Лучше бы я умер!

Старскрим сидел в огромной комнате за компьютером. Было уже поздно и темно, но ему было все равно — он не хотел спать. Даже эти кибертронские ночи исчезали куда-то, не беспокоя его. Ему и правда не хотелось спать. Если бы кто-то спросил, почему он сидит в столь поздний час вместо того, чтобы разумно использовать свободное время, то он, скорее всего, ответил бы, чем именно сейчас занимается. Понятие Старскрима о «правильности» часто отличалось от ожиданий других — по крайней мере, пока в их словах не появлялись понятия «партия» и «единство». Он никогда не был против общества, наоборот, частенько думал, что ничего плохого оно ему не сделает, но он все равно не хотел быть его частью. Он и сам не знал, почему так происходит, он просто чувствовал себя не в своем кубе, когда вокруг было большое количество мехов. И все же он был рад находиться в их обществе. Сикеру не задавали лишних вопросов, когда он захотел претендовать на роль командира. Да, действительно, Старскрим работал часто и долго, почти постоянно, всякий раз, когда появлялась такая возможность. Так же было и в этот вечер. И больше, чем задаваемые ему вопросы, Старскрим ненавидел слухи и сплетни. Порой ему казалось, что все это надуманно, но не в этот раз. Это случилось снова, и возможно, из-за того, что у него было слишком много свободного пространства. Старскрим всегда знал, что за его спиной шепчутся. И иногда, когда он совершал ошибку, не желая бороться с самовластием, другие частенько затрагивали эту тему, разговаривая с ним по поводу совершенной ошибки. И это его злило. Все вот это заставляло его злиться. Почему с ним говорят на эту тему? Почему не хотят оставить в покое? Чаще всего у него не было и шанса, не получалось сопротивляться, но в этот раз у него было имя, которое он искал в базе данных. Солдат не подчинился приказу: этот нытик. А ведь при иных обстоятельствах он мог бы отомстить за себя. Щелчком указательного пальца он отправил файл по месту назначения, двумя этажами выше. Уволен. Мегатрон все для этого сделает. Закончив, сикер выключил машину. Программа закрылась, экран мигнул и погас. Лишь лампа обслуживания на потолке мерцала блекло-зеленоватым цветом и окутывала его бело-красный корпус болезненными красками. Даже у Мегатрона была привычка поздно работать по ночам. Иногда. И никто, даже он сам, не знал, когда именно. И никогда не знал, когда тот решится нанести визит. Старскрим быстро вышел из комнаты; гораздо быстрее, чем пришел сюда. *** Он здесь. Он? Ты не хочешь подойти к нему? Ты не хочешь показать ему, что такое покорность? Все требует одобрения, это же естественно. Внимание; забота; иначе забудет. Он забудет. И обо мне он тоже забудет. Видимо, так и должно быть. Но почему это должно тебя беспокоить? Ведь для тебя это неважно. А если все так и случится? Никто не смеет противиться тебе. Никто не смеет противиться твоему приказу. В конце концов, это же ты. Это твое право; все принадлежит тебе. Все здесь в твоих манипуляторах. И ему это известно. Теперь ты смеешься — ты, видимо, считаешь мои слова забавными, однако ты забываешь о том, что я это вижу. Я вижу все абсолютно точно: тебя, все, что происходит с вами, и все, на что не попадает под твое внимание. Это твоя сила, которая так пугает его, и я хочу помочь тебе, показать ему, что это такое. Он ничего не хочет, лишь быть с тобой, но он не имеет на это права, требовать этого. Он не имеет права на тебя. Вот почему ты должен показать ему, что разрешаешь это делать. Иногда встречаются те, кто боятся этого, признают, что ты чувствуешь. Я не боюсь! Нет, не тебя. Конечно, нет. А вот он боится. Потому что он не знает, что должен думать о тебе. Потому что он не понимает. Ты должен показать ему. Он захочет сбежать, но ты не позволишь ему этого сделать. Никто не смеет сбегать от тебя. Он получит урок. Тогда у вас и правда все будет. Все, что ты хочешь. Все, что ты требуешь. *** Двери отсека закрылись с неприметным скрежетом. Они были автоматическими, как и большинство барьеров, что разделяли множество зон