Резонанс частот: тысяча и одна...мысль!

      Настоящее время.       Александра       Чтобы поскорее освободиться от работы, я проснулась раньше остальных и опередила свой привычный утренний подъём ровно на час, успев таким образом совершить небольшую получасовую прогулку по деревне, узнать неутешительный расклад дел для бабули подруги, - которая, как ни странно успела стать для меня практически родной, хотя её липучестям, сварливостям и, без сомнения, не культурностям позавидовали бы одинаково как местные тётки на лавках, так и гопота с нашего района, - и, поразмыслив некоторое время, накидав пару идей для сохранности успевших примёрзнуть в огороде овощей, немедленно приступила к реализации своего суперплана, состоявшего только из двух частей: вытащить к чёрту весь оставшийся урожай и подготовить почву к наступавшей зиме, оповестившей о своём ближайшем приходе ещё вчера, когда мы ехали в машине моего тёзки.       Вообще, в моей дурной голове, так скоро после несмелого поцелуя, переставшего меня слушаться, вертелась мысль, не дававшая мне покоя с самого…чего греха таить, с самой ночи, когда Даша зашла в нашу комнату спать: «Как там Елена Сергеевна? Ей живот не скрутит от алкоголя? Она завтра не вспомнит то, что было сегодня? А может, сходить к ней? Или лучше, ну, так, на всякий случай, лечь с ней? А если вспомнит? Что она чувствует ко мне? Не злится? О, наконец-то утро! Нужно её проведать! Стоп! Сейчас только четыре, она наверняка ещё спит. Будет неудобно. Но, она ведь не заметит, правда? Хотя… Чёрт! Нет, потом! Нужно идти работать! И вообще, она меня от себя отогнала! Так что, пока не подпустит, лучше держаться от неё подальше! Да, так и сделаю!»       И хотя я так и решила…. «Чёрт, нужно поскорее с этим огородом покончить и сходить к ней в комнату! Хочу её увидеть!»       Не знаю почему, но мысли о ней всегда придавали мне сил. Я ощущала себя ребёнком, готовым пахать день и ночь ради исполнения своей мечты. В моём случае это была Елена Сергеевна: добрая, со всеми милая, всегда безупречно красивая и такая тёплая, что одной своей улыбкой может довести меня до температуры плавления кристаллических тел в независимости от условий его образования. Я хочу, чтобы этот человек не просто заметил меня, а ощутил то, что я могу в её жизнь привнести. Да, она меня не любит с той же силой, что я её, но это не мешает мне подумать о том, что я могу сделать для неё, чтобы у моей любимой была веская приятная причина быть со мной. А исходя из того материала, которым я успела напичкать себя за несколько лет, - в частности: что делать если ваша возлюбленная в печали, в скорби, в болезни, в отчаянии, выпила, злится и т.д., дойдя до того, как проводить время с любимой, что дарить, как целоваться, держаться за руки, сексуально удовлетворить партнёра и многое другое, в числе которых имеются и крайне бредовые, печальные, но вполне реалистичные, на манер того же, что делать если вы попали на необитаемый остров, если ваша половинка вам изменила, если она больше не хочет быть с вами, если вы потеряли к ней интерес, если она влюбилась в другого и т.п., - что говорит о моих высоких навыках готового ко многому, если не ко всему, взрослого, морально подготовленного семейного партнёра.       И хотя большинство из перечисленного проверены на практике, они, тем не менее, не обладают никакой силой ввиду отсутствия у них статуса «парочек».       Так что, к чертям мою теорию, если эта хитроумная леди в меня не влюбится или хотя бы не пожелает быть со мной вовеки вечные, чтобы…ну…что же там такого есть…эм…ну, хотя бы для того, чтобы удовлетворять свои сексуальные потребности или первичные — я это умею! На себе пробовала… Главное, перед ней не стушеваться..!       В общем, на чём мы остановились? Ах да, голосам в голове-таки удалось одержать вверх, и я решила, к чёрту эту работу, сделаю потом, план готов, так что париться буду позже, пойду лучше её проведаю.       