Ere thrice the sun done salutation to the dawn

***

— Уверен, что ты в порядке? — спрашивал Сонхва, пока прочищал бойцовские раны Хонджуна. — Мало ли какую заразу за это время мог занести.       Кима тогда отрубило прямо на полу. Все соки выжало, и он даже не дополз до своей комнаты. На следующий день оклемался, но только и бродил по дому, словно проржавевшая механическая кукла — каждое новое движение металлом резало и выходило чересчур натянутым. Поэтому весь день он ни чем не занимался, забыв обо всём, даже о том, что их мог навестить их частый гость, который теперь любезно обрабатывал его отбитые костяшки. — Не беспокойся, — голос Хонджуна прозвучал очень сухо. — Ты хотя бы поел? — Да, мам, — после чего Пак надавил ваткой сильнее, чем того требовало. — Твоя забота меня в могилу сведёт. — Это я тебе ещё нотаций не почитал. Серьёзно, только я решился попросить тебя о чём-то таком, как ты сразу вычёркиваешь себя из списка дееспособных бойцов, — Сонхва старался очень аккуратно, почти невесомо прикасаться к руке Хонджуна, словно тот был фарфоровый. Каждое новое прикосновение щекоткой отзывалось на кисти Кима, и он сдерживал смешинки, выступавшие на его ничего не умеющем скрывать лице. — Ты это о чём? — Хонджун действительно не понимал, но уже загорелся — Сонхва никогда ни о чём не просил. Наоборот, всегда только и мог, что давать. — Покрасить волосы, но твоя рука... — Так я могу перчатки надеть! Что ж ты сразу не сказал?       "Бытовуха", как сказал бы Хонджун, ему как раз бы не помешала. Сделать что-то одновременно простое, но дерзкое — это как раз покрасить волосы. Себе всё ещё было лень, но, видя девственно чёрные волосы Сонхва, он не мог отделаться от желания оставить на них свой "след". — А цвет какой? — не дав ответить на свой предыдущий вопрос, продолжил Ким. — У тебя хотел спросить... — неловкая улыбка и взгляд, уже направленный в чужие глаза. — Есть идеи?       Пак уже успел лишь несильно забинтовать руку Хонджуна, и, только отпустив её, Сонхва оказался атакован встречным вопросом: — Деньги при себе? — Конечно.       И Ким потянул его из дома куда подальше. Знал он один магазин, где чего только не было, для покраски, конечно. В бытующую эпоху молодёжь нового поколения сменяла цвет волос каждые три недели, и токсичные осветлители и краски считались таким же предметом быта, как и набор кухонных ножей.       Пока Хонджун шарил по полкам магазина, собирая всё самое необходимое, Сонхва присматривался к каталогу с палитрами. — Я никогда не смогу выбрать, — у него был совсем беспомощный взгляд, как у прыщавого школьника, впервые покупающего контрацептивы. — Тогда закрой глаза, и я сам всё выберу.       И Пак послушался. На самом деле Хонджун не хотел давать Сонхва даже иллюзию выбора, уже решив, в какой цвет хотел его покрасить. Он проанализировал все "за" и "против", логически подойдя к данному вопросу. В голове крутилось, что он сбегал от более серьёзных проблем, но внезапное воодушевление легко отметало эти надоедливые мысли.       На кассе Сонхва всё так же стоял с закрытыми глазами, чтобы не видеть, чего там набрал Ким. — А платить ты как будешь? — Деньги в заднем кармане штанов, — сам Пак доставать их явно не спешил.       Хонджун резво залез в левый карман — пусто. В правый — там как раз оказалось несколько купюр. И ничего, что Ким хорошо был осведомлён о том, что Пак был правшой.       Он ещё попросил тёмный пакет, чтобы точно не испортить сюрприз, но Сонхва даже не предпринимал попытки подсмотреть — играл по правилам. — Давай лучше ко мне, — и опять улыбка. Хонджун боялся подумать о том, насколько этот простой жест снова и снова вызывал в нём неподдельный трепет. — Конечно, — и точно так же улыбка в ответ.       По пути они встретили несколько пар настороженных глаз, но оба не придали этому значения — какой вообще в этом был смысл? Для них в тот момент смысл был в другом.       Дома у Пака они сразу выбрали место-жертву — красить собрались в ванной комнате. Сонхва церемониально вручил Хонджуну домашнюю ненужную футболку и фартук, чтобы тот не запачкался, и после всех приготовлений они смогли оккупировать место, предварительно принеся туда стул.       Ким с опаской посмотрел на злополучный душ, пробуждающий воспоминания, но быстро сфокусировался на главном. — Так ты до самого конца не скажешь? — с невидимой опаской в голосе спросил Сонхва. — А как иначе?       Хонджун как бы невзначай прошёлся не забинтованной рукой по волосам Сонхва — совсем неповреждённые. Даже если красил, то это было давно. Ким собирался это исправить. Он надел обещанные перчатки и от корней начал наносить осветлитель. Сонхва сидел тихо и неподвижно, словно боялся лишний раз пошевелиться. — Выдохни, мне тут труп не нужен, — продолжая своё дело, сказал Ким. — Да тут дышать нечем — эта штука воняет, как смерть, — но его смешок говорил лишь о том, что по факту он не жаловался — очередной способ поддержания диалога. — Прости, прости, не жжёт? — Нормально, — Сонхва нежно погладил его по не занятой покраской руке, и Хонджун только и мог, что сдерживать вырывающуюся улыбку — рядом с Паком он так часто улыбался, что от непривычки болели щёки.       