрядно впечатлён, что за всё время его разговора с Нат, у Стива только пару раз от беззвучного смеха начинают ходить ходуном плечи. Ладно, "разговор с Нат" это, пожалуй, громко сказано, потому что говорит в основном Нат. Она ни разу не повышает голос, и ей это и не нужно: одна мысль о том, чтобы разочаровать эту женщину заставляет яйца Баки в ужасе поджиматься и съёживаться. К концу телефонного разговору Баки кажется, что они у него размером с пересушенный изюм. Когда Баки вешает трубку и в неестественной тишине садится на краешек стула, Стив выдерживает целых пятнадцать секунд, прежде чем начать подло хихикать. – Заткнись, – бурчит Баки. Стив откидывает голову на спинку дивана, выворачивает шею и хитро поглядывает на него из-под ресниц. – Это, наверное, неправильно, что меня заводит то, как она тебя отделывает? – Именно. Очень неправильно. Стив снова смеётся. – Ну что ж теперь поделать, раз оно уже заводит. – Это потому что ты жопа. Мы вроде уже выяснили это. – Выяснили, – послушно соглашается Стив. – Я та ещё жопа. Он произносит это с таким искренним покаянием в голосе, что Баки не может удержаться от смеха. Встав из-за стола, он подходит к дивану, перегибается через спинку и впечатывает Стиву в губы звучный влажный поцелуй. – Что у тебя тут? – спрашивает он, кивая на бумаги. – Краткие описания проектов. Дети в общих чертах рассказывают мне, что из себя будут представлять их выпускные работы. – Пожалуйста, скажи мне, что тут есть эта современная дичь и кто-нибудь из твоих детишек собирается поставить посреди огромной пустой комнаты унитаз и назвать это искусством. – Неа. Никакого унитазного искусства. – Ты не можешь употреблять слова "унитазное" и "искусство" подряд. Это не искусство. – На самом деле всё – искусство, Бак. – Ой, Роджерс, да ладно тебе. В таком случае, я до сих пор не уверен, что твоё присутствие в моей жизни это не какой-нибудь гигантский, вышедший из-под контроля пранк, который, в свою очередь, является частью какого-нибудь унитазного перфоманса. – Ладно. Ты прав на все сто. Весь ход человеческой истории, все художественные начинания – всё было направлено на то, чтобы тебя одурачить. Это заговор, и я, разумеется, в деле. Каждый профессиональный художник, каждый ребёнок, который учится рисовать, – все мы стараемся исключительно для того, чтобы ты почувствовал себя некультурным, невежественным ублюдком. Баки кивает с важным видом. – Так я и думал. Стив смеётся, оборачивается, хватает Баки и всем правдами и неправдами затаскивает его на диван себе на колени. – Какой же ты идиот, господи. Баки едва не говорит "я знаю, но ты же всё равно меня любишь", но вовремя останавливает себя, потому что нет, не любит: по крайней мере, не так, как того хочется Баки, а вот этой душной неловкости и неуклюжих объяснений им тут не надо. Баки их попросту не переживёт. – На самом деле я чёртов гений, – шёпотом рассказывает Баки. Он наклоняется ближе к Стиву, пока их лбы не соприкасаются. – Ты просто злишься, что этот ваш заговор оказался раскрыт. Стив улыбается и касается подбородка Баки большим пальцем. – Тебе повезло, что ты такой очаровашка, – говорит он тихо, прежде чем поцеловать Баки. Баки позволяет себе потеряться в поцелуе, закрывает глаза и закидывает руки Стиву на плечи. Ему нравится, как его свитер сидит на Стиве, как он ощущается: мягкая ткань, а под ней – твёрдые литые мышцы. Баки проводит ладонями по спине Стива, наслаждаясь теплом его тела. Он даже не успевает сообразить, что к чему, когда Стив переворачивает их, подминая Баки под себя. Теперь они лежат на диване, целуются и не похоже, что Стив собирается в скором времени выпускать его из рук. Баки запускает руки ему под свитер, гладит поясницу, и так, кожа к коже, без барьера в виде ткани, гораздо приятнее. Кожа Стива под прикосновениями почти горячая, но такая гладкая на ощупь, что Баки не может удержаться и усиливает хватку, вминает пальцы сильнее. Ему хочется