Je veux juste aimer

      Яркий желтый свет пробился сквозь белые занавески, которые теперь были однотонными. Без цветов.       Глазам было неприятно от солнечных лучей, а просыпаться от сладкого сна не хотелось вовсе. Это приятное состояние всего тела, когда сюжет собственного сознания еще не убежал полностью, он еще охватывает каждую мышцу, однако реальность, словно тупой палкой, настойчиво тычет в бок. Начинаешь осознавать, что все вокруг - кемар, дремота, и раствориться, как только веки разведут мягкие ресницы в разные стороны, и стараешься ухватиться, остаться в волшебстве еще самую малость. Еще совсем немного.       Чьи-то большие руки обхватывают тело парня и прижимают к себе, крепко-накрепко, чем вызывают в голове небольшую панику.       Несколько секунд спящему мозгу понадобилось на то, чтобы понять, что обнимающие тело руки принадлежат Клэю.       Еще с десяток ушло на то, чтобы вспомнить, а что, собственно, Клэй делает в его кровати в десять утра в четверг.       Патчес недовольно топчет пару лапами и демонстративно садится сверху.       - Доброе утро, Гоги, - Дрим приоткрывает один глаз, и не без удовольствия наблюдает за тем, как Джордж завороженно смотрит на россыпь солнечных зайчиков поверх веснушек. Улыбка невольно касается губ, - Со мной что-то не так, или ты от красоты моей сонной физиономии застыл?       - Ой, иди ты, - Дэвидсон слегка краснеет.       Так начинается каждое их совместное утро. Буквально каждое - осознание Джорджем, что все происходящее реально и не чья-то злая шутка, не спектакль и не притворство, легкий флирт еще спящего Клэя, и общий смех, разбивающийся о светлые стены спальни. Их спальни.       Иногда в этот ритуал вмешивалась совместная готовка, если у Джорджа были на это силы. Его все еще мучила слабость, иногда - даже обмороки, однако Дрим не собирался пускать такое на самотек. Почти превратился в курочку-наседку, подрывающуюся из-за любого, даже самого малого намека на кашель, ведущую календарик по приему таблеток и посещению личного врача, который еще и самолично украсил цветами и прочими мелочами, а также периодически устраивающая день активного отдыха.       Как сегодня.       - Давай, радость моя, шевели ногами! У нас сегодня замечательный маршрут через самые живописные места Брайтона!       - Ты то же самое и в прошлый раз говорил, - Джордж недовольно щурил лицо от ветра и солнца, бьющих прямо по глазам и вообще не жалеющих парня, - И все остальные разы тоже.       - И лгал ли я хоть в один из этих разов?       - Ну…       - Полный вперед!       На самом деле, Джордж и не жаловался. Не жаловался, когда Дрим резко схватил его за руку, уподобившись маленьким детям, и потащил с громким смехом через дорогу на красный. Не жаловался, когда они, гуляя по какому-то парку и проходя мимо дождевателя, совершенно так случайно оказались под его струями, насквозь мокрые и абсолютно счастливые. Не жаловался, когда Клэй лез целоваться, настойчиво так, наплевав на людей вокруг, на заинтересованные взгляды детей и редкие неодобрительные взгляды их матерей. Не жаловался на глупые, очевидно глупые шутки. Вообще ни на что не жаловался.       Королевский павильон стал их своеобразной постоянной точкой. Именно отсюда начинался каждый маршрут. Может, это было связано с ларьком мороженого, где им уже выдали карточку постоянных посетителей, или просто с тем, что одним дождливым днем они до этого места так и не дошли, отправившись из парка прямиком в реанимацию.       - Какое в этот раз?       - Мы еще не брали сырное, - отказываться было бесполезно. В госпитали прописали стараться есть мороженое хотя бы раз в два дня для успокоения горла и предотвращения развития новых ростков, если что-то еще осталось.       - И меня ты еще зовешь извращенцем?       - Дрим!       Клэй прыснул.       Мимо пролетел маленький шмелик. Его чуть заносило от порывов ветра, но он упорно продолжал лететь к клеверу, прямо у них под ногами, чей белый бутон становился ярким пятном на зеленом полотне. Целеустремленное создание. Краем глаза замечает лицо Дрима, подозрительно близкое лицо Дрима, и стоило только чуть-чуть повернуть голову, как общее спокойствие картины нарушил тихий звук поцелуя.       Неожиданно, но приятно.       Они садятся на траву, Дэвидсон буквально падает головой в клевер, запоздало думая о том, что потом придется из волос выбирать сухую листву, и, возможно, даже жуков. Клэй еще с пару секунд сидит спокойно, а потом спрашивает, можно ли ему обнять Джорджа.       Конечно тот согласен.       И парень обвивает руками возлюбленного за талию, прижимается головой к груди и бубнит ему в кофту что-то неразборчиво, скорее для самого себя, нежели для Джорджа. В светлой макушке уже успел застрять розовый клевер.       