О муках человеческих, Зоной провоцируемых

- Вот, угощайся. Только стол мне слюной не залей. - перед Кречетом вдруг оказалась алюминиевая миска, пустоту которой взялись заполнить три картофелины, черные как сам уголь, в коем их и запекали. От такой приятной неожиданности сначала довольно скрипнул гость, а потом и непрезентабельный деревянный столик. Если реакция первого была вполне ожидаемой, то второй поразил — не ко времени ему было скрипеть, слишком он был молод. Что неудивительно: Окраина — место исключительное в своей концентрации одного интересного феномена. Ещё чуть больше года назад здесь была самая настоящая равнина протяжностью в несколько километров, почти до самого западного Кордона, никого и ничего здесь не водилось, но только до третьего Большого Выброса. После него в абсолютно непредсказуемых местах ЧЗО начали появляться разного рода строения, будто из пустого места. Все они, как удалось установить благодаря внимательному изучению первых случаев проявления, имели стопроцентное сходство с реально существующими объектами, предстающие перед всеми ровно что их дубликаты. Однако, стоит заметить, никакого расхождения с общей стилистикой постсоветского пространства никто и никогда наблюдать не мог, никакого вам деконструктивизма, хай-тека и даже модерна. Так же не встречалось и резко возникшей хрущёвки посреди дремучего бурелома. Впрочем, пару прецедентов имелись, но их относили скорее к исключениям, порой к погрешностям в неуловимой закономерности. Обычно же это были какие-то заброшенные заводские комплексы, небольшие промышленные предприятия, деревушки. В общем, всё то, что в голове рядового бродяги и так совпадало с представлением об аномальных просторах. Даже из общей картины наш дизайнер старался не выбиваться, хоть и шалил порой, но это, вроде как, больше шутки над «визитёрами» ради. Хозяйка здешних мест элементарно взяла и придумала себе новую повадку, каприз, которым напрягла и насторожила всё научное сообщество в очередной раз. Уж целый год знатная часть «НИИ ЧАЗ» ломала себе головы над происхождением данного феномена, но ничего дельного, кроме тех же теорий - что в отношении ЧЗО были самым распространённым плодом научных трудов и потуг - основанных на ноосфере выдать никто не смог. Самой популярной, пожалуй, была россказнь профессора Грушницкого — деятеля глубоко уважаемого и почитаемого, особенно в вопросах связанных с Чернобылем. Естествоиспытатель полагал, что Зона прекратила расширять свое кольцо после последнего Сверхвыброса, ибо он стал показателем кардинальных изменений в самой «сфере разума», из-за которых ограждённая нестабильным периметром территория сосредоточилась на наполнении себя самой изнутри, как любое здравое государство, а то и индивид. Уловила же она этот посыл как раз из антропосферы, как самое тесно связанное с ней место на всей планете. Иными словами, отчуждённая территория черпает информацию из одного ей ведомого источника, изученного людским родом очень слабо, и пытается развиваться, в соответствии с опытом поколений. Натуралист всё же не брался утверждать, что перед всем человечеством появился новый живой организм, так как процессы эти все предстояло ещё очень долго, натужно и тщательно изучать, дабы делать хоть какие-то предположения о том, как и почему само пространство реагирует на себя же и его окружение. В концепции данной конечно были и недосказанности, и логические дыры, и пробелы, только проблема была в том, что они были почти везде, несмотря на долгие годы существования периметра. Слишком уж стремительно переписывались установленные на нетипичных северных территориях Украины законы. Научный прогресс здесь встал на долгие годы, некоторые светила науки даже стали отказываться от своих предыдущих убеждений, принимать веру в Бога, в иные могущественные и сверхъестественные образования и явления, а вот верующих в то, что всё можно обосновать логически значительно поубавилось. Как