пометить Стива, и не важно, насколько это глупо и мелочно. Насколько это недолговечно. Баки даже интересно, замечает ли Стив. Иногда они занимаются сексом довольно грубо. И иногда Стив берет Баки за руку, тянет на себя и прижимает раскрытой ладонью к своему горлу, и всё в нём в такие моменты буквально сквозит отчаянной, смущённой жаждой. Баки никогда ему не отказывает. Баки сжимает пальцы крепко-крепко и держит до тех пор, пока Стив не начнёт задыхаться, а потом на секунду – всего на одну секунду – перед тем, как отпустить, он усиливает хватку ещё чуть-чуть, потому что Стиву нравится – нравится находиться на самой-самой грани и, может, даже заступать за неё. Бывает, на шее Стива остаются синяки: не очень заметные, бледные, но всякий раз Баки никак не может перестать о них думать. Разглядывает ли их Стив, стоя перед зеркалом? Трогает ли? Приходится ли ему объяснять эти отметины чересчур наблюдательным коллегам или студентам? Или, может, он воспринимает их просто как досадную неизбежность, побочный эффект от грубого секса и сокрушительного оргазма? Они со Стивом не так уж и часто видятся, за дни между их встречами синяки успевают сойти, и Баки ни разу ещё не удавалось поцеловать оставленные им отметины, отследить их беспокойными пальцами, надавить чуть сильнее необходимого, чтобы вызвать эхо былых болезненных ощущений. Обращает ли Стив внимание на подобные вещи? Иногда Баки не уверен, ставит ли он синяки на Стиве потому, что этого требуют обстоятельства, или всё дело в том, что ему просто хочется хоть недолго, но видеть подтверждение их со Стивом близости, сопричастности? Вот, видишь? – я был с тобой, в тебе, под тобой. Я прикасался к тебе. Всего на мгновение, но ты принадлежал мне. Может, тут есть немного того и другого, – просто ещё один кусочек головоломки в картинку его запутанных чувств к Стиву. Баки не знает, не хочет знать, и поэтому он только сильнее сжимает пальцы у Стива на пояснице, пока Стив не начинает стонать ему в рот и чуть толкаться бёдрами навстречу. Баки позволяет себе забыть обо всём на свете, потому что вот он Стив, и он вжимает Баки в диван, и больше ничего не важно. Время тянется незаметно, тонет в сладости бесконечных поцелуев, и им обоим слишком хорошо и слишком лениво начинать сейчас что-то серьёзное, поэтому они просто неторопливо и нежно касаются друг друга, ненастойчиво, тепло, спокойно. Утро выдалось холодным, идущий снаружи снег скрадывает и приглушает все звуки, которые обычно слышны в округе по утрам в субботу. Всё, что Баки слышит и чувствует – дыхание Стива, руки Стива на своём лице, гладящие его, подставляющие его под поцелуи, и Баки хочется заниматься этим вечно. Он со старших классов не целовался столько – тогда тоже хотелось длить все поцелуи до бесконечности, но только потому, что дальше поцелуев заходить было нельзя. Всё тело звенело, немели губы – сейчас со Стивом так же, у Баки даже не стоит, не к этому всё идёт, но член горячо, сладко ноет от затянутого ожидания, и прижатый к его бедру мягкий, но лихорадочно горячий пах Стива намекает, что тот в похожем состоянии. Сейчас они оба довольны тем, как всё идёт. Невозможно оторваться от мягких, зацелованных губ и невозможно разом прикоснуться ко всему, что хочется приласкать, поэтому они не прекращают медленно, лениво двигаться. Так проходит остаток утра, и когда сосед Баки по лестничной клетке уходя, громко хлопает входной дверью, они медленно отрываются друг от друга, переглядываются осоловело и недоумённо, и смеются. Глаза у Стива затуманены и слека расфокусированы, волосы в полном беспорядке из-за того, что Баки постоянно гладил и ерошил их, и Баки прекрасно понимает, что сам он в точно таком же состоянии. – Твоё лицо, – бессвязно говорит Стив низким, хриплым будто со сна голосом. Баки фыркает. – Что с ним? – Даже не знаю, – выдаёт Стив, улыбается и роняет голову на его плечо. Баки целует его в макушку и закидывает ногу на бедро