Je veux juste aimer

      -Так и... Почему одуванчики?       Снова маленький, немного красноватой текстурки и со светлыми пиксельными вкраплениями, горшочек с ярким, подобным маленькому солнышку, одуванчиком стоял на верстаке. Каждый божий день кто-то из их компании снимал этот горшочек, аргументируя тем что "да блин, он мешает, по верстаку попасть не получается" и каждый раз он появлялся, снова и снова. Даже если горшок ломали и сжигали, даже если жёлтый цветочек выкидывался с обрыва неподалеку, а все ближайшие просто срывались и выбрасывались, казалось, у кого-то из них был склад из дуратских пиксельных одуванчиков и не менее дуратских горшков.       Но признаваться отказывались.       Сап потому что "кому нужны эти ваши сорняки".       Хало не по цветам, да и декор дома не особо его интересовал.       Дрим на базе бывал редко. Как и Джордж, за разницей того что первый скитался в поисках материалов, а второй на пару с Сапнапом исследовал подземные шахты и пещеры, вылезая оттуда лишь чтобы набрать ещё немного провизии и снова пропасть на парочку игровых (а чаще всего и не игровых) дней.       И все друг другу искренне верили, скорее просто потому что было тысяча и одно дело, которое нужно было сделать, и времени загоняться по пустякам не было. Да, это порядком бесило некоторых членов команды, но не настолько, чтобы устраивать разборки. Пока одной прекрасной ночью Клэй не зашел на сервер, застав Джорджа за любованием этим маленьким одуванчиков. Решение пригласить парня добровольно-принудительно в голосовой канал пришло тут же.       И звучал Дэвидсон нервно, хотя в этой мелочи не было ничего такого страшного, чего можно было бы смущаться или прятать.       - Ну…цветок красивый? Нервный смешок – Дрим почти чувствовал, как парень в данную минуту теребил рукав свитера. Не мог знать наверняка, просто пару раз замечал за ним такое.       - А почему сразу не сказал? Сапнап, может, и посмеялся бы над таким минуту, может две, но и все на том.       - Да так. Просто не захотел и все.       - Ну, как знаешь.       Не хотелось расспрашивать его дальше, просто потому что если бы Джордж захотел, то сам бы рассказал. Или расскажет потом, кто знает. Одним вечером, когда они снова будут сидеть одни на сервере, после перейдя в Дискорд поболтать и останутся там на привычные пару часов. Или вбросит в одном из стримов, когда чат спросит.       А пока лучше оставить эту тему. Не хочет – не надо. Пусть стоит себе этот глупый горшок, хоть какое-то разнообразие на базе будет. Никому он особо не мешает, а если Дэвидсону от этого спокойнее или еще что-то, то тем более.       Неловкое начало быстро забылось, разговор закрутился и, как и всегда, продлился до раннего утра. Добыча ресурсов, совместное исследование окружающей территории и дальше, там, куда Клэй зайти еще не успел, пустые обсуждения всего и ничего одновременно.       Ничего особо важного.       - Я, наверное, все же вздремну пару часов.       - Здравое решение.       - А ты?       - Немного посижу еще. А ты иди давай, у нас скоро сбор уже, смотри не проспи там.       - Постараюсь уж. Спокойной, Дрим.       - И тебе.       Отключился, вышел с сервера. Скатился на пол, обхватывая колени и морщась от боли.

На пол упало маленькое семечко с белым пушком-зонтиком.

      Одуванчики. Такие милые и яркие сначала, пышные и нежные после. Очаровательные цветы, правда?       Вот и Джордж так считает.       Он действительно находит эти, казалось бы, сорняки, очаровательными маленькими солнышками, и настоящими они ему нравятся сильнее, чем их пиксельные копии. Но не может уже без них.       Все руки забинтованы, лишь бы не дать им прорасти сильнее чем сейчас и выпустить пушочки-семена, лишь бы никого не заразить этой гадостью, не обеспечить кому-то «веселый» остаток жизни в вечных душевных страданиях и боли в области легких, как у него. Да, Дэвидсон болен. Да, давно. Да, ему отвратительно страшно, больно, мерзко от постоянного ощущения крови в собственном рту. Нет, говорить никому он не собирался. Лечиться тоже.       Прожил как-то почти полгода в их чудесной компании, и дальше сможет. Ничего не происходит, если он ежедневно ухаживает за ними, протирает листики мокрой тряпочкой, брызгает водой из пулевизатора на узкие желтые лепестки и любуется, бесконечно долго. Живые намного лучше, чем их пиксельные копии, но за игрой он проводит вечность, а без них совсем тяжко. Даже в собственном доме всего себя окружил этими цветами – в белых горшках на светлых подоконниках, узорами на посуде, блокнотами и ручками с их изображением, даже небольшие фотографии и рисунки их в рамках из березы на высоких и пустых стенах. Шторы, коврик для мышки, разве что татуировку не набил – боится повредить нежные стебли.       Почти помешался.       Но а что поделать. Да и так жить намного проще – тем, кто пытается отвергнуть семена внутри, часто очень больно. А он все-таки надеялся прожить как можно дольше, до лет тридцати хотя бы. Это конечно столько звезд должно сойтись, чтобы несколько лет продержаться, с его цветами особенно, но он верил. Верил, не сдавался, день изо дня боролся.       Например, старался увеличить контакт с предметом симпатии. Обожания скорее, но симпатия звучит лучше. Говорят, это должно способствовать замедлению болезни. Больше ходил на улицу (по сравнению со своим старым образом жизни), ухаживал за ростками, пытался перейти на здоровое питание, не имел вредных привычек. Только вот пух все равно ежедневно вылетал из горла.       Наверное, стоит сказать спасибо что хотя бы не розы. Такие живут хоть и дольше всех, - цветы крайне медленно развиваются, - но колючки настолько царапают горло, что от постоянных болей жить и не хочется. Хочется разорвать глотку, выпотрошить себя самостоятельно, вырвать их с корнем из легких и остальных органов, лишь бы не было так больно, отвратительно и мерзко от ощущения стеблей, намертво впивающихся внутри и буквально разрывающих изнутри. Они медленно оплетают внутренности, давя, стягивая, лопая острыми колючками маленькие капилляры и обеспечивая своему хозяину как минимум смерть от кровопотери.       А он уйдет медленно, зато безболезненно. Скорее всего, задохнется от белых облачков, они забьют ему дыхательные пути, листья и стебли нежно стянут легкие, и он уснет навеки где-нибудь в парке.       Желательно на его руках.       И не чтобы заставить его жалеть, о нет. Просто чтобы последнее, что он видел, было б лицо на фоне яркого, слепящего солнца.       Будто святой, что спустился встретить его перед самым страшным путешествием в жизни.       Зарывается рукой в волосы, думая о том, какой же он жалкий. Жалкий, ужасно жалкий. Не хватало еще чтобы Он когда-нибудь вообще прознал про его недуг, и не дай боже Вилб проболтается. Его максимум – умереть во сне или в ванной, затопив белую раковину своей кровью и пухом. Вот так он и погибнет, мерзко и стыдно. А мог бы красиво, но какой человек, такая и смерть.       И нет, Джордж не ненавидел себя, если вы так подумали. Просто считает, что многих вещей он явно недостоин. Ничего такого.