Поэтому я поплелась в дом, на второй этаж, будучи в приподнятом настроении, стопроцентно уверенная в сонном состоянии своей возлюбленной, имея лишь светлое намерение — увидеть её и больше…ну, почти больше, ничего кроме.       Так, оказавшись у порога в её комнату, постучавшись осторожно несколько раз, не услышав ответа, вхожу, почти бесшумно ступая по ковру, потом по паласу, твёрдо уверяя себя в искреннем намерении лишь увидеть её для успокоения бури в сердце.       Однако, как я того и ожидала, но надеялась избежать, её ещё не проснувшееся личико обдало меня таким жаром, что я, присев на корточки, как влюблённый мальчишка повесив голову, стала налаживать работу сердца, так сильно за долгое время забившееся в приятной истерике бешеных ритмов работы кровеносной системы по всему организму.       А когда кое-как набралась храбрости, то, посмотрев в неприличной близости пары сантиметров до её лица на эту спящую красавицу, с какой-то спокойной обречённостью осознала, что вся моя жизнь, вся радость от неё…в одном факте существования на свете такой чудесной женщины…       — Вот чёрт. Вы до смерти соблазнительная.       Позволив себе осторожно провести большим пальцем по её губам, с невероятной слабостью во всём теле признаю:       — Боже, что же я делаю? Мне никогда так сильно ничего не хотелось, как сейчас её губ…       — А? — уста любимой внезапно приоткрылись шире, и та начала открывать глаза. — М? Саша?       Я тут же отшатнулась, подняв руки, как преступница какая-нибудь, и поспешила заикаясь оправдаться:       — А, эм, я, я…п-просто мимо проходила.       «Слишком нелепое оправдание! Она не поверит!»       — Испугалась? — повернувшись боком ко мне, улыбнулась она, прикрыв глаза.       — Д-да, — честно ответила я первое, что пришло в голову.       Я прождала с полминуты, пока осознала, что она снова уснула, и поспешила убраться вон из её комнаты.       Надеюсь, она меня не вспомнит, когда проснётся.       Спустя час деревня начала просыпаться: по улицам расхаживали взрослые, отправлявшиеся на работу, часто поглядывавшие в мою сторону, иногда щурившиеся с недоверчивости, кидавшие изредка слова в адрес моего страшного вида ввиду невидимости моего лица, ведь ободок я не надела, и останавливавшиеся, чтобы расспросить кто я такая и надолго ли здесь.       Не все, но некоторые из местных узнавали меня: в основном старушки, крестившиеся, стоило мне обернуться к ним, неотвратимо говорившие «Господи, Боже мой», потом только улыбавшиеся и приглашавшие зайти к ним как-нибудь в гости после работы на огороде бабули.       Сама хозяйка дома соизволила проснуться только к пол седьмому; и то, без всякой гигиены полезла на крыльцо, посмотреть за моей работой, как обычно побрюзжать над моей отпугивающей физиономией, привычкой рано вставать, делать все дела вовремя и сразу, а потом, прибавив, как ей жаль, что я не родилась её внучкой, и было бы здорово, задержись я здесь много подольше, ушла, хохоча с собственной фразы: «Я рада, что ты работаешь у меня за бесплатно, продолжай в том же, духе».       Что ж, по крайне мере ответ на вопрос — откуда у Даши такой дурной характер, ну уж точно не от Елена Сергеевны — я получила ещё несколько лет назад и смирилась, осознав причастность к этому как бабули этой девчонки, так и её отца, я примирилась с мыслью, что мне с ней жить до тех пор, пока она добровольно не отстанет от меня; ведь, когда я пробовала её кольнуть по больному — она мне делала ещё больней.       Как я и сказала, больше пяти часов в сутки на огород этой старухи я не потрачу. Так что, закончив к девяти часам, оставив за собой наполовину готовый к предстоящей зиме участок земли, бросаю лопату, вёдра с овощами и наконец иду пить кофе, которое так настойчиво предлагала Елена Сергеевна едва, закончила готовить завтрак на всех.       