Нелюбимый

Усталость приятной тяжестью осела на мои плечи как завершение этого насыщенного и яркого праздничного дня. Удовлетворенно вздохнув, я неспешно сняла туфли на высоких каблуках, с радостью меняя их на домашние тапочки с изображением милого пингвиненка. Не сразу, но постепенно ноги перестают гудеть и напряжение спадает. Как же все-таки мало порой нужно для счастья. Посещение новогоднего корпоратива было делом обязательным: Чанмин являлся генеральным директором корпорации, а потому вернуться с нее раньше всех мы никак не могли, и лишь когда время перевалило далеко за полночь, нам удалось вырваться из этой суматохи и отправиться домой. Господин Шим повысил Чанмина в должности после рождения нашей дочери, возлагая на него большие надежды, вот только вкупе с почетным статусом шла еще большая ответственность и куча новых обязанностей, и Чанмин стал пропадать на работе еще больше. Из-за недостатка опыта многое на новой должности давалось ему нелегко, но Чанмин никогда не жаловался, прикладывая еще больше усилий и упорно трудясь, не жалея себя ни на минуту. Неспешно плетусь на кухню и застаю на столе записку от тетушки Мин, которая была няней нашей дочери, и являлась родственницей Чанмина по отцовской линии. Она просила разбудить её, как только мы вернемся, все-таки канун Рождества, и ей хотелось провести праздник в кругу своей семьи. Я иду в комнату, которую мы отвели специально для тетушки Мин, чтобы она могла отдохнуть в любое время, и с радостью отпускаю её, полностью довольная её работой и стараниями, не переставая искренне благодарить за помощь и извиняться за наше столь позднее возвращение. Женщина в ответ лишь улыбается и говорит, что все в порядке, а когда Чанмин заботливо протягивает ей заранее приготовленную и упакованную коробку с подарком, о которой я едва не забыла, тетушка счастливо улыбается и неустанно благодарит, после чего садится в машину и уезжает к себе домой. У меня порой не хватает слов, чтобы выразить всю свою благодарность этой женщине, которая не только присматривала за ребенком в наше отсутствие, но и помогала мне по хозяйству. Чанмин, понятное дело, был на работе, а мне часто приходилось отлучаться в университет. Успешно сдав экзамены за первый год обучения, мне пришлось взять академический отпуск, будучи уже на поздних сроках беременности, и вот теперь я возилась с документами на восстановление, чтобы продолжить свою учебу дальше. У моей матери было полно хлопот, поэтому свалить на нее совсем еще маленькую кроху я не могла, а матери Чанмина, хотя та и имела уйму свободного времени, я бы своего ребенка ни за что не отдала. Я все еще не могу забыть, как она, узнав о том, что я жду девочку, надменно вздернула подбородок, скривила губы и спросила: «Всего лишь девочка?» Всего лишь девочка... Словно госпожа Шим сама не была женщиной. Моего тогда еще не родившегося ангела назвали «всего лишь девочкой», и мне тогда было очень обидно и больно. Не только за себя, но и за своего ребенка. Но я промолчала, понимая, что мне никогда не изменить отношение свекрови к себе. Когда на следующий день после родов в мою палату начали впускать посетителей, и когда свекровь впервые увидела ребенка, то она не просто не захотела взять малышку на руки, но и вовсе отказалась это делать, заявив, что не готова к этому. Она смотрела на внучку брезгливым взглядом, выискивая дефекты во внешности младенца, и именно этого взгляда я не могу простить ей до сих пор. Тогда я ничего не сказала Чанмину, он и сам все прекрасно видел, держа нашу крохотную дочь на руках и не переставая улыбаться. Он разумно промолчал, но позже я узнала, что когда он вышел из палаты, чтобы проводить свою мать, у них состоялся непростой разговор. Исход плачевный - теперь госпожа Шим и вовсе не навещала внучку, и Чанмин был очень зол на свою мать за это, хотя вслух мы эту тему никогда не обсуждали. Я знаю, что ему больно, но если свекровь все же однажды соизволит придти к нам в гости, Чанмин примет её с распростертыми объятиями, и я сделаю то же самое, переступив через свою гордость и обиды, ведь я была искренне благодарна ей за такого сына. Увы, но в жизни есть вещи, которые трудно принять, а изменить практически невозможно. Прерываю себя от