В такие моменты, как этот, юноша нередко задумывается о цене этого счастья. Столько пришлось пройти, иногда даже возникало желание напится чертовых таблеток и уснуть раз и навсегда, чтобы боли перестали мучить каждую клеточку его несчастного тела. Как еще тогда, в сентябре, думал воткнуть лезвие посильнее в кожу, чтобы никогда больше не слышать шепота цветов, чтобы его “друзья” заткнулись и поглотили его тело целиком, полностью. Но пара глубоких вдохов, с три часа саморефлексии и взвешивания всех за и против, насколько вообще мог провернуть такую операцию человек с неустойчивой психикой, и брать себя в руки таки удавалось. Продолжать тернистый путь ради звезд.       Одной звезды.       Солнца.       Которое сейчас мирно дышит ему в грудь.       Взгляд цепляется за все того же шмеля, пролетевшего мимо и приземлившегося на желтый, пышный бутон одуванчика.       Странно, разве они еще растут в это время года?       Рука сама тянется к нему. Они уже не ощущаются как что-то родное, и это хорошо, определенно хорошо. Просто цветок, самый обычный и ничем не примечательный. Таких цветов по всему свету миллионы, и он с Джорджем вообще никак не связан. Да, пусть в голове еще есть ворох неприятных воспоминаний, но нет этого идиотского желания прижать его к груди, к рукам, к лицу, втянуть еле уловимый запах чтобы хоть как то почувствовать единение. Нет. Они чужие друг другу. И Дэвидсон больше не чувствует укола совести, когда пальцы срывают еще один цветок, и еще, и еще. Ему все равно, когда он старательно переплетает стебли между собой, закручивая их в кольцо. Когда надевает венок на голову своего спутника, то чувствует безмерную любовь только к нему. Не к цветам.       - Ты в порядке? - Дрим выглядит немного опечаленным, но скорее все же взволнованным, обеспокоенным. И в зеленых глазах уже совсем по-другому играет искорка солнца.       - Лучше всех. Не переживай, они меня больше никак не тревожат.       - Я горжусь тобой, Гоги.       Загорелые пальцы с легкими мозолями тянутся к светлой щеке, ладонь приятным теплом ощущается на лице, и Джордж прикрывает глаза, чуть трется о чужую руку, прося ласки. Дрим смеется, тихо-тихо так, и абсолютно влюбленно. Череда поцелуев давно стала логическим продолжением подобных сцен, медленные касания, растянутые, прерываемые лишь смешками, если кто-то задевает зубами губу. Специально или случайно, зависит от случая.       Да, ему определенно стоило пройти путь ради такого финала. Да он вообще что угодно готов пройти и дальше, только бы ему позволили еще на немного задержаться. Любую плату берите, но Клэя оставьте.       Дрим валит его на траву окончательно, немного стукая головой о землю, и смеется уже громко, уже на весь парк, чтобы все слышали их счастье. На самом деле, возлюбленный всегда был громким. Кричал громче всех на аттракционах, смеялся с шуток на всю, утешал своего парня тоже громко, скупая все, на что только падал взгляд, и Джордж ведь находил это глупым, глупым и неразумным, но что поделать. Клэя не изменить, никак. Да и полюбил он его именно за это. За удивительный навык “наплевать на всех и просто наслаждаться”.       - Ну, готов к очередному путешествию?       - Всегда готов.       Они пойдут дальше покорять этот город. Зайдут еще раз в магазин пластинок, чтобы в том же тихом углу украсть у друг друга по поцелую.       Побывают наконец-то в океанариуме, и Джордж будет фотографировать черепах, смешных рыб, потом Дрима, который на фоне огромного аквариума с медузами и фиолетовой подсветкой выглядит не просто красивым - абсолютно прекрасным. Настолько, что даже мимо проходящая девушка оглядывается, задерживает свой взор на светлых локонах, почти искрящихся. А взгляд Клэя с легкой, доброй насмешкой смотрит только в карие глаза. Глаза Джорджа.       Завтра они вместе пойдут на смотровую башню, и Дэвидсон сможет насладится видом во всю, не пряча больше кашель. Дрим скажет, что это самое невероятное, что он видел в своей жизни. А парень будет уверен, что говорил он не только про вид.       В другой день они снова встанут ранним-ранним утром, пойдут к статуе Мира, чтобы изящные крылья ангела были черным силуэтом на фоне красного диска, как тогда, в их первую прогулку. Джордж будет волноваться, что Дрим выглядит слишком уж нервным, спросит, что случилось. Клэй просто подойдет ближе, чтобы в этот раз его мог слышать только его возлюбленный, только он и никто больше, потянется рукой в карман куртки и достанет оттуда коробочку. Желтую. С простым, но красивым кольцом, на котором будет написано “С тобой - в любое приключение”.       Это будет в тот же самый день, когда они были здесь впервые. Час в час, минута в минуту. Клэй тихо скажет, что хотел бы быть с Джорджем всю свою оставшуюся жизнь, чтобы они могли вместе обойти не только Брайтон, да хоть весь мир, и что он готов хоть сейчас этот самый мир к его ногам положить, и спросит, хочет ли он этого, хочет ли остаться с ним и быть вместе. А Джордж, едва не плача, впервые за жизнь на всю улицу крикнет “да”.

С момента операции и начала лечения прошло чуть меньше года.