Как я поняла из её привычной улыбки и обычной приставучести, ни вчерашнего вечернего события, ни сегодняшнего утреннего она не помнит. И слава Богу: двумя проблемами меньше.       Правда, едва я на неё «не так» посмотрю, как она отшатывается, начинает заикаться и спешит уйти, обещая подойти попозже, если добровольно не приду к завтраку.       Забавно, но и во второй, и в третий разы она так ни разу и не коснулась меня, чтобы спровадить из огорода, как и угрожала, созывая к столу. От такого, казалось бы, маленького жеста на языке витал привкус тошноты и какой-то неприязни к себе.       Не понимаю, почему я самой себе противна? Чувствую себя так неловко… Будто я изгой какой-то. Неловко… Наверняка нелепо выгляжу в её глазах. Отвратительное ощущение…»       Да, неспроста у меня было щекотливое предчувствие назревавшей бури. Это прекрасное создание перестало звать меня обычными для неё, но приобретавшими для меня краски, словами: «милая», «дорогая», «Сашенька»...       Скорее всего, она решила, что эти выражения будут мной восприняты как двусмысленные. Что ж, вынуждена с ней согласиться: эти слова, так или иначе, подавали бы мне надежду на возможность продолжения после поцелуя, а такого она допустить не могла.       «Хмф, не знаю даже: грустить мне или влюбляться в неё ещё сильнее. Она становится чертовски умной, когда в ней взыграет решительность. Что ж, не буду ей в том мешать. Пока сама не захочет сблизиться, я и шагу к ней...наверное, и шагу к ней не сделаю, в-вот». С этими мыслями я ушла планировать свой остаток дня.       Елена Сергеевна       «Что я делаю не так? Изначально ведь решила поговорить с ней, но, как только столкнусь взглядами, не могу проронить и слова в сторону серьёзного диалога. Видимо, остатки ощущений от воспоминаний взаимного поцелуя до сих пор тревожит меня. К тому же, её взгляд, когда она смотрит мне в глаза…такой…говорящий… — невольный томный взгляд, который я заметила у себя скользнув взглядом по зеркалу, смутил меня и заставил отвернуться к окну! — Боже мой, нужно скорее что-то с этим делать! Сегодня, точно, сегодня с ней и поговорю! Обязательно!» — решив так, приступаю к своим домашним обязанностям, пока дочь под руководством мамы работает на огороде, а мой коллега занимается ремонтом в сарае.       Но вот, проходит час после моей уборки, когда в кухню входит мама, усаживается за стол, кладя на него руки в выжидательной позе, и, скептично глядя на меня, готовящую обед, спрашивает на выдохе:       — Ну, давай, одичавшая одинокая женщина, расскажи мне: что между тобой и Сашей произошло? Ты ведёшь себя не так как обычно.       Это заявление заставило меня вздрогнуть. «Как она это поняла?»       — Не понимаю о чём ты, мам, — попыталась я отойти от ответа. — Я к ней отношусь также, как всегда: она ведь мне как дочь.       — Лапшу на уши матери не вешай; я не вчера родилась, знаешь ли, — пресекла мои попытки эта бестактная женщина, продолжив: — Я тебя знаю, дорогая: ты и твоя дочь всегда к ней липли, как чёртовы прожёванные жвачки! Когда эта бедняжка читает свои книги или рассказывает что-нибудь новое, или в принципе делает что-нибудь, что по твоему мнению зовётся милым, ты всегда бежишь её обнимать, ласкать, целовать, что мне становится жаль её серое вещество внутри! А за вчерашний и сегодняшние дни ты ни разу не подала даже намёка на своё расположение к ней! Так что давай, говори, чё у вас там стряслось-то?       Недолго думая, я ответила, глядя печальным взглядом на кипящий суп в кастрюле:       — Небольшое недопонимание. Мне просто…просто нужно с ней поговорить, вот и всё.       — Хмм? — недоверчиво протянув это мычание, собеседница добавила: — Она что, снова сказала что-нибудь похожее на пошлость? Или обидела тебя каким-нибудь словом? Ты же знаешь, она такое может; правда, не со зла и не всегда осознанно, но тем не менее.       — Нет, — честно призналась я. — Дело во мне.       — Да неужели? Вот это уже интересно. Что ты могла такого ей сделать, ну-ка выкладывай, — отчего-то обрадовалась мама, прибавив: — Не припомню, чтобы ты хоть раз ссорилась с Сашей; скорее, всегда было наоборот. В любом случае, я с удовольствием тебя послушаю.       Но я ничего не стала рассказывать. Даже когда она стала повышать тон, припоминая всё то хорошее, что она для меня сделала, я молчала, молясь только за то, чтобы Саши или кого-нибудь ещё рядом в этот момент не оказалось.       Когда же это было в последний раз, когда она ругала меня, будучи вся на нервах..? Точно, три года назад…       Даша       — Фух, закончила, — вытерев потный лоб тыльной стороной руки, спешу в дом: снять перчатки, неудобные сапоги и принять душ!       Однако, не успела я ступить на крыльцо, как меня окликнул Вовка, — мальчик по соседству, — и спросил, приехала ли со мной Саша.       От его невнимания к моей персоне я нарочно сказала нет! и на всякий случай спросила в чём, собственно, дело.       — Лошадь в конюшне Филатовых взбунтовалось: ест только, когда ей подают прямо в рот, и вставать не хочет, а если заставят, то начинает ногами брыкаться и ржать, что народ боится подходить.       — А врача звали? — спросила я, заинтересовавшись информацией собеседника.       — Ага, — кивнул он, посерьезнев. — Семёныча чуть не ушиб! Он сказал, что со скакуном всё в порядке: нигде не болит, нет ран или ещё чего. Так что я подумал, может, Саша…       — Тупица, если даже врач не смог помочь, то Саша каким тут боком может быть полезна? — оборвала я речь Вовы, раздражённая вставив свою.       — Ну, она же такая внимательная: всё замечает. Вот и подумал, вдруг чего удумает, — начал бормотать парень, теряя уверенность в себе.       — Тогда идём, — открывшая внезапно дверь показалась из-за неё Саша. Закрыв то ли учебник, то ли блокнот, она продолжила: — Всё равно не хочу обедать, так что до вечера я свободна. Проводишь? — посмотрела она своим почти надменным взглядом на мальчика, и тот покраснел.       — К-конечно! Пошли! — затараторил пацан, и Саша спустилась с крыльца, предварительно натянув кеды.       Будучи в ободке, подаренной моей мамой, она оставалась всё той надоедливой умной девчонкой с долей высокого ЧСВ, хотя её личико при этом стало выглядеть в разы милее и менее пугающе нежели раньше; её белый джемпер, поверх которой красовалась не застёгнутая молнией светло-зелёная спортивка, делало её неестественно красивой, чего говорить о том, что её настрой стал более походим на деловой, когда она надела сверх спортивки ещё и куртку; джинсы, правда, смягчали этот напор, но не сильно: цвета всё равно не очень сочетались с её внешностью — какой плохой вкус!       Было давшая добро на осмотр лошади, Саша шагнула к мальчику, как я, вспомнив главное экономическое правило, поспешила остановить наивную подругу:       — Эй, я с вами! — поравнявшись с Вовой, я отметила: — В случае если поможет, с вас плата.       — В смысле?! — отшатнулся парень.       — Я — главный менеджер и бухгалтер Саши! Ведение её реестра дел и подсчёт денег — моя священная обязанность! Так что давай, готовься раскошелиться, иначе не видать тебе выздоровления лошади!       Поколебавшись немного, Вова посмотрел на Сашу, однако та лишь молча осуждающе смотрела на меня; тогда, сломавшись, клиент сказал:       — Х-хорошо, я поговорю с ними об этом.       — Скажи это в диктофон! — тут же вытащила я телефон.       Придя к хозяину лошади, мы добились только того, что он, рассмеявшись над навыками будущей криминалистки, покорно заверил нас в оплате в случае успеха и милостиво позволил нам свободно разгуливать по конюшне.       — Вот же сволочь, — сжав в руке лист с блокнота подруги, зарычала я. Повернувшись к Саше, воскликнула ей: — Давай вылечим эту кобылу и запросим у него миллион! Заставим его подавиться собственной самоуверенностью!       В ответ компаньонка только ударила себя ладонью по лбу.       Спустя пять часов.       