Ведьмы Алистера

      — Боже, не могу поверить, что я действительно согласился на это, — причитал отец с пассажирского сиденья, пока Марта выруливала на арендованной машине с их улицы. — Просто в голове не укладывается. Чем я только думал?       — Ты думал о том, как сильно меня любишь! — мило улыбаясь, объяснила Мегги. — И что хочешь, чтобы я была счастлива. Папуля же всегда делает всё, чтобы мы были счастливы!       Алистер страдальчески вздохнул и уставился в окно. Марта подавила в себе злорадный смешок: против Мегги у него не было и шанса — она всегда вила из отца верёвки. Строгость и правильное воспитание? О нет. Все стены рушатся, стоит этой девочке лишь взмахнуть ресницами и состроить трогательную мордашку.       Марта прекрасно помнила, как пришла домой в полном раздрае и как на духу выдала Мегги всё, что рассказала ей Кеторин. И сделала она это прежде, чем её мозг успел включиться в диалог и осознать, насколько опрометчивым был этот поступок. Мегги не стала откладывать дело в долгий ящик и с горящим взглядом поспешила к отцу — рассказывать о том, что она, скорее всего, тоже ведьма. Причём пересказывала Мегги всё с такой рассудительностью, которой Марта никак не могла ожидать от маленькой девочки, ещё даже не подростка.       И как посмотрел на сестру отец в тот момент? С огромным разочарованием. Будто Мегги его предала, да ещё и нож вогнала в спину по самую рукоять. Да, именно таким был взгляд Алистера, в то время как на его губах играла лёгкая полуулыбка. Марте стоило только вспомнить это выражение лица отца — и по спине бежали мурашки. Удивительно, что в тот момент он ничего не сказал, старательно разыгрывая интерес. Как не сказал ничего и после — даже тогда, когда Мегги уговаривала его разрешить заниматься с Кеторин, которая, кстати, ничего не знала об этом желании сестры Марты. Но Мегги это мало волновало. В её представлении Кеторин просто не могла отказаться от такой усердной ученицы.       Собственно, Кеторин и не отказалась. Она и раньше высказывалась о том, что хочет учить Мегги колдовать. Первое занятие было предложено провести в «Ведьминой обители», и это был первый раз за всё время, когда Алистер Рудбриг возмутился. «Вы за кого меня принимаете? Марта, ты в своём уме? Тащить ребёнка в бар! Не позволю!»       В их дом не могла попасть Кеторин, а отец так и не поменял мнения насчёт бара. В результате они сейчас ехали в пекарню «У Бобби», негласно определённую нейтральной зоной и «залом для переговоров», чтобы Кеторин с Алистером могли лично обо всём договориться.       Насколько правильным было такое решение, Марта не знала, опасаясь того, какие слухи могут поползти после того, как её отца заметят в компании «городской легенды Кеторин Чубоски» за столиком местной пекарни.       Марта услышала, как щёлкнул ремень безопасности, и в зеркале заднего вида появилось лицо Мегги.       — Пристегнись, — сквозь зубы прошипела Марта. — Тебя авария отца ничему не научила?       Мегги высунула язык и протянула:       — Бе-е-е. Не будь такой чересчур опекающей, даже папа ничего не говорит.       — Марта права, — буркнул Алистер, даже не посмотрев в их сторону.       — Ну папа, — плаксиво протянула Мегги и, схватив отца за плечо, потрясла. — Папа, папочка, папулечка, не злись. Я очень-очень сильно хочу колдовать. Правда-правда!       Алистер что-то пробурчал себе под нос, но даже не повернулся к ним, а Мегги, надув губы, откинулась на заднее сиденье и всё-таки пристегнулась, тем самым облегчив Марте процесс вождения. Дорога до «У Бобби» не заняла много времени: даже если словить все красные светофоры по пути, требовалось всего пятнадцать минут, чтобы туда добраться.       Может, дорога и была короткой, но гнетущая тишина в машине, нарушаемая лишь гудением мотора, напрягала. Даже радио не включишь — отец его терпеть не мог. Марта тяжко вздохнула, словив шестидесятисекундный светофор. Засада! Красные цифры словно отмеряли обратный отсчёт до взрыва бомбы.       — Слушай, а как там… — девушка запнулась, подбирая нужное слово. — … бабушка? Всё ещё отказывается к нам переезжать? Всё-таки ситуация не располагает к тому, чтобы пожилая женщина жила одна в лесу.       — Не располагает, — рассеянно вторил ей отец. — Но ты попробуй ей объяснить, что располагает, а что — нет. Меня она даже слушать не стала — я не имею права указывать, как ей поступать. Не дорос!       