Стиву, прижимаясь ближе, втискивая его между своим телом и спинкой дивана. Стив издаёт тихие довольные звуки, и Баки почти уверен, что он отрубится через полминуты, впрочем, сам Баки ничего не имеет против, потому как понимает, что тоже вот-вот уснёт. ~*~ Просыпается Баки от тихого бормотания Стива, уткнувшегося куда-то ему в грудь. – Мне пописать надо, детка, пусти. Баки открывает глаза и медленно откатывается в сторону, потягиваясь всем телом. Непонятно, сколько они были в отключке, но тело ощущается тяжёлым и непослушным, как бывает после долгого глубокого сна. – Кто знал, что пробуждения с тобой в обнимку включают столько разговоров про пописать, – бухтит Баки. – М-м-м, кинково! – выдаёт Стив, перекатываясь по дивану через Баки на пол. – Нет, мерзенько. Ты хотел сказать “мерзенько”. Баки слышит, как Стив шлёпает босыми ногами в ванную и, судя по всему, даже не удосуживается закрыть за собой дверь. – В смысле, ты бы отказался на меня пописать, если бы я тебя попросил? – голос Стива еле слышно за характерным журчанием. – Даже если бы ты горел и тебя нужно было потушить. А вообще знаешь, – говорит Баки, садясь. – Мы вроде бы ещё не на той стадии, когда можно не закрывать за собой дверь в туалет. – Ой да боже мой, я же просто писаю. – Некоторые вещи, Стивен, лучше оставлять воображению. – Как скажешь. Журчание сменяется шумом воды в раковине, потом Стив шлёпает обратно в гостиную. Но на диван он не возвращается, поэтому Баки оборачивается посмотреть, чем он там занят. Стив стоит у письменного стола, глядя на сложенные стопкой листы последней рукописи Баки. Вообще по-хорошему ему бы сейчас сидеть просматривать правки и редактировать, если он хочет избежать Гнева Наташи™. Стив протягивает руку, украдкой прикасается пальцем к краешку стопки и улыбается. – Это новая книга? – спрашивает он, отворачиваясь от стола и глядя на Баки. – Да. Там полно заметок и правок от Нат, и мне бы надо засесть просмотреть их по-человечески, но видишь ли, поцелуи и вот это вот всё... – Поцелуи и вот это вот всё? Рад слышать, что так сильно на тебя влияю, – говорит Стив. – О, поверь мне, влияешь и правда очень сильно. Если бы ты не был таким тёплым, и обнимательным, и лениво-няшным, я бы уже давно тебе присунул. Стив смеётся вслух. – Стильный подкат, Барнс. – Ну присунул бы ведь. – Свой хуй? В меня? Стив ухмыляется так широко, что не разулыбаться в ответ просто невозможно. – Прям в жопку тебе, да. – Если есть на свете такая вещь, как отрицательный стояк, он у меня сейчас случился. – И что это за вещь такая? – Не знаю как объяснить, – разводит руками Стив. – Но переживаю его прямо в этот момент благодаря тебе. – Какой я молодец, – говорит Баки и встаёт с дивана. Ему ужасно хочется пить, поэтому он направляется на кухню за водой. Наливает стакан и Стиву и подходит ближе подать его. Стив всё ещё стоит у стола, завороженно глядя на рукопись как на какой-то магический артефакт. – Держи, – говорит Баки и протягивает стакан. Стив благодарит его и тянется пить. У него на лице сложное выражение, будто он хочет что-то сказать, но почему-то не решается. – Ты чего? – Да так, – Стив качает головой. – Ничего. – Серьёзно, давай выкладывай. Стив поднимает взгляд на Баки и прикусывает губу. – Я просто… хотел узнать, в смысле, можно ли мне её прочитать? Если ты против, я конечно всё пойму. Без обид. Или, может тебе нельзя? По контракту там, давать читать её людям, пока она не напечатана?.. – Охосспади, дундук, конечно мне можно давать её читать людям. Включая тебя, – добавляет Баки. – Если честно, мне на самом деле хотелось бы, чтобы ты её прочитал. Ты непредвзят, и сможешь подтвердить, что каждое написанное мной слово – настоящий ёбаный бриллиант, а все правки и помарки от Нат можно выбросить в помойку. Как я ей и говорил всю дорогу. – Не хочу тебя расстраивать, но с Наташей я почти по всем параметрам обычно согласен. – Потому что ты считаешь, что она порежет тебя