Елена Сергеевна       После тревожного сообщения от дочери с тем, что у Саши нет аппетита обедать и та вместе с ней ушла посмотреть конюшню неподалёку, я почувствовала лёгкий укол, что это, вероятно, моя вина: она старается не сталкиваться со мной...вот так просто...как нечего делать..?       А потом, когда их уход на час или два затянулся до ужина, я не выдержала и позвонила.       В это время как раз вовремя зашли мои родители и мой коллега.       — До сих пор не дома. Вот негодники, — отозвался отец, сев за стол.       — Может, Даша её не на конюшню повела, а на дискотеку? Представьте себе, Даша танцует с каким-нибудь местным лопухом, а эта энциклопедичка мучает какого-нибудь гопника вопросами образования. Ахахахах, я б на такое посмотрела, — рассмеявшись во весь голос, почувствовала себя счастливей мама. — Да, звучит интересно. А помните...       — Мам, мы сейчас придём, — взявшая наконец трубку дочка ответила, чем прервала речь мамы. — Тут просто тёть Фрида, ну, жена мужика, который держит конюшню, хочет угостить нас. Так что мы придём после ужина, хорошо?       — Нет. Немедленно домой! — почувствовав не столь волнение за детей, сколь ещё более сильный укол где-то в грудь из-за поведения Саши, воскликнула я, готовая сразиться даже с самой угрюмой девочкой!       — Дай-ка, — видимо, выхватила трубку из рук подруги Саша. — Ам, Елена Сергевна? — услышала я её чуть смущённый тон.       — Да, это я, — насупилась я, положив руку на бедро.       — Хах, да... Я просто хотела сказать...мы здесь задержимся ещё на полчасика, хорошо? Начинайте без нас, пожалуйста. Вы должны понимать положение...я не хочу... Амм.. У меня тут в общем дела ещё не...       — Домой! Живо! — оборвала я её, осознав на что она намекает. — К тому же, мне нужно с тобой серьёзно поговорить!       На том конце провода внезапно воцарилась тишина. Я было заволновалась: неужели она просто бросила трубку, но тут послышался голос Саши:       — Д-да, уже спешим, — и теперь точно «вызов» был отклонён.       — Невероятно, — удивлённая откликнулась мама. — Ты её просто разорвала на части, не дав и шанса. Жестоко, дорогая, — не понимаю: она порицает мой проступок или поощряет, а то цокает языком и головой мотает, улыбаясь.       В любом случае, спустя минут десять мы начали накрывать на стол, с чем мне особенно помогал Александр, попутно успевая перекидывать шутками, а когда уже сели вместе за одну сторону, будучи в нескольких сантиметрах друг от друга, ко мне в голову пришла великолепная мысль: я постараюсь влюбиться в него и стану встречаться с ним! Это должно сработать! Он ведь действительно интересен мне: смешной, весёлый, добрый…правда, не в любовном смысле нравится, но, думаю, это исправимо: постепенно, если я постараюсь… А Саша…она… О Боже, я ведь сделаю ей больно!       Когда я уже собиралась снова набрать дочь, та открыла дверь дома и вошла вся запыхавшаяся. Вслед за ней примчалась и Саша, потная, с громкой одышкой, держа руку стиснутой у груди.        — Не забывай: делим 60/40! — улыбнулась дочь, обернувшись к подруге.       — Наконец-то, — улыбнулась мама, первой подойдя к прихожей. — Ну, чего так долго-то? Мы волновались вообще-то, — скрестив руки на груди, нахмурилась она.       — Извините. Нужно было кое-что решить, — отмахнулась дочь, добавив чуть тише: — Зато теперь Саша должна мне больше половины выручки.       — То есть? — прошла я вперёд.       — Короче, — уже восстановив дыхание, радостная решила провести короткий обзор Даша: — Саша и я ушли осмотреть лошадь владельца конюшни по просьбе Вовы, ну, мальчика по соседству. Потом, значит, оказалось, что этот мудак-владелец пустил нас только для того, чтобы посмеяться над нами: мол, девки какие-то хотят вылечить моего здорового скакуна. Сексист, короче. И вот, Саша нагнулась, осторожно разглядела это суровое животное со всех сторон; потрогала, ощупала и, когда эта скотина начала поднимать крик, подруга сориентировалась и вырвала застрявшую маленькую зубочистку из копыта лошади. Он чуть нас не отбросил из своей вонючей коморки! Зато, через полчаса этот жеребец как новенький топал ножками и послушно выполнял прихоти жены самоуверенного козла. А когда этот чёрт вернулся, то я, по умалению подруги, запросила всего пять тысяч за оказанную услугу. Он, конечно, ломался-ломался, но под давлением женской половины смирился. Нас даже пригласили на ужин, но потом этот козёл сказал, что, может, раз мы такие умные, то поможем найти его чековую книжку в офисе? Так вы не поверите: эта самая книжка оказалась не в его обшарпанном кабинете, а в скотнице, рядом с гусями! — Даша вместе с бабушкой рассмеялась, а потом продолжила: — Ну и значит, возвращаемся мы такие довольные, собираемся цену завысить на находку, как ты мне, мам, звонишь посреди самого разгара сделки и кричишь, требуя идти домой. Собственно, под настойчивым, крикливым, правда, уговором Саши, которая предложила мне 60% выручки, я решила вернуться…бегом. Так что, дорогие мои, я погнала в свою комнату разуваться, а вы тут давайте, хавайте пока что без меня.       И та ушла, покинув нас.       Саша же, осевшая на пол, развязывавшая грязные кеды, усиленно старалась поскорее снять обувь, которая никак не хотела разделяться с ногой хозяйки.       Обойдя её раньше, чем то собиралась сделать мама, я села на коленки и, убрав прядь волос за ушко, принялась помогать своей угрюмой девочке в таком нехитром деле.       — Дай-ка мне, — взяв шнурок пальцем, прошептала я.       — Вы испачкаетесь, не стоит, — парировала Саша, не решаясь коснуться моей руки с тем, чтобы не позволить мне оказать ей помощь.       — Не спорь. Я уже почти закончила, — невольно улыбнулась я, потянув за шнурок, который плавно раскрылся, оставив на моих пальцах небольшую песочную грязь.       — Эту я сама, — отвернувшись от меня, делала неудачные попытки расшнуровать кеды девушка.       Однако, её пальцы то и дело скользили по поверхности верёвок, ещё больше запутывали её и мешали чётко смотреть на предмет своей деятельности. Раздражённая, наверняка из-за моего присутствия рядом, она начинала злиться на то, что у неё не получается справиться с какими-то кедами, что я, не выдержав её нервного состояния, бросилась к ней, осторожно кладя поверх её рук свою, — на что та отреагировала удивлённым стоном, — на ощупь развязывая узелки на обуви, и, уже через пару секунд, потягивая за верёвочку, которая в конечном итоге наконец позволила Саше снять обувь.       — Спасибо, — пробормотала она, вставая с места.       — Я их помою, а потом постираю. Так что поставь их в тазик, хорошо? — привычно хозяйничая, скомандовала я, поднимая глаза к собеседнице, которая, встретившись со мной взглядом, ответила:       — Елена Сергевна, мы не у вас дома, да и кеды — мои, так что сама их и помою.       — Но милая, я так хочу. Так что… — осекшись, таки сказав это слово, я заставила собеседницу вздрогнув затаить дыхание, покраснеть и, склонив голову, позволив упасть на пол ободку, так несдержанно злобно улыбнуться.       Воспользовавшись моментом, я забрала с пола и кеды и ободок и прошла в ванную, зовя её за собой.       Подобно безвольной кукле, она молча подчинилась мне, следуя за мной.       Её жест повиновения заставил меня саму покрыться краской и с уже дрожащим от собственного бега сердца попросить не оборачиваясь:       — К-как бы… Как включаются краны ты знаешь; чистые вещи сейчас принесу, поэтому раздевайся. Я сейчас. Быстрыми шагами, зажмурив глаза, чтобы не столкнуться взглядами с угрюмой девушкой, убегаю прочь из ванной, оставив в тазике её обувь.       Перебрав в шкафчике вещи Саши, забираю серый джемпер, лосины, первые попавшиеся трусики и спортивный лифчик.       По возвращении, тихонько приоткрыв дверь, не вижу ближайшего места куда поставить вещи. И вот, едва я вхожу, оповещая о своём прибытии девушку, как неминуемо сталкиваюсь с её томным взглядом, будто говорящим мне: «Я хочу вас». Впервые я такое прочла в глазах той, которая практически всегда была непроницаема, будто под маской.       — К-как бы, Саша, — пересилив своё дрожащее тело, пробормотала я, думая, за что бы зацепиться, когда вижу, что та даже не сняла куртки. На какое-то мгновение разум возвращается, беря контроль над ситуацией, и я, бесшумно поставив на маленькую табуретку чистые вещи, подхожу к девушке, беру её за воротники открытой накидки и сказав: — Что же ты, не разделась ещё, — освобождаю её от куртки, потом и от спортивки, и, наконец, от джемпера, оставляя дело за малым. — Я пойду, а ты мойся, хорошо? Но едва я потянулась к ручке двери, как, плавно прошедшая пальцами обеих рук по моей талии, почти что незаметно обняла меня Саша, прижавшись к моей спине всем телом.       — Простите, пожалуйста, но можно я хотя бы несколько секунд вас так обниму? — не сказав ни слова, лишь издавая немые стоны, не в силах даже кивнуть, чувствуя мурашки по телу, позволяю ей вдохнуть мой аромат, прильнув губами к лопаткам, целуя них.       «Приятно, — не замечая, что нарушаю собственные правила, улыбаюсь, прикрыв глаза. — Она такая нежная, оказывается. Вот бы её пальцы были чуть настойчивей: хочу, чтобы они лас… Ох нет, что я делаю? — наконец очнувшись, с ужасом осознаю неправильность своих действий. — Нужно её остановить».       И с этими мыслями, разомкнув руки девушки, оборачиваюсь к ней, снова…снова! сталкиваясь с ней глазами!       — Б-больше так не делай, х-хорошо? Д-даже если я молчу. Л-ладно?       Не имея сил удержать улыбки, она позволила своим глазам стать нежными, разрешая им ещё сильнее кольнуть меня.       — Вы правы. Мне не стоило пользоваться моментом, — согласилась она, будто смирившись с чем-то очень печальным. — Но, знаете, с тех пор, как я наконец призналась вам в чувствах, я испытываю сильное желание говорить вам одну и ту же фразу каждый Божий день, желательно по нескольку десятку раз за сутки.       Я боялась, что она их скажет мне, и она сказала:       — Я люблю вас, Елена Сергеевна. Очень сильно люблю. Я приму ваше решение быть отвергнутой, но можно я хотя бы буду говорить эти слова при встрече. Пускай не ради вас, но ради того, чтобы выплеснуть эти чувства наружу? Если честно, вы меня очень сильно мучаете своими действиями: игнорируете, не называете привычными синонимами, не прикасаетесь ко мне никак. Мне ужасно больно; но пусть так…я даже не знаю почему…за что вообще…я вас до сих пор люблю. Я прекрасно понимаю, что это не ваша проблема и вы не виноваты в моей любви к вам, но я хочу попросить у вас…можно мне любить вас? Можно я буду признаваться вам в этом снова и снова? Пускай эти слова не будут вас трогать — это совсем неважно. Я просто хочу говорить вам это.       Около минуты понадобилось только для того, чтобы я смогла выдавить из себя хоть слово. Буквы комом застряли в горле и никак не хотели выдавить хоть какой-нибудь звук, когда, наконец собравшись с мыслями, вспомнив нечто важное, я ответила:       — Помнишь, ты мне как-то говорила: «А разве, чтобы любить кого-то, нужна причина?» — собеседница кивнула. — Так вот, я хотела об этом поговорить с тобой, — у неё удивлённо приподнялись бровки. — Я не знаю, почему ответила на твой поцелуй взаимностью; не знаю, почему мне так часто хочется целовать тебя и обниматься; не знаю, как давно твоё присутствие в моей жизни стало таким важным, но…только представлю, что тебя нет со мной…мне становится не по себе. Эти два месяца стали для меня настоящим испытанием. Честно, я надеялась, что ты остынешь и сама придёшь ко мне сказать, что больше ничего не испытываешь и готова начать всё сначала, но… Дни шли, превращаясь в недели, а потом и месяцы, а ты продолжала молчать и следовать моей негласной просьбе. А я, сначала уверенная в правильности своего решения, начала сомневаться, ведь в один момент меня начала мучать мысль о том, что человек, который мне так