На заднем сиденье Мегги хихикнула. Но Марта сочла за благо промолчать. И тут вполне удачно загорелся зелёный и она вновь смогла сосредоточиться на дороге, выкинув на время из головы семейный эмоциональный фон.       Больше никто ничего не сказал, и они в скором времени подъехали к пекарне, где Марте пришлось изрядно повозиться, припарковывая машину. Она никогда не была в этом сильна, и если на пустое парковочное место она ещё худо-бедно могла заехать и даже относительно ровно встать, то параллельная парковка — увольте. Мегги пришлось выходить и знаками показывать, куда выкручивать руль. Хорошо хоть, что отец всё это время помалкивал и во имя мира во всём мире делал вид, что его безумно интересует старая неоновая вывеска «У Бобби». И всё же он кривил губы так, словно боролся с сильной зубной болью, что говорило о его недовольстве.       Скрепя сердце Марта решила бросить машину, как есть, и плевать, что та не стоит вровень с остальными, а чуть-чуть выпирает. Да и вообще — отец мог сам припарковаться, а не кривить губы. Ещё бы помолился здесь. Хотя это вряд ли — семья Рудбригов не особо интересовалась религией.       Столики «У Бобби» были заняты практически полностью. За некоторыми даже сидели люди из явно разных компаний. Но Марта сразу же заметила одинокий столик в самом углу, за которым расположилась Кеторин. Несмотря на полную посадку зала, никто не стремился сесть рядом с ней. Она словно находилась в защитном круге, который никто не мог пересечь без её разрешения.       Кеторин была именно тем человеком, который просто не может остаться незамеченным. В ярко-оранжевой блузе с длинными широкими рукавами, со стеклянными бусами на шее и волосами, собранными в идеальную высокую причёску, она выделялась в обществе серых офисных костюмов. Кеторин была будто ярким солнечным лучом зимним промозглым утром. Марта сразу подметила, что посетители пекарни делились строго на две категории: те, кто избегал смотреть на экстравагантную женщину, и те, кто не мог оторвать от неё взгляда, откровенно пялясь и давно забыв о еде.       Похоже, встреча отца с Кеторин обещает быть запоминающейся. И чем они с Мегги только думали, сталкивая их лбами?       Пока Марта, лавируя между столиками, уверенным шагом приближалась к хозяйке «Ведьминой обители», таща за собой сестру, она то и дело ловила на себе заинтересованные взгляды и чувствовала себя некомфортно, словно на её спине была приделана табличка: «У меня проблемы, и мне срочно нужна помощь ведьмы!».       Кеторин встретила их ослепительной белозубой улыбкой и кивнула, предлагая присесть. Мегги, которая впервые увидела ведьму, смотрела на ту широко распахнутыми глазами, как заворожённая. Марте даже пришлось подтолкнуть сестру, чтобы та наконец-таки села, а не стояла у стола, как истукан.       — Привет, — поприветствовала девушка свою знакомую и даже выдавила из себя улыбку. — Ты уже что-нибудь ела?       Кеторин покачала головой, не отводя взгляда от Мегги.       — Нет. Ты видела, какая тут давка? Сомневаюсь, что официантка помнит о том, что я заказывала яблочный штрудель и чай. Или же она просто боится подойти ко мне ещё раз — молодёжь иногда бывает чересчур суеверной.       Кеторин произнесла «молодёжь» так, словно была восьмидесятилетней старухой и через её руки прошло не одно поколение молодёжи. По спине у Марты побежали мурашки: Кеторин могла быть гораздо старше своего внешнего возраста. Разве Джуди не была ярким примером подобного? Но, несмотря на свои сомнения, у Марты язык не повернулся спросить у Кеторин её настоящий возраст. Да и дала бы ведьма честный ответ?       — Мегги, а ты любишь яблочный штрудель? — спросила Кеторин, и в её голосе прозвучали отчётливые сюсюкающие нотки, от которых Мегги тут же скривилась, словно ей подсунули лимон.       — Не люблю, — резко отчеканила она, и всё обожание из её глаз тут же пропало. — Марта, закажи мне наполеон и имбирный чай.       Марта с ухмылкой посмотрела на сестру:       — Будет исполнено, моя госпожа. — Девушка отвесила шутливый поклон и побрела к барной стойке, столкнувшись с отцом в узком проходе между столиками.       — Американо и яичный пирог, — бросил он и пошёл к столику.       