Ведьмы Алистера

      Огни полицейских мигалок слепили и заставляли щуриться. Напряженная, она стояла на бордюре, взглядом скользя по покорёженным машинам и людям, что столпились вокруг них. Порывы холодного осеннего ветра бросали её короткие светлые волосы из стороны в сторону, мешая следить за происходящим. В который раз она уже заправила их за уши, но тщетно — ветер вновь подхватывал пряди и швырял в лицо. Девушка собрала их рукой, да так и стояла, держа волосы и злым взглядом сверля тёмную трассу.       Ожидание было долгим, и она уже не просто начинала злиться, а приходила в бешенство, ведь полицейские ходили кругами вокруг участников аварии, мельтеша от одной кучи металла к другой, словно мухи. Создавая, как ей казалось, лишь видимость работы.       Девушка глубоко вдохнула и выдохнула, мысленно пытаясь успокоить себя, хотя всё внутри неё клокотало: хотелось подойти к полицейским и отвесить каждому по смачному подзатыльнику для скорости.       Где-то вдалеке раздался вой сирен, а затем показались огни скорой помощи. Она проследила взглядом за приближающимися мигалками, не зная, радоваться их появлению или нет, потому что в голове настойчиво билась одна-единственная мысль:       «Надеюсь, он не выживет».       Навязчивая мысль. Неправильная мысль. Воспитанные девушки не должны так думать. И она это понимала, но отделаться от этой мысли не могла, ведь его смерть была тем, чего ей хотелось больше всего. Точнее, она думала, что ей этого хотелось.       Ей явно стало бы легче, если бы человек из той машины просто не выжил. Возможно, тогда пропало бы чувство давящей пустоты где-то внутри. По крайней мере, девушке хотелось в это верить, ведь если мужчина выживет, то ничего точно не изменится.       Врачи, доктора, медработники — или как их там ещё называют, — высыпались из машин скорой помощи и присоединились к танцу, который уже отплясывали полицейские и зеваки на холодном ветру. Единственное, чего девушка никак не могла понять, так это откуда взялись сторонние наблюдатели на объездной трассе в столь позднее время суток. Но, немного поразмыслив, она пришла к выводу, что в их маленьком городке любое малозначимое событие становится целой сенсацией за считанные минуты. А авария на объездной трассе, в которой пострадали целых две машины — это, соответственно, огромная сенсация.       — Марта Рудбриг? — обратился к ней подошедший полицейский, и она лишь кивнула ему в ответ, не видя особого смысла спрашивать имя мужчины. — Мне сообщили, что вы приходитесь родственницей пострадавшему, можете уточнить, кем именно?       — Дочь, — сухо ответила та, немного удивившись, что полицейский не знает, кто она. Возможно, он спрашивал чисто «для справки», чтобы хоть как-то завязать разговор, а возможно, Марта чересчур накручивала себя и искала скрытые смыслы там, где их не было. Сегодняшний день выдался тяжёлым, и нервы уже были ни к чёрту.       «Пострадавший» — слово-то какое красивое, девушка так и видела его в заголовке завтрашней местной газеты, выведенное большими красными буквами.       Полицейский сделал несколько пометок в планшете, который держал в руках, а затем поднял взгляд и посмотрел на Марту с сочувствием.       — Вашего отца достали из машины и сейчас начнут грузить в скорую. Вы поедете с ним?       — Он жив? — холодно спросила Марта.       — Да, но в критическом состоянии… — полицейский сделал паузу, помявшись, натолкнув Марту на мысль, что он, скорее всего, ещё новичок, — а затем коряво продолжил, словно тщательно подбирая слова: — Но вы не переживайте раньше времени — ребята говорят, что у него есть шанс выкарабкаться… может, всё и обойдётся…       — Ребята? — непонимающе переспросила девушка. Картинка в её голове не складывалась. Ей представились маленькие дети в сланцах и летних шортах, которые бегали вокруг машины и обсуждали, все ли хорошо с её отцом: жив — не жив? Кто-то плачет, кто-то смеётся, а кто-то ковыряется в носу. И всё это на фоне царившей на объездной дороге неразберихи.       — Ну… да… ребята из неотложки… Так вы поедете с ним?       — Ясно, — недовольно хмыкнула Марта. Картинка сложилась. — Да, я поеду с ним.       Больше ничего не сказав, она аккуратно спустилась с высокого бордюра, на котором стояла всё это время, на проезжую часть и направилась к машине скорой помощи. Её походка была быстрой, но тяжёлой, казалось, будто всё своё раздражение она выплёскивала ударами каблуков об асфальт. Хотя почему казалось? Так оно и было. Сегодняшний день от начала и до конца был испытанием для её способности держать себя в руках и рационально мыслить. И стоило отдать ей должное — Марта пока держалась.       Она обходила обломки машин, стараясь не наступать на разлетевшиеся повсюду осколки стекла и лужи бензина и моторного масла. Девушку совершенно не прельщала мысль отмывать потом свои любимые осенние ботильоны неизвестно от чего.       