Завтра мой черед

30 декабря 2011. — Так где мое ёлочное место? — спрашивает Холли. — Блин, ба, не называй это «ёлочным местом»... — ворчит Джолин. — Забираю себе верхние ветки справа. — Мама вроде сказала, что это для прабабушки... — Ой, моя мама не расстроится! И вообще, я первая приехала. — Я думала, тебе шестьдесят девять, а не девять! Холли смеется над Джолин. Она садится на пол между ней и Джоске, придвигает к себе коробку с ёлочными украшениями. Втроем они спорят и хохочут только с перерывом на подышать: это длится уже минут десять. Джоске замечает, что Джотаро поглядывает на них, как на сумасшедших. Ой, ну и пожалуйста. Он и не думает присоединяться к веселью: сидит себе на диване и делает вид, что читает, хотя Джоске догадывается, что под их вопли читается не очень. А ещё догадывается, что Мария попросила Джотаро проследить, чтобы родственнички не разнесли ёлку на части. Джоске не знает, как Мария вообще их терпит, почему принимает, как родных. Может, Джостары стали ей второй семьей с тех пор, как Мария прекратила общаться с родителями. Они так и не смирились с тем, что их дочь, умница и красавица, вернулась «женой япошки с молокососом на руках». Ах да, учеба в глазах родителей тоже прошла задаром: Мария получила диплом морского биолога, а в итоге заделалась художницей. То, что её картины расходились на аукционах за баснословные деньги, уже никого в её семье не волновало. А её, похоже, больше не волновали они. Теперь у неё своя семья. Его зовет Холли. — Джоске, можешь подать вот эту коробочку? Слева от тебя. — Да, сейчас. — Ба, ну я правда не трогала твоего распрекрасного златовласого ангела. Вообще не моя тема. — Верю, но раз в тех коробках его нет, должен быть в этой... Джоске подает ей коробку с ёлочными украшениями. Холли роется в ней и находит свою любимую фигурку ангела на самом дне. — Мамочки, кто его положил на самое дно? Он весь в мелких сколах... И золотая краска в волосах посыпалась... — Она сильно кривит губы, дуется. Джоске давно не видел её такой по-детски расстроенной. — Да просто он чутка пыльный, — ворчит Джолин. — Как же! — Холли, дай я посмотрю, — мягко говорит Джоске, лишь бы она успокоилась. Холли верит, что у него «золотые руки», и он способен починить что угодно. Она ни за что не поверит, что золото в его руках зовется Алмазом. Холли продолжает спорить с Джолин, но отдает фигурку. Этот ангел ей очень дорог. Джолин слушает бабушку, а сама пристально наблюдает за тем, что делает Джоске, но он не боится, что его раскроют. Алмаз невидимо щелкает пальцами, и сколы исчезают, краска обретает блеск. Никто и не заметил тихого гудения станда. — Да, это была просто пыль. Смотри, фигурка теперь как новенькая. — Джоске протягивает сестре фигурку. Она улыбается, чмокает Джоске в щеку. — Как ты..? А я всегда говорю: «золотые руки»! Спасибо, Джоске. — Неа, он там что-то наколдовал, я видела! Видела-видела! — заявляет Джолин, но улыбается вместе с ними. Холли подбирает ангелу место на ёлке. «Ёлочными местами» она называла ветки, которые оставили пустыми за тем, чтобы каждый из семьи мог развесить игрушки по вкусу. В итоге выходил полный разнобой, зато все были довольны. Осталось дождаться, когда отец, Сьюзи и Шизука отдохнут после дороги и присоединятся к украшению. Они заканчивают наряжать свои ветки, расходятся кто куда. Джоске отправляется на кухню за соком. Не успевает он сделать и пары глотков, как чувствует спиной, что к нему приближается грозная тень, и оборачивается. Это Джотаро. — Джоске... Осторожнее с трюками. — Джотаро переходит на японский. — Прости. — Джоске чешет шею. — Не могу смотреть на расстроенную Холли... — А чем объяснишь тот раз, когда Джолин чуть не разбила бокалы, и ты сделал вид, что просто вовремя их поймал? — На расстроенную Джолин тоже смотреть не могу, — с улыбкой