Марта ничего не ответила, хотя ей очень того хотелось, и поспешила к барной стойке, чтобы сделать заказ. В такой толчее она действительно сомневалась, что официантка помнит о заказе Кеторин. Марта встала в очередь на кассе, краем глаза изучая витрину с пирожными. Эх, лавандовый чизкейк один остался, успеть бы. Марта оценила очередь. Пять человек. Какова вероятность того, что никто из них не уведёт у неё из-под носа желанный десерт? Лавандовый чизкейк же не такой популярный, как классический, или, скажем, клубничный?       Очередь тянулась бесконечно медленно, и всё это время Марта взглядом сверлила кусочек, внушая ему, что он непременно станет её и как вместе им будет хорошо в компании с кружечкой крепкого кофе. Отличная компания для отличной женщины. Очередь сдвинулась, и пара человек ушли, даже не задумавшись о том, насколько вкусным был этот одинокий кусочек.       — Лавандовый чизкейк и фруктовый чай с собой, — вырвал её из приятной мечты знакомый голос.       — Джош, — злобно прошипела Марта и, вскинув голову, взглядом встретилась с ухмыляющимся медбратом. — Ты что здесь забыл?       — И тебе привет, — протянул он, продолжая улыбаться. — У меня дежурство скоро, пришёл взять перекусить. Достаточно полный отчёт?       Марта окинула его критичным взглядом. И правда — из-под его расстёгнутой зимней куртки торчала зелёная медицинская форма. Значит, не врал, и происходящие — лишь ещё одно совпадение. Вот только совпадений, связанных с Джоном, было уж слишком много, чтобы не начать задумываться об этом.       — Это был последний лавандовый чизкейк, — насупила брови Марта, не в силах расстаться со своей сладкой мечтой. — Может, уступишь?       Марта покосилась на девушку, запаковывающую пирожное в пластиковую упаковку, надеясь взглядом замедлить её действия.       — С чего мне делать тебе одолжение? — спросил Джон, скрестив руки на груди, словно защищаясь от неё. — Ты хоть имя-то моё помнишь?       — Джек? — не смогла сдержаться Марта.       Джон нахмурился и схватил стаканчик с фруктовым чаем, который ему подала работница кассы.       — Ты ведь это специально делаешь?       — Ни в коем разе, — Марта выдала наивную улыбку, слегка кривоватую. — У меня действительно плохая память на имена.       — Что ж, тогда держи глобальную атаку по твоей слабой памяти. Моё полное имя: Джонатан Ричард Квеберт Третий.       — Третий? Это градация назойливости?       — Смешно, — сухо процедил Джон и отпил немного чая. — Я даже не пойму, ты просто остроумная или издеваешься надо мной.       — Разве я могу? — возмутилась Марта. — Воспитание не позволит.       Джон посмотрел куда-то за спину Марты, и улыбка на его губах стала немного… Марта даже не могла подобрать нужного слова, но она определённо была заискивающей, как у человека, который несмотря ни на что хочет втереться в доверие. Девушка обернулась и встретилась взглядом с сестрой. Мегги заговорщицки улыбнулась и игриво помахала ей рукой.       — А твоя сестра куда дружелюбнее тебя, — произнёс Джон, вновь переключив своё внимание на Марту.       — Первое впечатление обманчиво, — буркнула девушка и повернулась к Джону. — Так что с пирожным? А то мы тут стоим и очереди мешаем.       — Хорошо. Забирай.       — Отлично, — быстро ответила Марта, натянув свою самую милую улыбку.       — Но! В обмен ты сходишь со мной на свидание.       — Обмен не равнозначный, — скривилась девушка.       — Пожалуй. Но либо так, либо я забираю свой чизкейк, — пожал плечами Джон. — Так что? Сделка тебя устраивает?       — Хорошо, — нехотя ответила Марта, прекрасно понимая, что всё равно не придёт. — Когда и где?       — Завтра в обед. Как насчёт «Красного рака»?       — Я смотрю, ты не особо романтичная натура? — усмехнулась Марта, подивившись его выбору.       — Сомневаюсь, что тебя можно впечатлить романтическими жестами. Но у них отличные варёные раки и тёмное пиво, которое они варят сами.       Раки и пиво? Им определённо было не по пути. А вот чизкейк так и манил девушку из своей коробочки.       — Договорились. Раки и пиво — что может быть лучше? Тогда встретимся на месте.       — Буду ждать, — улыбнулся Джон и, кивнув кассирше, вышел из пекарни, даже не спросив номера Марты, которого она давать, в общем-то, и не собиралась, под сопровождение недовольных взглядов тех, кто занял место в очереди после Марты.       