В голове появилась шальная мысль кинуть в одну из луж подожжённую спичку, чтобы рядом со скорой, в которую грузили её отца, вспыхнул пожар. Но было слишком много свидетелей, и шанс того, что кто-то из зевак непременно снимет инцидент на видео, заставил Марту отказаться от этой прекрасной идеи. В основном потому, что у неё не было с собой спичек.       Марта одёрнула себя — так и хотелось, чтобы кто-то подошёл, взял за руку и строго приказал: «Хватит! Прекрати уже срывать струпья с зарубцевавшейся раны!». К сожалению, у неё такого человека не было, и нравоучать себя приходилось самой.       Марта подошла к машине скорой помощи как раз в тот момент, когда каталку с её отцом закончили грузить.       — Кто вы? — с улыбкой спросил санитар, заметивший её. Он начал закрывать одну из задних дверей и замер, держась за ручку.       Марта перевела взгляд с распахнутых дверей машины на мужчину, окликнувшего её. Высокий, хотя по сравнению с Мартой все люди были высокими, и широкоплечий. Тёмные, то ли каштановые, то ли и вовсе чёрные волосы — ночью и не разглядишь — торчат из-под шапки. Глаза тоже тёмные, а нос кривит, явно не единожды сломанный. Обычный такой мужчина, с самой что ни на есть типичной внешностью. Такими, как он, можно иллюстрировать художественные журналы с пометкой «стандартная мужская особь». И всё бы ничего, вот только его улыбка была уж слишком широкой для медика на месте ДТП.       — Дочь пострадавшего, — повторила Марта, стараясь не скривиться, когда слова сорвались с её губ. — В какую больницу его повезут?       — Святого Моисея. Она ближе всего.       Ближе всего… нет бы так и сказал, что это единственная больница на весь город, какой она, собственно, и была.       — Понятно, — Марта недовольно поджала губы. Если бы они выбрали больницу подальше, к примеру, в соседнем городе, её отец, скорее всего, просто не дожил бы. — Какая жалость… Я же могу поехать с ним?       — Да, конечно. Запрыгивайте.       Санитар отошёл в сторону, пропуская Марту в салон. Она схватилась за ручку и забралась в фургон, где находились ещё два врача неотложки и отец. Он лежал на носилках, перетянутый ремнями. В фургоне скорой помощи он, обычно грузный и высокий человек, выглядел слабым и ничтожным. Порванный чёрный костюм ещё больше подчёркивал бледность перепачканного кровью лица, прикрытого кислородной маской. Тёмные волосы грязными паклями прилипли ко лбу. Дышал он слабо — маска едва покрывалась паром, который тут же пропадал.       Марте никогда раньше не приходилось ездить в машине скорой помощи, так что она заинтересованно разглядывала огонёчки и трубочки, назначения которых не знала.       Девушка села на свободное откидное сиденье рядом с доктором — или же докторессой? — потому что та определённо была женщиной, хотя в мешковатой спецформе все врачи на одно лицо.       Санитар, оставшийся на улице, закрыл вторую дверь, обошёл машину и сел к водителю — по крайней мере, так решила Марта, после того как услышала хлопок ещё одной двери.       Всю дорогу до больницы девушка безотрывно следила за мониторами датчиков, к которым был подключён её отец. Она понимала, что должна была расстраиваться, когда его пульс на мониторах то ускорялся, то замедлялся. Умом понимала, а сердце не откликалось. Её чувства были смешанными. Девушка буквально ощущала, как её мотает от злости до усталости и обратно, а где-то между ними ещё умудрялись проскользнуть ненависть и непонимание.       Вся эта гремучая смесь выливалась в нечто, что было скорее действием, чем чувством. Злорадство — вот что она испытывала. После всего того, что он учинил, ему должно было быть плохо. Марте вспомнилось сегодняшнее утро, но она отогнала от себя эти мысли. Сейчас не время. С тем, что ждало её дома, она разберётся, когда вернётся — незачем нагружать голову ещё и этим.       Марта не знала, какие эмоции отражались на её лице, но почему-то докторесса, сидевшая к ней ближе всего, похлопала её по руке и обнадёживающе произнесла:       — Не переживайте так сильно, ваш отец выкарабкается… верьте в это — и всё будет хорошо…       Марта еле сдержала смешок, который был готов сорваться с её губ.       — Конечно… всё непременно будет хорошо…       Стеклянная створка, ведущая в кабину водителя, открылась, и в проёме появилась голова того самого всё ещё улыбающегося санитара.       — Мы подъезжаем. Будьте готовы.       Марта посмотрела на наручные часы — они ехали уже минут десять, и за всё это время её отцу ни разу не стало критически плохо.       Машина скорой помощи вскоре остановилась. Двери распахнулись, и Марта первой вышла, вновь становясь сторонним наблюдателем происходящего. Откуда-то налетела туча медицинского персонала — они буквально окружили машину. Каталку с её отцом быстро спустили по пандусу. Марту не особо интересовали манипуляции, которые проводили над отцом, прежде чем повезти его к дверям, над которыми висела огромная светящаяся вывеска «Отделение неотложной медицинской помощи».       