Знаменитый питерский гей

      Антон опирался попой на какой-то старый стол, который, как он посчитал, сейчас никому сильно не нужен, и поэтому он может его экспроприировать ненадолго. Он сидел, сгорбившись и скрестив ноги в лодыжках, слегка покачивал одной из них и изредка шуршал пакетом чипсов с луком. За сценой было достаточно прохладно, и даже толстовка на нём, казалось, не давала чрезмерное количество тепла. С учетом этого он не понимал, как Арсений, что время от времени растягивался перед ним, может не мёрзнуть, когда на нём от силы три слоя капроновых колготок и тонкая рубашка костюма.       — Чё ты развонялся здесь? — недовольно проворчал Арсений, отрываясь на секунду от телефона и прекращая крутить голеностопы. — Дай мне тоже.       Антон, только что засунувший крайне неэлегантно очередную порцию чипсов в себя, посмотрел на него с набитым ртом.       — Ты сейчас на сцену пойдешь, какая еда?       — Я волнуюсь, — оправдался спокойно Попов.       — Ага, ещё чего скажешь? — возразил ему Шастун, но протянул беспрекословно пачку вперёд, позволяя Арсению взять оттуда пару штук. — Волнуется он, конечно.       Попов положил чипсы себе в рот аккуратно и вновь уткнулся в телефон с крайне безразличным лицом. Антон посмотрел на него, лишь убеждаясь в очередной раз, что удивительным образом выход на сцену волнует того даже менее, чем поход в супермаркет, и, мотнув головой, отвёл взгляд в сторону копошащихся перед началом выступления работников театра и артистов.       Через пару минут свет погасят, а ещё ранее ему нужно будет аккуратно поцеловать Арсения в напудренную щёку, пожелать удачи и отправиться в оставленное, как и всегда, специально для него место в переднем ряду амфитеатра. Он успел пройти это уже множество раз, и каждый из них, когда он ковыляет мимо важных дяденек и тётенек, сидящих там, а потом с наглым видом плюхается в это сиденье, которое, пожалуй, вызывало у них много вопросов о том, как кто-то посмел не прийти на такое хорошее место, он чувствует себя особенным. Если Воля в такие моменты ощущал себя точно так же, то Шастун ему чудовищно сильно завидует, ведь тому выпал шанс получить подобный опыт в золотое время, когда одновременно на сцене были как Ляйсан, так и Арсений.       Через время от приезда Антона после их расставания или паузы — они оба так и не знали до конца, как это называть, — они ещё не были уверены в своих отношениях. Всё же, они старались не волновать лишний раз воду, негласно решая, что пустить всё на самотёк в данной ситуации будет лучшим из выходов. Будь что будет, и Антон с Арсением продолжили общаться так, будто ничего никогда между ними и не происходило. Просто однажды в один из дней, когда неофициальный отпуск Шастуна закончился, и ему дали пенделя под зад за то, что он ничего не делает, произошло удивительное осознание с его стороны.       Тогда он оставался в очередной раз у Арсения дома. Проснулся с утра, повалялся ещё некоторое время в пустой кровати, потому что уже знал, что Арсений в тренажёрке часов с восьми. Потом походил по квартире, почесался то там, то тут, спёр с кухни какой-то засохший тост, что и стал его завтраком. Затем собрался и поехал в офис. Около пяти часов ему позвонил Арсений, попросил забрать из театра. Шастун уже привычно заехал за ним, впустил в машину Попова, который плюхнулся на сиденье со словами «блеа, жрать хочу». Тогда Антон резко посмотрел на него, сбивая Арсения с толку. Просто он вдруг понял, как сильно ему комфортно существовать вот так. Что он и сам не до конца отдал себе отчёт, когда его жизнь сложилась таким образом, каким он хотел, чтобы она сложилась. Они с Арсением на тот момент всё ещё находились в этой непонятной стадии, когда ни тот, ни другой не могли точно сказать, что они теперь официально и железобетонно вместе. А почему? В ту секунду Антон задал себе этот вопрос и, как бы ни старался, пока Попов смотрел на него уже даже с беспокойством, не мог найти себе на него ответ. Он посидел так ещё совсем немного, после чего очень неожиданно для Арсения прервал тишину в автомобиле:       — Я снимаю нам двоим квартиру.       