Завтра мой черед

После похорон Нориаки Джотаро долго не может оправиться. Порой казалось, что он приходит в себя после Египта, но кошмары снятся ему уже полгода. Снятся не так часто, как раньше, зато к старым сюжетам добавились новые. Например, про то, как Джотаро и дед приходят к Нориаки на могилу, а потом дед куда-то исчезает. Кто-то с голосом Нориаки подходит к Джотаро со спины, просит обернуться, а Джотаро слишком поздно понимает, что его обманули. Нориаки забирает его с собой, к неживым. Мама пытается водить его к врачу, пытается следить, чтобы он принимал таблетки. Джотаро подозревает, что это плацебо. Надписи на упаковке звучат вполне убедительно, но тогда почему не помогает? Он просто чувствует себя разбитым и сонным. С таблетками Джотаро расстается быстро. Ему помогает Джоске. Он всегда рядом, всегда знает, когда его остановить, куда направить, как унять его злость. Сейчас сигареты нужны Джотаро, как никогда, но договорился с Джоске, что тот поможет ему бросить курить, и они оба соблюдали уговор. Джоске держал его в узде. Джотаро мог включить компьютер хоть в час ночи и написать ему, если ночь выдалась кошмарная. Джоске бросал свою приставку и отвечал ему. Он всегда заходил за Джотаро перед уроками, а после таких переписок ещё и звонил с утра, чтобы приободрить. На переменах он звал его с собой на обед и делал так, чтобы Джотаро думал только о еде, об учебе или о нем. Но каждый раз, когда Джотаро пересекался с Джоске в школе, казалось, что его одноклассники думают слишком громко: «Нориаки погиб, убит, мертв, а Куджо уже новенького дружка нашел». — Земля вызывает Куджо Джотаро, — говорил Джоске, когда замечал его рассеянный взгляд, и Джотаро возвращался. Ветер шумел на пустой крыше школы, шумел в голове. — Ответьте, прием. Просим разрешение на посадку. — Залезай уже, пока за тобой Коичи и Окуясу не пришли, — ворчал он, затаскивая Джоске к себе на колени, и не понимал, почему тот спрашивает «разрешение на посадку». Особенно, если Джоске вообразил себя Землей. Но он и правда Земля. Он — почва под ногами. Он возвращает Джотаро назад, к себе, выносит и терпит его. Когда Джоске сказал: «Ты мне нравишься», Джотаро не знал, что ответить. Когда Джоске спросил, встречаются ли они, Джотаро тоже не знал, что ответить, но знал, что ему нравится целовать Джоске, нравится зажимать его у шкафчиков, и сказал: «Наверное, да». Он никогда ни с кем не встречался. Джоске, вроде бы, тоже. И было в этом что-то классное. Никто никому не навязывал свои правила. Их не существовало, они создавали их сами. Поэтому Джотаро растерялся, когда однажды они целовались слишком долго и жарко, и Джоске потянулся к его ширинке, заметил выпуклость и спросил: «Можно?» С ними и раньше случалось всякое, но от этого становилось так неловко, что они просто сидели над домашкой дальше, не разбирая строк, и ждали, когда всё пройдет. Джотаро соглашается в лучших традициях Джоске: он сам тянется к его ширинке в ответ. О господи, он никогда не чувствовал на себе чужой руки. Порой представлял себе, как Джоске бы сделал это, и не только это, но... это были только фантазии. Теперь они воплощаются в реальность. Джоске стыдится несущественной разницы в размерах, и Джотаро хватает его за бедра, чтобы он не ерзал, двигается ближе. Они оба едва не вспыхивают оттого, что просто коснулись кожи друг друга. Только тогда они вспоминают, что им лучше бы принести салфетки, раздеться хотя бы частично. Поначалу неловко, что их руки сталкиваются, ладони плотно льнут к паху, трогают там, где ещё не трогал никто, кроме них самих. Джотаро привыкает первым, задает шаткий ритм. Ему кажется, что всё кончится, не начавшись: пальцы у них слишком мокрые. Он снова целует Джоске. Свободной рукой Джотаро залезает