***
Коул выглядел плохо. Ещё хуже, чем вчера. Щетина отросла сильнее, а под глазами пролегли тёмные круги — такие же огромные, как и у самой Марты. В свете тусклой лампы его кожа казалась землисто-жёлтой. Пленник смерил Марту безразличным взглядом и даже не удосужился встать с пола. Похоже, силы и вовсе покинули его. Марта поставила поднос на стол и прислонилась к стене, ожидая отца. Она не решалась заговорить с Коулом. Просто не знала, что сказать ему после вчерашнего. Нет, ей не было жаль. Но она и не знала, насколько обширной теперь была её власть над ним, а потому решила промолчать. Наверху лестницы послышались размеренные шаги. Походка Алистера Рудбрига была твёрдой и точной. Стук каблуков его туфель рикошетом отскакивал от стен. На последней ступени Алистер остановился, наткнувшись на невидимую преграду. — Давно не виделись, добрый друг, — сердечно протянул он, и от его яркой улыбки у Марты задёргался глаз. — Мистер Рудбриг! — Коул слегка оживился. — Я думал, вы уже мертвы. — Как видишь, всё ещё нет, — усмехнулся он, привалившись к стене. Отец больше не пытался пересечь границу тувротов. — Надеюсь, ты не сильно расстроился? Мужчина принюхался. — Чем тут так воняет? Марта показала жестом на ведро в углу, и они перекинулись с отцом понимающими взглядами. — Коул, я слышал, ты пытался придушить мою дочь? — его по-отечески добрый тон, которым он говорил только с Мегги, контрастировал с жуткими словами. — Я же говорил тебе даже не думать об этом. Но ты всё равно попытался это сделать. Глупо, конечно, но всем свойственно иногда совершать ошибки. Коул вперил в него холодный озлобленный взгляд. — Вы чокнутый псих! Псих, преклоняющийся перед грязными ведьмами! Глаза Алистера вспыхнули ненавистью. Образ наигранной доброты рухнул. — Не смей так говорить о моей семье! — его голос обжигал льдом, но тон при этом оставался всё таким же ровным. — Я предупреждал тебя, мальчик, но, похоже, в твоей голове напрочь отсутствует здравый смысл. Не смотри на меня так. Я не твой друг и уж тем более не человек, которого нужно спасать. Преклоняюсь перед ведьмами? Пожалуй, ты прав, но я не просто преклоняюсь перед ними — я их защищаю и, поверь мне, пойду на всё, чтобы такие, как ты, не смогли и пальцем тронуть моих дочерей. Марта ощутила, как от этих слов по спине пробежал холодок. Что ж, вот он, Алистер Рудбриг, которого она хорошо знала. Человек, которого стоило бояться. И так уж повелось, что, даже несмотря на их не самые тёплые отношения, Марта всё же принадлежала к тем людям, которых он защищал. Девушка усмехнулась. По тому, как Коул смотрел на её отца, — с толикой страха и ненависти — стало понятно, что теперь он наконец перестал считать его жертвой обстоятельств или марионеткой в руках жестоких ведьм. Но сейчас они пришли сюда не угрожать пленнику. Марта преследовала лишь одну цель: ей нужно было понять, работало ли то, что она сделала вчера в порыве злости. И если да, насколько силён был её контроль над пленником? Марта вновь взяла поднос в руки и, подойдя к мужчине, поставила его ему на колени. — Ешь. Глаза мужчины вмиг остекленели. Его рука медленно потянулась к приборам. Секунду спустя Марта увидела, как взгляд Коула проясняется и как в нём замирает ужас. Ужас и непонимание. Левой рукой мужчина схватился за правую, пытаясь остановить самого себя. Марта схватила его за руки. — Не сопротивляйся и просто поешь. Коул тяжело дышал. Его волосы взмокли и прилипли ко лбу. Он смотрел на Марту с негодованием и неприкрытой