Снежные ангелы

      — Написала письмо Вайнахтсману (так называют «Деда Мороза» в Германии; дословный перевод — «Рождественский дед», прим. автора)?       Умом я понимала, что знать Маттео это, собственно, и не стоило, но потребность в разговоре нахлынула на меня, как цунами на ничего не подозревающий берег, и я услышала саму себя:       — Я перестала верить в существование Рождественского Старика ещё в четырнадцать лет. Тогда я случайно заметила в шкафу родителей все подарки, которые и были обнаружены под рождественской ёлкой. Помню, жутко расстроилась! — Маттео, лежащий рядом со мной в сугробе, рассмеялся и привстал на локти. — И вряд ли что-то или кто-то сможет помочь вновь обрести веру в существовании этой магической сущности, — Бальсано на мгновение замер, даже дышать перестал. А после рассмеялся и устремил взгляд прямо на меня. — Что? Почему ты смеёшься?       — В этом и есть проблема. Ты давно не веришь. В себя, свои силы, свою притягательность. Не веришь ни во что и никому, кроме разума и устоявшихся убеждений. И я не говорю, что это плохо. Просто из-за определённых обстоятельств ты стала более скованной, — пальцы его руки, пробравшиеся сквозь рассыпчатый снег, соприкоснулись с моими и незамедлительно сплелись. Признаюсь, мне нравятся его прикосновения. — Сейчас мы вместе находимся в эпицентре огромных перемен на индивидуальном, а для тебя, на глобальном уровне. Мы вместе. И если ты примешь осознанное решение не становиться жертвой прошлого, а сотворить для себя новую жизнь, я хочу помочь, стать опорой на твоём пути к открытию самой себя, возможно… узнать себя больше и осознать потенциал.       — Маттео…       — Я люблю тебя. И хочу, чтобы ты полюбила себя так же искренне и чисто, как и я тебя. И неважно, каким странным это видится другим! Я здесь для тебя, Луна, — он встал и подал мне руку. — Посмотрим на наших ангелов?       Ангелы получились и впрямь волшебными! Маттео обнял меня за плечи и чмокнул в нос.       Некая часть сознания всё ещё упорно отказывалась верить, что я и вправду поцеловалась с кем-то и чувствую себя счастливой. А другая часть, привыкшая забиваться в угол, столь же потрясённо наблюдала за тем, как я млею и таю, ощущая прикосновения Маттео.       И мне не хотелось больше ни о чём думать. Только не сейчас. В момент торжества непомерных эмоций, вознёсших меня над облаками. Я вполне ясно настроена на то, чтобы отдаться им полностью. Без остатка. И, наверное, впервые за годы разрушительного эмоционального одиночества позволить счастью заискриться ярким фейерверком в собственных глазах. Я ведь как следует поняла, какую бездну страха, боли и уныния Маттео намерен заполнить положительными чувствами и любовью. И у меня не было ни одной причины, чтобы вдруг, совершенно однозначно, воспрепятствовать ему.       Мне желалось закрыть глаза и упасть в руки Бальсано, наверняка зная, что он поймает. Ведь теперь я непременно готова дать отпор страху, заставив его осечься. Ведь теперь единственным обстоятельством, которого я неумолимо страшилась, явилась перспектива вернуться к прошлой жизни. Потерять всякие возможности разрисовывать полотно жизни цветами, кроме оттенков серого. Лишиться его. Человека, показавшего мне больше, чем я когда-либо видела собственными глазами.       И, похоже, этот трепет крыльев мнимых бабочек где-то в животе открывал второе дыхание, заставляя всё ещё верить во всепоглощающую любовь. В любовь, которая стремится захватить и поработить себе. Подталкивает на сумасшествия! Отзывается голосами в голове и разливающимся по телу «Люблю!», утопающем в озере из обожания.       Но… Мы не говорили о нас после поцелуя. Не говорили о том, кем теперь приходимся друг другу. Маттео стал целовать меня. Я его тоже. И всё кажется очевидностью, яснее которой не сыщешь. Но я не хотела предаваться пустым фантазиям понапрасну.       — Попробуй, — Маттео подносит к моим губам небольшой кусочек штоллена, а я, откусив и тщательно прожевав, строю нарочито задумчивое выражение лица и одобрительно киваю. По губам Бальсано пляшет улыбка. — Заверните мне его, — обращаясь к мужчине за прилавком. — Внеземной вкус!..       Маттео принял бумажный пакет и расплатился с продавцом, в благодарности ещё раз подчёркивая вкусовые качества кекса. Я окинула взглядом площадь. Она словно сошла с праздничной открытки. Под снежными хлопьями кружится сказочная карусель, а в воздухе витают ароматы корицы, гвоздики, мёда, ароматных булочек с марципаном, картофельных блинчиков со сладким соусом и всего-всего.       И толи от рождественской атмосферы, опоясывающей город неразрывным кольцом, ощущения сказки, толи от того, что губы Маттео в который раз за день касаются моих в невесомом поцелуе — похоже, он понимал, что поцелуй он меня в публичном месте куда серьёзнее и жарче — я бы сгорела от стыда! — меня вновь сокрушает волна эйфории, не оставляя места ни для чего!       Маттео берёт меня за руку и тянет в сторону карусели, получая от меня некую долю негодования. Как же так? Ведь эта карусель — детское развлечение. А нам уже за двадцать. Но парень только фыркает и лишь шире улыбается, усаживая меня на белую лошадь.       