здесь. Старскрим вышел в коридор и уже хотел было пойти в сторону лифта, как услышал собственное имя. Обжигающий глухой тембр голоса был хорошо ему знаком. Несмотря на никчемность слова он пронзил сикера как молния. Старскрим остановился, но оборачиваться не стал. Лишь когда тот, другой, вплотную подошел к нему, осторожность преодолела желание пойти дальше. Он не хотел, он бы не пришел. Теперь он хотел, он совершенно забыл об уволенном солдате. Ему — как говорят люди — стоило сейчас молчать, он был его командиром, но когда, Старскрим, наконец, повернулся, там стоял, как он и думал, его командир: единственный, кто мог отдавать ему приказы. Тот, каждому требованию кого он обязан был подчиняться. Два алых окуляра уставились на него. Не недружелюбно, а пронизывающе. Мегатрон хотел знать, что тот только что делал. Старскрим ответил ему. Одновременно с этим он старался не сводить взгляда с собеседника. Он чувствовал себя вовлеченным в силовую игру, и если выиграет, возможно… — Покажи мне файл, — потребовал Мегатрон. — В рядах десептиконов не должно быть неповиновения. Он будет наказан. И тут Старскрим выдал себя. Его взгляд дрогнул, а затем отклонился. Он просто не смог сдержаться при виде столь прекрасной алой оптики. Он ответил, что уже выслал этот акт по назначению, и вопрос может подождать. Мегатрон склонил голову набок. Совсем ненадолго, лишь на миг. Старскриму был хорошо знаком этот жест, хотя сикер не был до конца уверен, что он означает. Ему показалось, что в глубине этих окуляр мелькнула хитрость, как у дикого зверя. — Ты покажешь его мне немедленно, — сказал вождь десептиконов. — Я уже закончил, — повторил Старскрим. — Все в порядке: я не потратил время зря. — Ты этого не делал, — возразил ему командир. Он взмахнул манипулятором. — Это моя задача: справляться со всем здесь. Проверять каждого. Его взгляд едва заметно изменился. Сейчас он был требовательным, равным предупреждению, именно таким, которого боялся сикер. В этот момент Старскримом овладела уверенность, что сегодня от него не отстанут. Без каких-либо возражений он повел командира обратно в комнату, которую только что покинул. Ладонь на его спине горела как огонь, хотя в действительности была холодной. Старскрим делал вид, что не замечает прикосновения. Он всегда так делал. Он проигнорировал даже тихий скрежет дверных замков, когда острая игла вонзилась ему в грудные пластины. Ноги стали на удивление тяжелыми, когда он сел в кресло перед аппаратной панелью. Только он собирался дотянуться до выключателя, чтобы включить компьютер, как чей-то манипулятор остановил его. Там был еще кто-то кроме него и сейчас он коснулся его корпуса. Старскрим перестал двигаться. На секунду он испытал страх, из-за которого он просто не смог что-то сказать. Ему казалось, что прошла вечность, прежде чем он смог, заикаясь, произнести: — Я… я не уверен, что… Мегатрон не стал разбираться с этим, ему просто хотелось попользоваться Старскримом. — О, зато я уверен. Он велел сикеру встать. Старскрим послушался. Мегатрон отдал приказ, и ему пришлось подчиниться. Он много раз пытался сказать своему лидеру, что не хочет, чтобы тот приходил, что тот должен прекратить, что это неправильно. Но Мегатрон требовал этого - каждый раз, без угроз, насильно. Так долго, что Старскриму пришлось послушаться. И теперь он уже не мог сопротивляться. Оба штекерных разъема. Старскрим открыл их, и чужой коннектор вошел в его системы. Пальцы сикера дрожали как крылья бабочки. Зачем он это делает? Понимание происходящего давно исчезло, длительный болезненный процесс каждый раз начинался заново. Он позволял лидеру все. Он не двигался, когда манипуляторы Мегатрона скользнули вниз по спине, лишь раз коснувшись, и это касание было слишком нежным, чтобы быть правдой. Он не шевелился, когда чужие губы целовали его щеки, шею. Чувствовал, как содрогается его собственный корпус, но никаких эмоций при этом не испытывал. Он крепко стиснул денты, чтобы не застонать, боялся, что, если сделает это, вернуться будет нельзя. Назад?.. Чего же он хочет на самом деле? В