ему под майку, и тот повторяет за ним. Оказывается, это ужасная ошибка — целоваться и трогать друг друга в двух местах одновременно. Они тянутся всюду и нигде не могут достать. Джотаро хочет заткнуть себе рот, чтобы не застонать Джоске в губы, но руки заняты, и он утыкается лицом в чужое плечо. Джоске понимает, в чем дело, и отпихивает Джотаро. — О нет-нет-нет, не прячься. Дома никого. — Он чмокает его висок, шрам на шее, ключицу. — Гхх... Я сейчас... — Я тоже. Джоске склоняется поцеловать его там, внизу, и Джотаро пачкает ему лицо. Он сжимает Джоске в руке так сильно, что через секунду пачкается и она. Когда Джотаро открывает глаза, то едва не взрывается снова. Лицо Джоске всё липкое. Он ругается, отплевывается, утирается салфетками. Джотаро боится, что всё испортил, но Джоске берет салфетку и склоняется над его пахом. — В следующий раз... — он снова целует его там, и Джотаро вздрагивает, — хочу попробовать. *** С тех пор они не могут остановиться. Страшно и волнительно. Страшно и то, что их поймают, и то, что они могут навредить друг другу. Оказывается, надо быть осторожнее с зубами, стричь ногти, не делать резких и грубых движений, если от тебя этого не ожидают, спрашивать разрешения и предупреждать, если в чем-то не уверен. В журналах про такое не пишут. Там вообще едва ли есть текст. Собрав вместе свои скудные познания, вдвоем они решают, что им нужно сходить в аптеку за всем необходимым. Они подбрасывают монетку. Джоске говорит, что пойти должен Джотаро, и он идет, натянув фуражку пониже на глаза. Кажется, его серьёзное лицо пугает аптекаря. Потом оказывается, что сходить нужно ещё раз, потому что они взяли не тот размер, и Джотаро издевательски говорит, что пойти должен Джоске. Он вообще не думал, что будет говорить с кем-то о таком, подбирать верные слова, но пришлось научиться. Они подсели на эту новизну, эту эйфорию. В голове всё меньше места для учебы. Теперь Джотаро чаще думает о том, что они с Джоске делали, что они могут делать друг с другом руками и ртом. В конце концов и этого становится мало. В первый раз они ужасно нервничают, долго не могут договориться, кто будет сверху, и снова подбрасывают монетку. Выигрывает Джотаро. Джоске ворчит, что он наверняка сжульничал стандом, но спорит недолго. Всё равно попробуют оба варианта. Джотаро залезает сверху на Джоске и немного жалеет, что выиграл. А если он не продержится? А если сделает Джоске больно, и тот больше не захочет к нему подходить? А если всё перепутает? Джотаро ожидал, что когда-нибудь на его кровати будет лежать хрупкая красотка, а теперь под ним лежал голый Джоске. О красотках Джотаро не забыл, но сейчас Джоске ему нравится куда больше. Когда тот шипит и ерзает под ним, Джотаро жалеет о своем выигрыше сначала чуть меньше, а потом — чуть больше прежнего. Да, это не он сейчас корчится от растяжения, насаживаясь на пальцы, но он следующий, и он хотел видеть на лице Джоске удовольствие, а не боль. Джоске уже начинает говорить, что это бесполезно, лучше не надо, но вдруг пальцы Джотаро натыкаются на что-то, отчего Джоске весь дрожит и сжимается. Джотаро запоминает это место. Они стукаются локтями и коленями, они несут чушь, они смеются и переживают. Горят щеки, сбивается дыхание, по лбам скатывается пот. Жарко, туго, мокро, взорваться бы от ощущений, но Джотаро взрывается, когда Джоске нежно сжимает мочку его уха и целует шрам на шее. Он зовет его, говорит что-то на выдохе, что-то звенящее и сокровенное. В ушах так гудит, что ничего не слышно, но в груди барабанит тот же сокровенный звон, и Джотаро повинуется ему, потому что Джоске должен знать: — Ты мне тоже. Звон барабанит лишь громче, когда в следующий раз Джотаро сам лежит на кровати, когда сам сжимается от удовольствия