Жадно втягиваю воздух глубоко в лёгкие через нос и приготовляюсь говорить пылко и долго, когда женщина запускает карусель, фигурка дёргается, а я чуть ли не падаю:       — Маттео, не думаю, что идти сюда было достаточно хорошей идеей. На нас все так странно поглядывают. От этого мне неловко.       — Забудь о них. Забудь об общественности. Чужие косые взгляды не должны лишать тебя удовольствия. Почему мы не можем сделать несколько кругов на карусели, если того хотим? Правилами не запрещается, — он жмёт плечами и облизывает нижнюю губу с присущим ему магнетизмом. Я буквально чувствую его пальцы на своей талии сквозь объёмную куртку. Он добавляет: — Закрой глаза, — слушаюсь. — Представь, что в этом мире нет больше никого, кроме нас. Я и ты. Вдвоём. Насладись тем ветром, что дует в лицо. Пусть каждая снежинка, коснувшаяся твоей коже, рассылает по телу волны счастья. Позволь себе быть счастливой без задней мысли. Без подоплёки незаслуженности.       С ума сойти! Как ему удаётся?       Был нескончаемый миг блаженства…       Я распахнула глаза. На карусели не было никого, кроме нас. Все успели сойти, пока я предавалась эмоциям. Тряхнув головой, соскакиваю с лошади и смотрю на улыбающегося Маттео.       — Почему ты не сказал мне о том, что все давно сошли?       — Потому что ты выглядела великолепно с этой улыбкой.       Что же, мои щёки и без того были красными, поэтому новое смущение никак не отобразилось на моём лице. Только если глаза, в которых мешалось счастье с неиссякаемым любопытством, отчётливо блеснули, или уголки губ, устремившиеся вверх, предательски выдали меня.       По крайней мере, Бальсано переплёл наши пальцы и потянул меня в сторону отдалённых скамеек, ютившихся среди мерцающих гирляндами деревьев. На языке вертится лишь один вопрос, обжигающий львиной долей заинтересованности. Но начать разговор я не спешила. Не хотела. Страшилась.       — Спрашивай.       Бальсано глядит на меня и протягивает ещё один кусочек кекса. Он знает, что меня что-то беспокоит.       — Маттео, если честно, мне хотелось бы уточнить одну деталь, которая меня достаточно давно беспокоит… И, вроде, всё предельно понятно, но… хотелось бы уточнить.       — Уточняй.       — Что между нами? Кто мы друг другу?       Он рассмеялся, а после — широко улыбнулся, придвигаясь ко мне намного ближе и обнимая за плечи. Вновь так уютно. В его объятиях так уютно.       — А тебе чего бы хотелось? Какой ответ тебя устроил бы?       Я задумалась.       — Я… Мне… Мне определённо нравится быть с тобой. Нравится, когда ты меня касаешься. Нравится ощущать себя счастливой и…       — Любимой.       — Наверное…       — Точно.       Я поджала губы и улыбнулась, найдя пальцами его ладонь. Непривычная мысль. Но слишком приятная.       — И это всё благодаря тебе, Маттео. Ты просто потрясающий! — Я обняла его за шею и шепнула: — Прости за то, что отреагировала так резко в прошлый раз. В первую нашу ссору.       — Не извиняйся, прошу. Я сам повинен в том, что, подловив тебя в момент слабости, солгал. Никто не тянул меня за язык, в конце концов! Просто я думал, что, если назову своё имя — сию же секунду отпугну тебя и подавно не смогу с тобой сблизиться. Ты ведь давно мне нравишься. Даже слишком давно. И я не хотел терять шанс. Пусть и сделал всё только хуже.       — Нет, Маттео. Пусть ты обидел меня своей ложью — всё то время, что мы были врозь, помогло мне осознать то, насколько сильно я дорожу тобой. Насколько сильно нуждаюсь в тепле твоего тела рядом с моим. В твоих шутках. В наших прогулках. Я поняла, что… — запнулась. Так странно произносить это слово спустя столько времени. Но я произношу: — Я поняла, что влюблена в тебя, Маттео. Безумно влюблена. И это даже кажется странным и невозможным…       — Почему?       — Потому что никогда ранее со мной такого не было. Я и предположить не могла, что ты завладеешь моим сердцем, а во мне не зародиться желание воспрепятствовать происходящему. И я не желаю гадать, как тебе всё это удалось! Я просто… Люблю тебя. И ты любишь меня. И значит ли это, что мы теперь вместе?       — Значит.       Поначалу меня совершенно не восторгал тот факт, что я вышла из-за выстроенных в душе стен. Но каждая секунда, проведённая с Маттео доказывала обратное. Всё со мной происходящее кричало о том, что я всё делаю правильно. И я слушалась. И не боялась смотреть правде в глаза. По крайней мере, рядом с Маттео точно.       — Придёшь на сочельник к моей семье?       — Непременно.       Я улыбаюсь, не отрываясь от него потеребила браслет на запястье. Браслет с колокольчиком.       — Луна… — Он отрывается от меня и заглядывает в глаза. В янтарных глазах полыхает вполне явное желание, находящее отклик во мне. Маттео целует меня так, что сердце переворачивается в груди и я схожу с ума! И я отвечаю. Мы теперь вместе. Маттео и я. Пара влюблённых.— Я люблю тебя Луна Валенте.       Рваное дыхание опаляет губы, а я отвечаю слишком легко и просто:       — Маттео… — шепчу прямо в его губы. — Я люблю тебя, Маттео Бальано.       Признание льётся из самого сердца. Я не просто назвала его имя. Я дала имя целому миру немыслимых ощущений, который он мне открыл…