бы то ни было, однажды доцент Есаян, на одном из внеочередных собраний головного корпуса «НИИ ЧАЗ» по вопросам связным с Чернобыльской Зоной Отчуждения, вымолвил весьма верную тираду, которую дублировали потом многие. Звучала она примерно так: «Для меня лично вовсе не стало сюрпризом или неожиданностью то, что мракобесие и Зона вошли в нашу жизнь рука об руку. Произошедшее, пожалуй, в очередной раз доказывает, что быть гениальным, да что уж там, хотя бы умным во всех отраслях жизни, невозможно. Соглашусь, мысль избита и банальна, однако обыватель до сих пор зачастую не готов её воспринять, а обыватель, коллеги мои уважаемые, сидит в каждом из нас. Есть множество примеров людей преуспевших в сфере философии, но при этом нисколько не проецирующих все свои титанические знания на самого себя, на свою личную жизнь и социальные взаимодействия. Индивиду всё же многое бывает не под силу, совмещение теории и практики на самом себе тоже входит в этот список. К чему это я? К тому, что субъект ведёт себя в стрессовых ситуациях вполне ожидаемо. А возникновение целой аномальной области посреди цивилизации это уже один большой стресс для всех нас. Некогда наши предки не могли объяснить себе, как возникает пламя, почему земля всё же круглая, хотя, хех, это больная тема для некоторых, знаю. Так же возьмём то же незамысловатое действие электрического тока, существование Бозона Хиггса и множество прочих вещей, суть вы, думаю, уловили. Я хочу донести до вас лишь то, что на протяжении всей истории нашего рода существовали, существуют и будут существовать необъяснимые феномены, ломающие те законы, которые мы же и констатируем. Такова природа мироздания, наука есть ничто иное, как одна большая гонка, в которой точка старта уже давно стёрлась, а финиша, скорее всего, не существует в принципе. Мы же с вами никто иные, кроме как любители головоломок - «homo ludens», уж простите мне такое сравнение, впрочем, многие сейчас со мной не согласятся, поэтому я просто подведу итог свой несколько спутанной речи: ЧАЗ — концентрат непостижимых закостенелым мозгом фактов и событий, из-за чего и знакомство с ней — величайшее перенапряжение, встряска, особо резкая для тех, кто хорошо знаком с какой-либо из сфер естественных наук. Когда под ногами начинает трещать фундамент того, во что ты верил, что изучал и проповедовал годами, становится невыносимо тяжело и паршиво, это понимает каждый из находящихся здесь, мы все через это прошли, в той или иной мере. В момент отчаяния и разочарования - позволю себе их так назвать - слабые личности, обращаются к рудиментам — Богу, иным мистическим силам, ведь средство придуманное нашими далёкими предками, вопреки и одновременно благодаря своей простоте, действенно и по сей день. Мало кому из них под силу взглянуть на диспозицию чистым взором, что, конечно, удручает, тем не менее, есть важное «но». Оно состоит в том, что как раньше находились те, кто просто верит и объясняет себе всё простым, понятным языком, не выходя при этом из зоны комфорта, так находились и те, у кого хватало сил и рвения перевернуть всё с ног на голову, но найти не успокоение, а истину. Я очень хочу верить, что столь важными для всего мира людьми станем мы. Быть может, на нашем веку даже ничего о процессах протекающих в столь чужеродном месте и не станет известно. Быть может, мы изобретём лишь пресловутое колесо, может даже только научимся привязывать к палке камень, в рамках Зоны естественно, но тем самым мы будет продолжать общее дело всего мира. Воспитаем достойное поколение индивидуумов, что стремятся к постижению неизведанного, к фактам, а не догадкам. Нас сменят те, кто не боятся не только бескрайнего космоса, но и небольшой территории примерно в сорок-пятьдесят километров. Мне хочется в это верить… Спасибо, на этом у меня всё». - Картошечка-а-а — на манер несуществующей песни о корнеплоде протянул Кречет, облизывая сухие губы с бороздами из трещин. - Откуда такая щедрость, отродясь не припомню здесь распаханных полей или и их «Зинка» нажадничала? - Откуда-откуда, - нехотя ответил второй, запинаясь о каждое слово, - Из института, вернее из его филиала, что за кордоном. - О как! Разве не твои слова ходили о том, что каждый, - Кречет кашлянул, избрал пародийно-напыщенный тон и продолжил, - «...