Убежать от судьбы? Часть I: Во снах

Она ведьма, У нее нет мечты, Наверно, она должна нам завидовать. Сегодня она видела своего убийцу, Но не было страха в ее глазах. Смерть стала бы ей освобождением. Наверно. Неважно... PENUMBRA

      Агрегат, располагающийся где-то под полом, скрипнул в напряжении, парапет дрогнул, и вся конструкция вместе с курантами стала подниматься, неся на крышу и нас. Устройство башенных часов сработало, затикало: до того, как они начнут бить, оставалось около минуты. Вскоре мы поднялись настолько, что могли видеть площадь, людей, машину, въезжающую под арку. И Эдею. Даже с этого расстояния заметно легкое мерцание вокруг женщины. Ирвин без помощи Стража это не увидит, да и зачем ему знать, стрелять ведь всё равно отказался. Это защитный купол, из винтовки не пробить.       Лазерные проекторы осветили небо города, над часами расцвела голограмма, раздался бой курантов. С первым ударом дальняя решетка арки обвалилась. Эдея подхватилась, водитель запоздало вжал тормоз, успев проехать под арку. Со следующим ударом упала решетка перед аркой. Эдея обернулась на шум, и я увидел ее лицо, по которому прошел испуг. А кроме того...       — Ирвин Киннеас! — в очередной раз я попытался пробудить его разум. Не все еще потеряно. Я видел не только страх, исказивший лицо Хранительницы. «Купол» вокруг нее раскололся, его остатки упали и разлетелись яркими брызгами близ ног хозяйки.       — Прости... не могу...       Побледневший, он шумно хватал ртом воздух, зубы цокали. На Хранительницу он даже не взглянул, даже не приподнялся, чтобы посмотреть на город внизу и текущую по нему живую массу.       — Стреляй, — советовал я теперь спокойней.       — Моя пуля... Хранительница... судьба Галбадии, судьба мира... Нет, я не могу, — выдохнул он.       — Заткнись, — приступ безумия угрожал захлестнуть с головой, я готов был вырвать винтовку из его рук. — Стреляй.       — Не могу, гайнакс тебя побери! — заорал он в ответ. А в глазах – невыносимая тоска.       Что же с тобой происходит, Ирвин Киннеас? Что за безумие или проклятие коснулось тебя? И теперь ты готов подставить нас всех, готов к тому, что мир погрузится в очередную великую войну? И почему в твоих глазах столько отчаяния? Что это?       Сдают нервы?       Пятый удар курантов.       Надо взять себя в руки. Встряхнуть и настроить и его.       — Ирвин, я разрешаю тебе промахнуться. Но ты должен выстрелить. Это будет просто сигналом. Остальное завершу я.       — Просто сигналом? Просто... — Ирвин что-то шептал, сам себя успокаивая. Зубы стучали. Еще немного – и застучат мои.       Восьмой удар.       — Пожалуйста, — шепнул я.       Киннеас подполз до края парапета, привстал на колено, перекинул винтовку через перила и прицелился. Покачал головой.       — Просто сигнал...       Десятый удар курантов, последний. Двойной – как различил слух.       Город словно опрокинулся. Толпы людей понеслись куда-то живыми реками и ручьями. Они не могли слышать выстрел, но с них точно стянули покрывало и обнажили перед всеми. И я видел это покрывало. Сейчас оно трепыхалось в поднятой руке Эдеи, и пуля застряла в нём. Аккурат напротив лба Хранительницы.       Ирвин наверно ничего и не увидел, кроме того очевидного факта, что в цель не попал. Однако я замечал всё и осознавал ситуацию. Киннеас не удержался на ногах, его вновь бил озноб. Расширившимися потемневшими глазами он смотрел в никуда.       — Прости.       — Всё в порядке, — отозвался я чужим голосом. — У тебя великолепный прицел. И выстрел отличный. Ты бы справился, не будь она лунарским демоном. — На мгновение я встретился со встревоженным взглядом девушки. И отвернулся. Не хочу видеть. Я помнил стычку с Альмаси. Он мог убить меня. Но в тот раз мы были сокурсниками. А в этот – враги. И я не хотел смотреть на девушку. Его девушку. — Ирвин, прикрой меня, если можешь. И... Позаботься о Риноа, пока меня не будет.       Лестница, коридор, поворот, зал с окаменевшим телом ящера, балкон, где недавно разворачивались судьбоносные действия, обуглившийся труп президента. Площадь внизу, а там хаос, крики, вопли, стоны, ватаги безоружных и вооруженных чем попало людей то тут, то там прорывают цепь охраны. А выхода нет – арочные ворота перекрыты двойной решеткой. И охраной. Гвардейцев не счесть: они у ворот президентской резиденции, возле арки, группами по периметру площади, отдельными единицами.       