Чудеса в решете

      Рыкьё сидел на краешке кровати и задумчиво смотрел на Фелину.       — И это всё? — спросил кардинал, еле пересиливая себя, чтобы не обратить глаза к небу и воскликнуть: «Господи, сделай так, чтобы это было всё! Я больше не вынесу еще трех часов этого словесного потока!»       Рыкьё, конечно, сочувствовал Фелине. Кардинал за свою долгую жизнь успел многое передумать, перечувствовать и перевидать. Он прекрасно знал, что в жизни каждого бывают моменты, когда человек останавливается на распутье и вопросительно смотрит на открывшиеся его глазам дороги, из которых ему нужно выбрать одну. В душе такого человека обычно происходит отчаянная борьба противоречащих друг другу мыслей и чувств, борьба, которая неминуемо причиняет боль человеку и по завершении своем оставляет в душе несчастного неизгладимый след. Однако за окном давно уже была ночь, и кардиналу, который уже несколько дней никак не мог выспаться, очень хотелось лечь на кровать, завернуться в одеяло, закрыть глаза и отдаться в объятия Морфея. Желание поспать с каждой минутой росло и становилось непреодолимым. Перед этим желанием покоя и отдыха меркло даже искреннее стремление посочувствовать, помочь королеве.       — Всё, — ответила Фелина.       — Отпускаю грехи твои, дочь моя. Аминь, — монотонно заговорил Рыкьё. — А теперь, дочь моя, сгинь, я спать хочу.       — А совет?       — Я всё вам уже сказал, Ваше Величество, — заговорил Рыкьё уже нормальным голосом. — Слушайтесь своего разума и сердца. Они подскажут, как правильно поступить. Я в делах сердечных плохой советчик, уж поверьте. Что же до меня, то я бы на вашем месте хорошенько подумал, как дальше вести себя с Максом. Не забывайте, пожалуйста, что вы не единственная женщина на свете. Ему может быть симпатична какая-нибудь другая девушка. Ну, эта львица… как ее?.. Лина, например. А тот факт, что в вашем сердце есть место для сочувствия таким отчаянным негодяям, как Мастер Теней, делает вам честь и показывает, насколько пытливый у вас ум и насколько добро ваше сердце. Я бы на вашем месте, может, и разыскал этого мага… — последнюю фразу Рыкьё пробубнил себе под нос.       — Что? Кого бы вы разыскали? — живо заинтересовалась Фелина, которая услышала только отдельные слова из последнего предложения.       — Нет, это я так просто… И еще раз повторю: решающий шаг остается за вами. Вы сами должны выбрать, какой путь из тех, которые вы мне перечислили, вас больше всего устраивает.       — А если я не знаю?       — Тогда выберите какой-нибудь из путей и сделайте на нем первые шаги. Посмотрите, что выйдет из этого и такого ли результата вы хотели бы добиться, — с этими словами кардинал, позевывая, лег на кровать прямо так, как был, в сутане и растянулся по диагонали.       — Пожалуй, я пойду к себе. Спасибо, что выслушали меня. Спокойной ночи, господин Рыкьё.       Фелина ушла, оставив Рыкьё лежать, глядя в потолок. Кардинал минут пять изучал черное пятнышко, ползавшее по потолку и скорее всего бывшее пауком или каким-нибудь безобидным насекомым, а потом, вздохнув, закрыл глаза. Он уже перестал ощущать собственное тело, руки и ноги казались ему ватными, мысли становились всё бессвязнее и запутаннее. Он уже почти полностью погрузился в обычный для него сон без сновидений, когда сознание как будто выключается и вместо красок, звуков и ощущений наступает безликая чернота, как вдруг до его ушей из коридора долетели голоса.       — Я не знаю о Жезле Тьмы почти ничего, кроме того, что он выглядит как копье.       — Жаль, очень жаль. Если бы хоть кто-нибудь мог рассказать мне побольше об этом Жезле и где его искать, мы с Христо нашли бы его куда быстрее, и я сумел бы вернуться сюда.       — Нужно спросить у профессора, он может что-то знать. Зайдем к нему?       — Обязательно. Но сначала я хочу посмотреть на Шифу. Подумать только, я не видел ее и тебя уже двадцать лет!       