на сувениры, если ты не согласишься. – Я так не считаю, я знаю наверняка. – Мне прямо нравится, какой у тебя образ Наташи в голове сложился. – Ну если бы ты удосужился нас познакомить лично, то я наконец смог бы получить нормальное впечатление о ней, а не оставлять всё на откуп воображению, – говорит Стив. – Разговоры по телефону, когда тебя невозможно дозваться из творческого припадка, не считаются. – О господи, заткнись уже и иди читай, – говорит Баки. Ему немного странно от упоминания того факта, что Наташа и Стив всё ещё не представлены друг другу. Он особо не думал об этом раньше, но вот зато Стив, судя по всему, на эту тему уже не раз размышлял. Баки всегда казалось, что людей, с которыми у тебя периодический секс без обязательств, как правило своим друзьям и зловещему сексуальному редактору не представляют. По этикету. Или как там. Впрочем если бы он знал, что Стив только за, он бы с радостью всех их перезнакомил. Ему на самом деле очень хочется представить Стива всем, похвастаться, сказать “смотрите, смотрите все на этого охуенно невероятного человека, который сам, по своей воле проводит со мной пусть небольшие, но очень важные для меня моменты своей жизни”. И пусть они часто шутят и подкалывают друг друга, обзываются разными нехорошими словами, но в глубине души Баки считает Стива невероятным, неотразимым и ужасно умным, и знает что его друзьям и семье он очень понравится. Баки кажется, что появление Стива в его жизни, возможность его узнать – один из величайших подарков судьбы. Конечно, он без раздумий бы поделился такой радостью со всеми близкими людьми. Но ситуация просто до ужаса сложная. Баки не знает, какие в таком случае действуют правила, где проходят их границы. До Стива границы всегда были чётко очерчены. Всегда ясно осознавалось, когда ты состоишь в отношениях, а когда вы просто трахаетесь, но это просто потому, что он никого раньше не любил так как Стива, и теперь он ступает по незнакомой территории, и всё смутно, размыто, неизведанно. Баки садится за стол и открывает ноутбук. Он уже внёс в файл рукописи пометки о редакторских правках Наташи, и решает поработать с ними, пока Стив читает. А ещё так у него есть возможность скрытно наблюдать за Стивом, потому что из-за стола открывается вид на всю гостиную, включая диван. Хотя, конечно, неясно, какие тут могут быть преимущества, ведь диван развёрнут в другую сторону, а по затылку Стива не особо понятно, что он думает о прочитанном. Но Баки всё равно периодически отвлекается и смотрит. Стив из тех странных личностей, которые умеют читать со скоростью света. Не какими-то тайными методиками скорочтения, но всё равно с потрясающей быстротой глотая страницу за страницей. Баки кажется, что отчасти этот талант мог развиться под влиянием необходимости в течение пяти с лишним лет читать и оценивать студенческие работы. Стив как-то упоминал цифру, и получается, что в общей сложности ему приходится читать больше тысячи сочинений, курсовых и дипломных работ в семестр. Так что Баки знает, что всю книгу Стив за один раз не осилит, но значительную часть её сейчас сможет прочитать. Взглянув в сторону дивана в очередной раз, Баки замечает, что Стив в процессе чтения съехал по подушкам так, что его затылка больше не видно из-за стола. Возможно, настала пора его прервать. – Не знаю, читал ли ты их, но если что эта книга запланирована как приквел к моей последней серии романов. Читателям они вроде как понравились, и много кто упоминал о том, что здорово бы сделать приквел – а потом у меня появилась идея, ну и я стал над ней работать... но в принципе думаю, что сюжет и остальное понятны без необходимости читать всю остальную серию – так что не волнуйся… Баки понятия не имеет, почему вдруг сделался так косноязычен. Стив в курсе, что он пишет, они временами обсуждали его книги, но сейчас молчание в комнате затянулось на какой-то уже охуенно неловкий период времени, и Баки