Я перемахнул через перила.       Под балконом почти не осталось людей – ушли вслед машине или разбежались. Но меня увидали солдаты. Обнажив ганблейд, я приготовился пробивать путь к арке.       Как подкошенные один за другим попадали замершие неподалеку автоматчики. Стрелял Ирвин – метко, на этот раз без сомнений. Когда дистанция между нами вырастет, это понизит мои шансы на прикрытие. Без Стража не пробьюсь. А тогда пострадает множество мирных жителей. Да и Хранительница заметит.       Я поменял планы, побежал вправо – к часовой башне. Наконец снайпер стал эффективен, этим я и пользовался. Взгляд привлек кабриолет. Слегка помят в аварии и брошен – в толкучке, что наблюдалась здесь недавно, вряд ли хозяин смог выехать. Учитывая закрытую для транспорта площадь и сам вид автомобиля, принадлежала машина далеко не последнему человеку в Делинге.       Мимо что-то просвистело, впереди упал гвардеец. Еще один. Толпа откатилась в другую сторону, оставляла меня отличной мишенью для военных, да и цели мои им открылись.       Гвардейцы двинулась наперерез. У стен здания солдат наводил прицел. Может он не один, но я уже вступил в ближний бой с бойцами гвардии, обезоружил одного из них, увернулся от атаки второго, поменялся местами, оставляя между собой и автоматчиком, который находился чуть поодаль.       Очередной мой противник осел наземь, схватившись рукой за шип бельхельмеля, вонзившийся в незакрытый шлемом участок тела под ухом. Это оружие Риноа...       Еще несколько залпов, ударов, падений. Ирвин выносил гвардейцев точными выстрелами в нижнюю часть лица. Я подбежал к кабриолету, перемахнул через закрытую дверь на водительское сиденье и сполз по спинке вниз, вжав голову в плечи, а ступни – на сцепление и газ. У солдат была идеальная возможность со мной расправиться, больше такого шанса не предоставлю.       Офицер размахивал руками, призывая стрелять. Я дал заднюю и сбил его с ног. Переключил передачу и, стирая шины, вывернул руль. К арке!       Зеркало разлетелось осколками возле лица – и я сильнее пригнулся, прячась от выстрелов, – лобовое стекло же побито ранее, стеклянная крошка подпрыгивает и перезвякивает на панели управления, хрустит под ногами и вдавленными педалями. К моему удовлетворению гвардейцы на пути не пытались задержать машину, разбегались. Но больше прикрывать некому, я теперь один.       У ворот арки я резко завернул, распугивая группу солдат, людей, ударил по тормозам. Крыло зацепило решетку, автомобиль бросило боком в несущую колонну арки. Осыпалась штукатурка.       Я выбрался из машины, заметил погнутый при аварии прут решетки и протиснулся в появившуюся лазейку. Хранительница увидела меня. Ее крашеные фиолетовой помадой губы дрогнули и скривились в злобной усмешке. Тотчас она обернулась к Альмаси. Он ухмыльнулся, соскочил с площадки автомобиля. Я уходил в сторону от ворот – оставлять открытой невесть кому спину не хотелось, – не выпуская из виду Эдею и ее сопровождающего. Сейфер следовал за мной, стараясь заслонить Хранительницу своим телом.       — Вот, значит, в кого ты превратился – безоружную женщину убить пришел? — с ехидством подметил он.       — А ты, стало быть, её телохранитель?       — Я её рыцарь, — ответил Сейфер, резко шагнул вперед и выбросил руку с ганблейдом. Я парировал, Сейфер изменил направление удара, я парировал снова. Клинки сцепились. Сейфер воспользовался моментом, прошипел: — Зря ты здесь. Я так долго шёл к цели, что никому не позволю разрушить мою мечту. Даже тебе.       Мы отступили, освободив оружия из захвата. Я обходил машину, не упуская Хранительницу из виду, но Альмаси вновь стал между нами. Кажется, крики по ту сторону утихли. Или нет? Эдея опустилась в кресло, надменно меня разглядывая. Тот страх, который она испытала в момент падения врат и при выстреле Ирвина, оживлял её, делая намного привлекательнее, чем гордый отстраненный холод в лице сейчас. Неприкрытая скука так и сквозила во всём ее облике, к нашему с Сейфером поединку она приготовилась как к не очень приятному, но требуемому представлению. И я не ожидал, что бой будет приятным. Альмаси я знаю наверно лучше, чем знал бы родного брата; надеяться на честный поединок глупо. Да, Сейфер, я опасаюсь ближнего боя с тобой. Настолько, что не будь мой первый клиент твоей девушкой, с удовольствием протер бы лезвие клинка змеиным ядом. Но я уважаю её, и останусь честен в этой борьбе. Такие мысли легко очищают совесть от сомнений: меня послали убивать, колебания ни к чему.       