Если ты будешь со мной жить

You've got me surrounded, Когда ты встретила меня, я был загнан в угол, It feels like I'm drowning Я будто тонул, And I don't want to come up for air. Но не хотел всплывать. I lost everything, I threw myself in Я всё потерял и сам бросился в воду, And you took me when no one was there. А ты вытащила меня, когда никого и близко не было… 8 лет. Горячая кровь струйками стекает по губам и по подбородку, а затем опадает тёмными бисеринками на грязный линолеум цвета охры со светлыми то тут, то там вытертыми от постоянной ходьбы пятнами, который моют каждый день, багровым цветом. Эти пятна, которые потом обязательно вытрет наткнувшаяся на них пожилая уборщица, перед этим она конечно поохает и посочувствует бедному ребёнку, работающая здесь много лет и видевшая множество выпусков, появляются почти каждый день в разных частях старого здания, в его самых укромных, и не только, уголках. А ведь эти пол, стены, потолок наверняка видели и чего похуже. Руки сами потянулись к разбитому носу, который стал моментально опухать и неистово болеть. Пальцы окрасились в багровый, контрастируя на бледной коже, которую загар никогда не берёт сколько бы ты не находился на солнце. Не успевая опомниться, новая вспышка боли раздаётся где-то под рёбрами, отчего в глазах начинают плясать тёмные круги, а воздух выходить сквозь стиснутые зубы, сдерживая стоны — на громкие звуки сбегутся остальные и, конечно, присоединятся к товарищам. Невольные слёзы ручейками потекли по щекам. В голове проскальзывают самые разнообразные мысли, вспышками возникающие и пропадающие, уступая место новым, создавая своеобразный калейдоскоп. Слишком много мыслей… — Девчонка! Этот и похожие возгласы долетают до ушей словно издалека, как будто на фоне работает телевизор, который никто не смотрит, но обрывки разговоров всё равно слышаться, не привлекая особого внимания — фоновый шум, так сказать. Ты слышишь это постоянно, поэтому теперь это не так сильно ранит — только злит немного. А ведь раньше ты плакал, осознавая всю свою никчёмность, вызванную подобными словами, считая себя ничтожеством, повторяя это про себя словно бесконечную мантру. Но сейчас ещё эти выкрики заглушает непонятный звон, внезапно появившийся в голове, назойливо и неприятно режущий, разрывая череп. Всё кажется таким далёким и незначительным. Ты просто медленно, с каждым днём всё больше тонешь в оскорблениях, впитываешь их словно губка, повторно проговаривая их, после чего на языке остаётся неприятная горечь, а в голове всплывает осознание того, насколько все люди гнилые внутри. — А ну пошли отсюда, уроды! Звонкий выкрик незнакомого мальчишки, которого ты раньше не видел доходит до мозга медленно, обрабатывая информацию, появившуюся совсем неожиданно. Слышится какая-то возня, на которую ты не обращаешь внимания; в глазах всё ещё пляшут тёмные круги, появившиеся из-за боли, все степени которой ты испробовал на себе, что кажется она стала привычной, хотя никто вреда не причиняет, всего лишь её отголоски просто преследуют тебя каждый день. Через несколько минут всё затихает. — Сильно же они тебя разукрасили. Давай поднимайся, пойдём отсюда. Открыв глаза, первое что видится — это грязноватая протянутая ладонь, а затем поднимая взгляд ты видишь чужое лицо, на котором сияет кривая из-за подбитой губы приветливая улыбка. Губы поджимаются, превращаясь в тонкую полоску, а блестящая от слёз синева, обрамлённая рыжими, под цвет волос ресницами, смотрит исподлобья — в недоверии и неверии. Улыбка с лица мальчика не сходит, только глаза тёмно-карие закатываются. — Да ладно тебе не бойся. Я Олег. Чужая ладонь всё ещё остаётся на месте, ожидая ответного пожатия. Ты всё равно смотришь с неверием, не понимая новая ли это шутка, которая