Чувствуя себя некомфортно из-за того, что задерживала очередь, девушка в рекордные сроки буквально скороговоркой выпалила свой заказ и даже не запнулась. Кассирша так же быстро собрала ей поднос, и вот Марта уже шла к своему столику под аккомпанемент недовольных и заинтересованных взглядов. При этом ей феноменально играючи удавалось удерживать на лице улыбку человека, которому всё равно на мнение окружающих. Проблема была лишь в том, что Марте на самом деле было не всё равно — она не любила быть в центре внимания.       — Кто. Это. Был? — спросила Мегги, стоило Марте опустить тяжёлый поднос на стол.       — Ты о ком? — как ни в чём не бывало выдала девушка, помогая расставить тарелки и пластиковые стаканчики по столу, чтобы убрать поднос и освободить немного места.       — Тот парень, — многозначительно произнесла Мегги и покосилась на входную дверь, которая уже давно закрылась за Джоном.       — Ты сама ответила на свой вопрос. Не поверишь, это был парень.       — Твой? — голос сестры стал на несколько октав выше, а светлые брови изогнулись дугой.       — Сомневаюсь, что это был парень Марты, — с тоном знатока вступила Кеторин, изучая свой яблочный штрудель. — Он ей не подходит.       Мегги тут же переключила всё своё внимание на женщину.       — Ты так говоришь, потому что ты ведьма? Это какая-то особая способность — чувствовать, кому с кем суждено быть?       — Не совсем, — Кеторин зачерпнула полную ложку штруделя и отправила в рот. — Просто он мне не нравится.       — Мне тоже, — согласилась Марта и села на виниловый диванчик рядом с Кеторин.       — Разве мы собрались здесь, чтобы обсуждать отношения моей старшей дочери? — отец поджал губы так, что их стало практически не видно.       Его полный недовольства взгляд был направлен на Кеторин. Похоже, он не хотел быть частью «женских посиделок» и знать, что его дочери думают о том или ином мужчине. Да и Марта никогда бы не стала делиться с ним своими чувствами и переживаниями из-за мальчиков. Она и с матерью-то ими не делилась. С чего ей вдруг откровенничать с человеком, который в её жизни был больше «для галочки», чем для настоящей поддержки?       — Я, конечно, понимаю, что ваша тонкая душевная организация не позволяет вам судить о других людях и открыто высказывать своё мнение, — Кеторин жеманно улыбнулась и отпила чая из стаканчика, причмокнув губами. — Но я лучше выскажусь сейчас, чем буду через пару лет утешать Марту и говорить, что этот конкретный мужчина ей не подходил изначально.       — Утешать Марту через пару лет? — переспросил Алистер, и глаза его округлились. Марте даже показалось, что она ещё никогда не видела отца таким удивлённым. Или даже скорее оглушённым. — Не знал, что у вас на мою дочь такие долгоиграющие планы.       Кеторин подалась вперёд и положила подбородок на ладонь.       — Я никогда не бросаю тех, кого взяла под свою опеку. — Её взгляд стал серьёзным, а от жеманной улыбки, что ещё секунду назад озаряла её лицо, не осталось и следа. — Называйте это, как хотите: хоть долгоиграющими планами, хоть чрезмерной опекой. Марта станет великой ведьмой, и моя позиция предельно чёткая — я хочу быть частью её величия.       На щеках отца заходили желваки. Он определённо хотел что-то сказать, но прикладывал неимоверные усилия, чтобы промолчать.       — А я? — вклинилась Мегги.       Её взгляд горел таким воодушевлением, что Марта даже на секунду пожелала, чтобы у Мегги действительно была способность к магии. Чтобы Мегги мечтала не просто так, чтобы у неё действительно всё получилось. Но то был лишь минутный порыв, прежде чем вернулось осознание того, насколько опасной была магия и с какими проблемами придётся столкнуться маленькой девочке, если она действительно сможет колдовать.       — Я в этом уверена, — тоном, не терпящим возражения, произнесла Кеторин. — Твоя магия ещё не пробудилась, но я чувствую в тебе огромный потенциал. Вот только Марта не очень-то мне верит.       Алистер издал странный смешок: то ли одобрительный, то ли насмешливый. Мегги косо посмотрела на отца и ткнула его локтем под рёбра. Тот осуждающе посмотрел на дочь и откинулся на спинку дивана, сложив руки на груди. К своему яичному пирогу он так и не прикоснулся. То было ничем иным, как молчаливым протестом, так знакомым Марте. Алистер был именно тем человеком, который мог всё своё недовольство показать молчанием, при том что внешне он оставался совершенно невозмутим. Эта привычка отца всегда злила Марту: невозможно спорить с человеком, который молчит.       