Я атаковал. Сейфер отвел выпад, замахнулся второй рукой, швырнул заготовленный «подарок», теперь ожидаемый. Вспыхнул огонь, шаром наткнулся на вовремя подставленный клинок, разбился и пролился у ног. Огненная стена мгновенно выросла, окружила, скрыла Альмаси. Вслепую я ударил, шагнув сквозь пламя, и клинок зазвенел, встретившись с другим лезвием. Сейфер приумножил силу и скорость атаки, не позволяя мне отойти от огня, лижущего спину. Я невольно шагнул вспять, отклонился от просвистевшего у лица лезвия, и спину обожгло сильнее.       Пламя не утихало. Сейчас Сейфера поддерживало присутствие этой женщины, ослепительной в своей славе. Он её рыцарь, он грезил об этом всю жизнь, собирая образы идеала из прочтённых книг и неся их чрез года в своём сердце. Он сейчас готов на всё ради сбывшейся мечты. И этим силён как никогда раньше.       А моя мечта... Нет ее, не созрела.       Я слабо отбивал удары. Спину немилосердно жгло. Девушка из лазарета возникла в мыслях, затем ее сменило лицо соратницы. А еще там была Риноа. Нет ей места в этих воспоминаниях, но она была.       Я совершил шаг вспять, еще один, оставил огненные потоки между собой и Альмаси и упёрся спиной и плечами в стену арки, чтобы сбить огонь с одежды. Пламенная ограда внезапно упала – Сейфер не отправился за мной вслепую, просто утихомирил силу. Его левая рука вновь занесена для броска шара, но я уже отклонился, упал наземь и откатился в сторону. В два прыжка он настиг меня, я успел подняться и перебросить ганблейд в левую руку. Когда владеешь левой почти как правой, противник, если он не левша, бывало терялся. Всех нас обучали применять обе руки, но на них ложились разные никогда не пересекающиеся между собой функции. Атака – правой, защита и призыв силы Стража – левой. И Сейфер, всегда смеющийся над правилами, демонстративно поступавший наперекор, сам попался под их бремя. Это сделало его бой предсказуемым.       Впрочем, и моя левая рука слабее, но Альмаси пришлось перегруппировать удар, изменить положение ног, повернуть корпус. Мой прием подарил мгновение. И этого хватило, чтобы нанести колющий удар. Слабый, не совсем точный: меня толкало слепое отчаяние, боль от ожогов и тлеющая одежда. Но я попал, вспорол рукав плаща и руку под ним. Второго удара – теперь сильного рубящего, Сейфер избежал, выставив ганблейд наперерез: клинки лязгнули, бурно встретившись. Ганблейд вырвался из его раненной руки, зазвенел, ударяясь о плиты. Я поддел ногой упавшее оружие и отбросил в сторону, не давая противнику возможности подхватить. Теперь попятился Сейфер. Болтающийся рукав плаща заливало кровью. Наконец и он это заметил, зажал рану свободной ладонью, продолжая отступать. Опустился возле ног Эдеи и, закусив губу, силился остановить кровь. Всё тем же способом – удерживая ее рукой. Глупый, надо клеем из АИ воспользоваться. Или – зашить силой Стража. Гордость, что ли, не позволяет делать это на глазах Хранительницы, величественно восседавшей близ. Кем она ему приходится?       — Вот вы какие – выращенные в Саду, — медленно и завораживающе заструился её голос.       Она пренебрежительно посмотрела на Сейфера, лишившегося сознания подле ее ног. Перевела взгляд. Какие красивые глаза. Но цвет устрашает. Жёлтые, как у кошки. И губы красивые. Рисунок почти такой, как у Риноа. Она похожа на Риноа. Нет, не то. Риноа похожа на неё.       Эдея. Эдея? Я знаю тебя. Знаю?       Смеющаяся девушка в черном...       Что за вздор? Я брежу – это всё из-за ее колдовских глаз. Она Хранительница, ее цель – сводить людей, народы с ума. Речами ли, взглядом. Она очаровала даже Альмаси. И он ушел к ней, разыскивая свою мечту. Еще немного, и я пойму, что им двигало. Забуду для чего здесь. Пойду вослед полузабытых снов.       