Ноты

За всей этой веселухой и немного потраченными нервами вы и не замечаете, как парк закрывается, а на улице становится темно. Бедная Лиён так набегалась, что уснула прямо на руках отца, стоило ему её поднять, чтобы отнести к машине. Ты шла чуть поодаль, смотрела на эту парочку и что-то чисто женское мягко трепетало внутри. Юнги усаживает дочь в кресло, пристегивает и сам быстрее ныряет в машину, где ты уже включила обогреватель. Может быть на улице и лето, а Лиён в шортах и футболке явно будет холодно в столь поздний час. — Не буди Лиён, давай я на такси доеду. — Что? — Мин удивлённо поворачивает на тебя голову, даже замирает, так и не щёлкнув ремнем безопасности. — Я поеду домой на такси. — Хрена с два, — он все же пристегивается, заводит машину и без лишних слов выезжает на трассу. — Поедем к нам, отдохнёшь от своих дел и будильников. — Я ищу работу, Юнги, мне нужны эти будильники. — Вот уж одну ночь фондовый рынок без тебя простоит. Мужчина показывает тебе язык на твой возмущенный взгляд, но все равно поправляет рукой поток радиатора, чтобы тот грел твои голые ляжки в шортах. У него до сих пор руки чешутся вернуться и найти того мудачину, но он взрослый уравновешенный человек и не станет ломать носы направо и налево. Если не потребуется. Вы доезжаете до дома предельно быстро по пустым дорогам, выгружаетесь из машины и спокойно поднимаетесь в чужую квартиру. Ты помогаешь Юнги снять с Лиён сандалии, пока тот держит девочку на руках, семенишь за ними в детскую и аккуратно раздеваешь девчушку, когда Мин кладет её на кровать. Она под одеялом кажется ещё меньше, а мирное посапывание делает её похожей на хомячка. Лишь бы клетку по ночам не грызла. Ты тихо выбегаешь из её комнаты вместе с Юнги, вы закрываете дверь и идете на кухню, где уже давно поставлен чайник. Мин наливает тебе чашку горячего чая, который ты как-то оставила у них, а потом уводит с кухни в свою спальню, плотно закрывая дверь. У мужчины комната красивая, лаконичная. Она отлично подходит под его характер, и даже старенькое пианино, о котором ты знать не знала, придает ей определенный шик, схожий с хозяином. Юнги смотрит за тобой изучающе, сканирует каждое плавное движение молодой женщины и искренне удивляется, как тебя никто еще не забрал себе. В тебе есть все, чтобы мужчина был счастлив. Чувство юмора, стойкость, девичья красота и, он уверен, прекрасное умение готовить, а если это и не так, то он готов заниматься этим сам. Когда только мысли смогли дойти до такого? Ты вздрагиваешь довольно ощутимо, когда шеи касаются чужие губы. Ставишь горячую чашку на высокий комод, где уже стоит одна, и разворачиваешься в больших руках, встречаясь с томными глазами. Юнги был слишком красив без уложенных волос и дорогих костюмов. Такой домашний, простой, порой с растрепанными волосами и в потрепанной временем футболке, но даже это не смягчает огня на дне черных зрачков. Он опускается к твоим губам первым, просто прижимается плотно и мягко, а ты выдыхаешь слишком загнанно прямо ему в рот и притягиваешь Мина за шею ближе. Мужчина мычит в поцелуе, слегка кусается и руками не может прекратить мять чужое тело, стягивает большую рубашку с худых плеч и сам избавляется от футболки. — Лиён спит в соседней комнате, Юнги, — ты ладонями упираешь в его голую грудь, когда его губы вновь переходят на шею, опаляют горячим дыханием, а наглые пальцы давно пролезли под шорты и беспардонно мнут ягодицы. — У меня в комнате стоит хорошая звукоизоляция. Он не хочет останавливаться, слишком соскучился за всё то время, что вы не виделись, а сейчас раздевает вас обоих почти жадно, разбрасывая одежду по комнате. Тебя валят на кровать слишком неожиданно, что ты даже взвизгиваешь негромко, тут же закрывая рот ладонями. Мин с такой тебя посмеивается добро, любуется разбросанными на подушке волосами и подползает ближе. На вас из одежды остались лишь трусы, но атмосфера в комнате нагрелась до такой температуры, что даже они кажутся чем-то удушающим и тяжелым. Мужчина над тобой улыбается тебе хитро, скидывая челку с глаз одним резким движением головы. Он обманывает тебя нагло, когда вместо губ касается шеи, выбивая весь