— Я стал собакой. Его ручным псом, который без разрешения не может подать голос или лизнуть в щеку. Все было по командам. Поначалу, когда это еще имело хоть какой-то намек на игру, это могло возбуждать и как-то радовать, но со временем это стала просто дрессировка. А я уже настолько потерял себя, что никак не мог сопротивляться.
Эдди меня не любил; я это понимал, но тут же в голову приходила мысль: если он совсем меня не любит, почему он не уходит? Почему не бросает меня насовсем, почему продолжает проводить свое время со мной, иногда целовать меня, спать? Ответ был на поверхности — ему было удобно. Для него это была игра, которая вышла из-под контроля; своей вседозволенностью я развязал ему руки. Эдди можно было все; не найдя моих граней, точек «стоп», он становился все более жестоким и жестоким, потому что когда человек не встречает препятствий на своем пути к жестокости, его аппетиты растут. Я позволял это Эдди; и эта власть снесла ему голову.
Он начинал меня бить. Иногда, не очень сильно. В основном это были просто пощечины или затрещины, хватание за волосы. Не больно, но обидно и стыдно. Но я не сопротивлялся. Я разрешал ему относиться к себе, как к вещи, потому что грани между нормальным и ненормальным уже давно у меня стерлись. Я так его любил, так хотел к нему прикасаться, быть с ним рядом, что мне хватало и такого обращения. Он ведь рядом со мной в этот момент, он ведь трогает меня, говорит со мной! Это ли не счастье? Если я стану послушным, он меня не бросит. Потому что никто не будет любить его так, как я, никто не будет так сразу выполнять все его капризы. Я надеялся заслужить любовь Эдди через унижения, обиды, боль, но у меня так и не получилось это сделать. Потому что в один день он умер.
Ричи замолчал. Он закусил верхнюю губу так сильно, что по краям она побелела. Я все еще держала его за руку. Наши встречи слились для меня в одну, длинную, страшную встречу. Я смотрела на него через слезы.
— Как это случилось?
— Он снова начал раздражаться по какой-то ерунде. Ему вдруг показалось, что от меня слишком сильно несет трупами, и его любимая шутка на тот момент была та, где он говорил, что я сплю с трупами на работе. За это он наказывал меня. Не спал со мной и бил.
— Эдди, это не так. Пожалуйста, не говори ерунды. Пусти меня к себе в постель.
Мне не нравилось спать на полу; было холодно и жестко. Я простужался. Но Эдди не разрешал ложиться на диван в другой комнате. Говорил, что я не заслужил этого, и должен быть с ним рядом — на полу возле кровати, если ночью я ему понадоблюсь. Я так устал, что не мог даже с ним пререкаться.
— Нет, — Эдди откинул одеяло, расправляя простынь, — иди еще раз в ванную, и тогда, может быть, я подумаю.
— Я был там четыре раза, — сказал я, чувствуя, как кожа еще ноет от трения жесткой мочалкой, — я хочу спать, Эдди, пожалуйста.
— Я сказал «нет». Или мне сейчас же уйти от тебя, а? Ты этого добиваешься?! Нет, ты только посмотри на себя! Ты сам выглядишь как живой труп, а еще не благодаришь меня за то, что из всех нормальных парней я выбрал тебя?! Ты неблагодарное чудовище, Ричи!
Он так часто оскорблял меня, что я даже и бровью не повел. Я знал, что я ужасный. Некрасивый, уродливый. Слишком худой. С седыми волосами в двадцать четыре года. С огромными кругами под глазами и выпирающими ребрами. Я знал это, и на правду не обижался. Да, Эдди называл это правдой.
— Если бы ты чуть лучше за собой следил, я бы чуть больше тебя любил. Мне стыдно находиться рядом с тобой на улице. Ты позоришь меня.
И я старался, правда. Старался выглядеть лучше, одеваться моднее, но на фоне вышколенного, гладкого, отофошопленного Эдди я выглядел страшилой. Я уже даже не мог удовлетворять Эдди так, как он хотел. У меня не было сил после столько часов работы, чтобы ему хватало денег на все. Я просто приходил к нему, когда он звал меня, точнее, подзывал, щелкая пальцами и хлопая себя по коленям, и отдавался ему. Мне уже даже было не приятно — я радовался только тому, что приятно ему, и может быть, еще пару дней никаких парней не будет у нас дома.
— Завтра тебя дома быть не должно, — вдруг сказал Эдди, забираясь с ногами на кровать. Он почти не смотрел на меня — был занят тем, что рассматривал резинку на своих шортах, — погуляешь где-нибудь несколько часов. Сходишь в кино или еще куда. У тебя ведь есть деньги?
Денег у меня не было; Эдди забирал все, и иногда выдавал мне что-то. Хотя я зарабатывал больше, чем он, понятия общие деньги у нас в паре не было. Все деньги были его.
«Я лучше знаю, как ими распорядиться», — говорил он, забирая мою карту.