какой-то момент он осознал, что на самом деле происходит. То, что он увидел, повергло Старскрима в ужас. Он оглянулся назад, отодвигая подальше руки — ему было все равно, что дверь была заперта, даже если придется вырвать ее голыми руками. — Я не разрешаю тебе уходить, — проследил за его взглядом Мегатрон. Старскрима бесцеремонно схватили за плечо и прижали к стене. Отчаянный импульс побуждал его вырваться, но у Мегатрона была непреодолимая хватка. И все же сикер мог бы попытаться вырваться из крепких тисков. Находясь в отчаянии, он начал задыхаться, когда тот, другой, сжал ему шею, перекрывая вентиляцию систем. Он уже почти потерял сознание, поэтому просто отвернулся и не стал более что-либо делать. Он не знал, что сказать этому чудовищу, ничего не приходило в его процессор, что могло бы помочь. Каждое прикосновение, каждый поцелуй этих светлых губ обжигал, как раскаленный металл. Такой же символ, как у лидера, он выгравировал когда-то на обоих крыльях. И тогда он понял, что больше не сможет этого вынести: он понял, как сильно болит Искра, словно он вот-вот умрет. Это был его долг. И он сдался. Может, все было не так плохо, как ему казалось. Они всегда ругались, и ни к чему хорошему это не приводило. Может, все это время он ошибался? Да, так и было. Он цеплялся за эту мысль, заполнявшую его процессор, на его лице было одно и то же выражение. Он больше не испытывал страха, забыл об окружающем мире, который когда-то давно стал для него серым и бесцветным подобно выцветшему знамени. Мегатрон почувствовал, как напряжение сикера исчезло, и на короткий миг остановился. Старскрим упустил момент. Это стало пределом всего в его жизни, гранью, которую уже можно было переступить; все было кончено, все прекратилось. Старскрим сделал вид, что больше не в этой реальности. Он отдался прикосновениям и поцелуям Мегатрона. Возможно, он все это чувствовал, подмечал, как на действия партнера реагирует его корпус, но это его больше не беспокоило и, казалось, даже наоборот. Возможно, нежелание было надуманным, и это реальность? Если бы только он знал, как сильно погрузился в себя, он поступил бы иначе, и никакой опасности бы не было. Когда Старскрим, наконец, шевельнулся, то почувствовал, словно пользуется манипуляторами впервые в жизни. Он совсем их не ощущал и не заметил, как впервые в жизни сам ответил на ласки Мегатрона. Владыка десептиконов прекрасно это понял. Едва заметная улыбка появилась на его фэйсе, и Старскрим столкнулся с опасным взглядом его оптики, но не почувствовал при этом стыда и терзаний. Он хотел было сделать шаг назад, чтобы немного высвободить руки, но ему мешала стена. Мегатрон, вероятно, заметил эту попытку и ненадолго отстранился от него, при этом не давая тому и шанса сбежать. Сделав несколько шагов, он притянул к себе сикера; вес его корпуса заставил меха опереться о консоль. На мгновение Старскрим почувствовал себя совершенно беззащитным. Лежа на спине, он упустил возможность отползти в сторону, потому что мешали крылья. Если бы Мегатрон не захотел, сикер не смог бы подняться. Помимо пары соединений, которые необходимы для передачи энергии, было и третье, о котором они до этого не задумывались, позволяющее подпитывать Искру. Сикер захрипел, когда отщелкнулась последняя энергетическая перемычка, а теплая пронзительная дрожь прошла по всем его системам. Он вновь застыл, а прежний страх больно пронзил его, но Мегатрон не стал останавливаться. Десептикон был тяжелым — немудрено, его корпус был гораздо массивнее, хотя он и не летал. Старскрим почувствовал пульсирующее тепло Искры — тепло, которое было повсюду, даже в вентиляции, которая теперь усилилась, учащенно гоняя атмосферу по системам. Старскрим не стал ему препятствовать, как и говорить о том, что это неправильно. Мысль об этом исчезла, от нее ничего не осталось, за исключением чувств самой Искры, от которых он не в силах избавиться. Вскоре все было кончено. Старскрим не знал, как долго это продолжалось, поскольку все это время был не в себе. Энергия все еще покалывала в кончиках его