дорог, возможно, сейчас и сам страдает от моего бойкота, но также, как и всегда, понимающе следует ему. Так что я решила, что обязана поговорить с тобой и поставить все точки над «и». — Сглотнув, я продолжила: — Если для тебя это так сложно, то, конечно, можешь признаваться мне в любви сколько пожелаешь, я не против; главное — тебе не будет больно. Но, м-милая, — сказав только одно это слово, заставляю её вспыхнуть и стать ещё внимательней, — я хочу, чтобы ты знала: Александр, мой коллега, кажется, мне очень нравится, поэтому я решила, если он снова предложит мне встречаться — я соглашусь.       Её глаза на миг шокировано расширились, но потом, видимо, смирив себя, она тихо прошептала:       — Как скажете.       Не знаю: радоваться мне или грустить — она вроде согласилась, приняла, и наши отношения почти нормализовались, но вот сердце…оно продолжает трезвонить, крича: «Что-то не так».       — Тогда, Елена Сергевна, пожалуйста, давайте вернёмся в обычные отношения, по крайней мере на виду у всех, а то кажется мне, ваша мама что-то подозревает: она сегодня весь день на меня скептично смотрела; боюсь, вот-вот продырявит и без дырокола, — вынужденно улыбнулась она, сменив тему.       — Хах, ты заметила, — поддержала я её.       — Как не заметить человека, который после наших стандартных фраз, поглядывает то на вас, то на меня, а на меня особенно и притом вполне говоряще, — недовольно скривив губы в усмешке, она добавила, развернувшись ко мне спиной: — Ну, я начну мыться, если вы позволите. Мы ведь закончили то, что вы со мной хотели обсудить?       — А, да, — заправив прядь волос за ушко, кивнула я, то поглядывая на кафельный пол, то на чистую, почти гладкую спину девушки, которую она полностью оголила, сняв одним рывком спортивный лифчик.       — Тогда, увидимся, — сказав мне это, глядя себе через плечо, улыбнулась, начиная снимать джинсы. Я же поспешила удалиться.       Усевшись за стол, берусь за ломтик хлеба, когда Даша, вдруг вспомнив что-то, спрашивает у меня:       — О, мам, ты знаешь, что было вчера?       Вопросительно глянув на неё, позволяю просвятить себя:       — Ты была в хлам; аж стошнило.       — Правда? — удивилась я, наклонившись к дочери, сидевшей напротив стола.       — Конечно, правда, — кивнула она, продолжив: — Если я хорошо помню, то тебя увела Саша… Ну не суть, короче. Я просто хотела сказать, что офигела с твоего поведения: ты так плохо, оказывается, пьёшь. Кстати, тебе разве бабуля не говорила о вчерашнем?       — Некогда было. Странно, что у неё голова не сильно-то загудела по пробуждении, — прокомментировала мама, добавив: — Повезло, что под рукой Саша была. А то ведь за дедом кто-то должен следить. И тёзка, тоже мне, хахаль нашёлся: за моей дочкой не присматривает, ещё ухажёром себя мнит. Тьфу на тебя.       Александр с мамой начали бурно спорить, а я, гипнотическим взглядом посмотрев на свой бокал чая без сахара, подумала, что если кто и достоин был бы моей руки, то это моя угрюмая девушка, которой, то ли подсознательно, то ли только чтобы облегчить ей душу, я дала возможность открыто говорить мне о своих чувствах.       «Если бы только ты оказалась парнем. Клянусь, я бы ждала тебя хоть вечность, чтобы быть рядом с тобой. Но в это время я могу только сделать самое меньшее, чтобы ответить на твою искреннюю заботу обо мне — позволить тебе выражать свою любовь, только чтобы потом, подобно яду, её убить… Может быть, если ты возненавидишь меня и не захочешь больше иметь со мной дел, твоя жизнь станет лучше… Боже, почему ради того, чтобы осчастливить кого-то, порой нужно сначала причинить боль? Или…это я слишком слаба и труслива, чтобы определиться и рискнуть, когда во мне столько сомнений, столько внешних рамок и непонимания, — любовь это, влюблённость или просто привязанность к человеку, который мне безгранично дорог, — и среди всего этого я выбрала наиболее безопасный и проверенный путь..?»