Немного постояв и подумав над необходимостью своего присутствия в больнице, Марта всё же последовала за персоналом, мысленно прикидывая, сколько нулей будет в счёте на медицинские услуги, и пытаясь вспомнить номер страхового полиса отца.       «Почему от него всегда столько проблем? Даже вот умереть спокойно — и то не может».       — Вам дальше нельзя, — остановил её санитар, протянув руку перед девушкой и преграждая тем самым путь.       — Почему? — непонимающе спросила Марта. Она была настолько погружена в свои мысли, что его появление стало для неё неожиданностью.       На губах санитара появилась очередная лёгкая улыбка, и Марта сразу же решила, что он насмехается над ней, и его следующие слова — или, скорее, тон — ещё больше убедили её в этом.       — В операционную родственникам путь закрыт, — рукой он показал на горящую табличку «Вход воспрещён» над стеклянными дверьми впереди.       — Ясно, — протянула Марта, недовольная тем, что санитар продолжал улыбаться. Эта улыбка её бесила.       Конечно, её отношения с отцом не были такими уж тёплыми, да и не сказать, что она так уж сильно была расстроена тем, что он попал в аварию, но одно она знала точно — насмехаться над человеком, член семьи которого находится в операционной, недозволительно и отвратительно. Так что Марта не смогла сдержаться. Хотя, возможно, она всего-то нашла человека, на котором можно было сорвать злость.       — Вы понимаете, что ведёте себя неправильно? — спросила она, направив в него суровый взгляд и уперев руки в боки для внушительности. Она всегда так делала, потому что внушительности ей как раз и не хватало.       — Что вы имеете в виду? — раздражающая улыбка не сползала с его лица, но явно дрогнула.       — Вы улыбаетесь! Вы хоть понимаете, что вести себя так перед человеком, у которого в семье случилось такое… это мерзко… Вам что, не преподавали уроки этики в детстве? — и только произнеся свои слова, Марта поняла, насколько они нелепы, но отступать было поздно.       — Что?.. Нет… простите… Я ни в коем случае не насмехаюсь над вами! — принялся оправдываться тот, наконец-то перестав улыбаться.       — Тогда что? — продолжила давить на него Марта, чувствуя себя сукой, докапывающейся до ни в чём не повинного человека.       — Просто… — начал было санитар, но запнулся.       — Просто — что?       — Просто вы безумно милая, — словно сдаваясь, произнёс он, всплеснув руками.       — Милая? — недоверчиво повторила Марта. Его ответ обескуражил её.       — Ну да… я всегда улыбаюсь, когда вижу милых людей. Это как условный рефлекс… Вы же улыбаетесь, когда видите милых котят или щенят?       Разговор стал нелепым. Марта скривилась, не зная, как отреагировать. Её отчего-то не оставляла мысль, что он говорил неправду, просто пытаясь выкрутиться, сказав что-то, что шокирует её. И если таким был его план, то он удался.       — Никогда, — холодно ответила Марта, ощущая дискомфорт и испытывая желание развернуться и уйти. Санитар казался ей по-настоящему странным.       — Правда? — неуверенно спросил он, вскинув брови.       — Абсолютная, — равнодушно пожала плечами Марта. Она потеряла интерес к разговору.       — Странно, — вновь улыбнулся он, — вы выглядите, как человек, которому должны нравиться животные.       — Не делайте преждевременных выводов. Обычно это ни к чему хорошему не приводит.       — Обычно я не ошибаюсь в людях, — его улыбка стала ещё шире.       Марта так никак и не могла понять, чему он улыбался. Да и вообще, к чему этот разговор? Она даже подумала, не пытается ли он её закадрить, но тут же одёрнула себя — настолько абсурдной была эта мысль.       — Меня, кстати, Джон зовут, — внезапно представился санитар.       Марта сделала глубокий вдох, чтобы не послать к чёрту навязчивого собеседника.       — Знаете, Джек, в жизни всё бывает впервые, и на мой счёт вы ошиблись. Где я могу оплатить больничные счета?       Санитар на мгновение оторопел от резкого тона девушки и не менее резкой смены темы, но в следующий момент с его лица наконец пропала раздражающая улыбка, и он сухо ответил на заданный вопрос:       — Операция только началась, и неизвестно, сколько она ещё продлится, — пожал плечами мужчина.       — И?       — Счетов пока нет.       — Понятно, — её губы сжались в тонкую линию, а на лбу проступили мимические морщинки. — Тогда где я могу оставить свои данные, чтобы со мной связались после операции?       — Вы не хотите подождать? — неверяще произнёс мужчина.       — Я оставлю свой номер, чтобы мне всё сообщили после того, как это… — Марта указательным пальцем обвела двери, ведущие в операционную; в свете люминесцентных ламп её старинный рубиновый перстень пускал блики на стены, — … закончится… Не вижу смысла ждать здесь, раз неизвестно, на сколько операция растянется.       — Вы можете оставить свои данные в регистратуре.       Отчего-то его ответ был совсем уж не радушным, но Марта, похоже, знала причину. Он либо был разочарован, что ошибся в своих суждениях касаемо её характера, либо же понял, что с ней ему ничего не светит. Вот только на оба варианта Марте было плевать. Его проблемы — пусть сам их и решает.       — И где же я могу найти регистратуру? — она широко улыбнулась, чтобы немножко поиздеваться над ним. Было приятно наблюдать за тем, с каким разочарованием он на неё смотрел.       Мужчина, казалось, пытался найти что-то в её лице, а Марта лишь натянула улыбку пошире и вскинула брови, ожидая ответа.       — Вернитесь по коридору к выходу и поверните направо, там будет основное отделение неотложки и регистратура, — наконец произнёс он и выдохнул.       — Благодарю, — коротко ответила Марта с некоторой издёвкой в голосе и, развернувшись на каблуках, поспешила прямиком в направлении регистратуры.       Ей не хотелось оставаться здесь ни минутой дольше. Не то чтобы ей было некомфортно в больнице, но она не любила тратить время впустую. Сегодня у неё было ещё много дел.       Санитар Джон не обманул: справа действительно оказалась регистратура.       Разговор с медсёстрами был коротким. Пара фраз — и в её руках оказались бланки, которые необходимо было заполнить, чем Марта и занялась. Она быстро по памяти записала персональные данные её отца и себя самой, выступающей в роли его опекуна. Она впервые находилась в этой роли, и оттого чувствовала себя немного неуверенно и некомфортно, благо медсёстры попались доброжелательные, терпеливо отвечая на каждый её вопрос, что значительно облегчило задачу. И вскоре, с чувством выполненного долга, девушка отдала заполненные бумаги и покинула больницу.       На улице Марта поймала такси и направилась прямиком в особняк Рудбригов. Забавная, конечно, штука, но в подростковые годы у неё язык не поворачивался назвать это место «домом», так что она скептически окрестила его «особняком Рудбригов» и, каждый раз возвращаясь туда, чувствовала себя пловцом, набирающим полную грудь воздуха перед погружением. Годы шли, и подростковый максимализм поутих, а привычка называть «дом» подобным образом — осталась.       Для Марты такое понятие как «дом» всегда привязывалось к людям, а не к месту. Её «домом» были мать и сестра, но никак не особняк Рудбригов, в котором после смерти матери она и дышать-то не могла, хотя и до этого ей всё равно было там некомфортно. Её мама, тёплая и светлая Терра Рудбриг, всегда была буфером между Мартой и отцом, тщетно пытаясь сглаживать холод их отношений. И временами у неё это даже получалось, вот только то время закончилось.       Марта тяжело вздохнула, когда такси остановилось возле высоких кованых ворот, и, рассчитавшись с водителем, вышла из машины. Впереди её ждал тот самый «особняк Рудбригов». Она толкнула тяжёлую металлическую калитку, и та с протяжным скрипом подалась вперёд. Сколько девушка себя помнила, калитка всегда скрипела, и ничто из того, что пробовали, не помогало справиться с этой проблемой.       Марта прикрыла за собой калитку, которая не несла никакой защитной функции: на ней никогда не было даже шпингалета, чтобы её можно было закрыть.       Девушка прошла по узкой дорожке, вымощенной природным камнем, по обе стороны от неё всё ещё цвели розы, несмотря на позднюю осень, которая до недавнего времени стояла тёплой, но морозы уже начинали брать своё, и некоторые бутоны почернели.       Старое поместье в глазах Марты всегда выглядело идеальным жилищем ведьмы. Двухэтажный дом, строители которого не имели ни малейшего понятия о симметрии, производил нужное впечатление с его тёмными фасадами, высокими фронтонами, огромными распашными окнами в мелком переплёте и большим чудным дымоходом. Это место будто кричало: «Здесь живёт могущественная ведьма! Гадание на картах и любовное зелье по акции!»       Марта усмехнулась своим мыслям, доставая ключи из сумки. К счастью, в этом доме никогда не жила могущественная ведьма, и Марте хотелось верить, что её тут и не появится, ведь она знала, что ведьмы существуют, и не испытывала ни малейшего желания с ними связываться.       Она вставила ключ в замок и повернула его три раза, после чего дверь распахнулась внутрь. Первое, что насторожило Марту, — горящий в холле свет, который она точно выключала, уходя.       Она вошла внутрь и прикрыла за собой дверь, на всякий случай не став закрывать ту на замок.       — Мегги? — позвала она, отдалённо заметив, каким взволнованным стал её голос.       Из смежной с холлом гостиной вышла худощавая светловолосая девочка. Довольно высокая для своего юного возраста — Мегги почти доставала Марте до плеча. Нервно теребя край ночной сорочки, сестра взволнованно и укоризненно смотрела на Марту. Одним своим взглядом она умудрялась передать такую степень недовольства, для которой остальным нужна целая часовая тирада.       — Где ты была? — её голос дрожал.       — Дай угадаю: ты опять включила везде свет? — спросила Марта, закрывая дверь на щеколду и не то чтобы игнорируя заданный вопрос, но стараясь отвести внимание сестры в другую сторону.       Не тут-то было.       — Где ты была? И где папа? — вновь спросила девочка, и Марта поняла, что ей не отвертеться.       — Отец в больнице, я ездила к нему, — холодно ответила Марта, сев на банкетку у входа, и принялась снимать свои короткие сапожки с вычурным названием. Она брезгливо поморщилась, всё же заметив пятно машинного масла.       — Что? — взвизгнула Мегги, подлетев к ней. Она уставилась на сестру своими большими зелёными глазами. — Что с папой?       — Он попал в аварию, — пожала плечами Марта.       — Что? О боже! Как так получилось? С ним всё в порядке? — тараторила девочка.       Несмотря на тревогу и панику, что читались в глазах сестры, Марта не считала нужным скрывать от неё правду. Ведь ей и без того было хорошо знакомо чувство, когда намеренно скрывают что-то важное. Да и Мегги потом сама бы всё выяснила и дулась бы на сестру, которая не рассказала всю правду сразу.       — Я не знаю всех подробностей, — ответила Марта, снимая плащ и вешая его в шкаф для верхней одежды.       — Почему ты не взяла меня с собой? — с обидой в голосе буркнула Мегги. — Ты же знаешь, я боюсь оставаться одна… тем более ночью… Да ещё и папа! Я должна была быть там. Ты отвратительная старшая сестра!       — Уж какая есть, — не стала спорить Марта и щёлкнула выключателем.       Свет в холле мгновенно погас, и от неожиданности Мегги взвизгнула.       — Ты что творишь? — её дыхание сбилось.       В холле не стало темно, потому что из гостиной в него продолжал литься свет, и Марта отчётливо видела, как подрагивали плечи сестры. Ей совсем не хотелось пугать её подробностями на сон грядущий, а то будет ещё всю ночь ворочаться и толком не выспится.       — Пошли в постель. Утром что-нибудь решим.       Она взяла сестру за руку и повела по витиеватым коридорам в сторону хозяйских спален, попутно выключая весь свет, который Мегги успела включить. Она завела сестру в принадлежащую той спальню и уложила её в кровать. Их с Мегги комнаты сильно отличались. Марта всё ещё помнила, с каким воодушевлением её обычно холодный отец делал ремонт, когда пришла пора отселять Мегги из родительской спальни. Комната Мегги, вопреки представлениям о милой розовой девчоночьей спальне, была тёмно-зелёной с большой мягкой кроватью и коврами с длинным ворсом, которые покрывали деревянные полы. Игрушек здесь было достаточно, но все они стояли в идеальном порядке на полках вперемешку с книгами, которые отчего-то прельщали сестру куда больше, чем плюшевые зверята, с которыми подобает играть девочке её возраста.       Марта очень любила свою маленькую взрослую сестрёнку. Пожалуй, Мегги была единственной в семье — включая саму Марту — кто относился к ней, как к обычному человеку, а не бомбе замедленного действия, за которой нужен глаз да глаз. И только рядом с сестрой Марта тоже чувствовала себя обычной.       Она укрыла сестру одеялом и села на край кровати.       — Я посижу с тобой, пока ты не уснёшь, — впервые за день она искренне улыбнулась. Ей не хотелось, чтобы Мегги переживала.       — Только свет не выключай, — настойчиво потребовала девочка.       — Как скажешь, — усмехнулась Марта и взяла с прикроватной тумбы книгу, которую сестрёнка начала читать сегодня вечером. Она открыла её на заложенной странице. — Тебе почитать на ночь?       — Нет. Я спать, — покачала головой девочка и зевнула. — Читай про себя, потом обсудим, о чём там рассказывается.       Марта вновь усмехнулась. Факт был неоспорим: Мегги была милым, но до безобразия избалованным ребёнком. Хотя, возможно, она просто точно знала, чего хочет.       Чтобы скоротать время, пока сестра заснёт, Марта начала читать про себя, не особо вникая в смысл прочитанного. Её мысли были далеко. В «особняке Рудбригов» всегда существовало негласное правило: чердак принадлежал маме, а подвал — отцу. Глупое, конечно, правило, Марта даже не знала, когда оно появилось. Просто когда родители ссорились, отец тихо, лишь недовольно сопя, уходил в подвал и громыхал там. Девушку туда нисколько не тянуло, хотя спускаться в подвал ей никто не запрещал, с чердаком же у Марты отношения были ещё сложнее. Там находилось что-то наподобие маминого кабинета, в который Марта не заглядывала уже много лет.       Собственно, как и в подвал.       Последнее время отец вёл себя странно, пропадал в подвале чуть ли не часами, ещё и еду с собой таскал. Поэтому Марта и решила туда спуститься.       И то, с чем она столкнулась сегодня утром, напугало её. Она на своей шкуре знала, что её отец был не самым добрым человеком — нет, не жестоким, жестоким Алистера Рудбрига назвать было нельзя. Холодным и отстранённым — да, но и то только в определённые моменты.       Вот только Марта никогда не могла даже предположить, что он способен на нечто подобное. С утра у неё не получилось найти ответов — времени было слишком мало, ведь отец был дома, — но теперь ей никто не мешал. Конечно, жестоко было радоваться тому, что отец попал в аварию, но в то же время именно это принесло ей немного свободы действий.       Марта дождалась, пока Мегги заснёт, и погасила в комнате свет, оставив только ночник. После чего вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Марта знала, куда идёт. В подвал — и только туда. Больше оттягивать было нельзя.