Абсолютно непонимающее «что?» от Арсения было совершенно обоснованным. Как минимум оно было таковым, потому что Шастун ещё даже в планах ничего и никому не снимал, а оттого допереть до смысла им сказанного было трудно любому человеку. Для него же всё было кристально ясно. Удивляя Арсения своей неожиданной активностью, Антон и правда в ближайшее время нашел для них двоих небольшую квартиру, едва ли советуясь с Поповым, и совсем скоро они оперативно переехали туда вдвоём. Ещё с неделю Арсений ходил и пучил глаза в замешательстве, только позже осознав, что этими своими действиями Шастун буквально жирной точкой обозначил реальность и существенность их отношений. И Арсений расцвёл.       Через ещё некоторое время Попов набрался уверенности и объявил о своём решении продать практически всё свое имущество тем или иным образом. Антон молча кивнул ему головой, подтверждая резонность этой идеи. Он даже не подозревал, какое количество имущества находится во владении Попова. Смотря на то, как с торгов уходят минимум пять машин, о существовании трёх из которых Шастун даже не подозревал, две неплохие квартиры и (это какая-то шутка) небольшая яхта под именем Arsénios (а это уже вообще смешно), у Антона выпадывали глаза из орбит от того, насколько их маленькая новоиспечённая семья — а он предпочитал называть это именно таким образом и никак иначе, — становилась состоятельной. Он чувствовал себя принцессой, которая поцеловала лягушку, и та превратилась в богатого принца. Хотя, нужно признать, Арсений изначально был крайне плохо похож на лягушку. Скорее, это получалось у Антона. Не теряя времени, они быстро вложили эти деньги в новое жильё, что было гораздо больше и лучше. В самую последнюю очередь, почти не обсуждая это с Антоном, Арсений продал свою квартиру. Шастун видел, что для Попова это был какой-то очень тяжёлый момент, потому старался просто молча помогать ему в деталях. Например, был рядом, когда Арсений приехал туда в последний раз. Всё это проходило по-траурному молча: Антон просто стоял на пороге, пока Попов ходил из комнаты в комнату, собирая оставшиеся тут вещи, а по итогу вышел с поникшим лицом и небольшой коробкой, в которой лежали только награды, пара каких-то фотографий и попугай Тоша — всё, что он насобирал по этой вправду огромной квартире. Антон не сказал ему ничего тогда — знал прекрасно, что Арсений эту квартиру не любил, что всегда старался проводить в ней как можно меньше времени. Возможно, как сам он для себя решил, это просто для Попова было моментом прощания с самой последней вещью, что хоть как-то напоминала ему о ужасных страницах его жизни. Всегда сложно вырывать из неё целые листы, пусть были они хоть хорошими, хоть плохими. Арсений похандрил ещё с недельку после этого, а потом они вместе сходили в Икею, накупили там каких-то ковров, попутно хохоча с названий товаров, как придурки, и Антон увидел, как тот стал получать искреннее удовольствие, возвращаясь домой. Да, эта квартира была меньше, но она была их, а это стояло на первом по важности месте для них обоих.       Неожиданно спустя ещё какое-то время Антону напомнили, что он, оказывается, очень медийная личность. Пускай он не выкладывал никуда ни фотографий, ни чего-либо иного, что намекало бы на существование Арсения в его жизни (а порой очень хотелось похвастаться), фанаты, которым было особенно сильно нечем заняться, быстро обратили внимание на то, что их любимый Шастунишка всё время трётся с кем-то в компании. Это поначалу очень насторожило их обоих, и чем дольше они молчали, тем большим становился напор вопросов со стороны фанбазы и прессы. Антона донимали везде: на открытых микрофонах, на улице, по телефону. Ни одно интервью не обходилось без вопросов о личной жизни. Шастуну предстояло принять очень сложное решение, которое правда перевернуло бы жизни его и Попова с ног на голову, но после долгих раздумий и разговора тет-а-тет с одним очень известным российским исполнителем на эту тему, он всё-таки собрался духом. Нет, каминг-аута он не делал и даже не собирался — не был никому этим обязан. Всё порешала за него одна единственная фотография в Инстаграме, что была сделана в каком-то полумраке на рябящую фронталку айфона. Он и Арсений, скрючившиеся в объятиях, которые были больше похожи на удушающий прием со стороны Шастуна. Немного лиц обоих, немного их серого дивана гримхульт, что был выбран Антоном, кажется, исключительно потому, что своим названием напоминал ему какого-нибудь героя в Варкрафте. Ещё нога попугая влезла в кадр — больно уж Арсений любил эту игрушку. Вот так просто. Без подписей. Был только комментарий Попова под этим постом с двумя сердечками. Те, кто на Арсения был уже подписан и знал о его ориентации, без труда срастили одно с другим.       