ненавистью. Его взгляд пылал на бледном измученном лице. Он изо всех сил сопротивлялся нарастающему в нём желанию исполнить приказ. Марта внимательно следила за мужчиной, пытаясь понять, насколько силён её контроль над ним. Пока что ей казалось, что её власть слаба. Или же он настолько силён, что может сопротивляться этой силе. Девушка предприняла ещё одну попытку: — Коул, ешь! И в этот раз он повиновался. Его взгляд не изменился, но рука медленно взяла ложку, и пленник уверенно начал есть. Марта выдохнула от облегчения. Даже если её власть не была безграничной, он всё же подчинялся ей. Возможно, она сама ещё была слаба, и оттого контроль был не полным. Марта надеялась, что причина была в этом. Пока Коул послушно ел, они молчали. Марта не осмеливалась смотреть на отца, сосредоточившись на мужчине перед собой. Мужчине, который ненавидел её всеми фибрами своей души. Это чувство ненависти по отношению к ней было для Марты в новинку. При этом пленник без устали буравил девушку гневным взглядом — но это не был взгляд сломленного человека. Скорее взгляд бойца, который при первой же возможности вцепится ей в глотку. От этой мысли у Марты по спине пробежал холодок. Коул пугал её. Пугал до дрожи в коленях. И девушка не знала, как побороть этот страх. Поэтому старалась выдержать это давление. Не сломаться, не отвести взгляда. Наполнить взгляд той же ненавистью, той же злобой. Если это и была игра, то только игра их сил воли. И Марта не могла позволить себе проиграть. Ни сейчас, ни когда бы то ни было ещё. И уж точно не ему.Глава 9. Возвращение Алистера
9 января 2021 г. в 11:20
За минувшие дни больница не сильно изменилась. А если быть точной, не изменилась совсем. В ней всё ещё кипела жизнь, хотя, пожалуй, это не совсем верное описание — в больнице всё ещё плясали жизнь со смертью. Или же это была игра в футбол: мячом были чужие жизни, а команды на поле — болезнями и врачами; и вот они бегают по своему полю (больнице), пытаясь выиграть или хотя бы не проиграть бой.
Марта причмокнула губами, пробуя описание на вкус. Да, пожалуй, оно ей нравилось. Нравилось описание, но не больница.
Сидя на кресле возле регистратуры и наблюдая за тем, как мимо шныряют врачи, пациенты и посетители, девушка сокрушалась, что не догадалась позвонить бабушке ещё при выходе из дома, чтобы заранее узнать номер палаты отца. Тогда бы ей сейчас не пришлось сидеть в живой очереди и ждать, пока одна единственная звонко говорящая медсестра, сидящая за стойкой, разберётся со всеми, кто был в этой очереди ещё до прихода Марты.
Почему вообще в регистратуре всего одна медсестра? Почему то и дело приходят другие сотрудники больницы и, вместо того чтобы помочь, отвлекают её ещё больше, не давая очереди продвинуться ни на йоту? Где, в конце концов, взять терпения, чтобы выдержать эту пытку и не начать кричать?
А если всё-таки закричать, медперсонал начнёт делать свою работу быстрее? Здравый смысл подсказывал, что они назло будут двигаться, как черепахи, а потом ещё и отойдут на чай, как только очередь дойдёт до Марты. Боже, ей всего-то и нужно что узнать кабинет врача и палату отца!
Может, пролезть без очереди?
Однако, смерив взглядом мамочку с ребёнком, который рыдал навзрыд, и разгневанную бабульку, у который вот-вот пар из ушей пойдёт, Марта решила подождать. Всё же у неё терпения больше, чем у этих двоих. Да и желанием как можно скорее встретиться с отцом она не горела.
Девушка задержала дыхание, медленно досчитала до десяти и вдохнула.