Рыкьё сел на кровати, недоумевая. Что бы мог значить этот разговор? Один голос кардинал узнал сразу, он принадлежал королю Максу, однако второго голоса он нигде прежде не слышал. Рыкьё встал, подошел к двери и тихонько приотворил ее. Перед его глазами предстала картина столь невероятная, что он только заморгал глазами, чтобы удостовериться, не галлюцинация ли то, что он видит: по коридору шел король Макс совершенно один и, повернув голову, говорил невесть с кем. Кардинал подумал было, уж не помешался ли молодой лев и не начал ли на почве сумасшествия говорить с самим собой, однако тут же отмел это предположение, ибо второй голос принадлежал отнюдь не Максу, а кому-то другому, кому-то невидимому.       — Неужели ты никак не можешь задержаться хоть на пару часиков?       — Нет, сынок, не могу. Христо — искусный маг, по истечении часа она — глазом не успеешь моргнуть! — телепортирует меня из дворца. Уломать ее не получится, я уже пробовал. Я еле-еле выпросил у нее только один час, на большее она не согласится.       — Давай я найду эту колдунью и…       — Нет, Макс, не смей трогать ее. Этим ты вряд ли поможешь мне и львиному народу. Если она провалит задание по поиску Жезла Тьмы, на ее место придут другие селуриты, и неизвестно, будут ли они так же снисходительны к львиному племени, как она.       Тут Рыкьё, окончательно растерявшийся и не понимавший, что за чертовщина происходит перед его глазами, вышел из своей комнаты, своим внезапным появлением приведя в удивление Макса.       — Что происходит, Ваше Величество? С кем вы говорите?       Макс посмотрел в пустоту перед собой, с которой только что говорил, и перевел взгляд на кардинала:       — Если честно, я толком и не знаю. Я слышу только голос своего собеседника, сам он невидим, и он утверждает, что он мой отец, погибший двадцать лет назад.       — Ясно. Господин невидимка, подойдите ко мне поближе, — Рыкьё выждал пару секунд и, когда, по его расчетам, незримый гость выполнил его просьбу, сказал. — Я сейчас проведу маленький эксперимент.       Рыкьё вытянул вперед руку и изумленно приподнял брови: рука не наткнулась ни на какое препятствие.       — На каком расстоянии от меня вы стоите?       — Полметра.       — Где моя рука относительно вас?       — Когда вы вытянули ее, она прошла через мою грудь насквозь.       — Болевые или иные другие неприятные ощущения?       — Нет.       — Тот, кто накладывал на вас защитные чары, является могущественным магом, причем, похоже, это маг не из нашего мира: уж больно странное магическое поле вокруг вас.       — Я пойду, у меня час всего, — беспокойно перебил кардинала Рыкьё голос льва-невидимки.       Через пару минут они уже были в комнате королевы Шифы. Королева, зябко кутавшаяся в длинный халат, широко раскрытыми глазами смотрела на Макса и Рыкьё и навострив уши слушала невероятный рассказ о незримом госте.       — Вот так, — закончил свою речь Макс.       Шифа обвела взглядом комнату, сделала шаг вперед и протянула руку:       — Адиса!       — Я здесь, жму тебе руку, а теперь обнимаю тебя.       — Но я ничего не чувствую! Как такое может быть? Может, ты, правда, лишь призрак? — Шифа с болью во взгляде смотрела прямо перед собой, тщетно пытаясь увидеть своего мужа.       — Нет, я не призрак, верь мне.       — Я шестнадцать лет жила под властью Мастера Теней, и столько зла видела и пережила! Я каждую ночь оплакивала тебя! Я разучилась надеяться на лучшее и смирилась с тем, что никогда больше не увижу тебя. Как я могу верить, что ты здесь, что ты жив, если я не могу ни увидеть тебя, ни обнять.       Незримый пожилой король смотрел на Шифу и тихо плакал. Он знал, что никто не видит его и не может прикоснуться к нему, и от этой мысли на душе было грустно и тяжело.

***

      — Ну, как? Повидался с семьей? — спросила Христо.       Они с Адисой стояли на холме, с которого открывался прекрасный вид на столицу. Небо постепенно светлело, вот-вот над миром должен был засиять алой розой и золотом рассвет. Адиса с сожалением думал о том, что так рано пришлось ему расстаться с сыном и женой и что он так и не успел поговорить с профессором.       — Повидался, — еле слышно ответил Адиса, пряча глаза от Христо.       — Не вешай нос. Найдем Жезл Тьмы, и я отпущу тебя, бедный мученик. Даю честное слово.       Адиса с благодарностью посмотрел на Христо. Иногда он совершенно не понимал эту селуритку, в душе которой железная воля, жесткость, а порой даже жестокость сочетались с умением сочувствовать.