добавляет он. — Ну-у-у, это было опаснее, но «колдуном» она меня в шутку называет, правда. Джотаро качает головой. — Ещё и фигурки сломались? Мария их бережно хранила. — Да как ни храни, они всё-таки старые. Я просто залатал микротрещины и сколы. — Теперь у тебя хватает на это точности? — Джотаро хмурится. — Обижаешь, дружище! Поработай в полиции и постреляй с мое... Да, Алмаз с годами стал точнее, хотя мне от этого не полегчало. Особенно зубы скрипят, когда наши проводят судебные экспертизы. Я-то знаю, что способен восстановить поврежденный объект или тело хоть по атомам, но не могу вмешаться. Слишком много вопросов будет. А иногда так и чешется воспользоваться стандом, знаешь ли... Джотаро пожимает плечами. — Не знаю. Ну да, это не по его части. По словам Джотаро, он с детства не находил станду другого применения, кроме как в уличных драках и розыгрышах. А когда вернулся из Египта, то и вовсе стал питать отвращение к этой «сверхъестественной дряни». Он держал слово, не использовал станд вот уже двадцать два года: особенно дома. Мария ничего не знает о них, а у Джолин он так и не пробудился. Джотаро упоминал, что иногда её мучили странные сны о космосе и всемогущем создании, взывающем к ней, тонком и крепком, как нить, но не знал подробностей: слышал только краткие пересказы от Марии. Ему Джолин никогда не доверяла так, как маме. — Серьёзно? — спрашивает Джоске. — Ты не использовал станд, даже когда Джолин попала в неприятности? — Нет. Зачем? Станд бы не помог. Неприятности были самые обычные, а не сверхъестественные. — Джотаро кривится. Эта тема ему неприятна. — Кстати, спасибо, что вовремя посоветовал Марии сменить адвоката. Она теперь говорит, что «как чувствовала в нем гнильцу», и это всё интуиция, но я-то знаю, кто ей подсказал. — Не за что. Меня чуть удар не хватил, когда я от вас услышал, что этот негодяй во время процесса творит... Ещё и пытался развести Джолин на чистосердечное в том, чего она не совершала. Как будто у него другой стратегии и не было. — Мы подозреваем, что его подослал Ромео. Адвокат позвонил нам сам... Причем именитый адвокат. Сказал, что узнал о деле Джолин из СМИ. Я думал, что это обычная практика, но надо было догадаться раньше. Джоске хочет сказать: «Или надо было принимать больше участия в процессе», но прикусывает язык. Джотаро не переубедить. Он всегда считал, что Джолин должна научиться решать свои проблемы сама, а не полагаться на семью. Они не станут вечно терпеть её выходки и спасать по первому зову. Он предлагал Джотаро задуматься, в чем вообще причина её «выходок». Почему Джолин путешествует по полицейским участкам с четырнадцати лет, почему она связалась с бандой байкеров и угонщиков, почему набила тату без ведома родителей. «Обычный подростковый бунт», говорил Джотаро, повторял слова Марии. Джоске не один десяток таких бунтовщиков в участке повидал. Слышал, как с ними работают психологи. За каждым «бунтом» — крик о помощи. Крик отцу, которому работа и свое спокойствие были дороже всего. Крик маме, которая сбегала от реальности в мир картин, как только появлялась возможность. Но Джолин — не его дочь, и не ему судить. — Лишь бы у неё всё было хорошо, — говорит он после долгого молчания. — И без всяких стандов. — Это верно. — Слушай, а можно... взглянуть на Созвездие? — выпаливает Джоске. Теперь, когда они заговорили об этом, кое-что не дает ему покоя. — Зачем? — Просто интересно, меняются ли станды, которыми так давно не пользовались. Джотаро пожимает плечами, но призывает станд. Фигура Созвездия возникает рядом, поверх Джотаро, и тоже прислоняется к кухонной стойке, как и обладатель. Станд сильно изменился. Джоске помнит Созвездие более высоким, грозным, мускулистым. Раньше он был на голову или даже две выше Джотаро, а сейчас они одного роста, и мышцы станда немного