воздух из легких. Ты пальчиками зарываешься в его волосы, оттягиваешь чуть у корней и закусываешь щеку изнутри, пока глазами следишь за его поцелуями по всему телу. Сейчас все не так, как тогда в машине. Вы открыты, не скованы тесным помещением, вот только накал между вами становится лишь больше. — Стой. Мин чувствует, как ты ощутимо вздрагиваешь, стоит ему снять с тебя белье окончательно и головой удобнее устроиться между когда-то разведенными ногами. Он непонимающе смотрит на тебя, скользит взглядом по красным щекам и ощутимее сжимает бедра пальцами. — Что? — Не надо так. Я не думаю, что всё пойдет хорошо. — Что может пойти не так? Юнги целует тебя рядом с коленом, разводит их аккуратно и умещается между ними, осматривая тебя снизу вверх. От твоего тела пышет жаром, если бы не знать, чем вы тут занимаетесь, можно было бы сказать, что в комнате включен обогреватель. — Тебе почти тридцать, и ты хочешь сказать, что до этого тебе никто не отлизывал? — Ты можешь заткнуться, пожалуйста? У тебя из груди вырывается обреченный стон, стоит мужчине горячим дыханием опуститься к промежности, а потом провести по ней горячим языком. Мин слышит, как грузно ты выдохнула после этого, как облизала губы, захватывая нижнюю в плен зубов, а потом глянула на него из-под опущенных ресниц. Юнги смотрит тебе прямо в глаза, измывается, когда языком раздвигает половые губы и широко давит на клитор. Он словно знает, что от новых ощущений тебе уже хочется затрястись в агонии, потому что это оказалось приятнее, чем собственные пальцы. Благо, его экзекуция проходит быстро. Мин поднимается с лежачего положения, стягивает с себя боксеры и без промедления раскатывает презерватив по давно вставшему члену. Он наклоняется к тебе ближе, облизывается показушно и опирается руками по обе стороны от твоей талии. — Твой бывший был прав, — начинает непонятно он. — Ты действительно очень вкусная. И вы оба почти задыхаетесь после этих слов, потому что в тебя входят одним медленным слитным движением, проходясь по всем эрогенным зонам по пути. Юнги проделывает так еще несколько раз; входит до основания, а потом выходит так, что ты чувствуешь лишь головку, но даже от таких манипуляций ты тихо стонешь и поджимаешь пальчики на ногах. Мин сам взял весь сегодняшний процесс на себя. Мужчина качает тебя на волнах нежности и удовольствия, затем ускоряется, набирает более смелый и равномерный темп, который сам может выдержать в твоей узости, и стонет по-мужски тихо, с хрипотцой, стоит тебе ноготками пробежаться по его коже, задевая твердые соски. У него не было никакой модельной внешности и супер крутого телосложения, но сейчас, когда Юнги вот так работал над тобой, он казался круче самого Аполлона со сбитой челкой и потом на висках. Ты видишь, как на сильных мужских руках проступают вены все сильнее и чувствуешь, что Юнги на пределе, поэтому сжимаешься вокруг него чуть сильнее, пальчиками проходясь по бокам. Ему хочется доставить удовольствие за все, что Мин для тебя сделал, но, кажется, он и сам прекрасно обо всем позаботится. — Ты веришь мне? — его голос слышен с перебоями от такого темпа, но ты киваешь ему со стоном, когда Юнги толкается сильнее, задевая эрогенные зоны. — Ты только не нервничай, я никогда не сделаю тебе больно. И ты веришь ему даже тогда, когда большая мужская ладонь опускается на твою шею, несильно сжимая. Он видит весь накатившийся страх в твоих глазах, чувствует твои руки на запястье, но ты не сопротивляешься, просто инстинктивно пытаешься вернуть себе способность дышать. Намного вас не хватает. Еще пара толчков, и Юнги кончает с хриплым и долгим стоном в презерватив, все еще оставаясь в тебе, а ты, позабыв старые ощущения, отдаешься оргазму следом, стоит Мину разжать пальцы. Он на пару минут остается между твоих сведенных ног, что плотно сжали его бока после оргазма, а потом все же выскальзывает, снимая презерватив и бросая его в урну. Ты кладешь ладонь себе на живот, боишься раскрыть глаза, чтобы не оказаться сейчас в своей квартире, но дедовские кряхтения возвращают тебя в реальность, где ты все еще лежишь в комнате Мина. — Ох, кажется, я уже слишком стар для этого дерьма.