Когда мама ещё была жива, она несколько недель увлекалась йогой и медитацией и даже таскала Марту вместе с собой на эти занятия. Говорила, что одной ей скучно очищать сознание от посторонних мыслей. Будучи ответственным ребёнком, Марта посетила с мамой все занятия, ответственно ничего не делая и лишь слушая в уголке, как правильно дышать. Конечно же, Терры надолго не хватило, и в итоге она сказала, что ей уютно в своей голове вместе со всеми своими посторонними мыслями.
Так что о правильной технике дыхания для успокоения и концентрации Марта имела довольно посредственные знания, которые могла описать в трёх словах: «Надо дышать всегда!» — просто иногда — глубоко, иногда — медленно, а иногда — быстро.
Вот только сейчас ни одна из дыхательных техник не помогала успокоиться по-настоящему. Но хотя бы создавалось мнимое ощущение того, что Марта пытается успокоиться.
Медсестра из регистратуры кого-то позвала, и озлобленная бабулька поднялась с соседнего кресла и проковыляла к стойке, громко причитая, чтобы вся больница слышала, насколько тяжело ей живётся. Марта смерила бабушку холодным взглядом и, откинувшись на спинку неудобного жёсткого кресла, закрыла глаза.
— Мисс Рудбриг, — раздалось где-то прямо над ухом.
Марта распахнула глаза и посмотрела вверх. Что ж… эта встреча была ожидаема, но оттого не менее неприятна.
— Джек… — неуверенно протянула Марта, силясь вспомнить имя Мистера Улыбашки.
— Джон, — поправил санитар, казалось бы, нисколько не расстроившись тому факту, что Марта не запомнила его имени.
— Да, точно…
— Вы к отцу? — удивительно, но факт — Мистер Улыбашка уже не улыбался при разговоре с Мартой так, как в прошлый раз.
На его лице не было ни малейшего намёка на улыбку: ни на губах, ни в глазах. Что не могло не радовать. Такой абсолютно ничего не выражающий взгляд был, по мнению Марты, куда лучше, чем глуповатая улыбочка. Есть люди, которым просто не идёт улыбаться, и, как казалось Марте, Джон был именно из таких — улыбаясь, он становился похожим на дурачка.
Однако то, что в его взгляде не было и того разочарования, которым он наградил девушку под конец прошлой встречи, немного огорчало. Марте казалось, она произвела достаточно сильное впечатление, чтобы задержаться в памяти чуть больше, чем на пару дней, но, похоже, это было не так.
— Да. Его выписывают. Приехала забрать.
Коротко. Чётко. По факту.
— Выписывают? Уже? — глаза мужчины округлились. — Вы уверены?
Марта кивнула. Похоже, не у неё одной такая скорая выписка отца вызывает сомнения.
Нахмурив брови, Джон развернулся и направился к стойке регистрации, в очередной раз отвлекая медсестру от своих прямых обязанностей. Они перекинулись парой фраз, после чего санитар вернулся к Марте.
— И правда: его уже выписывают, — подытожил он. — Идите за мной, я провожу вас в его палату, врач сейчас там.
Марта взяла свою сумочку с соседнего кресла и поднялась на ноги. Не сказать, что она была счастлива компании Джона и предстоящей встрече с отцом, но и сидеть в ожидании неизвестно чего под аккомпанемент кричащего младенца и склочной бабушки ей не хотелось. Так что из двух зол она выбрала меньшее — поплелась за Джоном по коридорам больницы, звонко цокая каблуками по гладкой плитке.
Больница святого Моисея не была большой, собственно, как и две другие больницы в городе: один корпус, трёхэтажное здание. Одиночная палата отца Марты была расположена на втором этаже. О том, что палата одиночная, девушка узнала со слов Джона, который по какой-то неведомой причине решил, что это будет иметь для неё хоть какое-то значение. Вот только Марте было абсолютно всё равно, даже если её отцу пришлось бы делить палату с пятнадцатью смердящими пациентами, которые болтали, не переставая, и не замолкали даже ночью, продолжая храпящую симфонию. Возможно, для её отца это было бы даже полезно — спуститься на землю и побыть в компании обычных людей.