— Но зачем? — тупо спросил я. Эдди взглядом показал, что я должен сесть возле него. Я осторожно опустился на пол подле его ног. Ошейника на мне не было, но я все равно всегда ощущал его. Эдди взял меня за подбородок нежно-нежно, большим пальцем провел по нижней губе.
— Потому что я буду занят. Завтра день рождения у Патрика — моего друга, — при этом имени у меня во рту стало горько, — мы собираемся небольшой компанией собраться здесь и посидеть. Ты, конечно, можешь остаться… — Эдди осмотрел меня, потом провел ладонью по скуле, — но тогда придется и поучаствовать.
— Нет, — я покачал головой, — Эдди, нет. Ты же обещал.
— Но это день рождения! — он надул губки, которые уже давно не разрешал мне целовать. «А вдруг ты сосешь своим трупам?» — ну же, Ричи, не лишай меня такой маленькой радости. Я просто посижу со своими друзьями. И ты можешь остаться, если очень хочешь, но тебе ведь не нравится такое.
Мне не нравилось. Мне не нравилось сидеть за тонкой стенкой и слышать звуки их оргий и групповух. Голос Эдди и его стоны я мог узнать среди тысячи. Я закрыл уши руками.
— Я не останусь. И не уйду.
— Вот как? — Эдди приподнял брови, — ты что, решил мне перечить? — он резко наклонился ко мне, хватая меня за шею. Не ошейник, так руки. Я не дернулся, потому что не мог в ответ его ударить или сделать ему больно.
Лучше я, а не он.
— Эдди, пожалуйста. Сделай со мной все, что хочешь, все, что собираешься делать с ними, но только, пожалуйста, пожалуйста, не начинай снова. Нам же и так было хорошо вдвоем уже столько времени, ты… Ты обещал, — лепетал я, жалостливо смотря на Эдди. Самое страшное было то, что выражение лица его никак не менялось. Он все так же мило смотрел на меня, словно собирался поцеловать и признаться в вечной любви.
— Хорошо? Мне уже давно не бывает хорошо с тобой.
— Но…
— Ты перестал меня удовлетворять. Я сплю с тобой из жалости, — Эдди приложил руку к моей щеке. Это был не удар — даже, наверное, нежное прикосновение, но я все равно дернулся. Но не сильно — Эдди все еще сжимал пальцы на моем горле.
— Что мне сделать? — слезы подступили к глазам, — что мне сделать, чтобы тебе понравилось?
— Остаться завтра и поучаствовать. Смотри, я ведь тебе даже выбор предложил. Что тебе опять не нравится, неблагодарная ты тварь?!
Он ударил меня по щеке. Слезы полились из глаз. Эдди тут же сполз ко мне на пол, обнял, стал гладить по волосам и шептать что-то на ухо.
— Ну-ну, прекрати. Я же не специально. И не сильно. Это просто игра.
— Мне не нравятся эти игры, — прошептал я, обнимая Эдди, и не веря, что могу это сделать. Голова кружилась, воздуха в комнате не хватало, — пожалуйста, пожалуйста, не делай этого!
— Глупый, ну, успокойся. Все хорошо. Тише, тише, Ричи, — Эдди осторожно убрал волосы с моего лица, заправил прядку за ухо, — ну ты чего? Я же говорю это несерьезно. Ну, успокойся. Ричи, посмотри на меня.
— Можно?..
— Да, я разрешаю посмотреть на меня. Подними глаза.
Я послушался и посмотрел на Эдди через слезы. Он улыбался. Совсем как раньше.
— Будь паинькой, Ричи, и я тебя не обижу. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, — он никогда не говорил слово «люблю» — я это делал за нас двоих, — все будет хорошо. Тогда ты просто погуляешь. А я буду думать о тебе…
— Нет…
Эдди провел большим пальцем мне по губам. Слегка надавил на челюсть.
— Ладно, тогда порадуй меня сейчас.
Он привстал с постели, нависая надо мной. Я покачал головой.
— Что? Ты отказываешь мне?
— Я сейчас все сделаю… А потом ты все равно обманешь. Ты все равно выгонишь меня на улицу, как в том месяце, когда я пять часов был на холоде, а ты с другими! — слезы телки по лицу, — я не буду. Эдди, хватит. Пожалуйста.
— Я сказал, открой рот, — Эдди наклонился, упирая руки в колени, — или ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно?
— Мерзкая сука. Тогда собирай свои вещи и вали отсюда! — Эдди пнул меня ногой, — видеть тебя больше не хочу!
— Я не уйду, это моя квартира, — слабо сказал я, чувствуя резкую боль где-то в ребрах.
— Команды «голос» не было, Ричи, — Эдди схватил меня за воротник футболки, — как-то ты плохо играешь в эту игру!
Он замахнулся, но как только его рука оказалась в сантиметре от моего лица, готовая разбить мне зубы, я его укусил. Да, как собака. Он ведь хотел таким меня видеть.
— Сука! Сумасшедшая сука! Тогда уйду я, и ты больше никогда меня не увидишь! Я уеду к матери, я ей все про тебя расскажу, она как раз ждала меня в гости! Она потом испортит тебе жизнь! — выплюнул Эдди бешено тряся рукой, будто я одним укусом заразил его бешенством. Потом он быстро развернулся и выскочил из квартиры.