Ким делал всё быстро, и десяти минут не понадобилось, чтобы закончить их первый этап и водрузить на голову Пака пакет — тот теперь походил на свежеслепленный пельмень*. Они всё отшучивались друг другу, пока Хонджун незаметно смешивал краску. И хотелось, чтобы так было всегда — просто и без лишних проблем.       Когда смыли осветлитель и высушили волосы, Ким не выдержал — рассмеялся так, что звук эхом отражался от плитки. — Ты такой... жёлтый, — больше слов найти не мог. — Поприветствуйте, Ким Хонджун — гений нашего поколения, он умеет различать цвета, — в таких изречениях особо слышен был его "надменный" южный акцент, — а так... навевает воспоминания. — М? — немного придя в себя, выдал Ким. — Уже ходил таким цыплёнком? — Вроде того, — неловко запуская пальцы в волосы, ответил Пак. — Ты тогда себе, походу, все мозги высветлил. — Мне не идёт? — актёр из него был, что надо — умел из своих, казалось бы, острых пугающих черт лица состроить наивное негодование. — Тебе всё идёт.       Ким усадил его на стул и продолжил свои художественные исхищрения. Пак даже глаза закрыл, чтобы ничего не видеть в отражении зеркала, а у Кима всё по новой — сначала красил корни, потом — основную длину. В этот раз Сонхва сидел расслабленно. Хонджун услышал вдох, как если бы Пак хотел ему что-то сказать, но тот так и не сделал этого. Ким не среагировал — видимо, был не тот момент.       Внезапно Сонхва наклонил голову назад, отчего Хонджун чуть не мазанул кисточкой по его лбу. Глаза всё ещё были закрыты. — Не пугай меня так! — но Ким сильнее боялся того, что должно было последовать дальше. — Я могу открыть глаза? — в такие моменты Хонджун всегда удивлялся его тактичности. — Да, конечно.       И не опуская шеи, он устремил свой взгляд прямо в глаза Кима. — Тебе так удобно? — Хонджун хотел засмеяться, но отчего-то стало совсем нервно, и он испугался, что смешок вышел бы таким же сжатым. — Кому вообще так будет удобно? Погоди, не сбивай, — и он опустил голову обратно. — Я хотел сказать, что твоя рука... если это случайность, то ладно. Хотя, нет, не ладно, ты должен быть аккуратнее и все дела, но я том, что... что бы ни привело к этому, я не хочу, чтобы ты жалел. — Жалел? — Хонджун непонимающе вскинул бровь. — Да. Если ты сделал это кому-то, то... человеческая боль всегда имеет цену.       Хонджуна передёрнуло. — Я не моралист, просто мы всегда должны помнить о том, что есть не только наши чувства, но и чужие. И лучше сделать так, чтобы компенсировать ту боль, что ты причинил.       Ким боялся, словно все его мысли, как открытая книга, и Сонхва легко водил пальцем по тяжёлым строкам. — Но всю ли боль можно компенсировать? — Хонджун чувствовал, как потихоньку начинало щипать глаза. — Нет, но это должно быть важно. Я просто не хочу, чтобы ты потом жалел об этом... — Видел Минги? — Кима осенило. — Прости, — он закрыл глаза руками, — не хотел вмешиваться. Но я иначе не мог.       И он думал об этом всё то время?       Хонджун нежно погладил Сонхва по спине, сквозь тонкую ткань чувствуя, как горела его кожа. — Научен горьким опытом? У нас с ним просто такое впервые, — уже приобнимая со спины, сказал Ким, — до рукоприкладства уж точно не доходило, — задержавшийся до этого нервный смешок теперь вышел наружу. — Я не знаю, что делать. Не знаю, что будет после. — Хонджун, ты совсем социальный тупица? Люди обычно извиняются, — Сонхва тихо шмыгнул носом. — Ты серьёзно? — но за слоем иронии Хонджун реально крыл того ещё тупицу — мысль об извинении даже не посещала его голову. — Да, я понял... чёрт, ты тут строишь из себя голос совести что ли? — Мне нельзя быть голосом совести, уж тем более твоим, — Сонхва повернулся к нему, и Ким увидел лёгкое покраснение у глаз. — Надо краску смывать. — И правда...       Смывали долго, отчего ванна успела покрыться цветным налётом. Сонхва опять сомкнул глаза и до того момента, как волосы не были высушены, так их и не открывал. Только после он подошёл к зеркалу, осматривая новый цвет. — Почему? — Я решил, что резкая смена не нужна. Что-то более... мягкое? — он уже забыл все свои причины, по которым выбрал именно тот оттенок. — Мне нравится, честно. Одежду легко подбирать, да? — словно выманивая из неловкости, спросил Пак. — Точно-точно, в списке это было. — Боже... — и Сонхва уже с новым, пепельно-фиолетовым цветом волос крепко обнял Хонджуна, — Спасибо. — Тебе спасибо, — ответил Ким, улыбаясь Паку в плечо.       Но в тот день Хонджуну не хватило смелости вернуться домой.