почему-то кажется, что это значит, что Стиву прочитанное не очень нравится. Стив садится прямо и оборачивается через спинку, глядя на Баки. – Ясен пень, я читал твои последние работы. Я все твои книги читал. – Серьёзно? – Хосспади боже, Бак, ну конечно. Мы ебёмся на регулярной основе, с чего бы мне не интересоваться твоими работами? Баки откидывается назад в кресле и немного недоумённо смотрит на Стива. – Ну тот факт, что мы периодически тыкаем друг в друга письками, не значит, что ты обязан читать мои книги. Стив открывает рот, и уже по одному его выражению Баки понятно, что он хочет ответить что-то язвительное, но в итоге почему-то сдерживается. – Я читаю всё, что ты пишешь, потому что ты талантливый писатель и я люблю твои истории. Люблю находить в твоих работах отзвуки мыслей, которыми ты делился со мной раньше, меня нахуй завораживает то, как работает твой мозг. Так что знай: я делаю это не из чувства долга, потому что мы тыкаем друг в друга письками. А исключительно потому, что хочу. – А. Ну… хорошо. Спасибо. Баки не знает, как ещё ответить, хотя простого “спасибо” явно недостаточно. – Не за что, – легко отвечает Стив, снова сползая ниже по дивану и возвращаясь к чтению. – Я наверное пойду приготовлю что-нибудь перекусить, очень есть хочется. Будешь бутерброды? – уточняет Баки, вставая и направляясь на кухню. – Бутерброды – круто. Через несколько минут Баки возвращается к дивану с двумя тарелками, на которых лежат большущие бутерброды с ветчиной и ржаным хлебом, а в качестве гарнира - чипсы и маринованные овощи. – Так, морщи попу, Роджерс, – приказывает он, опуская тарелки на кофейный столик. – Пить что будешь? – Можно просто воду. Стив садится повыше и хватает бутерброд. Когда Баки возвращается с кухни с двумя стаканами, у Стива уже полный рот бутерброда, и на тарелке осталась едва ли половина всего, включая гарнир. – Охосспади. Чего ж ты не сказал, что ты так оголодал? – Во всём виноваты эти бутерброды, они просто охуенны, – не прожевав толком, обвиняющим тоном выдаёт Стив. Выглядит немножко нелепо, но ужасно мило, и щёки у него выпирают как у хомяка. – Ты, что, бутербродов никогда не ел? Но Стив слишком занят пережёвыванием. - О, господи боже, что за хлеб! Где ты его покупаешь? Мне срочно нужно буханок двадцать! – Я типа… испёк его? – Испёк его? Ох, еба-ать! – тянет Стив, и его голос звучит почти оргазмически. – Женись на мне. Я серьёзно. Женись на мне и пеки мне хлеб до конца моих дней, когда я умру от переедания, сытый и счастливый. – Это самое романтичное предложение руки и сердца, которое только можно вообразить, ну как я могу отказать? Стив наконец дожёвывает кусок бутерброда и улыбается во весь рот. – У меня есть такое ощущение, что ты согласился только потому, что я очень сексуально выгляжу, говоря с набитым ртом и рассыпая крошки по твоему дивану. – Не без этого. Стив толкает Баки плечом, смеётся, и Баки молчит о том, что согласился бы, даже если бы в момент предложения Стив корчил жуткие рожи и пускал слюни ему на футболку. – Почему я раньше об этом не подумал? Ты идеальная партия! Готовишь, печёшь, и всё получается обалденно вкусно. Ты прям волшебный мальчик. – Да, да, разумеется, ведь только волшебник может прочитать рецепт и следовать ему. – Ничего не знаю, – говорит Стив. – Я пытался пару раз, но тщетно. Это определенно магия. – Я всегда подозревал, что моё письмо из Хогвартса просто затерялось в почте. Стив утешающе гладит Баки по спине, а потом наклоняется и целует его в щёку. – Бедный малыш, – бормочет он, не отрывая губ от кожи. Баки поворачивает голову, Стив прерывисто вздыхает ему в рот. Баки кладёт ладонь Стиву на шею, притягивает его вплотную и скоро они снова падают на диван, гладят друг друга и целуются. – Ты меня с ума сводишь, Бак, – мягкое дыхание Стива, когда он говорит, оседает у Баки на губах. – Я бы вечность тебя целовал, – ладонь Стива скользит под футболку Баки и ласково прижимается к