Кто с яйцеголвыми сотрудничает — себя не уважает и жопу свою умасленную им продаёт», конец цитаты. - Не начинай, Вадя, сколько тебя знаю, а ты всё такой же едкий гад. Они ведь в бункер к Агапову таскают всякое добро, но часть этого добра по дороге, гм, теряют, если их правильно попросить. Поэтому я, считай, наоборот их лишаю провизии, вот! - над столом возник короткий и толстый палец, устремлённый ввысь. - Диверсант ты, угу, подпольщик. Паша, мне хоть голову не дури. И вообще, помоги-ка лучше с тем, к чему у тебя предрасположенность обязана быть. - Сейчас-сейчас, - радушно отреагировал Павел, понимая не самую лёгкую шутку с порога. Кличку-то он носил Солёный, а к пище как раз соли ещё не подавали, без неё же есть — большую часть удовольствия терять. Импровизированная солонка в виде небольшой баночки легла на стол. Вадим подхватил одну из картофелин, перекинул её из руки в руку, вцепился посередине, надломил. Аромат картошки разбудил аппетит у мужчины ещё сильнее, но тот удержался, дабы не обжечь язык, и оставил паслён клубненосный спокойно исходить полупрозрачным дымком на своём месте, а сам уставился на Солёного. В прошлом Павел был опытным сталкером, но в один не очень прекрасный для него день умудрился потерять два пальца на преобладающей левой руке, получить ожог четвёртой степени от колена до груди и парочку переломов, что после срослись крайне скверно. С таким комплектом сталкеру путь заказан только под деревянный крест, вот и решил калека завязывать с неблагодарным ремеслом, да выбираться потихоньку на Большую Землю. Только по пути ему счастья привалило. Забрёл он на Окраину, в потугах обогнуть новый образовавшийся котлован, и стал чуть ли ни первым, кто обнаружил «Клептоманию» или «Жадность» Хозяйки, как называли её «вольники». И уразумел тогда бывший сталкер Солёный, что нет у него теперь необходимости оставлять ставшие родными за долгие годы земли. Мигом он тогда поднял все связи за «колючкой», да и знакомых тряхнул, вложил в своё стремление те деньги, что нужны были ему на побег и новую жизнь. Дивиденды оправдали себя быстро, сумела предпринимательская жилка Павла вдруг обостриться сильнее, чем когда либо. Убрал он парочку нежелательных конкурентов, в чём, конечно, никогда не сознается — имидж портить жалко — зарекомендовал себя среди людей науки, с которыми активнейшим образом сотрудничал до какой-то интимной неурядицы, что месяца с два назад случилась, после чего плодотворное сотрудничество вдруг оборвалось, сам же их сперва активно и зазывал на «его владения» посмотреть, ходокам в первую пору огромные надбавки делал за чистую работу, с наёмниками принципиально дел не имел, выражая доверие только к собственному брату. Даже слово «торговец» в его отношении запрещал употреблять, ведь сам Паша во время своей «активной карьеры» терпеть этих, по его мнению, жлобов не мог, потому себя называл отличным термином — связующий. Ведь торгаш — существо злобное, эгоистичное, невежественное, надменное, скрупулёзное, мелочное, бесчувственное, алчное и ненасытное. Нестерпимое, если короче. А вот связующий — всего лишь посредник между работником и работодателем, эдакий гарант. Человек с большим кредитом доверия, который берёт лишь символическую плату за свои услуги. Так же принималась и трактовка из волейбола, в который Паша в юношестве любил играть, мол, мяч — дело, нападающий — нейтрал, что взялся за него, аналогия дальше же вырисовывалась очевидной. В такой разнице первый на всю Зону связующий убеждал всех и каждого, сам же верил в неё как в мантру, которая не даст ему