неприятных воспоминаний и спускаюсь в гостиную, где и застаю Чанмина. Он сидел на диване, а на его животе мирно посапывала наша четырехмесячная Роуз. Я вздохнула. - Ну и зачем ты вытащил её из кроватки? - спросила я, осторожно устраиваясь рядом и заранее зная ответ. - Соскучился. Чанмин мягко поглаживал крохотную спинку через накрытый легкий плед, вслушиваясь в неровное сопение и кряхтение. Я наклонилась, чтобы вдохнуть запах нашей малышки, который стал моим самым любимым ароматом и которым я никогда не смогу надышаться. Мне казалось, что она пахнет молоком, медом и еще чем-то неповторимо сладким и до безумия приятным, особенным и волшебным. Как жаль, что нельзя сохранить запахи навечно, чтобы иметь возможность в любой момент окунуться в самые любимые и трепетные воспоминания. Я снова наклонилась, чтобы поцеловать любимые щечки, и в это время Роуз заулыбалась во сне, лишая меня и Чанмина дыхания. - Интересно, что ей снится? – спрашиваю я совсем тихо, чтобы наше чудо не проснулось, ибо это чревато тем, что она потом заснет весьма не скоро, будет много и долго плакать, оглушая весь дом. И вообще, спящий ребенок – лучший ребенок. - Ей снится ее папа, я уверен, - самодовольно заявил Чанмин, касаясь губами ее волос и прикрывая глаза. У Роуз были папины оленьи глаза с пушистыми ресницами, папины щечки-яблочки, которые хотелось зацеловать, папины непослушные волосы, с которыми наверняка придется возиться. А от меня ей достались пухлые губки и аккуратный носик. Ах да, еще у нее были мои уши. И слава богу. - Моя принцесса, - нежно прошептал Чанмин, завороженно смотря на малышку. - Ты подгузник принцессе не поменял? Чанмин удивленно посмотрел на меня и залез рукой под плед, после чего замер. - Принцессы тоже какают, - Чанмин обреченно вздохнул и аккуратно поднялся с дивана, изо всех сил пытаясь не разбудить малышку. – Милая, я сам все сделаю, лучше разогрей что-нибудь, я жутко голоден. Обычно в ночное время я полностью смотрела за ребенком, давая Чанмину выспаться после тяжелого рабочего дня. Ночью Роуз почти все время спала, поэтому я могла заниматься своими делами, на которые у меня днем не хватало времени. Утром же мое «дежурство» сменял Чанмин, а я получала свои несколько жалких часов сна до прихода няни. Нас обоих устраивал такой расклад событий, хотя никто из нас уже давно не высыпался по-настоящему, о полноценном и здоровом сне пришлось позабыть еще до рождения Роуз. Первый триместр беременности я перенесла на удивление легко и уже было обрадовалась, что так оно будет и дальше, но, увы, моим надеждам не было суждено сбыться. Сильный токсикоз дал о себе знать в начале четвертого, и тогда мне казалось, что я просто не вынесу этого. Тошнило от любых запахов, от мыслей о еде, от головной боли, от голода, все-таки никакой еды в желудок не поступало. Чанмин с первых дней упорно твердил, что нужно пойти к врачу, но от этой мысли меня тоже тошнило, и я лишь отнекивалась, едва успевая добежать до ванной. В один из особо «бурных» дней, когда он пришел домой и застал меня лежащей на полу в обнимку с унитазом, он не выдержал и вызвал скорую, предварительно осторожно подняв с холодной плитки и уложив на диван. Он мягко гладил меня по спине и тихо, совсем шепотом, ругал меня, сетуя на то, что если бы я его послушалась, мне бы удалось избежать таких последствий и что я сама до сих пор ребенок. У меня не было сил даже для того, чтобы хотя бы мысленно возразить ему, и он, прекрасно это понимая, продолжал обнимать и шептать какие-то приятные глупости. Вскоре на смену страшному токсикозу пришло всепоглощающее чувство голода, и жить стало намного легче. Я могла есть все, что вздумается, и для меня, тогда измученной и уже ставшей почти прозрачной, несмотря на выпуклый животик, это было большим счастьем. Последствием моих дневных и ночных «дожоров» стал лишний вес, а когда на последних месяцах начали отекать конечности и все лицо, я чувствовала себя как минимум бегемотом, и это служило причиной для новых комплексов и истерик. Но Чанмин всегда твердил, что для него я все равно остаюсь самой красивой и любимой и что мои килограммы меня совсем не портят, а наоборот, помогают ему греться по ночам, особенно когда он обнимает меня «как маленького