Вот только Мадам Рудбриг никогда бы подобного не позволила. Чтобы её ребёнок, потомок семьи Рудбриг, да лежал в палате с неизвестными людьми? Никогда.
Санитар распахнул перед Мартой дверь и отошёл в сторону, пропуская девушку. Но Марта не спешила входить. Она сделала несколько глубоких вдохов, будто стараясь надышаться перед погружением.
Девушка расправила плечи. Ещё один глубокий вдох и уверенный шаг.
— Ты, — единственное, чем удостоил её отец, сидящий на больничной койке.
Марта коротко кивнула. Вот тебе и семейная идиллия вкупе с долгожданным воссоединением.
— Мисс Рудбриг, — поприветствовал или скорее засвидетельствовал её присутствие врач, который сидел на стуле возле отцовской койки и делал какие-то пометки в медицинской карте.
Марта ответила ему точно таким же ничего не выражающим кивком и аккуратно опустилась на диванчик у стены. Джон в палату не вошёл.
Врач, имя которого Марта не знала, и, если быть честной, узнавать не хотела, переговаривался с отцом, объясняя, какие таблетки пить, когда приходить на перевязку, сколько воздерживаться от алкоголя. Отец отвечал ему, задавал вопросы. Ну а Марта, как истинно идеальная дочь, тихо молчала в уголочке.
Только вот причиной её молчания было далеко не поддержание образа правильной дочери, а банальное нежелание начинать разговор с отцом. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.
Но молчать Марте было суждено недолго; вскоре врач поднялся и со словами: «Скоро принесут документы на выписку, и вы можете быть свободны» — покинул палату.
— Надеюсь, ты принесла мне сменные вещи? — холодно отчеканил отец, стоило двери только закрыться.
Марта ничего не сказала; только достала из своей сумки пакет с рубашкой и штанами и швырнула его на больничную койку.
— А куртка? — спросил Алистер, после того как проверил содержимое.
— В такси не замёрзнешь, — копируя его манеру, ответила Марта.
Мужчина с лёгкостью откинул одеяло со своих ног и, с грацией, которой не мог обладать человек, недавно покинувший операционный стол, встал с кровати.
— Я так понимаю, ты уже в курсе? — поинтересовался он, расстёгивая больничную сорочку.
— Чего конкретно? — Марта предполагала, о чём идёт речь, но решила сыграть в игру «Простите, сэр, мне далеко до вашего интеллекта».
— Парень в подвале. Надеюсь, ты нашла его и он не умер за время моего отсутствия.
— Коул, — машинально поправила Марта.
— О-о-о… так он назвал тебе своё имя. Думаешь, оно настоящее?
Отец скинул сорочку, и перед Мартой предстали его перебинтованные предплечье и грудь.
— Сомневаюсь. Но всяко лучше, чем Оливер Кромвель, — хмыкнула девушка, пока отец разворачивал рубашку. Он слегка поморщился. Похоже, движения всё же причиняли ему дискомфорт.
— Оливер Кромвель, значит? — усмехнулся Алистер, натягивая рукав на повреждённую конечность. — Похоже, мальчик не лишён фантазии. Мне он представился сначала Питером-работником-банка, затем Сэмом-любителем-пускать-кровь, потом ударился в литературу и решил, что ему подходит имя Шарлотты Бронте… Ах, чуть не забыл! Ещё был Томас-любитель-сладкой-ваты. Так что на твоём месте я бы не особо верил этому Коулу…
— Коулу-охотнику-на-ведьм, — подытожила Марта, не в силах больше слушать разглагольствования отца. — Не подскажешь, кстати, как он вообще попал к нам в подвал, а?
— Сколько я уже в больнице? — задумчиво протянул Алистер Рудбриг, сражаясь с пуговицами.
— Сегодня воскресенье. Ты попал сюда в пятницу.