загнить и одичать до описанного им же отрицательного образа. Если же покончить с частностями и перейти к обобщению, то смело можно заявить, что трёхпалого связующего к успеху привело его упорство, острый ум, скорость реакции, поразительное мастерство настраивать контакты и не прогорать на пустяках. Ещё щепотка удачи и очередной монополист в рамках одной конкретной локации готов. Рисково нынче было пытаться разбавить закостенелые устои правилами свободно рынка, рисково во всех смыслах. Впрочем, был ещё Зог, сидящий в своей землянке у самых подходов к Окраине, но тот вечно держался на грани банкротства, ибо был именно таким барыгой, какие жили в представлении Солёного. С этой персоной дела были вынуждены вести только те застрявшие здесь, кого сам монополист сослал в немилость. - Между делом, я у входа видел, что там у Хью за винтовка лежит? Завораживающая, буржуйская, блестит аж на солнце. - зачавкал Кречет, который более не желал сдерживать свой зверский аппетит, из чего следовал начавшийся акт обжорства. - Ах, это… - Паша почесал свой сильно выступающий подбородок, уткнулся зенками в дощатый пол. - Как бы тебе сказать, хм. Пару часов назад пришёл ко мне мужик незнакомый, очень уж просил оружие его приберечь на двое-трое суток, зелёных за эту услугу отстегнул, сказал, что если на третий день его не будет, то богатство такое могу себе оставить. Как-то так. - Чего? - чуть не подавился едок, - На кой ляд здесь человеку оставлять здесь оружие, уходя в неизвестном направлении? Он обвешан стволами был что ли? - Что-то ещё у него было, это точно, вещмешок тоже забит был порядком. К тому же знаешь что? Мне, считай, за просто так предложили денег и шанс заполучить отличный боевой экземпляр, что я, дурак по-твоему, дабы отказываться?! - Так, не кипятись, чайник, блин. Замяли тему, мне оно не так важно, даже спрашивать не стану, почему эта байда лежит у твоего сторожа, а не на складе. Что там с нашим делом, на что ты решил нас подписать? У ребят конечно руки рвутся до работы, с последнего «чёса» военных носа из халупы не высовывали, тем не менее на неоправданный риск я их подписывать не стану. - Я сам ни тебя, Вадя, ни твоих голубков подписывать ни на что подобное не стану, ты знаешь. Дело, как я уже заявлял, не из простых, однако и платят за него торовато. Человек Осота краем глаза заметил, что на территории нашей «Гостеприимной Мазутки», в насосной, что у подогревателей мазута стоит, что-то странное в этом самом мазуте вертится, шебуршит, поблёскивает, плескается даже. Предположительно — артефакт, вернее нестабильное аномальное образование, как Агапов сказал бы. Сканеры установленные поблизости говорят нам о том же. Дальше всё элементарно: идёшь, ловишь в контейнер, тащишь мне, пересчитываешь прибыль. - Было бы так всё банально, я бы давно миллионером был, как и все здесь… - мечтательно отозвался Вадим, не отвлекаясь от последнего кусочка деликатеса. - Есть, конечно, нюансы, детали, но и ты, чай, не первый день тут, сам всё понимаешь. Сдохнуть у нас по неосторожности, глупости, невезению — всегда пожалуйста. Я конечно мог бы какому-нибудь фуфелу тут начать по ушам ездить, дескать, мигом себе найду других трудяг, раз сопли здесь пускаешь, но ты не фуфел, и задача эта не для фуфелов. Мне буквально не к кому больше обратиться, кроме как к тебе и твоим соколикам, нет больше в округе столь толковых людей! Жулье одно, идиоты, недотёпы, салаги, выродки. - Нету, говоришь? А что же Осот или твой любимый Шестой, неужели послали тебя туда, где солнце не светит? - Ревнивец какой, - вспенился Солёный, - Я может и обратился бы к ним, но… Ты чаем не в отрыве от общины нашей живёшь, правда не слышал о группе Осота? - Не-а, предпочитаю мозг не забивать всякой ерундой. - Нудень такой… Так знай, что Осот на прошлой неделе потерял двух людей из своей группы на «Борозде». Не отмычек, не подумай — тех, с кем эту группу и основывал, костяк её, друзей