приведёт к ожидаемому исходу или это действительно порыв помощи, который уже и не ждёшь уже довольно долгое время, принимая всё что жизнь гадко подсовывает, пытаясь окончательно сломать, отбирая желания просто просыпаться по утрам и открывать глаза. Это нечестно. А может ты хочешь совсем другого? Того, что для такого как ты кажется совсем нереальным — нормальной жизни обычного ребёнка, окружённого хоть какой-то частичкой любви и заботы. Через некоторое время, подумав, ты протягиваешь немного трясущуюся ладонь, испачканную собственной кровью, и сжимаешь Олегову в ответ, вызывая у того новую улыбку, ярче предыдущей. — Серёжа, — прохрипишь ты, пробуя улыбнуться тоже, кажется, за долгое время ты разучился это делать, потому что понял, что именно для тебя сделал теперь знакомый Олег. — Вот и познакомились. Опираясь на чужую руку, ты встаёшь с пола, сгибаясь и охая от боли, которая почему-то внезапно тускнеет, на фоне внимательного взгляда, который чуть обеспокоенно пробегает по заляпанному кровью свитеру с заплатками в некоторых местах, по бледному лицу и останавливается на поблёкших глазах, которые ничего не выражают, только смотрят немного меланхолично и недоверчиво, осматривая нового знакомого в ответ. — Знаешь, Серый, я тебя теперь обязан научиться драться… Вытерев кровь рукавом свитера, придерживаемый рукой, ты уходишь с Олегом, который запальчиво рассказывает о боевых приёмах, лишь на секунду оглянувшись на угол, в котором ты только что валялся и корчился пронзаемый болью и съедаемый ненавистью ко всему, а в сердце вдруг теплеет пробивающаяся сквозь толстый слой отчаяния надежда на что-то хорошее, которое обязательно будет дальше. …'Cause I can't be without you. Ведь я не могу без тебя… Сейчас. Шёлк чуть поблёскивает от тусклого, специально приглушённого, желтоватого света лампы, стоящей на столике в дальнем углу. Простынь вся сбилась, одеяло где-то на полу, одежда тоже там валяется раскиданная, а ведь потом мятой будет. Воздух словно раскалённый проникает в лёгкие, обжигая их и глотку. Твоё горячее дыхание опаляет мою шею, а твой голос, срывающийся на протяжные стоны, вызывает волну мурашек, пробегающихся от самого затылка до ног, заставляя сердце биться ещё быстрее, заходясь в ещё более нереальном, чем сейчас, ритме. Всё такое расплывчатое… Я целую твою шею, оставляя фиолетовые синяки засосов, которые будут сильно контрастировать на фоне бледной коже, усеянной родинками и бессчётным количеством веснушек, покрывающих твои щёки, острый нос, плечи и кисти рук, которые ты почему-то пытаешься замазать всевозможными тональными кремами, а ведь они мне до безумия нравятся. Наверное, стоит об этом сказать. Все звуки словно исчезли, в голове шумит. Я начинаю проводить дорожку лёгких поцелуев, проходясь по груди, которую рассекает крестообразный шрам, совсем не уродующий, нет, а наоборот, делающий тебя более… более… Чёрт, не могу вспомнить подходящего слова, а ведь ты бы наверняка уже бы перечислил их несколько. Начитанный. Ну и ладно, слова сейчас не особо нужны, только действия. Небольшое кресло, стоящее у противоположной стенки, накрыто клетчатым пледом, ещё сохранившим тепло тела, которое он укрывал, согревая. Две чашки зелёного чая стали остывать и покрываться мерзкой плёночкой. Компьютер стоит на столе не выключенным. Твои ногти впиваются мне в плечи, наверняка оставляя кровавые полосы, которые ты утром будешь поглаживать, довольствуясь своим произведением, когда я начинаю посасывать твой сосок, оглаживая его языком. Твои ноги обхватывают мою талию, уже ожидая большего и выгибаясь, прижимаясь ко мне ещё сильнее, хотя кажется сильнее уже и нельзя, если только слиться вместе в единого человека. В комнате жарко и душно, или это только нам так кажется? , отчего