небо было из огня

рисе скоро двадцать. у нее отныне свой дом, работа в цветочной лавке и большой черный кот, встречающий каждый день у порога. риса учится улыбаться заново и собирает в букеты все свои переживания. риса слушает в наушниках музыку холодной страны и смотрит в чистое голубое небо. но каждую субботу она неизменно приходит к их могилам. в первые недели было сложно. сложно смотреть на деревянные доски с коряво выцарапанными «девять» и «двенадцать», сложно было приносить цветы и сложно было говорить. она могла лишь плакать и вспоминать, что твелв просил её больше не извиняться перед ним. его глаза все еще стоят у нее в голове замершим кадром. рисе снятся сны. рисе снится огненное небо, тепло чужой руки и кнопка детонации. рисе снится «спасибо» и снится «прости». черный кот будит ее среди ночи, жалобно мяукая. она улыбается ему губами и берет на руки. говорит: «не бойся». говорит: «я тебя не оставлю». потом идет на кухню и досыпает корма, забирая из холодильника остатки карри для себя. риса смотрит на луну сквозь распахнутое окно и загадывает желания на сгорающие в атмосфере звезды. желания каждый раз одни и те же. те, которые уже не смогут сбыться. риса верит. риса думает, что ночное небо было красивее, когда взрывалось ядерной бомбой и сжигало все мысли дотла, вместе с прошлым и будущим, оставляя одно бесконечное сейчас длинною в несколько секунд. в первые недели было сложно. но с годами она привыкла к неотпускающему чувству опустошения и дыре в груди (почти такой же, как была у твелва в тот день). с годами она перестала сворачивать на самодельное кладбище каждый вечер, оставив себе лишь один день в неделю. она говорила, что должна отпустить их. их обоих. и прошлую себя тоже. вот только ей все еще снились сны. во сне твелв держал ее за руку, а в глазах у него жизнь пульсировала с бешеной скоростью, отдаваясь эхом в ее собственном сердце. во сне твелв улыбался и не говорил ни слова, когда оставлял поцелуй на ее щеке. во сне твелв был похож на целую вселенную, взрывающуюся сотнями тысяч сверхновых. у рисы в руке был детонатор. а твелв был давно мертв. риса плакала, задыхаясь, на балконе своего нового дома и не понимала, почему все случилось именно так, почему те, кто действительно заслуживали прожить счастливую жизнь, в итоге оказались погребены под землей. это не честно. еще тогда, годы назад, она видела, что твелв хотел жить. и найн тоже хотел. у них не было дома, не было семьи, не было даже имен. но была цель, ради которой можно было отдать жизнь, ради которой они стали сфинксами и ради которой боролись со всем миром. потерянные дети в давно потерявшемся мире. они, просто желавшие справедливости. риса тогда жить не хотела. она думала, что, может, все просто однажды закончится. может, кто-то заберет ее или заставит пропасть навсегда. риса была серой тенью себя самой, состоявшей полностью из отчаяния и крошева трагедий. но твелв взял ее за руку, посадил на свой мотоцикл и отвез домой по дороге из треснутой надежды. твелв хотел жить, и в рисе от взгляда на него что-то горело и жглось, готовое взорваться, как бомба. твелв бомбы обезвреживал с титаническим самоконтролем и блестящими глазами. на колесе обозрения в ту ночь было так красиво, что риса была готова принять этот момент последним. она думала, что у нее тоже нет места в этом мире. но мотоцикл твелва мчался по трассе с бешенной скоростью, а она смеялась, обхватив его руками и впервые чувствовала себя дома. не в четырех стенах, а посреди ночных улиц, ярких пятен фонарей и заложенной в заданиях взрывчатки. она смеялась, а по щекам бежали слезы. рисе снились сны, где она снова возвращалась в тот момент. спрашивала, разрушат ли они весь этот мир, а в ответ получала улыбку слишком печальную, но одновременно счастливую. лучшую из всех, что она когда-либо могла увидеть. в тот момент что-то внутри уже ломалось, метаясь от угла к углу, и обретало новую форму. в тот момент она превращалась из испуганной девчонки в целый бесконечный мир, который ждет где-то впереди. только протяни руку и поймай. только найди немного храбрости. она думала, что твелв и найн пойдут в этот новый мир рядом с ней. вместе. когда все закончится, когда сфинксы смогут достигнуть своей цели и станут, наконец, свободны. свобода била в под дых неожиданно и смертельно. риса не могла даже кричать, когда падала на колени рядом с их телами. слезы падали тоже, разбиваясь о быстро остывающую кровь, разлившуюся по земле уродливыми лужами. многие недели спустя, риса соберет свой первый букет – весь из болезненно-красных маков. и еще один – из васильков. она повесит по венку на каждый столб с цифрой и расскажет им каково это – жить. жить за них всех. твелв, будь он здесь, улыбнулся бы, как мог улыбаться только он. рисе кажется, что она видит силуэты в каждом дуновении ветра и шелесте травы. но, стоит обернуться – и все пропадает. поэтому она не оборачивается, а только лишь закрывает глаза и снова говорит «спасибо». они говорили, что разрушат мир, но ее спасли. а потом исчезли. «не забывайте, что мы жили» риса приносит незабудки. рисе скоро двадцать. у нее отныне свой дом, работа в цветочной лавке и большой черный кот, встречающий каждый день у порога. риса учится улыбаться заново и собирает в букеты все свои переживания. риса слушает в наушниках музыку холодной страны и смотрит в чистое голубое небо. но каждую субботу она неизменно позволяет себе думать, что однажды они еще встретятся. и в той, другой, жизни она ни за что не отпустит их руки.