пальцев и в местах, в которых он был соединен с Мегатроном. Только сейчас он понял, что свободен. Помещение, которое он видел все это время, но не воспринимал, словно возвращалось к нему, его зрению; его душе и разуму потребовалось некоторое время. Он не слышал Мегатрона, когда тот пытался что-то сказать все в том же тоне, каковым говорил всегда. Старскрим не понимал слов. Неуклюже выбравшись, он почувствовал легкое головокружение и пришел в себя. Он пребывал в легком замешательстве, ориентироваться было трудно, но услышанные будто в его голове слова вывели сикера из оцепенения; единственные слова, которые появились в процессоре: Что я сделал? Взгляд его непонимающей оптики наполнился ужасом, когда он посмотрел на Мегатрона. Он начал усиленно, прерывисто гонять воздух, ведь трансформеры, как говорят, не льют слез. Мегатрон был раздражен. Он никогда не видел, чтобы Старскрим плакал. Сначала это была лишь сильная дрожь, заставившая его корпус согнуться в дуге, затем это переросло в хныканье и, наконец, ужасный, отчаянный плач. Крик, который его Искра не могла сдержать в себе. Тяжелый удар по фэйсу заставил его замолчать — Мегатрон спросил, почему он ведет себя, как глупый ребенок, вновь схватил за плечи и поставил на ноги. Старскрим не ждал разрешения своего командира, пока его взгляд не прояснился — это все ему не нужно было, чтобы убежать. И именно это он и сделал — убежал. После этого дня он перестал воспринимать других. Он избегал коллег и говорил с ними лишь когда это было необходимо. Он приходил в последний момент и уходил, как только становился не нужен. Мегатрона он избегал. И временами сикер прислушивался. Когда с ним говорили, сикер испытывал стыд, ярость — он не хотел избавляться от боли в Искре. Он никогда не ставил такой цели. Он хотел лишь одного — умереть. Оставалось лишь это; сам он остался таким, как и раньше. Потому что, как бы то ни было, это было опасно. Никто не знал о его позоре, и некому было его осуждать. Он с удовольствием наблюдал за сикерами, прямо-таки анализировал; как они встречаются, как разговаривают друг с другом и каким способом летают по небу. Потом подумал, как было бы хорошо снова стать одним из них — без тяжкого бремени, которое готово было раздавить его душу. И тогда он чувствовал зависть, а еще гнев, начинавший закипать в нем. Гнев на себя и Мегатрона. Гнев на мир, который пинал его ногами. Однажды, после тренировок, которые время от времени выполнял каждый десептикон, он воспользовался свободным моментом и беззвучно вышел. Он принял решение, что так больше продолжаться не может. Он покинул тренировочный полигон и исчез в одном из куполообразных зданий. Это было складское помещение — здесь держали ящики: некоторые из них были без крышек, и в них виднелись кабеля и устройства, о которых Старскрим не знал, как, впрочем, и не знал, для чего они предназначены. За двумя огромными контейнерами он сел на пол и тупо уставился перед собой. Его мысли отдыхали. Он даже не заметил, как обнаружили его исчезновение. И лишь когда пара ног в синей броне остановилась рядом, он поднял взгляд — Саундвэйв смотрел на него сверху вниз и ждал объяснений. Дневной свет освещал его спину через ворота зала. — Если… если ты о чем-то знаешь и не хочешь никому рассказывать, это все равно останется тайной, не так ли, Саундвэйв? — Правильно, — ответил десептикон монотонным голосом. — И если ты не хочешь допустить, чтобы с кем-то случались неприятные вещи, то это хорошо и справедливо, что ты не хочешь больше этого допустить, не так ли? Что их просто устранят? — Вещи, которые обременяют тебя, должны быть устранены. Ты прав. Старскрим кивнул вошедшему. Потом встал. Он был ненамного меньше Саундвэйва, но свет, обволакивающий крылья у него за спиной, заставил его казаться больше. — Так и есть, — сказал он. Некоторые вещи нужно устранять. Он покинул ангар, не думая о том, последовал ли за ним собеседник. Не заметил он и подозрительного взгляда за спиной, когда Старскрим был уже далеко, слишком далеко, чтобы обернуться назад. Мегатрон должен умереть.