животу. Знакомое искристое тепло прокатывается вдоль позвоночника и оседает где-то между поясницей и копчиком. – И я... И они снова целуются до тех пор, пока Баки не пробивает на хихиканье и Стив не отстраняется, чтобы подозрительно на него глянуть. – Я понял, понял, тебе нравлюсь я, тебе нравится целоваться – но, признайся, сейчас ты думал не обо мне, а о своём бутерброде. – Ну… не буду лгать, вообще ты прав, – Стив так откровенно смущён, что это видно невооружённым глазом, но Баки просто смеётся и отпихивает его подальше. – Ладно уж, доедай. У нас впереди весь вечер на то, чтобы целоваться и лапать друг друга, делая вид, что родители в любой момент могут вломиться и нас застать. – Ммм. Секси… – бормочет Стив, уже снова с полным ртом еды. – Меня немножко беспокоит, то, какие вещи тебе кажутся сексуальными. Стив однако слишком занят едой, чтобы ответить, поэтому Баки возвращается к своей тарелке, улыбаясь про себя этому чудному и такому домашнему моменту. ~*~ Остаток дня проходит в уютном молчании. Баки работает над правками, Стив читает рукопись. В какой-то момент он делает короткий перерыв, чтобы позвонить матери. После его слов о том, что он проведёт у Баки остаток выходных, она, очевидно говорит что-то неожиданное, потому что Стив молчит несколько секунд, и взглянувший на него в этот момент Баки обнаруживает, что он выглядит смущённым и взволнованным, щёки горят. Будто чувствуя его взгляд, Стив поднимает глаза и застаёт Баки за подсматриванием, заставляя отвернуться. Но даже отвернувшись, Баки слышит, как Стив тихо, почти украдкой говорит “Ладно, хорошо”, перед тем как повесить трубку. – Как твоя мама? Не против того, что ты на этих выходных не заедешь? – спрашивает Баки. Стив стоит посреди гостиной, задумчиво глядя на экран телефона и будто не слышит его, вскидываясь только когда Баки зовёт его по имени. – А? – Как мама? Не расстроилась, что ты не приедешь в эти выходные? – С ней всё хорошо. Она вообще думает что это глупость с моей стороны – ездить к ней каждую неделю. Говорит, что я веду себя как наседка. – Но ты же знаешь, что ей всё равно это очень нравится. – Знаю, – улыбается Стив. – Ей просто ещё и меня подначивать нравится. Не любит она, когда над ней трясутся, особенно сейчас, после выздоровления. – Слава богу, что всё позади, – говорит Баки. – Я знаю, ты очень беспокоился о ней. Стив кивает. – Я с ума тогда сходил, ничего с собой поделать не мог. У меня ведь кроме неё никого нет. “Господи”, думает Баки. “Неужели он и правда так считает? Но ведь у него есть я, он должен это понимать”. – Ты же знаешь, что это не так, – хрипловато говорит Баки. – У тебя… есть не только она. Стив пристально смотрит на него, и под этим немигающим взглядом Баки чувствует, как внутри что-то обрывается. Как будто Стив смотрит ему прямо в душу, и видит всё, всю отчаянную, бесконечную, лихорадочную любовь Баки к нему. – Надеюсь, что ты прав. Мне иногда тоже так кажется, а иногда… даже не знаю, – Стив замолкает и снова смотрит на Баки, и в воздухе висит тяжёлая, многозначительная тишина. Баки кажется, что Стив ждёт от него чего-то – каких-то слов, действий, но он не уверен, чего именно, поэтому молчит. – Хочется большего, – продолжает Стив после минутной паузы, не дождавшись от Баки никакой реакции. – Но большую часть времени мне кажется, что это эгоистично – хотеть большего. Что я должен быть счастлив уже тем, что имею, потому что жизнь и так столько всего дала мне. Но боже мой, иногда всё равно так хочется большего… – Это вовсе не эгоизм – хотеть большего, чем уже имеешь, – говорит Баки. – А ты вот хочешь? – спрашивает Стив. – Конечно, – Баки ощущает как на этом коротком слове у него словно сдавливает горло. У Стива на коленях всё ещё лежит рукопись, он опускает голову, смотрит на неё, проводит пальцами по странице, на которой остановился. – В твоей книге, – начинает он вдруг другим тоном. – Герои воссоединяются после разлуки… Баки