Антон отключил уведомления во всех социальных сетях и не отвечал на входящие звонки с незнакомых номеров в течение недели только для того, чтобы по её окончании увидеть, как сильно положительный фидбэк его поклонников по поводу этой новости превышает негативный. Да, ему желали и смерти, и болезней, но всё это было так несущественно, что Шастун чувствовал себя на вершине мира в тот момент. Его фанаты приняли Арсения с шокирующим теплом, и он сам не заметил, что чем больше Попов мелькал в его историях и прямых эфирах, тем быстрее его поклонники превратились в поклонников Арсения. Без шуток — каждый раз, когда он запускал трансляцию от нечего делать, ему писали что-то по типу «Шастун лох» или «где новый выпуск контактов, обрыган», но стоило только на заднем плане мелькнуть лику Попова, как комментарии превращались в сплошное месиво из сердечек и звёздочек. Антона аж блевать тянуло. Но что поделать, уж лучше так. Хотя в нём даже просыпалась моментами ревность, и он не знал, кого к чему он больше ревнует — Арсения к своим фанатам или фанатов к Арсению.       Что касалось последнего, то Антон радовался его успехам, наверное, даже больше, чем он сам. С другой стороны, какой реакции от Попова ещё можно было ждать? Антон как-то раз в ожидании Арсения с какого-то важного мероприятия, на котором тому пришлось находиться, затесался в компанию неизвестных ему, но определённо точно важных шишек, что либо действительно были далеко не последними людьми в области культуры, либо очень хорошо притворялись. И вот тогда Шастун подслушал обсуждение одной из недавних нашумевших постановок Попова и уловил отчётливо, что речь шла о призрачной, но, всё же, маячащей на горизонте возможности присуждения Арсению звания Народного артиста России. Когда полный энтузиазма Антон сообщил ему это позже тем же вечером, Попов просто сказал «м-м, понятно» и продолжил отвечать на комментарии в Инстаграме. Челюсть Шастуна тогда пришлось поднимать с пола.       Антон им искренне гордился. Он был его самым главным почитателем.       Завершив успешно свой самый первый сезон после официального возвращения в балет (на что не упустили возможности сделать большой упор пиарщики и были, собственно, правы), Арсений, судя по всему, почувствовал наконец этот новый прилив сил. Череда выступлений одно за другим спустя такой перерыв лишь распалила его, будто даже возвращая из далекой молодости этого самого известного Арсения Попова, который стремился достичь всё больших высот и вечно пытался доказать самому себе что-то, о чём даже понятия не имели все его окружающие профессионалы. Тогда он впервые и очень робко решил попробовать для себя что-то новое. Как только Ляйсан представила его на первом занятии своим воспитанникам, те восхищённо захлопали глазами. Это едва ли не оттолкнуло Арсения в первую же секунду от этой затеи — всё-таки, не пришёл он сюда для того, чтобы им попросту восхищались. Но чуть позже, уже приступив к самим мастер-классам, он заметил в некоторых из ребят нечто такое, что позволило ему чётко для себя решить — он остаётся. Когда он достаточно строго и ёмко раздавал советы и видел, как совсем юные парни и девушки во все уши слушают его, а после с искренним упорством пытаются следовать этим самым советам, спрашивая «так ли?», «я правильно делаю?», «Вы это имели в виду, Арсений Сергеевич?», что-то в нём зажигалось, и Арсений будто видел в них себя много-много лет назад. Конечно, о чём речь? Утяшева знала его как облупленного. Уж кто-кто, а она точно ведала, что делает, когда настойчиво предлагала Попову хоть один раз прийти и попробовать провести с ней занятие. Она всегда понимала — Арсений любит балет всей душой, и если есть шанс привнести что-то в это искусство, продлить жизнь этого ремесла, вкладывая зерно знаний и передавая свой многолетний опыт более юным адептам, то Арсений из штанов выпрыгнет, лишь бы не проморгать такую возможность. Ещё позже, когда тот совсем осмелел, он решил прыгнуть на совсем высокую для себя ступеньку. Имея должное образование и связи в лице как минимум Татьяны Фёдоровны, которая могла дать чапалаха со скоростью света любому из коллег, кто смеет ей перечить, Арсений решил начать ставить. Эту вещь он