Мертвая петля

Март 1918. Россия Толпа, собравшаяся на аэродроме, гудела, словно рой недовольных пчел. Шептались женщины, что-то старательно доказывал заплетающимся языком пьяненький рабочий, канючил чей-то ребенок. Изредка кто-то радостно вскрикивал, тыча пальцем в мартовское небо, и люди на миг замирали, вглядываясь в безоблачную синь над головой; затем, так ничего и не дождавшись, недовольно шипели на нарушителя спокойствия и возвращались к привычным разговорам. С самого утра они ждали прилета героя войны. Народ, устав от революции и постоянных смен правительства, с отчаяньем утопающего цеплялся за эту соломинку надежды. В конце концов, толпе всегда необходимо в кого-то верить. Наконец, когда самые нетерпеливые собрались уже уходить, на горизонте появилась крошечная белая точка, она все увеличивалась, и вскоре стал различим силуэт самолета. Дмитрий Верецкий возвращался домой с Великой войны*. Войны, безнадежно проигранной. Его ждали, его возвращению радовались. Толпа внизу зашумела, завозилась. На встречающих внезапно известный пилот не смотрел. Все его усилия уходили на то, чтобы не выпустить руль из слегка дрожащих рук. От чрезмерной синевы небосвода появилась резь в глазах. Гадкая, неуместная тошнота все чаще подкатывала к горлу – то ли из-за отвращения к самому себе, то ли из-за того, что последние два-три дня Верецкий питался только кисловатым пивом. Он бы и сегодня напился, но ему не дали – герой должен быть трезвым. Герой должен быть причесан и гладко выбрит. Герой должен улыбаться. Герой должен быть. Герой?! Дмитрий усмехнулся, горько, болезненно, и порадовался мысленно, что этой улыбки сейчас не видит никто. Да, его грудь украшает бессмысленный, обесценившийся кружок металла, именуемый орденом. Да, толпа блаженных баранов ждет его на аэродроме. И он будет старательно изображать им счастье, жать руки старикам и показывать самолет детям. Но герой предпочел бы сдохнуть. Забыть, как он, задыхаясь от страха, удирал с воздушного поля боя, спасая свою шкуру и самолет для государства, Верецкий пока не мог. Слишком унизительно. А правительству нужны герои. Живые. Дмитрию не снились погибшие товарищи. Не снились и сбитые враги. Он не испытывал ни особой боли от утраты, ни жалости, ни даже горечи поражения – омерзение заглушало все остальные чувства, тяжелым свинцом заполняя сердце. Верецкий со странным удовольствием прокручивал в голове воспоминания: как он отстреливался сразу от двух врагов, как подстрелил первого, как ему подбили крыло, и он чудом смог уйти от преследователей на кренящемся Ньюпоре**. И как покидал друга, на хвосте у которого висело несколько врагов, а сам спасался вместе с такими же трусами, с трудом уворачиваясь от пулеметов. За трусость он заслуживал трибунал, а обрел орден. Зато теперь враги получат все, что захотят. Они заберут понравившиеся земли, деньги, а если пожелают, возьмут и самолет Верецкого, его Муромца***. Усадят в него какого-нибудь неуклюжего Ганса и отправят на новую войну. А Дмитрий не скажет и слова. Ему прикажут – он будет улыбаться толпе, прикажут – оставит самолет, прикажут – встанет на колени и будет целовать сапоги какого-нибудь австрийца. Опуститься ниже, чем сейчас, он все равно не сможет. Герой, черт возьми! Верецкий, удерживая руль одной рукой, другой судорожно срывает орден с военной куртки. Крепкая застежка поддается не сразу. Герой не смотрит на свою награду, но чувствует ее холод сквозь перчатку. Он до боли сжимает в ладони ненужный орден. Господи, как же он хотел получить его когда-то! Только что стоят теперь все его достижения? Что стоят храбрость и доблесть? Что стоит он сам после этого всего? Только если… Дмитрий пускает самолет в крутое пике. В ушах шумит, и в висках стучит кровь, зато мерзкая тошнота постепенно отступает. Верецкий окидывает торопливым взглядом аэродром: толпа еще далеко, а он по-прежнему хороший летчик. Он железной хваткой вцепляется в руль, и орден, тихо звякнув, падает на пол кабины. - Прости… - говорит Дмитрий то ли самолету, то ли погибшему другу, то ли матери, которую так и не увидел. Герой считает сбивчивым шепотом. Три… Два… Один… Толпа не сразу поняла, что происходит, но за пару мгновений до крушения замолчала как по команде, даже ребенок перестал ныть. Грохот и скрежет металла ворвались в безмятежное весеннее утро, а вслед за ним, выждав секунду, грянул взрыв. Люди еще некоторое время в молчаливом оцепенении смотрели на полыхающий самолет, так и не достигший посадочной полосы. Истошно закричала женщина. Вторя ей, зашёлся плачем ребенок, стала причитать и взывать к Богу старушка, смачно выругался враз протрезвевший рабочий. Беременная девушка потеряла сознание, и к ней тут же ринулись сочувствующие тетки. Несколько мужчин бросились к самолету, но, боясь огня, остановились, ожидая, что мокрый мартовский снег и морской ветер сами затушат пламя. Кто-то побежал сообщить в город. Толпа еще долго не расходилась, но совсем скоро вновь загудела встревоженным роем пчел. А на черном от копоти снегу догорал самолет, ставший могилой для своего Героя. _____________ *Великой войной называлась Первая Мировая война в период до Второй Мировой войны. **Ньюпор - основная истребительная машина России в начале войны. ***Илья Муромец – российский самолет времен Первой Мировой войны.