Нет! Ты – тиран, Эдея. Твоя красота – зло. Твои чары – противоестественное воздействие на нашу сущность. Ты – не мой потерянный идеал.       Те самые мгновения, когда я стал осознавать, почему обязан убить её. И желание убить росло и крепло с каждой секундой. Лунарский демон, посягнувший на чужое, противоестественно управляя эмоциями и играя сознанием людей и целых народов, бросающий шар планеты в чашу с огнем войны. Какое оправдание твоему существованию?       Я поднял ганблейд. Хранительница поднялась с кресла, уверенно усмехнулась и сошла с платформы. Люди никто перед ней. И никто – против нее. Даже выстрел снайпера – точный выстрел – неэффективен. Но я связан со Стражами, мне видны ее уловки, может даже эти лунарские силы нас уравнивают.       — Ты сказал, я могу остаться с тобой?       Не нужно оборачиваться, чтобы убедиться – позади Риноа. Она прошагала вперед и вытянула руку, готовясь выстрелить.       — Ваше время пришло, SeeD, — голос Хранительницы. Веет холодом, по коже озноб.       Зашевелился Сейфер: его Страж почувствовал кислородный голод, осознал приближение гибели, обратил внимание на артериальное кровотечение. И самостоятельно включился на восстановление разрушенного.       Привязанные Стражи должны терять волю. Но этот не хочет своим бездействием допустить смерть, и вне сознания и требования хозяина действует по собственной инициативе.       А Эдея ничего не сделала. Кажется, что ничего не сделала. Только вдох. И медленный выдох.       Снежный ураган принёсся на Галбадию, страну, никогда не знавшую снега. Воздух замерцал от навалившегося бесплотной массой мороза. Дыхание перехватило, кристаллики льда царапали горло. Выдыхаемый воздух превратился в пар, осел на ресницах, моментально замерз. Я ощущал углубляющуюся панику в остальном городе, слышал завывание и свист ветра над головой, треск костенеющих деревьев, чувствовал и понимал, как тяжело и больно делать каждый последующий вдох, видел несущийся снежный песок за пределами арки, но почему-то не долетавший до нас, продолжал смотреть в пламенные глаза Хранительницы, замечая немое восхищение во взгляде пришедшего в сознание рыцаря, и мысленно пытался подавить начавшуюся панику. Ветер засвистел пуще прежнего, иней засверкал на поверхности автомобиля, на деревьях, покрыл решетки ворот, засеребрился под ногами.       С протяжным стоном выдохнула Риноа, ее арбалет выстрелил, острый диск пролетел мимо Хранительницы и вонзился в стену позади. Эдея теперь смотрела на девушку. Перевёл взгляд и я. Ноги Риноа сковал лёд и подбирался выше.       Эдея вытянула руку. Тонкие льдинки выросли вокруг ее ладони, сорвались, бросились вперед. Риноа пригнулась насколько удалось, сжала голову ладонями. Выпрямилась. Ее глаза закрыты, рука выставлена, шарит что-то перед собой как вслепую. Еще немного – и пальцы нащупали, извлекли из пустоты малахитового зверька с рубиновым камнем во лбу. Риноа держала его перед собой, а зверек извивался и пищал, силясь вырваться. Красный камень запылал, ослепляя, заставил отвернуться. Рубиновый свет, озаривший на несколько метров всё вокруг, ткал нам щит, невидимый для человеческого глаза, но крепчайший.       Зверь укусил Риноа, освободился и упал на землю, прошмыгнул под ногами девушки и побежал вдоль кирпичной кладки. Эдея нахмурилась, наблюдая за Стражем; ее сила, полученная с рождения, позволяла это видеть. Она метнула наперехват полупрозрачную сеть, но лунарское создание успело скрыться в небольшом проломе.       Риноа вновь выстрелила из арбалета. В этот раз округлое зеленоватого цвета лезвие коснулось протянутой руки Эдеи и упало в наметенный долу снег. Хранительница отдернула руку и вздрогнула, оглядела порезанные пальцы. Вертикальная черточка возникла на ее лбу, выдавая то, что до сих пор тщательно скрывалось. Эта женщина, готовая менять мир по своему подобию, чувствует вполне человеческую боль. И если Стражи давали нам способности, похожие на силы Хранительницы, то боль нас уравнивала.       Эдея закусила губу, подняла взгляд. И вновь я увидел желтые глаза. Черточка на ее лбу разглаживается, губы со стертой помадой приоткрываются. А я уже совсем близко, несу клинок к ее сердцу. Несмотря на кажущуюся холодность, сердце у нее есть – я знаю. И даже успеваю осознать, как растет во мне жалость к этой странной и такой внешне прекрасной женщине.       