— Понятно… Тогда получается, что дело было в прошлый понедельник, когда у меня как раз был выходной. В тот день этот Коул заявился к нам домой, представившись Питером-работником-банка. Мне он сразу показался каким-то странным — ну с чего работнику банка вдруг приходить к нам домой? Поэтому я впустил его и предложил выпить чайку. Ну, знаешь, тот самый, из маминых запасов от бессонницы? — Марта кивнула. — Отличная вещь! От него не засыпаешь мгновенно, но, если уснёшь, будешь спать беспробудным сном часов двадцать. Так вот, Питер-работник-банка нехотя согласился угоститься, и, пока мы сидели на кухне, он задавал мне какие-то глупые вопросы. Наверное, пытался поддержать образ работника банка. Что-то вроде: «Пользуетесь ли вы кредитными картами?», «В скольких банках у вас открыты счета?» и всякая тому подобная чепуха. А потом он вдруг начал расспрашивать меня про Терру. Кем она работала? Каким человеком была? Как хорошо я её знал?
Алистер покончил с рубашкой и принялся за штаны. Всё это время Марта внимательно слушала отца, даже удивляясь его чрезмерной откровенности. Мужчина тем временем продолжил свой рассказ:
— После вопроса о том, уверен ли я, что Терра меня ни в чём не обманывала, мне окончательно надоел этот цирк, и я выгнал этого работничка взашей. А вечером…
— А вечером в тот день мы с Мегги отправились на спектакль в Турпи, билеты на который мне подарила Джослин, сказав, что мне просто необходимо развеяться. И как раз предложила взять сестру, раз парня у меня всё равно нет, — удивлённо продолжила вместо отца Марта. — Это был ты?
Алистер кивнул.
— Этот парень и его странные вопросы выбили меня из колеи, и я решил послать вас куда подальше хотя бы на этот вечер. Чуяло моё сердце, что он что-то задумал. Собственно, так оно и вышло. Он явился спустя пару часов как вы уехали — с арбалетом наперевес. Скажу честно, не самое это приятное зрелище, когда в твой дом врывается подобный псих. Собственно, тогда-то он и представился Сэмом-любителем-пускать-кровь…
Марта напрягла память, пытаясь вспомнить, что ещё не так было в тот день. Что-то же заставило её спуститься в отцовский подвал, о посещении которого она годами даже не помышляла.
Когда они с Мегги вернулись, было уже сильно за полночь. Отец спал в своей комнате. В доме было темно, и Марту, которая была вымотана после поездки туда и обратно в соседний городок, нудное представление Щелкунчика, которое она видела уже не единожды, добило окончательно. Той ночью они буквально ввалились в дом и сразу же уснули вместе в спальне Мегги. Несколько часов за рулём сделали Марту не способной даже доползти до своей спальни.
А на утро… Не было никакого утра. Они проспали до обеда, и Мегги не пошла в школу. Когда они наконец выползли из спальни, отца уже не было, а дом был идеально чист.
— Собственно, случилась небольшая потасовка, — продолжил отец, вырывая Марту из воспоминаний. — Я так понимаю, обувь ты тоже не принесла? Предлагаешь мне ехать на такси в больничных тапочках?
— Здесь должны быть твои старые вещи. Думаю, обувь особо не пострадала, — ответила ему Марта. — И как ты завалил этого бугая с арбалетом?
Марта никак не могла поверить, что её отец был в физическом плане сильнее вооружённого и явно тренированного мужчины.
— Собственно, никак, — пожал плечами Алистер и скривился от боли. — Помнишь, я напоил его маминым чаем? Так вот, в какой-то момент он просто уснул. А я, недолго думая, оттащил его в подвал и связал, не зная, что ещё с ним делать — выкини я его на улицу, он бы вернулся по наши души вновь.
— Хорошо, это частично всё объясняет. А арбалет ты куда дел?
— Спрятал в одной из гостевых комнат, — пояснил отец. — Сходи узнай, где мои вещи, или купи мне ботинки. Я не поеду в этом домой.