***

      Марта достала ключ, что хранился в шкатулке со всякой мелочёвкой на тумбочке у входа, и, нацепив домашнюю куртку с резиновыми ботинками, вышла из дома. Прошла по узкой тропинке, обогнув дом. Хоть подвал и находился под домом, попасть в него можно было только снаружи. Марта отперла увесистый старый замок, что висел на такой же старой двери. Дубовая дверь была невероятно тяжёлой: ребёнок ни за что бы не открыл её, даже не будь на ней замка. Неудивительно, что в детстве Марта никогда не думала о том, чтобы спуститься в подвал. Она просто не смогла бы туда попасть.       В полумраке Марта нащупала выключатель и зажгла свет. Её ладони вспотели и начали подрагивать. Она ощущала, как сердце колотится в груди, но старательно игнорировала сей факт. Страх — не то чувство, которому она могла поддаться в данный момент. Вот только услужливая память так и подкидывала ей картинки из фильмов ужасов. Ей казалось, что в какой-то момент из-за спины появится отец и остановит её, схватив за руку. Но в реальности остановить её было некому, и девушка не знала, радоваться или огорчаться, потому что в душе самую малость хотела, чтобы кто-то пришёл и решил эту проблему за неё.       Марта спустилась по лестнице. Прямо туда — вниз. В окутанный тайной подвал, где на старом деревянном табурете сидел связанный человек.       Марта старалась шагать уверенно и не подавать виду, что мужчина, сидящий на стуле перед ней, её хоть как-то беспокоит. Хорошо хоть, что годы жизни в «особняке Рудбригов» научили её неплохо скрывать свои эмоции и чувства.       Она подошла к мужчине и резким движением сорвала с его рта липкую ленту, услышав, как он протяжно простонал. Похоже, это было больно. Она посмотрела на ленту, что осталась в её руках, и заметила несколько волосков, по-видимому, из усов мужчины. Марта мысленно скривилась, прекрасно зная, насколько больно бывает даже просто выщипывать брови, что уж говорить о том, когда тебе вырывают усы скотчем.       Краем глаза она заметила складной пластиковый стул, стоявший у стены, и, подтащив его к пленнику, села напротив него. Всё это время она ощущала на себе пристальный настороженный взгляд, от которого мурашки по спине бежали. Мужчина смотрел на неё не как пленник — как пленитель. Марта старалась сидеть максимально непринуждённо, при этом ощущая, что её позвоночник, натянутый, будто струна, просто не даёт ей расслабиться.       — Кто вы? — холодно и без тени сомнения спросила Марта. Уж чего у неё было не отнять, так это умения говорить величественно и наполнять каждое своё слово силой. В её жизни было слишком много женщин, с которых можно было взять пример.       Глаза пленника сузились, а на его высоком лбу проступили морщинки. Тусклый свет одинокой лампы бросал жутковатые блики, делая его исхудавшее лицо с ярко очерченными скулами и выступающим вперёд подбородком подобием гипсовой маски. Мужчина усмехнулся.       — Оливер Кромвель,— ответил он, а в его тёмных глазах заиграли чёртики.       То ли глупая ложь, то ли ирония, то ли насмешка — Марта так и не определилась, чего больше было в его словах.       — Неплохо сохранились, — подыграла пленнику девушка, подавшись вперёд. — Я не сильна в истории — сколько вам сейчас? Где-то 400 лет или уже больше? А шрам где?       Марта провела пальцем по шее, намекая на отсечённую голову.       — С каждым годом становлюсь лучше, как хорошее вино, — продолжил ухмыляться мужчина. Для пленника он был уж слишком спокойным и ироничным. — Для своих-то лет я и правда неплох. А что до шрама, то я с радостью бы показал — да вот только руки связаны.       — Неплохо было бы, если бы вы ещё и правду говорили, — Марта откинулась на спинку стула, ощущая, как спина предательски сопротивляется. Это была давняя проблема — каждый раз, когда Марта подходила к критической точке нервоза, её спина будто начинала жить своей жизнью, не давая ей свободно двигаться.       — А что такое «правда»? — он пожал плечами, а улыбка на его губах стала ещё шире.       — Вы не боитесь, — осенило Марту.       — Нисколечко.       — Ни меня, ни моего отца? — спросила Марта и только после поняла, насколько опрометчиво с её стороны было давать пленнику возможность понять, кто она такая.       — Надо же… дочь Алистера Рудбрига. Ты определённо могла бы быть опаснее своего отца, но есть одно «но» … — улыбка сползла с его лица бесследно, а глаза сжались в настолько тонкие щёлочки, что Марта засомневалась, мог ли пленник так хоть что-то видеть. — Вы с отцом совсем не похожи.       Общеизвестный факт. Они с Мегги были больше похожи на мать, чем на отца. Единственная их схожесть проявлялась в тонких губах с едва заметно опущенными уголками, что придавало их лицам вечный налёт печали. Хотя, возможно, мужчина имел в виду нечто другое. Марте, к примеру, и в голову бы не пришло держать человека в подвале.       — Если вы знаете, кто я, было бы неплохо, если бы я знала — кто вы, — Марта скрестила руки на груди. Её начинало раздражать его поведение. Она просто не понимала, зачем он отшучивается и пытается ломать комедию там, где это было неуместно. Девушка не могла представить себя в подобной ситуации, что уж говорить о вызывающем поведении.       Хотя уже то, что её отец мог держать в подвале человека, наталкивало на нехорошие мысли. Что, чёрт возьми, творил Алистер Рудбриг? Чем он вообще думал, связывая человека в подвале дома, где живут его дети? Ладно Марта, о ней он никогда особо не заботился, но Мегги…       Неужели он ни на секунду не задумался, что это может навредить ей?       Эти вопросы так же не давали Марте покоя, как и то, кем был человек, сидевший перед ней и внимательно изучавший её лицо.       — Зачем ты пришла сюда? — его тон был всё таким же игривым. — О… Неужели ты пришла освободить меня? Тогда почему не сделала этого ещё тогда, когда заходила сюда ранее? Утром, кажется?       Марта сжала руки в кулаки, её нервы были на пределе.       — Ваше освобождение зависит от ваших ответов на мои вопросы, — буркнула она. — Пока что у меня нет ни малейшего желания отпускать вас.       — Знаешь, твоё поведение наводит на мысль, что мистер Рудбриг даже не в курсе, что задумала его дочь. Сама-то не боишься, что папа по головке не погладит, если ты отпустишь меня?       «Как будто он хоть когда-то гладил меня по головке».       — Вы не хотите отвечать на мои вопросы? — спросила она, осознавая всю бессмысленность происходящего. Он не хотел сотрудничать, но и отпустить его она тоже не могла. Ведь первым местом, куда он пойдёт, непременно окажется полиция. А этого Марта не могла допустить никоим образом. Каким бы человеком ни был её отец, она не могла позволить Мегги стать дочерью психопата, похищающего людей.       — Мисс Рудбриг, знаешь, в чём между нами разница? — он сделал паузу, наверное, ожидая какой-то реакции от Марты, но та не пошла на провокацию. Она лишь молча смотрела на него. — Я знаю о тебе всё… абсолютно всё…       Марта ощутила, как где-то в глубине её души начинает зарождаться тревога. Нет, боялась она и раньше. Но слышать неприкрытую угрозу из уст пленника…       — Старшая дочь Алистера Рудбрига, преподавательница художественной академии «Мария-Роза». Что же ты там преподаёшь... — от его взгляда Марте стало жутко. Он следил за ней? — Ах, точно! Учишь малышей рисовать… И чем они думали, нанимая тебя на работу? Они хоть знают, кто ты? Нет, ну правда, кто тот человек, который додумался допустить теб—       — Надо же… — губы Марты искривились в лёгкой ухмылке. — Думаю, достаточно. Очень подробный рассказ, браво. Я даже в какой-то степени восхищена, хотя признаюсь, что довольно жутко слышать такие вещи от незнакомого человека.       В подвале повисла зловещая тишина. Было слышно, как едва покачивалась одинокая лампочка. И в этом молчаливом полумраке лишь они двое продолжали буравить друг друга взглядами. Незримое противостояние, в котором Марта не желала проигрывать.       — Это ведь не меня стоит запереть здесь, а тебя… Чокнутая ведьма!       В этот момент Марта заметила перепачканные кровью кабельные стяжки, что валялись на полу у задних ножек стула. Но было уже поздно…       Мужчина подскочил и в один шаг преодолел расстояние, разделявшее их. Марта не успела даже заметить, как его жилистые грубые руки сомкнулись на её шее, а ножки шаткого складного стула подкосились, и они вместе с мужчиной повалились на пол. Тупая боль разлилась по затылку Марты, отдаваясь гулом в ушах.       Всё произошло за долю секунды — и вот она уже лежит на полу, тщетно пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха, а кольцо из рук на её шее продолжает сжиматься. Узкие, как щёлки, глаза с безумием смотрели на неё, и Марте начало казаться, что кровь в её венах леденеет, хотя вполне возможно, что так сказывалась нехватка кислорода.       Не желая проигрывать, она попыталась поднять руки, чтобы ослабить хватку. Бесполезно. Мужчина всем телом навалился на неё, не давая пошевелиться, а взгляд его становился всё безумнее. Бороться было бессмысленно — в физическом плане он в три, а то и в четыре раза был сильнее её.       Как же она могла так просчитаться?       