Белый цветок волка

— Как он? — Привет, дорогая кузина, я тоже очень рад тебя видеть. У меня все отлично, спасибо, что спросила, — язвительно ответил Сириус и сел на низенькую кованую ограду маленького сквера за маггловской школой в Суиндоне. Брат выглядел помятым и уставшим, а пачка сигарет, которую он достал из кармана кожаной куртки, — полупустой. — Перестань, ты прекрасно знаешь, что я люблю тебя, Сириус. Но раз ты смог со мной встретиться, значит все в порядке. Был конец октября, стояли теплые ясные деньки, но сегодня, к нашему везению, пошел дождь и скрыл нашу встречу от чужих глаз. Я присела рядом с ним и раскрыла над нами большой черный зонтик с ручкой из красного дерева, купол которого был покрыт мелкими золотистыми буквами «М». Сириус скривился, кинув взгляд сперва на зонт, а потом на мои черные кожаные сапожки с аметистовыми застежками. — А чего ты не на карете, кроха? Такой, знаешь, золотой, запряженной тройкой единорогов. Он действительно очень устал, раз позволял себе язвительные высказывания в мой адрес. Я не собиралась показывать, что это как-то меня задевает. — Так как у него дела? Сириус прикурил от обычной маггловской зажигалки и глубоко затянулся. — Нормально. Отходит от последнего полнолуния и страдает, что каждый месяц на три-четыре дня выпадает из деятельности нашей организации. Ну ты знаешь Люпина, всегда найдет повод позаниматься самобичеванием. Я очень хорошо знала Люпина и, в отличие от Сириуса, могла понять его переживания. Римусу всегда было важно приносить пользу, понимать, что он нужен. Но я не стала объяснять этого кузену. — А что с Поттерами? На седьмом курсе, когда мы уже не общались с Римусом, именно Лили стала тем человеком, который помог мне не сойти с ума. Сперва это было просто взаимовыгодное сотрудничество: я рассказывала ей о том, что происходит в жизни Снейпа, она мне — о жизни Люпина. Позже мы заключили перемирие и даже сидели вместе на Зельях. Поэтому теперь, когда я знала, что на нее и Джеймса идет охота, не могла не волноваться. — Спрятаны в надежном месте. — Хранитель тайны ты? Сириус бросил на меня свирепый взгляд: — Издеваешься? Я едва удержалась от того, чтобы закатить глаза. Нарцисса Блэк давно бы дала братцу подзатыльник — миссис Малфой была само спокойствие. — Если ты мне не доверяешь, можешь не говорить. — Я не доверяю не тебе, а твоему мужу. — Сириус, мне обсуждали это сотню раз. У тебя нет никаких доказательств того, что Люциус один из Пожирателей Смерти. — Ну да, — хмыкнул кузен и зажег вторую сигарету, — кроме того, что я ясно слышал его голос в одной из последних стычек. Думаешь, трудно не узнать его «я-лучше-всех» интонации? — Сириус… — Почему ты просто не поверишь мне? «Потому что я не хочу признавать, что отец моего обожаемого сына — хладнокровный убийца и один из тех безумцев, которые разбрасывают Аваду без разбора направо и налево», — подумала я, но, конечно, ответила совсем другое: — Потому что он мой муж. И я всегда должна быть на его стороне. — Мерлин, меня сейчас стошнит, — произнес кузен с таким брезгливым лицом, что мне стало противно самой от себя. А потом добавил, потупившись. — Наше предложение все еще в силе. Если ты решишь перейти на нашу сторону, мы защитим и тебя, и твоего Драко. Я подавила нервный смешок. — Если я перейду на вашу сторону, Белла задушит меня голыми руками. И меня, и Драко. Так что спасибо, но нет. Он снова поморщился, в этот раз от имени моей старшей сестры. Мы оба знали, что вот она-то точно примкнула к Пожирателям, и дело было даже не в идее о чистоте крови. Причина была гораздо прозаичнее — она безумно любила Тома Реддла. Странного и пугающего Реддла, уже немолодого мужчину с пронзительными темными глазами. Однажды он был на ужине в доме моих родителей. Мы с Люциусом только вернулись из медового месяца и были приглашены на большое семейное собрание. Тетка Вальбурга весь вечер не спускала с него восхищенного