и зовет Джоске, а тот беспощадно дразнит его и тянет время. На этот раз Джотаро говорит что-то не то, мычит ему в губы. Джоске и так всё знает. Единственный, кто понимает его без слов. Ну вот, они боялись, а было нестрашно. Страшно становится потом, когда Джотаро судорожно поправляет простыни, проверяет, чтобы не осталось пятен, прячет в ящик на замке остатки того, что купил в аптеке, а использованное выбрасывает так, чтобы никто не нашел. У Джоске таких проблем нет. К нему домой они ходят реже, потому что живет он дальше, чем Джотаро. Его мама часто возвращается с работы среди дня, как только у них заканчиваются уроки. Страшно становится, когда в один ужасный день она задерживается на работе до вечера, а мама Джотаро освобождается пораньше, и они случайно встречаются в местной пекарне. Томоко знает, что Джоске опять гостит у Куджо. Холли предлагает ей зайти к ним и забрать сына. Её сын лежит на кровати Джотаро, голый, потный и исцарапанный, двигается с ним в унисон и стонет на весь дом. Никто не слышал шагов, не слышал, как открылась дверь в дом, дверь в комнату. Джотаро остановил время и попытался запереться, но было слишком поздно. Они всё видели и слышали. Их с Джоске трясет. Джотаро думает, как бы им сбежать, но оба понимают, что это бесполезно. Они одеваются и стыдливо выходят в коридор, склонив головы. Томоко кричит и, кажется, что-то пинает. Холли плачет. Томоко залепляет Джоске пощечину, а Холли смотрит на Джотаро так, что он готов залепить пощечину сам себе. Все вчетвером они разговаривают долго и тяжело, с перерывом на чей-нибудь крик. Холли рассуждает мягче, Томоко жестче, но в целом они согласны друг с другом. Всё это неправильно, противоестественно. Кровосмесительно. Они молоды, просто запутались, они ещё не понимают. Эти эксперименты до добра не доведут. Отпечаток на всю жизнь. И долго длится эта «дружба»? Джотаро и Джоске хоть знают, что сейчас творится в мире? Знают, что мужчины, которые спят друг с другом, могут заболеть страшной инфекцией и умереть? Их мамы радовались, что сыновья наконец-то сблизились, но и в страшном сне не могли представить, что это была за близость. «Джоске, да, я виновата перед тобой. Скажи, тебе не хватает мужского внимания? Ты не найдешь его в других мальчиках. Тебе ведь в началке девочки нравились, и в средней школе тоже! Да что там девочки, как вы до такого додумались?! Джотаро — сын твоей сестры! Посмотри, до чего ты её довел. Вам с ним ещё придется идти вместе по жизни, выручать друг друга. Как вам быть семьей после этого?! А если бы дедушка узнал, будь он жив, что бы сказал, как думаешь? Гордился бы таким поступком?!» «Джотаро... Можешь злиться, но мне кажется, что это бесплодные отношения. Вы взрослеете, у вас тяжелый период, стресс, экзамены. Я знаю, как тебе был дорог Нориаки, как тяжело переживать утрату, знаю, что Джоске поддержал тебя в трудное время, но так не может продолжаться. Вы семья, вы должны пресекать друг в друге нездоровые интересы, а не потакать им. Ты хоть сказал Джоске, что зимой мы переедем в Токио, что никаких отношений у вас быть не может? Ты подумал, что случится, если кто-то узнает об этом? А если бы сейчас здесь сидели не мы с Томоко, а ваши отцы?» Джоске всхлипывает. Джотаро не двигается и тщетно следит, чтобы на лице не дрогнула ни единая мышца. Джоске совсем близко, и хочется взять его за руку, поддержать, но они знают, что тогда навлекут на себя новый шквал гнева. Джотаро говорит себе, что не согласен. По Джоске видно, что он тоже не согласен, но отчего-то эти слова задевают Джотаро глубже, чем должны. Он не может сказать, что в них нет ни капли правды. Томоко уводит сына домой, а Джотаро остается наедине с маминым безмолвием и не знает, когда увидит Джоске снова.