Кеторин достала что-то маленькое из кармана своего пальто, которое было удачно пристроено на грядушке дивана. Она протянула руку к Мегги, сжимая неизвестный предмет в кулаке. Сестра Марты заворожённо следила за каждым действием ведьмы, и это немного задевало саму Марту. Она чувствовала себя преданной и глупой, ведь как можно ревновать сестру к человеку, который всего лишь завладел её вниманием?       Кеторин раскрыла ладонь, и на ней оказалась маленькая стеклянная бусина. Бусина, внутри которой горело настоящее пламя.       — Что ты творишь? — воскликнула Марта, ощущая, как по спине побежал холодок.       — Что это? — вторила ей Мегги. — Невероятно!       — Маяк. Бусина начинает светиться при контакте с магией, — пояснила Кеторин с улыбкой.       — Убери немедленно, — сквозь зубы прошипела Марта.       — Успокойся. Думаешь, кто-то из них действительно сочтёт, что я держу в руке заговорённый огненный хрусталь? В лучшем случае решат, что это какие-то фокусы или портативный фонарик, — усмехнулась Кеторин, обводя взглядом зал, полный зевак. Её действительно забавляла чересчур серьёзная Марта. — Тебе нужны были доказательства, и я их предоставлю. Держи, малышка.       Мегги протянула руку и забрала светящуюся бусину. Та сразу же погасла. От прежнего сияния в ней остался лишь тлеющий огонёк, как от почти догоревшей свечи.       — Если бы в ней совсем не было магии, свет погас бы полностью, — пояснила Кеторин.       Женщина буквально светилась от переполняющего её триумфа, как сияла и сама Мегги. В то время как Марта с отцом были их полными противоположностями: в своём недовольстве они проявляли редкостное единодушие.       — И когда вы начнёте меня учить? — в лоб спросила Мегги, не выпуская из рук светящийся шарик.       — Когда твоя сила полностью пробудится, — так же прямо ответила Кеторин, слегка пожав плечами. — Пока магия не всколыхнётся — учить тебя колдовать скучно.       Марта удивлённо уставилась на Кеторин.       — Скучно?       — Да, — кивнула та. — Я всучу её Джуди, когда та вернётся. Пусть научит девочку истории и базовым знаниям: какие травы для чего нужны, позубрят вместе теорию магических знаков и кругов. Всякое такое… Теория — это не моё, я скорее сведу Мегги с ума, чем научу чему-нибудь.       — И когда приедет эта ваша Джуди? — сухо спросил отец, нарушив своё молчание.       — Пока не знаю. У неё важное, скажем так, задание, — ответила Кеторин и вновь принялась за свой штрудель. — Не переживай, Мегги, она всегда была отличной ученицей. Учительница из неё тоже должна быть неплохая. Я надеюсь…       — Железная логика, — такой холодный голос отца не предвещал ничего хорошего.       Марте было непривычно видеть, как Алистер Рудбриг ёрничает. Он и ирония обычно стояли на разных берегах реки, или же Марте так как минимум казалось.       — Я хотя бы не пытаюсь отрезать крылья своим детям.       — Какие высокие метафоры. Если бы я хотел кому-то что-то отрезать, то сомневаюсь, что в первую очередь пошёл бы пить чай со странной особой, которая сначала говорит о том, что будет учить мою дочь, а затем спихивает её обучение на другого.       — Папа!       — Ничего подобного! — возмутилась Кеторин. — Я буду её учить! Но не базовым же знаниям! Большинство ведьм впитывают их чуть ли не с молоком матери. Когда живёшь в правильной среде… Чёрт, я имела в виду, что Джуди лучше обучит её этому. Дети же сами учатся говорить! Вот и у ведьм то же самое.       — Просто признай, что ты недостаточно компетентна. Много слов — смысла ноль, — Алистер буквально сверлил Кеторин взглядом, а Марта не знала, стоит ли ей вмешиваться или просто наблюдать.       — Зачем ты так, папа? — Мегги схватила отца за рукав свитера и потянула на себя. — Зачем ты её злишь?       — Мегги, я совсем не злюсь, — Кеторин послала Мегги вполне искреннюю улыбку. — Алистер, давайте не будем обсуждать мою компетенцию. Просто Джуди правда справится лучше с этой частью обучения. Вы сами всё поймёте, когда она вернётся.       — А когда это произойдёт, кстати? — Марта всё же решила вмешаться, пока отец не сказал ещё что-нибудь, что действительно могло бы разозлить Кеторин. Она ведь прекрасно знала, на что способна хозяйка «Ведьминой обители» — руки Марты всё ещё явно напоминали о случившемся, и то, что произошло всё случайно, говорило лишь о том, что в случае преднамеренного действия результат мог быть ещё ужаснее. Марта мысленно содрогнулась, представив отца, покрытого волдырями с ног до головы.       — Не знаю. Пока она не вернётся, мы ничего не сможем предпринять.       — Лучше бы ей поторопиться… я же так хочу помочь человеку, который называет меня Ехидной и пытается убить! — не скрывая сарказма, произнесла Марта и даже ужаснулась тому, насколько похожа была её интонация на манеру отца.       — Тут вопрос не в твоём желании помочь, а том, что найти хоть что-то мы сможем только в Ведьминой библиотеке. А я туда не сунусь, пока в поселении Клем.       Марта вскинула бровь. Похоже, в жизни Кеторин было достаточно мужчин, с которыми она не хотела бы встречаться.       — И Джуди, выходит, для вас шпионит? — произнесла Мегги с полным ртом. Её щёки в этот момент были похожи на хомячьи, а губы — перепачканы крошками.       — Что-то типа того, — уклончиво ответила Кеторин. — Кстати, можешь оставить хрусталь себе. Считай подарком для юной ведьмы.       — Спасибо, — просияла Мегги. — Марта, я же съем твоё пирожное?       — Нет, — отрезала Марта и легонько хлопнула сестрёнку по руке, которой та тянулась к лавандовому чизкейку.       — Ну и вредина же ты!

***

      Коул стоял у окна так, чтобы было достаточно видно подъездную дорожку, но при этом чтобы не прикасаться к странной смеси, которой был засыпан подоконник. Ему приходилось изрядно выгибать шею и косить глаза, чтобы хоть что-то разглядеть, но эти неудобства чего-то да стоили: теперь Коул знал, что дома он один. Абсолютно один. Марта с отцом и маленькой леди уехали около часа назад. Точнее, он так думал, ведь часов у него не было. Однако пленник чувствовал, что прошло не слишком много времени.       Проблема была лишь в том, что толка от этого знания особо не было. Бежать? Куда? Как? Он боялся даже прикоснуться к этим странным порошкам. Мало ли что там намешала ведьма. Так что Коул развлекался тем, что смотрел в окно и, как верный пёс, ждал возвращения хозяев. От такого сравнения стало тошно, но оно было, пожалуй, самым точным. Цепной пёс, запертый в клетке, чтобы не покусал хозяйских деток.       Коул отошёл от окна и сделал ещё один круг по комнате. О да, теперь он знал её, как свои пять пальцев, ведь единственным его развлечением было ходить кругами по маленькой комнатушке, временами наведываясь в гости к раковине, ванной и туалету. Фаянсовые друзья цепного пса. Интересно, в какой момент он начнёт с ними разговаривать, чтобы не сойти с ума?       Пока ещё не начал — значит, ещё в своём уме. Хорошо хоть, что не в подвале держат — и на том спасибо. Коул придерживался мнения, что в подвале с той одинокой лампочкой, раскачивающейся на длинном шнуре, он куда быстрее распрощался бы с остатками здравомыслия. Хотя Коул и так всё больше и больше склонялся к тому, что со здравомыслием он распрощался уже давно — лет пять назад, а то и больше. Ведь, если бы он хоть изредка советовался со своим серым веществом, то вероятнее всего не оказался бы в таком положении.       — Спасибо, Коул, ты всегда знал, как влезть туда, куда лезть не стоило, — саркастично поблагодарил он сам себя и плюхнулся в кресло.       Мужчина чувствовал себя разбитым и раздавленным: всё, что бы он ни делал, выворачивалось против него. Что это — судьба? Или, быть может, злой рок? Может, его род был проклят задолго до его рождения, а он и не знал?       Коул никогда не любил сидеть на одном месте. Таким он был самого детства. Ещё в школе он умудрялся протирать штаны на заднице, потому что постоянно елозил ей по стулу. Просидеть целый час в одном положении было выше его сил. Губы тронула лёгкая улыбка, когда он вспомнил свирепый взгляд матери, которая отчитывала его за очередные испорченные брюки. Что он сделал с ними тогда? Протёр? Или порвал, зацепившись за забор?       О, он часто цеплялся за забор. Поэтому Ада и не любила с ним гулять. Она была «идеальной девочкой» — точнее, строила из себя такую. Изо всех сил пыжилась, чтобы казаться верхом совершенства, которым на самом деле не была. Оттого и злилась на Коула, близнеца-оборванца. Он был, как уродливый шрам на лице красавицы — шрам, который нельзя спрятать.       