сразу понимает, о какой сцене идёт речь, и он внезапно боится того, что Стив может сказать о ней. – Ну, там, где Элеанор говорит, что любят лишь однажды? Что она чувствует возможность полюбить и других людей, быть счастливой и довольной своей долей, но на самом деле есть всего один человек, которого она может полюбить по-настоящему. Как будто вторая половинка её души? – Да, и? – А ты… ты тоже так считаешь? Ты и себя имел в виду, когда писал это? Баки вынужден отвернуться от Стива, потому что тот вдруг смотрит на него так, будто ответ на этот вопрос – самая важная вещь на всём белом свете. – Не знаю, может быть? – отвечает он правдиво. – В какой-то степени да. Я знаю, что наверное способен влюбиться в нескольких людей за свою жизнь, но знаю, что это будет… безопасное, тихое чувство, которое способно подарить мне радость, но не заставит меня… гореть. Это не хорошо и не плохо, но я знаю, что для меня на свете есть только один человек, которого я смогу так полюбить. Только один человек, в котором я смогу раствориться полностью. Который сможет дополнить все недостающие частички моей души. – О, – очень тихо, почти неслышно произносит Стив, и из одного этого звука Баки вдруг понимает, что ответил на его вопрос не так, как от него ожидали. И это разбивает Баки сердце, потому что он не знает, что хотел услышать Стив, не знает, о чём он спрашивал на самом деле, но с радостью бы сказал что угодно, чтобы утешить его. – Но… что если этот человек не любит тебя? – вдруг спрашивает Стив. – Что если ты будешь испытывать к нему все эти чувства, гореть и страдать, а этот человек… – нет? Неужели ты так и будешь жить? Без взаимности? Тратя любовь впустую? – Не впустую, – возражает Баки, не отводя взгляда от лица Стива, хотя тот на него не смотрит. – Я всё равно буду продолжать любить его. Хранить эту любовь в своём сердце. Стив поднимает голову и встречается с ним взглядом. – Но это так неправильно, носить в себе такое прекрасное и такое горькое чувство, и не иметь возможности даже поделиться им с человеком, которому оно предназначено. Жить в одиночестве, сгорая изнутри, и умереть не узнав взаимности. И всё впустую. Голос Стива звучит сердито и на последних словах почти дрожит от ярости. – Не впустую. Я переживу это чувство, оно будет греть меня всю жизнь. – И сожжёт тебя изнутри, и обратится в пепел. Баки всплёскивает руками, не в силах придумать какие-то ещё аргументы кроме тех, что он уже озвучил. – Ты спросил, и я ответил, – говорит он просто. – Мне с этим жить. – Я знаю, – говорит Стив. – Но мне противна сама идея того, что такой человек, как ты, может прожить жизнь без любви, просто потому что считает, что она должна быть одна на всю жизнь. А вдруг вы никогда не встретитесь? – Я всё равно могу влюбиться. Просто не в того самого человека. – Но так не должно быть. Ты заслуживаешь шанса любить того самого человека, и быть вдвойне любимым в ответ. – Ну, у всех разные взгляды на любовь, – задумчиво отвечает Баки. – Поэтому все мы до сих пор пишем, говорим, поём, рисуем картины по сути об одном и том же – снова, и снова, и снова. – Не знаю, откуда такие взгляды на любовь вообще берутся, это результат романтического склада ума или моральной травмы? – Скорее всего и то, и другое, с некоторым преобладанием моральной травмы. Стив тихо фыркает. – Да уж, ты на всю голову травмированный. – О, ну с самыми интересными людьми всегда так. Стив закатывает глаза и молча утыкается обратно в рукопись. Баки оставляет его в покое на пару минут, но потом не выдерживает и спрашивает: – А как тебе в целом? Нравится? В смысле, если не брать в расчёт праведный гнев на морально травмированный взгляд Элеанор на любовь? – Нравится, – отвечает Стив. И Баки этого достаточно, с души словно снят невидимый груз ожиданий и волнения. Он возвращается к работе и почти пропускает момент, когда Стив несколько минут спустя тихо-тихо говорит себе под нос: – Очень. Очень нравится.