взгляда, и я знала, что не будь рядом сонного и раздобревшего от бутылки огненного виски дяди Ориона, она флиртовала бы с Реддлом напропалую. Но тетя была знатной вертихвосткой и на ее многочисленные романы все закрывали глаза. Куда больше меня удивил взгляд Беллы — глубокий, полный страсти и обожания. Ее, в отличие от тетушки, не смущал сидевший рядом Рудольфус. — Ты в курсе, что Меда уехала на континент? — спросил Сириус, вырывая меня из плена воспоминаний. — С дочерью? А Тед? — С Дорой, да. Тед остался с нами. Сказал, что не может бросить друзей в беде. Хороший он мужик. Зря твой отец не согласился с ним познакомиться. Глядишь, тоже выступил бы против этого отморозка Волан-де-Морта. Я невольно ахнула и бросила быстрый взгляд по сторонам. — Сириус! Не произноси это имя! — Страх перед именем рождает страх перед тем, кто его носит, — гордо ответил кузен фразой нашего дорогого директора, и теперь пришла моя очередь скривиться. — Героями не рождаются, ими умирают, — парировала я. Сириус неожиданно улыбнулся и посмотрел на меня с одобрением. — Люблю, когда ты забываешься и перестаешь быть леди Малфой, — он выбросил второй окурок в урну и поднялся на ноги, выходя из-под моего зонтика. — У тебя все в порядке? Уверена, что не нужна никакая помощь? — Даже если была бы нужна, ты бы об этом не узнал, — ответила я и улыбнулась, тоже поднимаясь. Моя рука в черной кожаной перчатке нырнула в карман мантии и извлекла на свет тяжелый мешочек. — Держи, как договаривались. Пятьдесят галлеонов мелочью. — Кроха, ты сокровище. Орден не забудет твоего вклада в наше общее дело, — пафосно ответил кузен и подмигнул. — Надеюсь, — прохладно ответила я, — что Орден никогда не узнает, кто делает небольшие вклады в ваши дырявые карманы. «Я делаю это ради Сириуса. Ради Джеймса и Лили. Ради Теда Тонкса. И ради Римуса Люпина», — повторяла я мысленно каждый раз, когда мы встречались с братом. — «Ради них, а совсем не потому, что мои родные вкладывают огромные суммы в дурное и недоброе предприятия Реддла. Не потому, что я не одобряю того, что делают мои родители и мой муж. Я просто волнуюсь за школьных друзей». На следующий день после этой встречи Волан-де-Морт исчез. В Малфой-менор нагрянули с обыском мракоборцы, Люциуса, бледного и нервничающего, увели на допрос. А я закрылась в детской с крошкой Драко, прижала сына к себе и беззвучно разрыдалась. Мне было жаль Джеймса и Лили, но еще больше было жаль маленького Гарри Поттера. Мальчика, который ни в чем не был виноват, который просто оказался жертвой обстоятельств. Я плакала и молила все высшие силы защитить моего сына от такой судьбы. Сириуса упекли за решетку, обвинив в убийстве Петтигрю, и только потом, намного позже, я узнала, что именно малыш Питер предал Поттеров, продал их Реддлу из-за алчного желания выйти из тени друзей, стать кем-то значимым. Кузена я больше никогда не видела, и наша встреча перед Хэллоуином 1981 года стала последней в моей и его жизни. Римуса я увидела через год, когда в канун смерти Поттеров отправилась на кладбище в Годриковой Впадине. Он стоял там, у их могилы, высокой, худой и растрепанный, в старой коричневой куртке, которую явно перешили из его школьного пальто. Я не смогла подойти к нему и заговорить. А потом много лет корила себя за это. Я была нужна ему тогда, я это знала. Он остался совсем один, без друзей и семьи, одинокий волк с душой поэта и романтика. В следующий раз я услышала о нем от Драко, который писал в первом после отъезда в школу письме на третьем году обучения: «Наш новый преподаватель Защиты — чудак в костюме, который ты бы и на благотворительность не отдала, настолько он старый и потрепанный. Но уроки у этого Люпина довольно интересные». Я едва поборола желание сорваться в Хогвартс и под предлогом проверки Совета Попечителей повидаться с Люпином. Мы встретились взглядами через несколько лет, на Чемпионате мира по квиддичу. Он спускался с трибуны