Охотник не выдержал и, встав, вновь подошёл к окну. Машина вернулась — Марта кружилась напротив калитки, пытаясь ровно поставить ту вдоль дороги. За этими попытками было довольно забавно наблюдать: назад, вперёд, чуть влево, чуть вправо, чуть не въехала в соседнюю машину, выехала и попробовала заехать другой стороной — результат тот же.       В итоге сначала открылась задняя пассажирская дверь — из неё выскочила Мегги и понеслась куда-то в сторону дома. Было как-то неожиданно увидеть Маленькую леди куда-то бегущей: такое поведение никак не вязалось с образом, который Коул для себя нарисовал. Вот открылась и передняя пассажирская дверь — вышел мистер Рудбриг. А затем наконец показалась и Марта, выйдя с водительской стороны.       Похоже, шоу закончилось. Мистер Рудбриг занял водительское сиденье и принялся парковать машину плавными, выверенными годами, движениями.       Ключ в замке повернулся, и Коул резко обернулся. На пороге стояла Мегги, всё ещё в зимнем пуховике и шапке, которая немного съехала на бок. Она запыхалась и пыталась немного отдышаться. В руках девочка сжимала темно-коричневую книгу, на вид очень старую.       — Привет, — машинально поприветствовал Коул, удивлённый появлением девочки. С того их первого разговора Мегги ни разу к нему не заходила. — Как дела?       — Хорошо, — сбившимся голосом ответила она.       — Где были?       — Ели пирожные в пекарне «У Бобби», — по-детски честно поведала девочка.       — Мне что-нибудь взяли?       — Марта купила целую коробку эклеров со сливочным кремом, — девочка выглядела слегка пристыженной и неуверенной. — Но я не поэтому пришла.       — А почему? — спросил Коул, слегка выгнув бровь.       — Из-за того, что ты сказал Марте. Ехидна — это же шифр?       — Шифр? — опешил Коул.       — Ну, знак, что ты относишься к ней не так плохо, как раньше. Намёк, что не станешь её убивать. Она, конечно, не поняла — Марта, знаешь ли, никогда не любила мифы, особенно греческие. Помню как-то сказала ей про Ахиллесову пяту, а она посмотрела на меня, как на недоразвитую, и спросила: «Неужели твоего одноклассника действительно назвали Ахиллесом?» Я тогда даже не нашла, что ей ответить.       Коул во все глаза смотрел на свою посетительницу, совсем не понимая, к чему она клонит. Что ж, Марта не любила греческие мифы — и что? Как это связано с маленьким зверьком? А если как-то и связано, то он, наверное, пропустил это мимо ушей. Коул никогда не был особо усердным учеником, во всё вникая только избирательно. И вот теперь чувствовал себя полным идиотом под пытливым взглядом маленькой девочки, которая, похоже, была куда умнее его.       Он прочистил горло и всё-таки спросил:       — Так к чему ты клонишь?       Мегги принялась листать страницы книги.       — Миф про Ехидну и Аргуса. Вот, смотри.       Она развернула книгу, показывая пленнику. Коул был заинтригован. Он подошёл поближе, чтобы разглядеть рисунок рядом с ровным столбцом текста. На нём была нарисована красивая женщина — правда, женщиной она была лишь до пояса, потому что ноги ей заменял змеиный хвост.       — Гера, жена Зевса, невзлюбила Ехидну и потому отправила Аргуса убить её и забрать у той силу. А Аргус в неё влюбился, и она в него — тоже!       Коул бегло пробежал глазами по строчкам, припоминая университетскую программу. Всё же он был не таким уж идиотом.       — А потом она его не приняла таким, каким он был. Аргус обиделся и отправил Ехидну в пещеру, а Гера вдобавок ног лишила. Милая история, — подвёл итог Коул. — То есть смысл шифра в том, что мы стали лучше ладить?       Коул не стал говорить, что у девочки просто фантазия разыгралась, и он имел в виду не мифическую Ехидну и уж тем более не религиозную, а всего лишь маленького зверька.       — Да! И что если Марта тебя не оттолкнёт, то вы подружитесь! — девочка произнесла это, как нечто само собой разумеющееся, кивая в такт каждому слову. — Не переживай, Коул, я донесу до сестры смысл твоих слов. А то она на них обиделась.       В этот момент Коул поменял своё решение и уже собирался сказать, что девочка ошиблась и смысл Марта поняла достаточно верно, раз обиделась, но тут из коридора донеслись тяжёлые и определённо мужские шаги.       — Мегги, что ты тут делаешь? И почему дверь открыта?       Не прошло и минуты, как в дверном проёме показался Алистер Рудбриг. При одном взгляде на него Коул нервно сглотнул: мужчина был просто воплощением праведного гнева.       