Он поднял мягкий тапок, который «тапком» можно было назвать лишь условно, и помахал им в воздухе. Марта недовольно вздохнула, но, ничего не сказав, поднялась с дивана и направилась на поиски хоть какой-нибудь медсестры. Намеренно долгие поиски. Ей нужно было время, чтобы обдумать услышанное. К удаче Марты, на втором этаже больницы не оказалось ни одной медсестры.
Спускаясь по ступенькам обратно к регистратуре, девушка всё ещё переваривала информацию. Факт того, что её отец не оказался садистом, держащим людей в подвале в угоду собственному удовольствию, не мог не радовать. Но и то, что он тут же не вызвал полицию, а спрятал нападавшего в собственном подвале, чести ему не делало. Это было глупо! Теперь нельзя даже списать всё на самооборону, учитывая, сколько всего произошло.
Марта остановилась у стойки, наблюдая за тем, как женщина с кричащим младенцем переговаривается с медсестрой.
— Вчерашний из парка в какой палате?
Марта повернула голову и посмотрела на двух санитаров, стоящих в каморке за стойкой.
— В 308, — ответил второй. — Чудик какой-то. Вроде уже пенсионер, а всё с петардами играется — вот и доигрался. Повезло ещё, что его вовремя нашли.
— Он в себя не приходил?
— Кортни из ночной говорит, что приходил: бредил, нёс всякий вздор, а потом опять отключился…
— Девушка, вам что-то нужно? — звонко пропела медсестра за стойкой, вынуждая Марту переключить своё внимание.
— Да… Мой отец… Его сегодня выписывают. Он в… — в этот момент Марта поняла, что так и не узнала номер палаты. — В общем, на втором этаже лежит. Алистер Рудбриг. Я хотела бы забрать его вещи.
— А-а-а… Мистер Рудбриг. Да, конечно, сейчас принесу.
Медсестра подскочила и скрылась в той каморке, где стояли санитары, разговор которых Марта так и не дослушала до конца. Но что-то ей подсказывало, что стариком из парка был именно её вчерашний охотник. Девушка даже не знала, радоваться ей тому факту, что мужчина оказался жив, или пойти в его палату и добить? Сейчас в любом случае было не самое подходящее время для этого, но на всякий случай Марта постаралась запомнить номер палаты охотника.
Медсестра вернулась с аккуратно сложенной стопкой перепачканных кровью и машинным маслом вещей и парой не менее грязных туфель и протянула их Марте.
Марта взяла обувь, а вещи запихнула в ближайшую мусорную корзину и поплелась обратно наверх. На душе снова было неспокойно.
Девушка не знала, чего ожидать от охотника из парка: вдруг он тоже заявится к ним домой или же подкараулит Мегги возле школы? Или после неудачной попытки убийства охотники залягут на дно? Догадки, догадки, сплошные догадки. Лишь в одном Марта была уверена — ни псих из парка, ни Коул, если сможет получить свободу, не пойдут в полицию.
Девушка вернулась в палату отца как раз вместе с лечащим врачом. Ещё несколько рекомендаций, подписей и кивков — и вот они уже полностью свободны. Марту, конечно, всё ещё смущал вопрос такой скорой выписки, но она не могла отрицать того факта, что отец выглядел более чем хорошо. Он просто не выглядел больным, а цвет лица и вовсе был куда ровнее, чем у неё самой. Создавалось впечатление, что это Марта попала в аварию, а Алистер Рудбриг неплохо отдохнул на местном курорте.
Они покинули больницу, но облегчения Марта не испытала. Скорее наоборот. Когда их окружали люди, когда они разговаривали, девушке было не так тяжело, как сидя на заднем сиденье такси, слушая лёгкие джазовые мотивы. Молчать рядом с отцом было поистине невыносимо. Наедине с ним, в полной тишине, Марта ощущала, как начинает сгущаться безграничная пустота там, где должен был быть семейный покой.
