Queen of Peace

Мы были детьми, что пытались вырваться на свободу, Живя на темной стороне американской мечты. Мы могли танцевать всю ночь, гоняя музыку на полной громкости. Повзрослев мы увидели, что всё не то, чем кажется… Lana Del Rey — Without you.

***

Под подтекающей крышей холодно и зябко. Но здесь было куда безопаснее, чем в любом другом месте. С немногочисленной едой, прямым доступом к ночному небу и продуваемым со всех сторон полом этот дом можно было при должном старании представить теплым и уютным. Если очень постараться. — Нам нужно будет отправиться в полицию, как наступит утро. — Джером, сидящий по правое плечо от неё на грязном спальном мешке, откручивает у белого термоса с побитой крышкой чашечку, наполняет её горячим чаем и протягивает ей. Элизабет чувствует, что вскоре её долг перед рыжим за все то, что он для неё делал и делает, станет непомерным и выплатить его будет невозможно. — Знаешь, когда отец был жив, мы часто ходили в походы. Спали в таких же спальных мешках, сидели у костра и распевали песни. К нам ещё дядя Джим приезжал тогда в гости, рассказывал, как дела на службе проходят. — её взгляд теплеет, она запускает пальцы в волосы, машинально перебирая их. Уголок его рта дергается в подобии натянутой улыбки. Джером потирает зябко плечи, берет из согревшихся пальцев Элизабет чашечку и наливает в неё уже для себя. — Дядя Джим? — Друг моего отца. Они служили вместе когда-то… — Работа полицейских, как показывает практика, неблагодарное занятие. Она резко поворачивает голову в его сторону, чтобы вставить веское слово, мол, нет, оно не так! Но, вспоминая первопричину, по которой они здесь находятся, Элизабет закрывает рот. Её фигура сокрушенно сжимается вместе с подобранными ближе к себе замерзшими ногами. Всё-таки юбки не предназначались для таких вылазок в заброшенный театр. В Метрополисе осенью всегда было очень холодно. — Ты прав. Работа моего отца отняла у него жизнь. — она выдерживает паузу, прежде чем продолжает со странным затаенным блеском в глазах, будто делится с ним самой сокровенной мыслью, посещавшей её голову с завидной периодичностью. — Иногда я задаюсь вопросом, стоило ли оно того вообще. Ведь, не будь он полицейским, он был бы жив. Он утирает рукавом куртки сопливый нос, небрежно пожимая плечами. — Если бы, не если бы… Какая уже разница, Лиз? Это всё уже случилось. Честные люди постоянно страдают из-за своей тяги к справедливости. Но мир, к сожалению, несправедливое место. Его слова ещё надолго засядут в её памяти мрачным тяжелым отпечатком. Слишком взрослым, чтобы срываться с уст пятнадцатилетнего задрипанного парня, выглядящего на фоне своих сверстников уставшим от жизни стариком. Под глазами Джерома, как ей казалось, залегли прожитые годы за них двоих вместе взятых. И в такие мгновения, когда паузу нечем было заполнить, она ощущала себя совершенно глупой и маленькой по сравнению с ним. Непривычное чувство, особенно когда обычно всё было с точностью до наоборот. — Я верю, что справедливость в мир можно нести. — упрямо утвердила она безапелляционным тоном, вызывая у друга усталую, несколько злорадную усмешку. — Ну-ну, госпожа будущий коп, не кипятитесь. Может, вам и дано это будет сделать, но это нам сможет показать лишь время. Для начала ночь бы пережить, а там уже можешь хвастаться справедливостью, тем, что херувимчики с неба писают дождем, ну, а в конце радуги сидит эльф с горшком, полного золота. — Лепрекон вообще-то, придурок. — по-дружески пихая того в бок, Элизабет закуталась сильнее в его куртку, забираясь в свой спальный мешок. Спать на сумке, конечно, не очень комфортно, но уж лучше, чем с дулом пистолета у виска. — Как думаешь, они сейчас уже ищут нас? — спросила она, заложив руки за голову. — Даже если и так, моя мамаша ничего им не скажет. Она даже не в курсе, что ты у нас была. Так что до утра время у нас точно есть. — спокойно отвечает он, поворачиваясь на другой бок и выключая свет фонаря. Элизабет ещё долго ворочается, пытаясь найти удобную позу для того, чтобы уснуть, а потом понимает, что не может. Слишком холодно. Рыжий же, кажется, из-за пережитого стресса вырубился без проблем. Его дыхание было размеренным, а руки спокойно покоились под покрытой веснушками щекой. Ничего же такого не случится, если она придвинется и немного погреется, а потом отползет на своё место? «Я просто хочу согреться, здесь просто до одури холодно…» Она с опаской приближается к его спине, прижимаясь к ней щекой, и ощущает, как озябшие конечности намертво приклеиваются, не желая более отодвигаться от объекта поддержки их будущего нормального функционирования. Элизабет не до конца понимает, почему сердце набатом шумит и взрывается в голове. И уж тем более не осознает, почему ей и хочется, и страшно представить пробуждение Джерома рядом с собой в такой компрометирующей ситуации. Но стоит ей дойти до этой мысли, окончательно разволновавшись, она смиренно отключается, пригревшись у его спины до самого утра.