у тебя и у меня по телу стекают капельки пота, поблёскивающие в тусклом свете лампы, заставляя короткие пряди волос липнуть ко лбу. О да, я хочу большего, как и ты. …I'll be there when you need me most. Я буду рядом, когда ты будешь больше всего в этом нуждаться, I'll be there if you're ever alone. Я буду рядом, если тебе когда-то станет одиноко, Together we can grow old. Мы состаримся вместе, I can't leave you. Я не смогу оставить тебя, I can't leave you, no. Я не смогу оставить тебя, нет… 19 лет. А ведь с того самого момента, всё действительно если не замечательно, то определённо идёт хорошо. Окончание школы, прощание с детдомом, Москва, университет и потрёпанная общага. Но самое главное — свобода. Языки сплетаются друг с другом. Воздух то и дело заканчивается, отчего приходится прерываться, чтобы вдохнуть и продолжить снова. Ты зарываешь свои тонкие изящные пальцы в тёмный ёжик волос, заставляя пряди топорщиться ещё сильнее. Крепкие руки забираются под твой свитер, вырисовывая на спине узоры. Алкоголь кружит голову. Или поцелуй? …There's no air around me Мне не хватает воздуха, When we get this close Когда ты так близко, But there's no where I want to go. Но мне не хочется отходить. You keep it a secret Если ты и чувствуешь то же самое, If you feel the same То ты держишь это в секрете, And leave me dying to know. И оставляешь меня сгорать от любопытства… Ещё в четырнадцать лет ты стал бросать заинтересованные взгляды на единственного друга, ставшего самым дорогим человеком в жизни. Учащённое сердцебиение при каждом прикосновении, а тёплый взгляд родных карих глаз, словно бил под дых, заставляя неловко сглатывать и краснеть. Ты понимаешь, что влип. Потом пытаешься обратить на себя всё его внимание, делая много глупостей и отставляя все свои увлечения в сторону. А ведь от тебя всё равно ускользает самое главное, то, чего ты упорно не замечаешь — точно такие же взгляды, обращённые на тебя, более долгие чужие прикосновения. Олег бросается вытащить тебя из передряг разбивая костяшки пальцев, ломая обидчикам носы. Он готов сделать для тебя всё, чтобы ты крепко его обнял. А ведь вы даже и не догадываетесь, что испытываете одинаковые чувства. Просто влюблённые подростки, которые не могут признаться друг другу, боясь при неудаче и невзаимной любви потерять эту дружбу. Возможно, ты бы долго мучился от бессонницы, вызванной бурлящими мыслями каждую ночь: а что, если…? Вопросы, вопросы, вопросы… Если, если, если… Слишком много этих вопросов и если. А потом всего один неловкий случай подтолкнёт вас, а на следующий день вы будете в первый раз неумело целоваться, стукаясь зубами. Сейчас, в этот момент, опьянённые от большого количества алкоголя, всё кажется таким правильным: прикосновения, от которых расползается дурманящая нега, поцелуи до нехватки воздуха. Любовь опьяняет не хуже дешёвого алкоголя, купленного парнями с нижнего этажа. Ты просто умираешь и снова воскрешаешься. Губы от поцелуев опухли и немного побаливают. Ты берёшь лицо Олега в свои ладони и прижимаешься своим лбом к его, смотря синими глазами в карие, подёрнутые пеленой, такие тёмные, что кажется радужка со зрачком одного цвета. Такие красивые глаза. Ты юн, слишком влюблён, полон амбиций и планов на великое будущее, в котором ты изменишь этот испорченный мир. Всё до неправильности замечательно. Пока. …Cause I can't be without you. Ведь я не могу без тебя… Сейчас. Мне сносит голову от того, как ты выстанываешь моё имя в самое ухо и просишь быстрее и больше. Мы оба на пределе. Темп из медленного в самом начале стал быстрым и рваным. Я замечаю, как ты сминаешь простыню в порыве, прикусываешь, итак, искусанную до крови нижнюю губу, синие глаза закатываются в блаженстве. И это черт возьми так потрясно и