любил давно и долго, правда, возможности, кроме учебных постановок, у него не было. Теперь ему мало-помалу позволяли брать коллективы помладше, чтобы на них оттачивать своё умение. И нужно было признать — получалось у него отнюдь не плохо. Его постановки собирали, и собирали даже достойно. Про него и его деятельность писали что-то и в больших количествах, но Арсений никогда не читал. Он в очередной раз убедился не без помощи Антона и его преданных друзей, которые, несмотря ни на какие завороты его жизни, всегда готовы были поддержать и помочь, что балет — это то, что он умеет лучше всего в этой жизни. Он приложит все свои силы до самого их истощения ради того, чтобы показать всему миру свою любовь к этому искусству и сделать его вечным.       К слову о друзьях. Когда на днях к Антону под бок подсел Арсений и сообщил, что через месяц у Матвиенко будет день рождения, а ещё через неделю после этого он будет праздновать юбилей «Девятого вала», то они без пререканий оба сошлись на мнении, что эти два события стоит объединить и достойно отметить. Они стали думать о подарке. Антон дал пинка Воле, Арсений вежливо попросил Ляйсан, и четверо решили действовать совместно. В результате сложения вкладов двух состоятельных семейств ресурсная база вышла внушительная. Это привело их к идее, что, зная, как сильно их друг лелеет своё бизнес-дитя, они оплатят Серёже полноценную реновацию бара вместе с интерьером, оборудованием и всем прочим, что будет необходимо. Об этом было объявлено как раз во время празднования дня рождения Матвиенко, и последний под громкие улюлюкания друзей и сотрудников бара, где, несомненно, Серёжа и отмечал свой праздник, чуть не заплакал от радости, а после ещё весь оставшийся вечер рассыпался в благодарностях.       Сегодня столы были эксклюзивно для хозяина заведения соединены в самом укромном углу «Девятого вала», и диваны, что в скором времени ввиду недавней новости поменяются на более новые и красивые, уместили на себе кучу народу. Именинник решил, что этим вечером сторонним посетителям придётся потесниться. Антон громко смеялся, пока Журавлёв под аккомпанемент Бибикова рассказывал историю о том, как они недавно крыли какой-то притон, и хоть история по своей сути не держала в себе ничего смешного, оба делали это так уморительно, что вся компания покатывалась. Уже несколько часов подряд рядом со своим ухом он ловил звонкий смех любимого человека, который заставлял порой переключать внимание с рассказов на него, лишь бы только насладиться этим дорогим сердцу звуком. Рука Антона, как приклеенная, лежала обёрнутой на плечах Арсения и никуда не двигалась, если только кому-то из них не нужно было посетить уборную. И так весь вечер. Позов рассказывает какую-то очередную историю о том, что успели натворить Суркова с Кузнецовой, новоиспеченные выпускницы академии искусств. Те в компании своих молодых людей сидят и краснеют, хотя самих распирает хохот. Смеются остальные, как будто волной радостных эмоций накрывая всё помещение. Сменщики приносят им напитки и уносят пустую посуду. Антон слышит добивку от Арсения рядом, с которой все ржут по новой. Гладит его пальцами по плечу. Чувствует на колене тёплую ладонь. Сладкая нега, в которой хочется застыть навечно.       Он лениво смотрит по сторонам, видит сквозь клубы кальянного дыма лицо Паши, что тоже увлечённо слушает присутствующих с улыбкой на лице. Рядом с ним его верная спутница и главная поддержка — Ляйсан. Любимая жена, как и всегда, лучезарная, искрящаяся изнутри весельем. Воля, словно зеркаля Антона, обнимает её за плечи, только гораздо более нежно, бережно, как подобает настоящей семейной паре, что в браке уже много лет. Он ловит взгляд Шастуна, смотрит в ответ. Антон свободной рукой берёт со стола свой телефон, открывает с ним диалог. Паша чувствует поступившее уведомление. Разблокирует телефон, заглядывает в экран.       «Всё ещё думаешь, что позвать меня тогда в девятку было большой ошибкой?»       Паша смотрит на него и широко улыбается, убирая телефон в карман. Ответ понятен им обоим. Антон улыбается тоже и сжимает плечи Арсения ещё крепче. Попов поворачивает голову к нему, встречаясь со взглядом зелёных глаз. Светит ему в лицо ямочками на щеках и отворачивается обратно.       Питерский гей из Омска — самое лучшее, что случалось с Московским раздолбаем из Воронежа. И наоборот.