вниз, купить что-то у разносчика сладостей, я поднималась наверх — в свою вип-ложу, к мужу и сыну. Мы не сказали друг другу ни слова, да и о чем нам было говорить? Все было сказано давным-давно, на шестом курсе в Визжащей хижине. А после этого мы не разговаривали, максимум — обменивались приветствиями. Было ли мне тяжело? Было. Римус был не просто моей первой любовью — он был моим самым лучшим и близким другом. Но мы оба понимали, что наши отношения не приведут ни к чему хорошему. И он, и я были удивительно здравомыслящими подростками. Я знала, что он женился на, вот уж сюрприз, Доре Тонкс, дочери моей дорогой Меды. В этом была какая-то злая ирония, над которой я вдоволь посмеялась, когда плюющийся ядом Люциус сообщал мне эту новость. А потом, закрывшись в личной ванной комнате, наплакалась. Нимфадора Люпин, какая нелепость! Она же младше его на… на целых тринадцать лет! Да и что он нашел в этой девчонке? Нескладной и нелепой, с ее разноцветными волосами и обеими левыми ногами? Я знала Дору, не лично, конечно, но видела ее несколько раз в Министерстве. Она была хорошим человеком, в этом не было никаких сомнений, и отлично подходила Люпину. Ему, с его тонкой душой и привычкой слишком много думать и переживать, нужна была такая активная и яркая женщина. Но ревнивая шестнадцатилетняя девчонка в моей душе, с которой, как мне казалось, я навсегда распрощалась, упрямо заявляла, что «Нарцисса Люпин» звучало куда лучше. Я не видела его во время Битвы за Хогвартс, но знала, как он умер — в схватке с Долоховым, против которого я потом горячо свидетельствовала на заседаниях Визенгамота. Я не ходила к нему на могилу и не стала читать некролог. А потом снова встретила его через двадцать лет. Скорпиус, мой единственный внук, пожелал, чтобы на второй курс в школу его провожала я. Я, конечно, не смогла отказать дорогому мальчику, любимому так же горячо, как и его отец, если не сильнее, и отправилась вместе с ним на Кингс-Кросс. Мне всегда не нравились толпы, но вокзал — это вокзал, ничего не поделаешь. И поэтому когда в меня врезался какой-то высокий мальчишка, я почти готова была снисходительно улыбнуться и даже простить ему то, что он сперва едва меня не уронил, а потом совершенно бестактно схватил за скаты плеч, не давая упасть. Но когда подняла глаза на виновника нашей небольшой аварии, обомлела и почувствовала, как несусь сквозь годы назад во времени. На меня смотрел Римус, такой, каким он был в шестнадцать лет. Высокий, сутулый, с мечтательными зелеными глазами. Только это, конечно, был не он, а его сын — Тедди. — Извините, миссис Малфой, задумался, — произнес он и улыбнулся так же, как улыбался его отец, — смущенно, но при этом — очаровательно и обезоруживающе. Я, к своему стыду, не смогла произнести ни слова. Стояла, как громом пораженная, и пыталась сглотнуть подступивший к горлу комок. — Тедди, ну где ты там? — раздался капризный девичий голос, и из окошка купе выглянула симпатичная девочка с двумя длинными светлыми косами. — Здрасьте, миссис Малфой. «И вкус на женщин такой же, как у отца», — подумала я и только тогда смогла рассмеяться и махнуть ослабевшей ладонью, мол, ничего страшного, Тедди, и тебе привет, Мари-Виктуар. Вечером дома я достала из дальнего ящика гардероба небольшой деревянный сундучок, в котором хранилась моя свадебная фата и кружевные перчатки. Но интересовали меня не эти милые аксессуары из давно ушедшей юности, а заколдованная веточка конусообразного цветка в облаке крохотных соцветий, нежного и свежего, как почти сорок лет назад. Букет белых люпинов пришел мне в подарок на свадьбу. Без карточки. Но я точно знала, кто его отправил. Мама долго не понимала, почему я вдруг отказалась от роскошных чайных роз и пошла под венец с такими простыми и неизысканными цветами. Но мне было приятно знать, что в этот важный день мой сердечный друг Римус был рядом со мной, пусть и в виде белых цветов волка.