одряхлели. Джоске бы спросил, на сколько секунд Джотаро может остановить время теперь, но его интересует другое. Раньше ему доводилось видеть руки станда, но не видел его лицо со дня, когда вылечил глаз Джотаро. — Так и не зажил. Джоске подходит ближе, касается головы станда. Ему позволяют. Правый глаз Созвездия до сих пор блеклый, мутный — Джоске и сейчас видит в нем Млечный путь, — разрезан тонким шрамом напополам, как трещиной. Отчего-то Джоске сильно удивлен: будто его подвел собственный станд. Будто он помнил свою силу другой, а теперь видит её несовершенство в глазу Созвездия. Ему даже кажется, что шрамы Созвездия стали глубже, длиннее, что один расползся почти во всю длину шеи, а другой — ото лба и до подбородка, но по правде он уже забыл, как выглядел шрам на глазу Джотаро. Вид Созвездия ужасает и завораживает. Ладонь Джоске скользит к шее, к щекам станда, чтобы убедиться. К кончикам пальцев словно липнет колкая звёздная пыль. Созвездие вздрагивает. Странно. Джоске надеялся, что время излечит хотя бы Джотаро. Вдруг Созвездие пропадает, и рука Джоске проваливается в пустоту, ложится на лицо Джотаро. Он смотрит прямо в глаза. В них уже давно не Млечный путь, а тьма космоса, которая хочет утянуть за собой, и Джоске передергивает. Меньше всего он хотел трогать Джотаро, но он не может убрать руку. Не тогда, когда Джотаро нагло льнет к ней, оглаживает его запястье. — Кто-то идет. — Напоследок он коротко целует пальцы Джоске, и тот отдергивает руку. Лицо горит от злости. Какого черта? «Кто-то идет». А если это его дочь или жена? Да, Джоске остался с Джотаро в хороших отношениях, близких, даже слишком, но целовать пальцы? Он думал, Джотаро завязал с этими штучками. У него же счастливая семейная жизнь, больше никто не нужен. Тогда зачем он время от времени говорил Джоске, что разведется, как только Джолин поступит в университет? Якобы они с Марией давно думали об этом, но пытались сберечь её от удара. Так же, как Джотаро когда-то сберегли его родители, пока он не перерос свой подростковый бунт. Он благодарен им за это: иначе бы наверняка остаток жизни винил во всех бедах отца. Джоске пропускал эти речи мимо ушей. Он не любовница Джотаро, он не собирается ждать, ему вообще ничего не надо. И Джоске не понимал, чего он добивается. Не понимал, а всё равно годами таскал с собой чертов дневник. Всё равно дорожил секундой, когда колкую пыль под пальцами сменило тепло кожи. Он успевает отойти от Джотаро за миг до того, как на кухню заходят отец, Сьюзи и Шизука. Девчушка сразу бросается к нему: не успела толком заобнимать, когда ввалилась в дом вся сонная и изнуренная перелетом. Джоске приподнимает её на руках и говорит, что она выросла и похорошела. Он помнит, как нашел её в Морио невидимым комком, сморщенным и красным от рыданий — это Джоске узнал, искупав малышку в пудре, и передал это тайное знание отцу, когда тот предложил удочерить Шизуку. Двенадцать лет спустя красный комок превратился в ужасно симпатичную девчонку. Пудра ей уже не нужна: теперь Шизука отлично контролирует свой станд. С отцом она всегда чувствовала себя в безопасности. — Дай угадаю, пришла на запах имбирного печенья? — спрашивает Джоске, когда отпускает её. — Или тебя мама с папой привели? — Нет! — Шизука трясет головой так, что челка лезет ей в глаза. — То есть, да! Я с тобой ёлку наряжать буду! — О... А я только что наряжал её с Джолин и Холли... — Не-е-ет! — ...но ради тебя готов ещё раз! Все смеются, кроме Джотаро. Кажется, он недоволен тем, что их прервали. Шизука отпускает Джоске, хочет позавтракать с мамой и папой. Джотаро не остается с ними. — Приятного аппетита, — говорит он уже по-английски и выходит из кухни, прихватив свою книгу, а Джоске вспоминает то, что запрятал в чемодане. Ему в очередной раз кажется, что затея не выгорит и в этом году.