милого слоненка», за что получал от меня очередную оплеуху, а я от него порцию сладких поцелуев и уйму дорогих подарков в виде компенсации. Чанмин помогал мне во всем: ездил за продуктами в магазин, занимался готовкой, когда я неважно себя чувствовала, ходил со мной на приемы к врачу, читал литературу о беременности и уходу за новорожденными…Ел в два раза больше своей нормы, чтобы тоже набрать вес, мотивируя это тем, что вдвоем сбросить лишние килограммы будет легче. Он и правда немного поправился, но ему это безумно шло, и я строго-настрого запретила ему худеть, а он особо и не сопротивлялся, что меня только радовало. Но свой вес я все же сбросила спустя некоторое время после родов. Он помогал принимать мне душ, когда мой животик стал уже совсем большим, и это доставляло мне неудобство во всем. Сначала я немного смущалась, но Чанмин лишь устало закатывал глаза и указывал взглядом в сторону душевой, после чего присоединялся ко мне, аккуратно и нежно намыливая мое тело и натирая мочалкой, а по завершении всегда трепетно целовал мой животик и жаловался малышу, что его мамочка упрямая и до ужаса смешная, и что именно такую он и любит. И в такие моменты я понимала, что это великая ценность - когда тебя любят такой безумной и слепой любовью и когда ты любишь в ответ ничуть не меньше. За окном идет крупный снег, который медленно летит и кружится, словно исполняя сольный танец перед тем, как опуститься на землю, облагораживая все вокруг и являясь символом чистоты и красоты. Свет от гирлянды отбрасывает причудливые узоры и тени на стены, придавая атмосферу волшебства в нашем доме. Муж накормлен и доволен, дочка сладко спит в своей кроватке, сжимая во сне свои крохотные кулачки и иногда улыбаясь во сне. Завтра на ужин приедут мои родители вместе с Чонином, а это значит, что у Роуз будет насыщенный день, ведь её дедушка и бабушка так сильно любят её и очень сильно скучают. А Чонин, будь его воля, приходил бы к нам каждый день, чтобы подержать в руках племянницу и корчить ей смешные рожицы, на которые Роуз отзывалась восторженным визгом, вот только свободного времени у него было очень мало, особенно после того, как он начал серьезно заниматься танцами. У него очень хорошо получалось, и мы все безумно гордились им, оказывая поддержку каждый раз, когда его одолевали сомнения. Выключаю свет в детской и на цыпочках пробираюсь в спальню, чтобы не разбудить Чанмина, но по пути спотыкаюсь об его тапочки и еле слышно ругаюсь, после чего слышу смешок со стороны кровати. Все ясно, кто-то сейчас получит по своим прелестным ушам. - Опять стояла у окна и любовалась снегом? - спрашивает он, обнимая меня за талию, когда я крадусь к нему под одеяло. - И ведь ничего от тебя не скроешь. - Даже не пытайся, все равно бесполезно. - Даже не пытаюсь, - говорю я и целую его в шею. – А вот тапочки свои не разбрасывай где попало, мне надоело об них спотыкаться. - Ты была самой красивой на сегодняшнем вечере, я чувствовал, как мне завидуют мои сотрудники. - Очень хорошая попытка, но про тапочки с моей стороны было последнее предупреждение. - Не понимаю, о чем ты, - он сделал невинное выражение лица, но в глубине его глаз плескались чертики, которые выдавали его с головой. – И вообще, я чист, как этот твой снег. - Давай спать, нужно успеть немного отдохнуть, пока Роуз не проснулась. - Спать? – недоуменно спросил Чанмин, кладя руку на мои бедра и начиная их поглаживать. – Уверена? Точно-точно? Я зажмурилась, делая вид, что не слышу, хотя заранее знаю, что уже проиграла эту битву, особенно сейчас, когда он опаляет мое ухо своим горячим дыханием и покусывает мочку, прекрасно зная, что меня это заводит, а стоит ему спуститься короткими поцелуями к моей шее, и я капитулирую окончательно. - Я люблю тебя. Мне жаль, что я не говорю тебе об этом каждый день, но ты ведь знаешь, да? – спрашиваю я, беря его лицо в свои ладони и заглядывая глаза. Выражение его лица меняется, оно становится лучезарным и добрым. - Знаю, - шепчет он, - и ты должна знать, что ты - мое всё. Я безумно люблю тебя. Но, как ты сказала, Роуз скоро проснется, поэтому давай не будем терять времени? Я в ответ лишь смеюсь, обнимая его за плечи и отдаваясь в умелые руки мужчины всей моей жизни.