Я занес ганблейд, а она невольно шагнула вспять, вскинула руку. Время замедлилось, затем будто остановилось. Острие клинка коснулось ее груди и замерло. Кровь тонкой струйкой побежала по белой коже под черное платье. А я, насколько мог, старался не смотреть в глаза Эдеи, не видеть боли в них.       Рука Хранительницы коснулась моего щита. Лёгкий щелчок, рябь колеблет окружающий мир. Эдея ухватила мой щит – будто он настоящий, а не невидимая оболочка из магического поля. Отклонила им клинок в сторону, открывая неприятное, но не смертельное ранение. Вскинула левую руку, и что-то хлестнуло перед глазами, задело ганблейд и рассыпалось искрами.       Я не мог пошевелить пальцами и разжать ладонь, видел только белый след ожога на ней. И чувствовал озноб. Остались неприятное шипение в ушах, металлический привкус и запах расплавленного металла. Кроме того я сидел на тротуаре под аркой и помимо воли следил за действиями Риноа. К этому времени разбитые льдины лежали вокруг нее, а девушка вновь целилась из арбалета.       Диск уткнулся в щит, который Эдея вырвала себе из подконтрольного моему Стражу пространства, и сгорел в синем пламени. Риноа свела руки вместе и резко развела их в стороны. Я догадался, что происходит, подхватился и бросился вперед. Щит Эдеи под действием заклинания заволновался, пошел рябью. Я подбежал, с размаху ударил ганблейдом и нажал спусковой крючок. Звуки хлопка и треска наполнили округу. Щит лопнул и зеркальными осколками просыпался на Эдею. Выпад вперед...       Женщина склонилась, прикрывая грудь и лицо сложенными накрест руками. Настолько быстро это было сделано, что я промахнулся: клинок вошел не в сердце, а в надплечье.       Эдея побледнела, расправила плечи, опуская руки, шагнула на подгибающихся ногах. Ганблейд я неосознанно выпустил, и она увлекла его с собой. Красивые губы поблекли. В глазах огонь – отражается пляшущее под завывающий ветер пламя единственного не погасшего факела из четырех, установленных на автомобиле.       Возле ног Хранительницы зародился вихрь, скрутился в воронку, начал расти, вытягивая силы из бушующего вокруг урагана, вовлекая в себя и мощь свирепствующей стихии, и снежную пургу. Я понимал, что не устою перед этим, попятился. Но Риноа вырвалась вперед, вытянула руки. Сделала точно так, как могла наблюдать из наших действий, стала передо мной, закрывая от мощи выпущенного на волю Стража. С ее ладоней полилась тьма, заволокла, пожирая, арку, автомобиль, проспект, кованые решетки ворот, землю, тротуарную плитку под ногами. Меня лихорадило, не столько от холода, сколько от недавних воспоминаний, связанных с силой этого Стража. Черные ленты метнулись к Эдее, завертелись над ее головой, связываясь в шар. Хранительница вскинула руку, поймав ленту, и тотчас отдернула. На ее обтянутой перчаткой ладони танцевал темный огонь.       — SeeD, — чуть слышно произнесла Эдея, изумленно разглядывая пальцы, поглощаемые пустотой. Озноб теперь коснулся и ее тела. — Ты не SeeD...       Она воздела руку – и снежный буран у ее ног потянулся следом, смерч поднимался, шумел. И стих под суровым взглядом Хранительницы, застыл в ледяную воронку. Легкий поворот головы – и послушная сосулька повернулась горизонтально. Нацелилась на Риноа.       Девушка уклонилась от взлетевшего ледяного копья, – сплетенная вокруг нее ткань из тьмы рвётся, падает лоскутными обрезками, колеблет реальность.       Риноа избежала удара. Это всё, что успел подумать я. Без радости – за нее, и без ужаса от осознания последствий – для меня.       Остриё льдины ударило в грудь. Странно слышать треск, и понимать, что это смещаются и ломаются кости. Риноа обернулась, что-то кричит, протягивает руки. Страх искажает ее лицо. А темнота накатывает, стирает мир, поглощает опору под ногами, арку с решетками. Только лишь Риноа и огонь факела остались в разрушающейся вселенной, но теперь и они всё дальше и дальше.       Похоже, холод добрался и вгрызся в меня. Пламя единственного факела потемнело, затем исчезло. Мир стал черным и опрокинулся.       Я все еще надеюсь сделать вдох, было бы только чем