лучших. С того дня из берлоги своей не выходит, сидит уже почти неделю на дне бутылки и ещё с неделю там точно будет. На просторы только Эстрагон активно выбирается, собирает мелочевку всякую, дабы на пойло страдальцу хватало, новости спрашивает и всё. Он, к слову сказать, объект интереса нашего и заприметил. Вот, понял? А тебе всё «ерунда всякая». - Ерунда. - отмахнулся собеседник. - Не мои же люди. Осот сам тот ещё тип, так скажем, дружки его того хлеще… - О мёртвых коллегах моих в этом доме либо хорошо, либо никак! - оборвал пренебрежительную речь товарища связующий, разбрызгивая слюну вокруг. - Пусть так, - придержал его растопыренной пятернёй одиночка, - Да и не о них речь, Пашенька, речь о Шестом. У него какое несчастье? - У этого проныры всё хорошо, даже слишком хорошо, в этом и причина. - уязвлёно откликнулся трехпалый, потирая фаланги на укомплектованной руке. - Что такое, разбогател Андрюха что ли на пару мультов и брезгует теперь нашей жизнью бродяжьей? - хмыкнул Кречет, довольно откидываясь на спинку стула и съезжая немного вниз — пир вышел на весь мир. - Но-но, не так уж всё сказочно. Просто эта дрянь заимела связи с наукой, тесные такие связи, ходят слухи уже о прямом найме. Кадр он конечно ценный, но вот заказчик мой достаточно точно дал понять, что лабораторные крысы должны узнать об этом в последнюю очередь. - Так и так ведь узнают, у них там ска… - Вадим не сумел окончить мысль, его прервал шум, громыхание, треск, дребезжание и наконец, столь приятный его слуху на подсознательном уровне, звук бьющегося стекла. Вся эта какофония разыгралась в небольшом помещении по правую сторону от стола, которое, вроде как, представляло собой кустарную кухню. Физиономия сталкера сразу, буквально без осознания произошедшего, явила собой смесь вопросов и подозрений. Горбы тонких пшеничных бровей опустились, сдвинулись друг к другу, высокий округлый лоб исполосовали трещины-морщины, крылья круглого, "картошкообразного" носа встрепенулись, впалые глаза и щёки стали выглядеть ещё страшнее, подозрительнее, злее. Довершали инсталляцию сжатые, отведённые немного влево тонкие губы. Всё описанное преподносилось слегка осевшему в плечах Павлу, который, судя по зрачкам, удивлён был такому повороту событий даже поболее своего гостя. Но хозяину дома нужно было отдать должное: он быстро вернул себе контроль над эмоциями и мимикой, одним плавным движением выпрямил спину и расправил рамена: - Чего зыркаешь? Думаешь я лучше твоего знаю, что там рухнуло? Видимо я — дурья башка - опять забыл что-то поставить как следует, вот и поделом мне. - нависла странная, неловкая, сдавливающая воздух в лёгких пауза, выражение лица лидера группы одиночек лишь слегка размякло, тем не менее, этого было недостаточно. - Впрочем, не важно, о деле мне лучше скажи. Вопросы есть ещё? - Что, - повёл бровью Кречет, лучше демонстрируя своё хищное оливковое око, - Даже не сходишь проверить барахлишко? - Та чего его проверять, - вполнакала махнул рукой Солёный, скрывая взор за сенью век, - Там бытовуха всякая: склянки, кастрюли, прочий хлам. Чихать я на них хотел, у меня их выше крыши, пущай там хоть ураган пройдётся. Как решим вопрос — пошлю туда кого-нибудь, приберут бардак. За доставку-то берёшься или как? Цена, как водится, договорная. Но ты меня знаешь, Вадя - я валютой обижу. Если там действительно невиданный доселе артефакт притулился, то итоговая сумма выйдет не меньше, чем в прошлый раз. Это я гарантирую. - Так ты же сам говоришь, что выручать тебя некому, что я один остался, последний герой, как-никак. Как же тут нанимателя дорого бросить, после такой вот разведённой драмы? Берусь конечно, никуда не денусь. Иначе меня свои же съедят за отказ от денег, которые у нас имеют свойство легко заканчиваться. Сегодня же жди эту липкую чёрную рыбку у себя. - Ох, порадовал ты меня, сукин сын, хоть порой и начинаешь в это ребячество своё гребаное играть, но по итогу