сексуально, что это доводит меня, срывая голову полностью. Всё слишком… слишком «слишком». Через несколько минут ты выгибаешься, а с твоих губ слетает протяжный стон, срывая голос до хрипоты, который ударяется о стены комнаты и тонет в шелковом постельном белье, которое мне признаться не очень нравится. Это настолько прекрасно, что меня накрывает следом. Хорошо. Чертовски хорошо. …I'll be there when you need me most. Я буду рядом, когда ты будешь больше всего в этом нуждаться, I'll be there if you're ever alone. Я буду рядом, если тебе когда-то станет одиноко, Together we can grow old. Мы состаримся вместе, I can't leave you. Я не смогу оставить тебя, I can't leave you, no. Я не смогу оставить тебя, нет… 26 лет. Всё кажется бесконечным страшным сном. Ты не до конца понимаешь, что с тобой происходит. Ты просто сидишь в углу, окружённый серыми холодными стенами, исписанными чёрным мелком, пойманный темнотой, слушая оглушающее биение сердце, отдающее набатом в ушах. Голос. Голос в голове постоянно что-то говорит. Такой ненавистный баритон, идентичный твоему. Голова просто разрывается, не выдерживая такой большой нагрузки на мозг. Реальность теряется в галлюцинациях, а ты теряешь контроль над телом и над происходящим. Яркий свет тюремных прожекторов и снова темнота. Лицо психиатра, а затем снова ненавистная тьма и чёрный силуэт, окружённый огнём. Гром, тюрьма, Венеция, Олег… Любимый Волк, который стал твоим спасением, которого ты сам же и убил. Рука даже не дрогнула. Он был с тобой с самого детства, уходил и снова приходил. Понимаешь, что слишком мало времени проводили друг с другом после универа. Багровые тона, слышится чей-то истеричный смех, а потом понимаешь, что он принадлежит тебе, и всепоглощающая тьма, из которой выхода больше нет. Потом кажется Сибирь. …So be there when I need you most. Так будь рядом, когда я буду больше всего в этом нуждаться, Be there whenever I'm alone Будь рядом, если мне когда-то станет одиноко. Together will we grow old? Состаримся ли мы вместе? I can't leave you. Я не смогу оставить тебя, I can't leave you. Я не смогу оставить тебя… Воспоминания исчезают, а новые начинаются уже со столь знакомого родного лица. Живой… …I'll be there when you need me most. Я буду рядом, когда ты будешь больше всего в этом нуждаться, I'll be there if you're ever alone. Я буду рядом, если тебе когда-то станет одиноко, Together we can grow old. Мы состаримся вместе, I can't leave you. Я не смогу оставить тебя, I can't leave you, no. Я не смогу оставить тебя, нет… Сейчас. Сквозь открытое окно в комнату залетает прохладный воздух, чуть теребя светлые шторы. Я глажу твои плечи, выводя узоры из твоих веснушек. Затем перехожу на короткие рыжие волосы, перебирая отдельные рыжие прядки. А ведь такие длинные были. Твоё лёгкое дыхание касается моей кожи, а голова лежит на моей груди, доставая волосами до лица щекоча, отчего ты можешь слышать моё размеренное сердцебиение. Твоя длинная нога по-собственнически легла на две мои. Тонкие пальцы обводят мои многочисленные шрамы, но с особым трепетом только пять. Я знаю наверняка, что в этот момент ты виновато прикусываешь губу, сожалея и прокручивая в голове те события, поэтому целую твою макушку. Беру пачку сигарет с тумбочки у кровати, закуриваю одну, отчего ты морщишься от едкого дыма, но не высказываешь претензий. Терпишь. Если честно, ещё в тот момент, когда впервые открыл глаза после своей смерти, я понял, что не могу оставить тебя. Я вытащил тебя из Крестов, отчасти понимая, насколько ты опасен. Потом даже отправился в Сибирь вытащить тебя и оттуда, потрёпанного, но живого. А затем остался с тобой насовсем, понимая, что ты не сможешь без меня. Хотя, я ведь уже признаться тоже не могу без тебя. Потому что люблю.