И Марта ненавидела эту пустоту, объяснить которую не могла, как бы ни хотела. Всё, что было связано с отцом, не откликалось в её душе ни малейшим трепетом. Словно там зияла пустая дыра.
Марта сделала глубокий вдох и отвернулась к окну. Она знала, что отец чувствовал то же самое. Сколько девушка себя помнила, они всё время балансировали на тонкой грани, с одной стороны которой была давящая пустота, а с другой — сжигающая ярость, граничащая с ненавистью. Но какой-то особой причины для этого, по мнению Марты, не было, как не было и какого-то переломного момента, после которого их отношения стали такими.
Такси остановилось возле их дома как раз в тот момент, когда Марте уже хотелось выть от гнетущей тишины. Всучив водителю купюры, она буквально вылетела из машины и, не став дожидаться отца, понеслась к калитке.
Но, вовремя опомнившись, остановилась, не дойдя лишь пару шагов.
Что, если отец не сможет преодолеть возведённый барьер? Ведь он был возведён её кровью, и, если задуматься, кровь отца лишь отчасти была похожа на кровь Марты. Достаточно ли этого было, чтобы он, как и Мегги, попал под защиту купола?
Сейчас, стоя за пределами барьера, Марта чётко видела его границы — едва уловимое золотистое свечение. И ещё ей определённо казалось, что ветер с той стороны купола был значительно тише: ветви розовых кустов не шевелились, словно замерли, в то время как здесь, снаружи, ветер гонял упавшие листья по дорожкам, а оставшиеся срывал с веток.
Отец вышел из такси и поплёлся к дому. Сейчас он выглядел несколько хуже, чем в больнице. Похоже, дорога утомила мужчину ничуть не меньше, чем Марту.
— Что стоишь, как статуя? Пошли быстрее. Мне холодно, — недовольно пробурчал он и прошёл мимо Марты.
Отец толкнул старую калитку, и та, поскрипывая, отворилась, предоставляя Марте ответ на терзающий её вопрос.
Марта поплелась за ним, плотно прикрыв калитку за собой, не оставляя врагам ни малейшего шанса.
Последние дни были тяжёлыми. Сколько ещё таких же тяжёлых дней ждало её впереди?
По крайней мере, теперь у Марты точно были две вещи — враги и сотни вопросов без ответов.
Стоило отцу только войти в дом, как на него тут же налетела Мегги, обвивая своими худенькими ручками его талию. Марта горько улыбнулась. Мегги не заботило то, что от её действий отцу могло быть больно — девочка стремилась ощутить тепло родного человека, с возможной смертью которого она уже смирилась.
Морщась, Алистер Рудбриг опустился на колени и прижал к себе Мегги. Никто не проронил ни слова. Но Марте показалось, что в этот момент ей стало нечем дышать — настолько другим было это молчание по сравнению с тем, что было в такси. Тишина, окутавшая сестру с отцом, была идиллией. Идиллией, недоступной Марте. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга. На короткий миг они словно стали единым целым.
Глубоко вдохнув и стараясь не нарушить воцарившийся покой, Марта разулась и поспешила на кухню.
К тому моменту, как Алистер вошёл на кухню, держа свою младшую дочь за руку, Марта уже успела заварить крепкий чай, поставить чайник на стол и как раз ополаскивала чашки после утреннего чаепития.
В последние дни кухня стала чем-то вроде оперативного штаба. Именно эта мысль появилась в голове Марты, пока она наблюдала, как отец и Мегги занимают свои обычные места у стола.
Девушка ещё не сказала отцу о том, что раскрыла Мегги их семейную тайну, а теперь гадала, как преподнести ему эту новость… вместе со всеми остальными, не менее приятными.
Марта села за стол и налила себе чашечку крепкого чая. Хотя, пожалуй, в этот момент она была бы не прочь выпить что покрепче и разграбить отцовские коллекционные запасы.