хороший ты мужик, Вадим. Приятно с тобой дело иметь. Останешься, поболтаем, накатим? - Я же вроде ясно сказал : «сегодня же», следовательно, нужно мне скорее вышвыриваться от тебя и соблазнений крепкими спиртными напитками подальше, брать в охапку свою ораву и тащиться на дело, чтобы успеть до заката. - А успеешь ли… Хотя ты-то успеешь, в этом деле вам равных нет, ходите вы быстрее любого по Окраине. Сталкер поднялся, провёл руками по бронекостюму, не то отряхиваясь, не то разглаживая мятую ткань, не то вытирая о неё обильно вспотевшие руки. Солёный поднялся за ним вслед, почёсывая трехдневную щетину, изображая, как сильно она его беспокоит, только бы не смотреть в глаза. Не любил он смотреть в глаза, отправляя ребят на возможную смерть. Кречет внимательно разглядывал старого знакомого, заставляя того смутиться. Павел был приземистым, меньше своего пролетария сантиметров эдак на десять-пятнадцать, лысая голова его будто была намазана чем-то отражающим свет, так как всегда блестела, ровно что на солнце. Круглые карие глядела его, как медяки, не выделялись так сильно из общей картины только благодаря высокому, скошенному, широкому лбу, раскидистым ветвям уж очень густых бровей, носу-картошке, заячьей губе и подбородку, который нереально было бы спутать с любым другим, таким ведь и голову можно проломить, если самую малость постараться, по крайней мере, обладатель болотного цвета глаз в этом был уверен. За последние месяца три, может и четыре, связной располнел, набрал бока, разжился пивным пузом, потерял все намёки на мышечную массу даже в руках — сидячий образ большого дельца сказывался, провозглашал свои директивы. И всё же было в этой внешности что-то приятное Вадиму, что-то вызывающее доверие на уровне подкорки. За сегодняшний диалог он мог уже раза три точно надавить на толстячка и свести всё к яростной перепалке, в которой было бы сказано много грубых слов, тем не менее, в них можно было бы найти и весьма важные факты, уточнения, обрывки правды. Но лидер охапки отщепенцев и искателей не сделал этого, ибо отучился он лезть в чужие дела, выворачивать всё наизнанку, являть всем подноготную. Перед ним была работа, причем не такая, как тот дамоклов меч: бывало и хуже. Поэтому оставалось только изничтожить остатки естественной заинтересованности и перейти к скорейшей реализации своих экстравагантных курьерских функций. - А вот когда я вернусь — накатим, да так, что все нервные клетки дёру от нас дадут, хах. Чур, ты угощаешь! - отвлёк от затянувшихся почёсываний своего собеседника Кречет, слегка кривя уголками губ. - Конечно-конечно, не сомневайся даже. Есть тут у меня бутылочка… Армянский бренди, наша общая с тобой слабость. Вот и будем потакать порокам. - Замётано. Ну, бывай тогда, господин связующий. Жди меня — и я вернусь. Только очень жди. - не пожимая протянутой руки попрощался Вадим, разве что явив вздёрнутую кисть уже у самой двери, стоя спиной. - Только ты совсем уж худой стал, сжался как-то, побледнел, кадавром, того гляди, станешь! - гикнул своим недовольством напоследок кареглазый, как бы выражая таким методом заботу и теплоту. - Ничего, - раздалось уже из-за закрывающейся двери, - Жизнь после смерти это совсем не плохо… Солёный рукавом водолазки протёр отчего-то вспотевшее чело, подгибая колени добрался до нагретого им же места, в прямом смысле расплавился на гнутой спинке стула, как бы врастая в него. Ноги растащились в разные стороны, руки повисли на манер плодов Кигелия, голова оказалась чуть приподнятой вверх, зенки разглядывали стык потолка и северной стены дома. Оставалось только слушать свое неравномерное, прерывистое, скрежещущее прямо в горле дыхание и тревожный шум в ушах, готовый вот-вот добраться до перепонок, разорвать их нещадно и выползти наружу, обвивая тело. Только через несколько минут Павел позволил себе вздохнуть и выдохнуть полной грудью, попытаться прийти в норму. На придыхания, на прошедший