Видимо, он успел позвонить матери, потому что она ждала его, но так и не дождалась.
В ту ночь он и попал в аварию. Я не успел его остановить. И если честно, наверное, впервые в жизни не захотел. И живым я его больше не видел.
***
— Вот, в принципе, и все, — Ричи снова начал «прыгать» пальцами по столу. А дальше Вы читали. В дневнике.
— Ричи, я… — я выдохнула, но легкие освободить не получилось. Страшно захотелось курить, — ты правда хотел его оживить?
Ричи пожал худыми плечами.
— Да. Хотел. Я думал… — он закусил губу, — думал, что если у меня это получится, то он будет другим. Нормальным. Не будет жестоким. Я ведь не только ему руки пересадил и кожу, но и внутренние органы. Сердце в том числе. Я сейчас страшную вещь скажу, но, — Ричи поднял на меня глаза, — когда Эдди был мертв… Он таким мне нравился намного больше.
Меня передернуло; под кожей на спине прошел электрический разряд. Я пошатнулась, когда вставала.
— Я тебя не осуждаю.
— Я знаю, что делал плохие вещи. Те парни… Уверен, что они были нормальные. Но мне хотелось воскресить Эдди. И провести с ним снова время, без ругани, драк, оскорблений и этого поводка. Мне просто хотелось, — Ричи постучал пальцем по столу, —
чтобы он любил меня.
На последней встрече, которая длилась всего пятнадцать минут, я чувствовала себя лучше. Мы больше не говорили про Эдди. Ричи дал мне два задания: и я выполнила их оба. Когда я уходила, я еще раз обняла его. Знала, что больше никогда не увижу его, но это было и к лучшему.
— Спрячь их получше. Достаточно будет всего три штуки.
— С этим проблем не будет, — сказал Ричи, на секунду задерживая пальцы на моей руке, когда я передавала ему таблетки. Он посчитал, что смерть для него — лучший вариант, чем суд или принудительное лечение, после которого он все равно не сможет нормально жить. Я не вправе была осуждать его. Я могла только поддержать. Ричи не был убийцей в прямом смысле слова; он действовал руками того, кто первым отправился на тот свет. Я не верила в бога, рай или ад, не была уверена, что существует загробная жизнь, но искренне надеялась, что если за чертой что-то и есть — Ричи и Эдди никогда там не встретятся.
— Спасибо тебе, — шепнула я, обнимая его в последний раз. Лязгнул наручник, когда Ричи неумело обнял меня в ответ одной рукой. Он разучился обниматься.
— За что? — он слегка улыбнулся, но лицо было бледное. В руке он сжимал пластинку сильного снотворного.
— За правду. И за такую любовь, о которой рассказал, — я поцеловала его в голову.
Ричи хмыкнул, смотря на свои зажатые пальцы. Синяки на шее явственно выделялись в желтом отблеске лампы. Глаза у меня заслезились.
— В гробу я видал такую любовь.
***
Когда я вышла на улицу, Майк уже ждал меня в машине. Садясь к нему, прижимая к груди блокнот, я расплакалась. Майк молча пристегнулся, помог застегнуть ремень на мне и ни слова не говоря, выехал с парковки.
— Куда едем? — спросил он тихо.
— К морю.
***
На берегу не было никого в такой ранний час. Я думала о Ричи. О его истории. Страницы его исповеди я прижимала к себе под пиджаком; моросил мелкий дождь. Я прошла по песку, остановилась у края воды. Майк стоял поодаль от меня, молчал, убрав руки в карманы. Ветер трепал короткие волосы.
—
На берегу мы впервые занялись любовью, и это был лучший день в моей жизни. Там началась эта история, пусть там и закончится,— сказал Ричи мне напоследок. И это было последнее его желание, и я не могла его не выполнить. Я присела на корточки, надо мной кружились чайки, звук моря успокаивал. Я стала вырывать страницы из блокнота, складывать из них бумажные кораблики, а потом опускать их на воду, смотреть, как они мерно покачиваются и их уносит течением. Я хотела, чтобы эта история потонула, но она лишь камнем ушла на дно моего сердца.
Когда со страницами было покончено, я сняла пиджак. Осторожно погладила нашивки и нагрудный знак полицейского. Набив карманы камнями, бросила в воду. Ткань потемнела и тут же ушла на дно.
Мне срочно требовался отпуск, и желательно — вдали от этого города и подобной работы. Ты не можешь быть хорошим полицейским, если сочувствуешь убийце.
Я услышала позади себя шаги, и, обернувшись, заметила Майка, который все это время стоял молча позади меня и не говорил ни слова. Может быть, это не та любовь, о которой напишут книгу или которая подтолкнет к преступлению. Но мне такого было и не надо. Я подошла к нему, взяла за руку. Он накинул мне на плечи свое пальто и мы направились к машине, где нас ждали круассаны и остывший кофе.
А бумажные кораблики все плавали на воде.
КОНЕЦ.