Сознание ускользало от неё, но она понимала, что нужно сделать хоть что-то… Всё не могло закончиться вот так.       — Ты уж прости, — прохрипел мужчина, — но таким, как ты, не место в этом мире.       Не место в этом мире? Да кем он себя возомнил? Вершителем судеб?       Его слова так сильно задели Марту, что она собрала остатки своего сознания и попыталась сосредоточиться. Ну уж нет! Она не умрёт от удушения в собственном подвале. Что за жалкая была бы смерть!       Несмотря на то, что её руки были придавлены к полу, она всё же смогла сжать их в кулаки, представляя, как точно такие же грубые жилистые руки сжимаются на шее бывшего пленника, перекрывая малейший доступ кислорода. Она видела это так чётко…       Марта ощутила, как хватка мужчины ослабла, и первый глоток воздуха ворвался в её лёгкие, проясняя разум.       Теперь уже задыхался пленник: он жадно глотал губами воздух, а его безумный взгляд всё так же был направлен на Марту, но теперь она видела в нём кое-что ещё: неподдельный страх.       — Ты… — прохрипел он.       — Я… — сипло вторила ему Марта, ощущая, как мужчина над ней продолжает терять силы, однако своей «хватки» не ослабила. Плевать на последствия, она не даст подобному ничтожеству убить себя.       Только когда глаза пленника закатились, и он рухнул на неё, Марта позволила себе расслабиться. Она разжала кулаки, ощущая энергию, которая тянущей болью отдавалась в руках. Она уже отвыкла от этого чувства.       Мужчина всё ещё дышал. Слабо, конечно, но дышал. Убить его для Марты было непозволительной роскошью. С немалым трудом она всё же смогла скинуть бессознательное тело с себя. Перекатившись на бок, попыталась встать хотя бы на четвереньки, но даже это было не так уж и легко: голова кружилась, а руки и ноги просто отказывались сотрудничать друг с другом.       Была бы её воля, она бы продолжила лежать и понемногу приходить в себя. Вот только это её желание тоже было непозволительной роскошью. Неизвестно, сколько времени этот мужчина пробудет без сознания — десять минут или десять часов, — но гадать она была не намерена.       Плывущим взглядом, Марта окинула подвал, ища хоть что-то, чем можно было бы его связать. Верёвку, кабель — даже машинный трос подошёл бы. Но единственным, что попалось ей на глаза, оказались пресловутые кабельные стяжки. Было ли разумно вновь связывать его ими, если один раз он уже смог из них выбраться? Только вот альтернатив у Марты всё равно не было.       Она поднялась и на дрожащих ногах поплелась к стеллажу, на котором лежала начатая пачка стяжек.       Да уж… Ну папочка и удружил. Запер в подвале чокнутого психопата, который, к тому же, знал их секрет. И что теперь делать?       Возможность быть раскрытой вселяла в Марту ужас. Как много в мире таких повёрнутых фанатиков, которые из страха захотят её убить? Да и как вообще этот человек узнал её секрет? В обычной жизни она ведь не использует свои силы. Хотя, вернее будет сказать, что она их вообще не использует.       Марта скептически посмотрела на валяющегося на полу пленника. Каков был шанс, что он специально вынудил её использовать способности, чтобы получить доказательства?       Ну нет, Марта махнула головой, отбрасывая эти мысли. Этот мужчина не производил впечатления настолько продуманного и гениального человека.       Вернувшись к нему, она опустилась перед ним на колени и, заведя его руки за спину, стянула их кабельными стяжками. На всякий случай стянула ещё и ноги. Поднять мужчину и усадить на стул она физически не смогла бы, поэтому просто оставила валяться на полу.       Поднимаясь по лестнице, Марта ощущала, как с каждым шагом сердце начинало биться сильнее. На последних ступенях оно уже было готово буквально выпрыгнуть из её груди. Марта не знала, был ли это страх или последствия проявления способностей.       Она с трудом закрыла за собой тяжёлую дверь подвала. Руки тряслись, и она минут пять стояла, просто пытаясь попасть в замок. Наконец справившись с непосильной задачей, девушка, едва передвигая ноги, поплелась к дому, мысленно коря себя за глупость. Почему она не предусмотрела этого? Почему не заметила те кабельные стяжки, что валялись на полу? Он играл с ней — и это бесило сильнее всего.       Поднимаясь по порожкам к входной двери, Марта держалась за перила. Своим ногам она уже не доверяла: они буквально дрожали под ней. Радуясь тому, что додумалась не запирать дом, Марта распахнула дверь и ввалилась в холл. Та захлопнулась за ней, а Марта, растянувшись на полу, с облегчением выдохнула. Каким же счастьем было просто лежать. Её сердце продолжало бешено колотиться о рёбра, но это волновало её меньше всего.       Главное, что сейчас она была в относительной безопасности, ведь маловероятно, что тот мужчина из подвала в данный момент сможет хоть что-то сделать.       Наверное, на сегодня её лимит стрессовых ситуаций был превышен — Марта и сама не заметила, как провалилась в сон прямо на полу.