через ноздри раскалённый пар, как по сигналу отреагировала тощая фигура в универсальном защитном комбинезоне «Амброзия», названным так благодаря какому-то конструктору с весьма специфическим уровнем восприятия и увлекательным ассоциативным мышлением, но не самым поганым чувством юмора. Силуэт направился не к потрёпанному толстячку, нет, он остановился у ближайшего окна, видимо, в попытках поймать взглядом удаляющегося нейтрала. - Я, - начал тот весьма уверенно и вольно, несмотря на недавнюю неудачу, - Хотел бы извиниться, Павел Геннадьевич, за доставленные вам неудобства. Знаете, мне вдруг стало несносно безотрадно слушать ваш диалог, вот я и решил, эм, осмотреться, да. Не мог не заметить, что вы отлично справились, не дали повода поставить нашу, то есть вашу, тайну под угрозу. Благодарю и ещё раз приношу свои искренние извинения, мой научный руководитель возместит вам ущерб от каждой разбитой банки, от каждого утраченного зёрнышка крупы, вы же знаете его педантичность. - Кайманов, - связующий собрался по частям, опёрся на ноги, тяжёлый лоб подпёр парой ладоней. - Ох, уважаемый Кайманов, передайте Есаяну, что ничего возмещать не нужно, ради всей добродетели, что есть на белом свете, там с декларациями и ответственностью возни дольше, оно того не стоит. Нам несказанно повезло, знаете ли, это чудо какое-то, мать моя женщина, что передо мной сидел не тот Кречет, каким я знал его пару месяцев назад. Тот сталкер никогда бы не распустил своих подозрений, выжал бы из меня все соки, лично пошёл бы проверять, что же там такое. Однако сейчас… С ним что-то случилось, он сам не свой, хотя, вроде бы, всё так же бодр, весел и лёгок на подъём. - И что, хотите предположить, дескать, не справится этот ваш человек-метаморфоза со столь важным для нас делом? Неужели никого другого не нашлось? Не хочу показаться грубым, но вы хоть понимаете, Павел Геннадьевич, ЧТО стоит на кону, как оно касается именно вас? - Понимаю. Возможно, даже лучше вашего. Слышали про бойню на «Карбюраторе»? Так вот, он и его братия — те самые лихие черти, которые тогда выбрались оттуда, именно из самого эпицентра кровавой бани, без серьёзных ранений, дык ещё и с заказанным мною артефактом. А сколько там бойцов славных старуху с косой встретили… Это, я считаю, говорит о многом. Кречет давно здесь и пользуется он у меня огромным кредитом доверия. Даже если его отчего-то штормит - на итоговом результате эти явления не скажутся, зуб даю. - Слышал, ведь напрямую занимаюсь всем, что связано с так называемой «Окраиной». Не на манер старика Агапова, попрошу учесть, - деловито заявил Кайманов, не сдержавшись от очередного упоминания о своём статусе, - В общем, это чудесно, если вы так верите в вашего подопечного. Институт же верит в вас, лично я вам верю. - Вот спасибо. - проворчал Павел, даже не поворачиваясь. - Тем не менее, почему сразу нельзя было осведомить этого, как вы сказали, Кречета, о нашем результативном сотрудничестве? Так необходимо было прятать меня в закрома? - Потому что никто не должен знать о возобновлении наших связей до того момента, пока образец не будет у вас в руках. Если узнают не те люди, даже не знаю, кому будет хуже: мне или вам. Больше не скажу — это моё дело. - Ах, профессиональная тайна? Ага, разумеется, понимаю, у всех таковые есть, тем более у одного-единственного связующего на всю Зону! - в тембре «яйцеголового» читалась даже толком и не скрываемая насмешка. - Пусть так, сей вопрос у нас уже решён. Вернее он будет решён, когда, именно что, в моих руках окажется отяжеленный аномальным порождением контейнер. Теперь же давайте перейдём к дилеммам не столь насущным, но в перспективе не менее важным. - У нас разве есть ещё какие-то дилеммы? Меня никто не предупреждал. - сотрясся лысый муж, ерзая на стуле. - Есть, - медленно, издевательски медленно, отчеканивая каждую букву в голове, произнёс Кайманов, - И вы даже не представляете какое их множество…