Девочка заговорщицки подмигнула Коулу, словно их объединяла одна общая и невероятно важная тайна, а затем повернулась к отцу и улыбнулась ему обезоруживающей улыбкой.       — Мы с Коулом обсуждали, какие сладости он любит. Оказалось, он без ума от черничного штруделя.       Мегги соврала и глазом не моргнув — да так, что Коул сам поверил, что без ума от черничного штруделя, который никогда в жизни не пробовал. Жуткое умение. Но, похоже, Алистер на эту удочку не попался. Даже если он и поверил дочери, ярость никуда не делась.       — Я не об этом спрашивал, — отчеканил он, почти не разжимая рук. — Где ты взяла ключ?       — На полке на кухне, — пожала плечами Мегги всё с той же улыбкой. Она совсем не чувствовала себя виноватой. — Вы его всегда там храните.       Этот диалог натолкнул Коула на мысль, что Алистер ничего не знал об их предыдущей встрече, и Коул счёл за благо промолчать и оставить эту тайну при себе. Мегги ведь ничего не сказала, вот и он не должен.       — Немедленно иди вниз, и чтобы я больше тебя здесь не видел.       — Конечно, папочка, — Мегги выглядела, как самая послушная на свете дочь, вот только Коул был уверен, что она наверняка интерпретирует приказ по-своему.       Девочка поспешила в сторону лестницы, но на последок послала Коулу ободряющую улыбку. Коул постарался не улыбнуться в ответ. Он был поражён и не знал, как реагировать. Неужели Маленькая леди была такой хитроумной?       Но Коул так и не смог до конца разобраться — его отвлёк яростный взгляд мистера Рудбрига.       — Я буду говорить без обиняков, Коул, потому что мне надоели твои игры. Всё это ты делаешь из-за Чарли?       Имя прорезало воздух. Откуда этот мужчина знал имя его брата? Навёл справки?       — Мне сначала показалось, что вы просто похожи. Овал лица, нос, даже разрез глаз, — продолжал мистер Рудбриг. — Однако в мире очень много похожих людей. Но потом ты назвал свою фамилию, и картинка сложилась: я вспомнил о тебе и Аде. Хотя я вас никогда не видел, но многое слышал.       — О чём вы говорите? — сквозь зубы процедил Коул, осознавая, что его начинает бить дрожь.       — Мы с Чарли дружили. Дружили много лет, — в глазах мистера Рудбрига ярость сменилась грустью и… виной? — Я многим ему обязан. Но если ты считаешь, что мои дети виноваты в его смерти, и потому хочешь их убить, то ты ошибаешься. Глубоко ошибаешься. Марта никогда бы не причинила ему вред, она любила его.       Коула не просто трясло. Ему казалось, что он попал в эпицентр шторма. Шторма, из которого не выбраться. Его мотало и крутило, а Алистер Рудбриг лишь ещё больше раздувал ветер.       — Чарли погиб в аварии. Вместе с женой. Разбились. Столкнулись с бензовозом. Машина загорелась, и никто не выжил. Даже тел не осталось, — Коул машинально начал цитировать слова офицера полиции, пришедшего к ним домой в тот роковой день. В ушах шумело и где-то в отдалении он слышал крик Ады — истошный вопль, разрывающий их мир на «до» и «после».       Мистер Рудбриг огорошено уставился на Коула.       — Ты здесь не из-за Чарли, — понял он. Алистер выглядел, как человек теория которого с треском провалилась. — Тогда почему?..       — Ада, — только и смог вымолвить Коул, не совсем понимая, зачем он отвечает.       — Ох… — придушено произнёс Алистер. — Она?..       — Мертва, — тихо вторил ему Коул.       — Я… Коул, я… я не знаю, что тебе сказать.       — Просто уйдите, — попросил Коул. Воспоминания накатывали, и он явно сейчас не был готов к разговору.       Алистер, похоже, это понял, потому что кивнул.       — Тогда я, пожалуй, пойду.       Мистер Рудбриг ушёл, закрыв дверь на ключ, но Коул этого и не заметил.       Он рухнул на пол.       Они были друзьями.       Марта никогда бы не причинила ему вред.       Она любила его.       Что Алистер имел в виду?       Важные вопросы теснились в голове, разрывая её на части. Но было нечто, что затмевало даже их. Коул тонул. Тонул в воспоминаниях. Тонул в крови. Мистер Рудбриг сорвал крышку с сундука, в который Коул спрятал всё, о чём не хотел вспоминать. Он спрятал туда кровь — реки крови — и холодные руки Ады, её пустые глаза и рот, искривлённый от ужаса, белое платье и распахнутую грудную клетку без сердца.       Ада всегда была его причиной. Его вопросом и его ответом. А теперь и вечной болью.