Алистер налил и себе чаю, а затем, выразительно изогнув брови, посмотрел на Марту.
— Как у вас дела, девочки?
Что ж, пора начинать говорить. Марта отхлебнула горячего чая, и тот обжёг язык. Девушка чертыхнулась, подскочив со стула, после чего налила себе полный стакан воды, залпом осушив его. Затем наполнила ещё один стакан и, не дав себе времени на раздумья, выпалила:
— Мне пришлось рассказать Мегги о магии.
Глаза Алистера Рудбрига округлились. Неверящим взглядом он некоторое время смотрел на Марту и хлопал ресницами, а затем медленно перевёл взгляд на Мегги, которая кивнула в подтверждение слов Марты.
— О… — всё, что смог выдавить из себя Алистер Рудбриг.
— У меня не было выбора, — затараторила Марта. — Мы были в парке. На нас напали. Мегги… Мне нужно было применить силу, чтобы защитить её. И она видела, как я использую магию. Мне пришлось рассказать…
— Успокойся. Я понял, — перебивая её сбивчивую речь, Алистер поднял руки в примирительном жесте. Казалось, он ещё не до конца осознал случившееся, но старался это сделать. — Расскажите мне всё с самого начала.
И Марта рассказала. Всё, как есть, начиная со звонка с места аварии и заканчивая сегодняшним утром. Она сознательно умалчивала о своих эмоциях, лишь пересказывая факты, стараясь их систематизировать, чтобы рассказ не был похож на бредни обезумевшей женщины. В те моменты, когда Марта рассказывала о Коуле, лицо Мегги удивлённо вытягивалось. Но и здесь девушка постаралась обезличить свой рассказ, стерев ластиком страх и безысходность, которую испытывала в те моменты. Ни сестре, ни отцу не стоило знать о том, насколько сильно её обескуражило всё происходящее.
Когда Марта закончила, всё, что Алистер Рудбриг смог сделать — это с суровым лицом и нахмуренными бровями протянуть сдавленное «О-о-о». Что ж, Марта и не ожидала от него всплеска эмоций. За эту составляющую в их семье обычно отвечала Мегги, которая в этот момент, на удивление, тоже обескураженно молчала. Марте даже показалось, что она видела, как в маленькой головке её сестры вращаются шестерёнки, пока та пыталась переварить всё услышанное.
— Он, наверное, голодный, — прерывая тишину, буркнула Мегги. Не такой реакции обычно ожидаешь от ребёнка, которому только что рассказали о теоретическом убийце в подвале. — Уже обед.
— Ты права, Мегги. Скорее всего наш гость уже успел проголодаться, — вставил своё слово отец. — Да и неплохо было бы узнать, насколько он теперь благоволит нашей Марте.
Слово «гость» неприятно резануло по ушам. Коул не был их «гостем». Он был врагом и пленником, но никак не гостем.
— Налей ему чаю в термос и быстренько приготовь что-нибудь поесть. Пора навестить нашего друга.
Теперь ещё и «друг». Марта скривилась и отвернулась к шкафчикам, ища на полках старый термос. Похоже, отец старательно избегал называть вещи своими именами. Девушка перелила остатки чая в термос и быстро поджарила яичницу.
К её немалому удивлению, отец зачем-то достал с полок деревянный резной поднос, который сам же подарил матери на какую-то из годовщин, и расставил на нём тарелку с яичницей, чашку и термос. Даже закрутил столовые приборы в салфетку, положив их рядом. Марте в тот момент показалось, что, если бы в их доме были свежие цветы, он бы и их непременно поставил в вазочке на поднос. Едкий комментарий уже был готов сорваться с языка, но Марта сдержала порыв, лишь с толикой ехидства наблюдая за подносом в подрагивающих руках отца.
— Пошли уже, — буркнула она и, выхватив у отца поднос, понеслась в подвал, оставив Алистера объяснять Мегги, почему та не может пойти с ними.